Разбудите меня, когда подует северо-западный ветер

Ветра бывают разные.

Летом на острове Беринга чаще всего дуют ветра южных румбов. Так бывает во время циклонов, когда южный или юго-восточный ветер тянет вдоль острова, принося с собой серую хмарь, бус, а порой и самые настоящие дожди. Эти ветра нам не страшны – летом они редко достигают штормовой силы, сдвинуть с места растянутый на трех буях катер им не под силу, а волна разбивается о рифы южнее бухты, выступающие в море подобно гигантскому волнорезу. Южный ветер может дуть несколько суток подряд, превращая зеленый берег в унылое, бесприютное место, даже в середине июня придавая ему отчетливый привкус осени. Но в таких днях есть своя прелесть – никуда не нужно торопиться, можно не спеша разобрать фотографии и записи предыдущих дней, внести наблюдения в базу, отоспаться. В непогоду наш маленький домик становится средоточием тепла и уюта – снаружи бушует циклон, а внутри трещит печка, щедро делясь с нами жаром и сухостью. Когда ветер чуть стихает, можно побродить по берегу, разглядывая свежевыброшенные дары моря, или пойти в тундру, где в такую погоду особенно остро ощущается благословенное одиночество и особенно хорошо думается о всяких важных и не очень вещах.

Но бывает и другой южный ветер. Он приходит в солнечные дни после полудня. Наверное, его можно назвать бризом – я думаю, его порождает нагревающийся воздух над материком, а направление с юга на север придает сила Кориолиса, заставляющая отклоняться вправо любое движение в Северном полушарии. На Камчатке он бывает чаще, чем на Командорах. Этот ветер, приходящий внезапно, испортил нам немало рабочих дней, заставляя бросать косаток в самый разгар наблюдений. Но в прибрежных водах Камчатки у него есть старший брат, дующий с запада и гораздо более опасный для малых судов.

Он тоже возникает в солнечные дни и тоже часто после полудня, но иногда может дуть и по нескольку дней кряду. Главная опасность – это внезапность и непредсказуемость этого ветра. Многолетний опыт позволяет иногда предугадывать его появление, но порой он все равно застает нас врасплох. Первые признаки – это облака в виде округлых бляшек, висящие над горами, и запах нагретой солнцем тундры. Я очень люблю этот запах, но в море он может означать лишь одно – грядет ветер с берега. Самое разумное в таком случае – немедленно повернуть домой. Если поддаться искушению поработать еще немного по гладкому морю или если расстояние до дома слишком велико, возвращение может превратиться в неприятное и даже опасное для жизни приключение. За полчаса ветер с берега может достигнуть почти штормовой силы. Причиной тому горы – ровный западный ветер сначала «копится» за ними, а потом, не выдержав, резко срывается с вершин. Он оставляет всю свою влагу на той стороне и разогревается на спуске, поэтому он сухой и теплый – в других местах такие ветра называют фёнами. Но нам от этого не легче – волны хлещут в лодку, и до дома все добираются мокрыми насквозь.

Лучшие ветра – северные или северо-западные. Летом они обычно означают хорошую погоду. Случаются они и во время циклонов, но и тогда приносят немалую пользу. На Командорах северо-западный ветер дует вдоль берега, но из-за силы Кориолиса вызванное им движение водных масс отклоняется вправо, т. е. от берега, и создает силу, подсасывающую воду из глубин. Так возникает прибрежный апвеллинг – явление, которому обязаны своей продуктивностью многие районы Мирового океана. Вода из глубин приносит с собой биогенные вещества, необходимые для роста водорослей, – без подпитки они быстро истощаются в прибрежном слое. За вспышкой численности водорослей следует рост зоопланктона, который служит пищей рыбам и китам.

Свал глубин или шельфовый склон, как его еще называют, – это район, любимый многими китообразными. Но не всеми: некоторые виды – например, серые киты, белухи и обыкновенные морские свиньи – предпочитают районы обширных мелководий. А вот кашалоты и северные плавуны на мелководьях почти никогда не встречаются. Но бывают и «универсальные» виды, которых можно увидеть и в мелководном Карагинском заливе, и в открытом море, – например, те же горбачи, финвалы, косатки или белокрылые морские свиньи.

