Единственный в мире белый самец косатки

Из всех наших находок и открытий только одно оказалось достаточно интересным для широкой публики, чтобы попасть в новости на Первом канале. Причем с нашей точки зрения это было даже не открытие, а так – любопытное наблюдение, забавный казус природы. Но журналистам, представляющим и формирующим вкусы и интересы публики, встреча с белым самцом косатки показалась значительно более важной, чем все прочие наши исследования – все эти диалекты, социальные структуры и поведенческие экологии, вместе взятые.

На самом деле первой нашей белой косаткой был не самец, а маленький детеныш, которого мы увидели в 2008 году. В последующие годы Лимон, как мы его назвали, попадался нам еще несколько раз – похоже, необычная окраска ему не особенно вредила, так как он быстро рос и выглядел вполне жизнерадостным. В 2009 году в другой семье мы повстречали взрослую самку белой окраски. В отличие от Лимона, ее удалось более-менее красиво отснять, и она даже попала на какие-то календари. Ее мы назвали Мама Таня в честь Тани Ивкович за похожую «расцветку». А в 2010 году нам встретился взрослый белый самец, которого впоследствии Эрих нарек Айсбергом, – он-то и стал сенсацией.

Это был один из тех дней, когда кажется, что все косатки северной части Тихого океана собрались, чтобы поглумиться над нами. Прямо перед нашей бухтой на несколько километров растянулось скопление из нескольких десятков косаток, все они плавали туда-сюда без определенной цели, общались и отдыхали, а мы в панике пытались отснять хоть кого-то. Получалось не очень – день был солнечный и ветреный, косатки то скрывались в волнах, то поворачивались против солнца, то просто уходили подальше, так, что все море вокруг было покрыто черными плавниками, находящимися вне досягаемости нашего фотоаппарата. Запись звуков тоже не радовала – криков было много, но все далекие, невнятные и непонятно от кого. И в этот драматический момент прямо перед нашим катером из воды показалось белое лезвие спинного плавника Айсберга, окруженного десятком черных собратьев. Освещенный солнцем на фоне синего моря, он был очень красив, и мы на время бросили все, чтобы снять его на фото и видео. Айсберг не слишком стремился позировать, но мы упорно преследовали его и смогли сделать кое-какие фотографии.

Три дня спустя огромная агрегация косаток снова пришла к нашей бухте. Похоже, они собрались еще с ночи – первый наблюдатель, поднявшись в шесть утра на точку, сразу заметил черные треугольнички и немедленно устроил всем экстренную побудку. Косаток было очень много, больше сотни – по всему горизонту то тут, то там выныривали группы, идущие в разных направлениях. Это была одна из так называемых суперагрегаций, когда косатки из многих семей собираются вместе, общаются, спариваются и решают какие-то свои серьезные косаточьи вопросы. Довольно скоро мы заметили в одной из групп Айсберга. На этот раз мы не смогли уделить ему много времени, так как старались снять побольше косаток, пока они не разошлись или не испортилась погода. Опасения насчет погоды вскоре начали оправдываться – стало задувать с юга, а косатки, как водится, шли против волны, что весьма затрудняло нашу работу. Дойдя с ними до уровня бухты Дикой, мы решили оставить их, так как бо́льшая часть групп, находившихся в поле зрения, уже была отснята, и идти за ними дальше против волны казалось нецелесообразным. Мы поехали назад и тут же наткнулись на пару новых групп. Отсняли их, осмотрелись, никого больше не увидели и снова повернули в сторону дома. Не тут-то было – через несколько минут перед катером снова вынырнула группа, и в ней мы увидели белую самку – нашу старую знакомую с 2009 года по прозвищу Мама Таня. Получается, в этой суперагрегации встретились два из трех наших командорских «альбиносов»! Правда, они шли в разных группах, но с утра, в разгар веселья, вполне могли столкнуться лицом к лицу. Нам, конечно, сложно представить, как относятся косатки к своим белым собратьям. Может быть, это и не играет для них такой роли, как для людей, – ведь для них главное не зрение, а слух, и цвет кожи сородича может не иметь большого значения.

Белый самец со своим высоким прямым плавником, конечно, смотрится на фоне черных сородичей более впечатляюще, чем самка или детеныш, – но не более того, поэтому нас несколько удивило, когда Эрих, узнав об этой новости и посмотрев фото, попросил их пока не распространять, как будто это было что-то чрезвычайно важное. Через некоторое время с помощью своего друга он организовал пресс-релиз, который пошел гулять по мировым новостям, удивительно преобразившись в процессе. Так родился мем «единственный в мире белый самец косатки», вынесенный в заголовок некоторыми журналистами.