Ключевая причина таких различий – в пищевых предпочтениях разных видов. Например, серые киты питаются в основном бентосом – организмами, которые обитают в иле на морском дне, поэтому они кормятся у дна, засасывая ил в рот и процеживая его сквозь пластины китового уса, чтобы отделить бокоплавов и прочих вкусных беспозвоночных. Это довольно оригинальный способ питания – из всех усатых китов только серые кормятся таким образом, остальные виды делают это в толще воды или у поверхности. Впрочем, у них тоже есть разные способы добычи пищи. Гладкие и гренландские киты процеживают воду сквозь длинные пластины китового уса «на ходу» – кормом им служат мелкие рачки, у которых не хватает скорости увернуться от плывущего кита. А вот представители семейства полосатиков (горбачи, финвалы и прочие) освоили более крупную добычу – криль и мелкую стайную рыбу. Для этого полосатики обзавелись огромным горловым мешком, который может растягиваться и складываться; полоски на горле, из-за которых эти киты получили свое название, – это как раз складки горлового мешка. Обнаружив скопление добычи, кит разгоняется, атакует резким рывком и в последний момент открывает рот, захватывая в свой мешок тонны воды вместе с мечущимися в ней рачками или рыбками. Затем рот закрывается так, что остается только узкая щель, прикрытая пластинами китового уса; вода выдавливается через эти пластины, а все съедобное остается внутри.

Большинство видов усатых китов каждый год мигрирует из низких широт в высокие и обратно. Весной они стремятся на север (или в Южном полушарии – на юг), в районы нагула, где все лето интенсивно питаются. Летом в холодных водах высоких широт для китов гораздо больше корма, чем в тропиках. Тому есть несколько причин.

Основа пищевой пирамиды океана – мельчайшие одноклеточные водоросли, или фитопланктон. Там, где есть для этого условия, они размножаются очень быстро, обеспечивая бесперебойный источник корма для следующих уровней – зоопланктона, рыбы и прочих морских обитателей, включая китов. Главные условия роста водорослей – это свет и биогенные вещества, т. е. «удобрения». В тропиках света достаточно круглый год, но вот вещества в верхнем освещенном слое воды быстро истощаются, а из нижних слоев они подняться не могут, так как легкий слой нагретой воды лежит на поверхности подобно одеялу. Лишь там, где есть мощные течения или прибрежные ветра, обеспечивающие апвеллинг, в тропиках образуются морские районы с высокой продуктивностью.

В умеренных и приполярных водах ситуация другая. Каждую зиму верхний слой воды охлаждается и опускается, перемешиваясь с нижними слоями, богатыми биогенными веществами. Правда, зимой водоросли не могут этим воспользоваться – из-за постоянного перемешивания воды они слишком много времени проводят в затененных глубоких слоях, да и температура не способствует быстрому росту. Зато весной, когда верхний слой прогревается, водоросли в нем начинают бурно размножаться, тем более что световой день весной и в начале лета в высоких широтах очень длинный.

Сами киты тоже отчасти способствуют развитию водорослей. В океане основной поток вещества направлен под воздействием силы тяжести вниз – и постепенно все, что не обладает активной или пассивной плавучестью, опускается. Именно из-за этого необходимые для роста водорослей вещества постепенно истощаются в верхнем слое: мертвые организмы тонут, вместо того чтобы включиться в круговорот. Киты же обычно кормятся на глубине, а испражняются у поверхности, вынося таким образом ценнейшие вещества наверх, – это явление даже получило название «китовый насос». Сложно сказать, насколько большую роль китовый насос играет в общем круговороте веществ в экосистеме, но не исключено, что до китобойного промысла, когда китов было значительно больше, в отдельных районах он мог вносить довольно большой вклад в удобрение морских огородов.

Осенью отъевшиеся за лето киты уходят обратно на юг – ведь в районах нагула зимой кормиться нечем, а в теплых водах хотя бы не нужно тратить много энергии на обогрев, хотя еды там тоже немного. Всю зиму киты живут за счет накопленных летом жировых запасов. Более того, самки многих видов китов зимой рожают детенышей и несколько месяцев кормят их молоком – и все это тоже только за счет жировых запасов.

Схемы миграций усатых китов бывают довольно причудливы. Вот, например, горбачи – у них есть несколько основных мест размножения в Тихом океане: Азия (Филиппины, Огасавара и Окинава), Гавайи, Мексика и Центральная Америка. Казалось бы, логично из России ходить зимовать в Азию, а из Мексики – в Британскую Колумбию и на Аляску. Большинство так и делает, но некоторые особо оригинальные киты не ленятся совершать ежегодные миграции из Мексики к нам на Командорские острова.

У серых китов все еще интереснее. Как-то раз наши коллеги, изучающие этих китов на Сахалине, спросили у местных рыбаков:

– А вы знаете, где «нерестятся» киты?

Вопрос поставил рыбаков в тупик. Действительно, они знали, что лосось нерестится в реках, мойва – в песке вдоль линии прибоя, треска – на глубине, но вот о нересте китов как-то раньше не задумывались. Они с жаром стали обсуждать эту тему, предлагая разные более или менее оригинальные гипотезы.

На самом деле, где «нерестятся» сахалинские серые киты, толком не знают даже ученые. Раньше считалось, что есть две разные популяции серых китов – восточная, которая зимует и размножается в лагунах Калифорнийского полуострова, а нагуливаться ходит в Берингово и Чукотское моря, и западная, которая нагуливается на Сахалине, а размножается где-то в Азии. Но потом на сахалинскую китиху поставили спутниковую метку и проследили ее путешествие через весь Тихий океан до Калифорнийского полуострова и обратно. Теперь ученые спорят – кто-то считает, что все тихоокеанские киты относятся к одной популяции, размножающейся у Калифорнийского полуострова, а другие утверждают, что часть сахалинских китов все-таки ходит в Азию. Результаты генетического анализа указывают на то, что отдельная группировка, видимо, существует, но где она размножается – пока неизвестно.

Среди зубатых китов наиболее оригинальная схема миграций у самого крупного их представителя – кашалота. Самки кашалотов вообще обычно не покидают теплые воды, всю жизнь проводя в тропиках и субтропиках. Они живут тесными группами, основанными на родстве по материнской линии, почти как косатки, за одним исключением – самцы у них не остаются в семье, а с возрастом покидают ее, сначала образуя группировки из молодых животных, а потом и вовсе становясь одиночками. Отважных самцов не пугают холодные воды, и они уходят кормиться в высокие широты, вплоть до полярных морей. У нас на Дальнем Востоке встречаются почти исключительно самцы. На зиму они откочевывают южнее, встречаясь с группами самок и продолжая свой род, а потом опять возвращаются на север.

Что делают зимой наши косатки, мы точно не знаем, поскольку работать в этот сезон на Камчатке с маленькой лодки невозможно (и к тому же незаконно – навигация для маломерных плавсредств закрыта). Какие-то косатки регулярно встречаются возле рыболовных судов, но из каких районов они приходят – неизвестно. Зато мы знаем, что на коже плотоядных косаток часто присутствуют округлые шрамы – следы от укусов небольшой акулы, обитающей в теплых водах южнее 40-й широты. Значит, плотоядные косатки регулярно мигрируют далеко на юг. А вот на коже рыбоядных косаток в нашем регионе такие шрамы почти не встречаются – видимо, они так далеко обычно не заходят.

У северных плавунов таких круглых шрамов очень много, не встречаются они только у совсем маленьких детенышей. Есть у них и другие следы далеких миграций – у нескольких командорских плавунов имеются хорошо заметные шрамы от китобойных гарпунов. Этих животных довольно активно добывают в прибрежных водах Японии – они считаются «малыми» китообразными (хотя и существенно крупнее малых полосатиков, относящихся к «большим») и поэтому не подпадают под юрисдикцию Международной китобойной комиссии, так что любая страна может добывать их в свое удовольствие без оглядки на международное сообщество.

Но самые распространенные шрамы на разных видах китов – это следы от рыболовных сетей. В наше время не китобойный промысел, а именно запутывание в сетях – наиболее серьезная угроза китообразным со стороны человека. Страшно подумать, сколько сетей расставлено по морю и сколько их плавает бесхозных, сорванных штормом и несомых течениями, изготовленных из прочного пластика, не разлагающегося веками. Дельфины и морские свиньи, запутываясь в них, обычно гибнут сразу, а крупные киты иногда могут вырваться, но нередко сети зацепляются за плавники или хвост и волочатся за китом, замедляя его и оставляя на теле глубокие шрамы. Однако поскольку захватывающее кино в стиле «Китовых войн» про это не снять, общественность об этом почти ничего не знает. Упоминание о китобойном промысле или добыче гринд на Фарерах неизменно вызывает у зоозащитников бурную реакцию – китобоев поливают самыми грязными словами, называют нелюдями и желают им самим оказаться в роли загарпуненного кита. Но я ни разу не слышала подобных высказываний в адрес рыбопромышленников, на счету которых намного больше китовых жизней.

На Командорах мы неоднократно наблюдали китов, запутавшихся в обрывках сетей или веревках. Как-то раз мы встретили горбача, который вообще не поднимал хвост над водой и даже почти не горбился, прежде чем занырнуть, да и шел он как-то медленно, как будто бы с трудом. Подойдя поближе, мы увидели, что, когда кит выныривает, в десятке метров позади него на поверхности появляется ряд продолговатых желтых поплавков-бальбер, какие обычно обрамляют рыбацкую сеть. Саму сеть в волнах было не видно, но, судя по тому, как тяжело двигался кит и как далеко от него появлялись поплавки, обрывок сети у него на хвосте висел очень большой. Мы ничем не могли помочь бедняге – у нас не было никакого снаряжения, чтобы нырнуть под воду, да и распутывать кита без специальных навыков – занятие для самоубийц, поэтому мы просто оставили его в покое, чтобы хотя бы наш катер не был для него дополнительным источником стресса.

Летом 2018 года мы встретили одну из хорошо знакомых нам китих по имени Флажок с детенышем, у которого через весь корпус перед плавником шла врезавшаяся в кожу веревка. К счастью, позже горбачонок умудрился как-то избавиться от нее – когда мы снова увидели эту пару несколько недель спустя, о веревке напоминала только оставшаяся на коже глубокая вмятина посреди спины. Детеныш выздоровел и выжил – несколько лет спустя наши американские коллеги сфотографировали этого уже выросшего китенка на Гавайях. А вот детенышу косатки, которого мы встретили как-то с упаковочной лентой на шее, скорее всего, повезло меньше. Косатенок был совсем маленьким, но плотное кольцо упаковочной ленты уже ощутимо врезалось ему в тело. Мы больше не видели эту группу косаток, так что дальнейшая судьба детеныша нам неизвестна, но едва ли у него был шанс освободиться от смертельного ошейника.

Ежегодно тысячи морских млекопитающих – не только китов и дельфинов, но и тюленей, котиков, сивучей – гибнут из-за запутывания в снастях и пластиковом мусоре. В некоторых развитых странах есть специальные команды по распутыванию морских млекопитающих. Они проходят тренинги, используют все меры предосторожности, но все равно иногда их работа заканчивается трагедиями. В июле 2017 года Джо Хоулетт, член канадской команды, погиб от удара хвоста гладкого кита, с которого он только что срезал веревки. Он занимался распутыванием около 15 лет и спас десятки китов, но даже для людей с таким опытом это занятие может кончиться плохо.

В России единственная команда, прошедшая специальный тренинг по распутыванию китов, была недавно сформирована на базе сахалинской инициативной группы «Друзья океана». В том районе очень распространен промысел лосося ставными неводами. Ставной невод – это такая большая ловушка из сетей, в которую лосось может зайти, но из которой не может выйти из-за особого устройства входных отверстий. Она устанавливается на мелководье на некотором расстоянии от берега, а между ней и берегом натягивается дополнительная сеть – «крыло», заставляющая идущего вдоль берега лосося повернуть в сторону невода. Конечно же, китообразные, которые ходят по мелководьям, – серые киты, плотоядные косатки и гренландские киты из вымирающей охотоморской популяции – натыкаются на эти сетные стены и, пытаясь их обогнуть, запутываются либо в них, либо в самом неводе. Позже, когда промысловый сезон подходит к концу, рыбаки часто ленятся снимать изодранные за лето и уже ненужные им сети и оставляют их в море. Их срывает штормами и в лучшем случае выбрасывает на берег, а в худшем – уносит в море, навстречу ничего не подозревающим китам.

Но еще более опасны дрифтерные сети. Это многокилометровые стены из тонкой, почти невидимой в воде сетки, которые ставят в море в местах миграции лососей и оставляют плавать на буйках на несколько часов, пока в них не запутается достаточно рыбы. При выпутывании улова сетки часто рвутся, но это никого не беспокоит – стоимость их невысока, всегда можно выкинуть рваную секцию и взять новую. Выброшенные фрагменты нередко оказываются в море. Но даже если такие сети просто стоят на буях, как положено, в них все равно запутывается и гибнет множество морских млекопитающих и птиц. В российских водах дрифтерные сети были запрещены в 2016 году, но они по-прежнему используются на путях миграций лососей в районах, прилегающих к Курильским островам.

Еще одна неочевидная, но очень серьезная опасность для китов проистекает от судоходства. Это может показаться странным – ведь океан так велик, и в нем, казалось бы, совсем несложно избежать встречи с движущимся судном, тем более что звук двигателя под водой слышен издалека. Тем не менее крупные киты регулярно становятся жертвами столкновений с судами. На Командорах мы не раз встречали кита, спина и бок которого были исполосованы множеством параллельных шрамов – следов от соприкосновения с работающим винтом судового двигателя. На Чукотке мы наблюдали серого кита с точно так же располосованной лопастью хвоста. Но этим китам еще повезло – по крайней мере, они остались в живых. Сколько китообразных гибнет в результате таких столкновений, оценить сложно, так как большинство подобных трагедий проходят незамеченными даже для команды судна-убийцы. Лишь малая часть погибших китов обнаруживается либо плавающими на поверхности моря, либо выброшенными на берег; бывали также случаи, когда крупные быстроходные сухогрузы приходили в порт с трупом кита, висящим на «бульбе» – находящемся чуть ниже ватерлинии выступе носа судна, как будто специально предназначенном для того, чтобы таранить китов.

Почему киты не уворачиваются от судна, хотя слышат звук, издаваемый его двигателем и винтом? Возможно, тут дело в том, что им сложно определить точное направление и расстояние до источника этого звука или они просто не понимают степень его опасности. Во многих районах с развитым судоходством киты привыкли к шуму и почти не реагируют на него. Правда, это не делает воздействие шума менее пагубным – кроме опасности столкновения, судоходство несет и другие угрозы китам, связанные именно с шумовым загрязнением среды.

Во-первых, шум сам по себе является вредным фактором. На примере жителей больших городов было показано, что люди, проживающие в непосредственной близости от крупных шумных автострад, чаще имеют различные проблемы со здоровьем, чем живущие в тихих районах. По-видимому, непрерывное воздействие шума создает неосознанный хронический стресс, который ведет к снижению иммунитета, что служит пусковым механизмом для целого ряда проблем.

Во-вторых, шум маскирует подводные звуки. Звук очень важен для ориентации и общения китообразных, так как видимость под водой низкая, и в таких условиях именно звук становится основным источником информации о происходящем вокруг. Зашумленность снижает расстояние, на котором кит может услышать крики другого кита или звуки, издаваемые косяком рыбы. Животным становится сложнее найти корм и друг друга в бескрайнем океане. Может показаться, что это не так уж страшно, – ну подумаешь, услышать нужные звуки не за пятнадцать, а за десять километров, – но в масштабе всей жизни кита в совокупности с другими исходящими от человека проблемами это может оказывать существенное влияние на скорость воспроизводства китовых популяций.

В-третьих, громкий шум может вызывать изменения в поведении китов – например, они могут перестать кормиться и уплыть на поиски менее шумного места. Такое воздействие на первый взгляд тоже не кажется критичным, но, когда это происходит постоянно, китиха может не набрать достаточно жира для того, чтобы родить и выкормить детеныша.

Все эти негативные воздействия человека на китов становятся особенно существенными в последние годы, когда постепенное изменение климата приводит к резким сдвигам в балансе морских экосистем. С повышением температуры воды обитатели умеренных вод заходят все дальше на север, внося хаос в устоявшееся равновесие арктических биоценозов. Покоряющая Арктику тихоокеанская треска выедает мелкую рыбу, в частности песчанку, обрекая на голодную смерть морских птиц и других местных хищников, жизнь которых тысячелетиями основывалась на этом ресурсе. Косатки все чаще застают гренландских китов вдали от спасительных льдов, а моржи, оставшись без удобных для отдыха ледовых полей, истощают запасы корма в окрестностях береговых лежбищ и начинают голодать и гибнуть. Это лишь самые очевидные, бросающиеся в глаза примеры – большинство трагедий, разворачивающихся в глубине арктических вод, остаются скрытыми от нас.