Конечно, Айсберг не был единственным в мире – белых самцов косатки не раз наблюдали и до него, и подобный заголовок вызвал законное негодование у некоторых наших коллег. Ингрид Виссер из Новой Зеландии даже дала местному телеканалу целое интервью, в котором подробно объяснила, что, во-первых, Айсберг вовсе не белый, а просто «блондин», а во-вторых, вовсе не первый, так как сама она больше 10 лет назад наблюдала самца светлой окраски, будучи гидом на круизном судне, которое проходило через российские воды.

В действительности еще в 1952 году Зенкович писал о встрече с белым самцом в Анадырском заливе в середине 1930-х годов. В августе 1993 года белого самца наблюдали у острова Святого Лаврентия в Беринговом море, а в августе 2000-го – на центральных Алеутских островах, возле острова Адак. Интересно, что тот же самый алеутский самец был повторно встречен почти в том же месте восемь лет спустя, в 2008 году, другой группой исследователей. Поначалу мы думали, что, может быть, это и был наш Айсберг, так как по косаточьим меркам Адак находится не так уж далеко от острова Беринга, но, посмотрев на фотографии хорошего разрешения, мы убедились, что это два разных животных. В то же время мы неоднократно слышали от инспекторов, работавших на ярусоловах в Охотском море, что среди косаток, ворующих рыбу с ярусов, встречается белый самец, а порой и целая семья белых косаток.

Гораздо более интересен вопрос, является ли Айсберг и прочие наши белые косатки настоящими альбиносами или, как утверждала Ингрид, они «блондины», т. е. имеют просто осветленный окрас, подобно людям со светлыми волосами. Действительно, все белые косатки, которых удавалось хорошо сфотографировать вблизи, оказывались не чисто-белыми. Как правило, они имели легкий кремовый оттенок на тех частях тела, которые у нормальных косаток черные, а белые отметины так и оставались чисто-белыми и были хорошо заметны на этом желтоватом фоне.

Ключевое отличие альбинизма от других форм светлой окраски в том, что он происходит от дефектов в биохимической цепочке, задействованной в формировании меланина – пигмента, придающего цвет волосам, коже и глазам. Также светлая окраска может быть следствием лейкизма (или лейцизма), при котором пигмент вырабатывается нормально, а изменения возникают в пигментных клетках. Лейкисты могут быть частично белыми, частично окрашенными, хотя встречаются и полностью белые животные – но даже в этом случае, как правило, они имеют нормально окрашенные глаза. У альбиносов же, поскольку поломка происходит на базовом уровне, пигмент отсутствует по всему телу, в том числе в глазах – в этом случае они обычно выглядят красными (из-за просвечивающих кровеносных сосудов) или голубыми, если пигмент «сломался» не до конца.

На самом деле есть много разных видов альбинизма, так как цепочка производства меланина длинная и сложная, и ломаться она может в разных местах. Если дефект влияет только на пигмент, то альбиносы могут быть почти здоровыми, если не считать уязвимости к прямым солнечным лучам. Но бывает и так, что проблема возникает в той части цепочки, которая оказывает влияние не только на выработку меланина, но и на какие-то другие жизненно важные процессы. Так было с Чимо – единственной косаткой-альбиносом, содержавшейся в неволе. Чимо относилась к популяции плотоядных косаток Западного побережья США и Канады и была поймана еще детенышем вместе с несколькими другими нормально окрашенными членами своей семьи. В 1970 году их подкараулили и заперли сетями в бухте Педдер, где они и оставались на протяжении долгого времени, отказываясь от пищи (тогда еще не знали про различия между плотоядными и рыбоядными косатками и пытались кормить их лососем). Впрочем, Чимо и еще одну молодую косатку быстро переправили в дельфинарий, где посадили в бассейн к жившему там рыбоядному самцу, – и тот быстренько объяснил дикарям, как нужно есть лосося. Чимо прожила в неволе несколько лет, но в итоге все-таки погибла – и тогда выяснилось, что она страдала синдромом Чедиака – Хигаси, формой альбинизма, связанной с мутацией белка в лизосомах, что ведет к ухудшению фагоцитоза. Животные с таким синдромом подвержены повышенному риску гнойных инфекций, нейропатии и альбинизму.

Как и Айсберг, Чимо не была чисто-белой – судя по фото, черные в норме части тела были у нее светло-серого цвета. Кремовая окраска наших белых косаток похожа на другую разновидность альбинизма, которая у людей называется альбинизмом 2-го типа и выражается в желтой окраске волос, слабопигментированной коже и ослабленной окраске радужки. Мыши с той же самой мутацией имеют красные глаза и светло-серый или кремовый мех.

Альбинизм, как правило, рецессивен, т. е. если в двойном наборе хромосом (который в норме присутствует во всех клетках млекопитающих, кроме половых и некоторых специализированных клеток) одна хромосома несет дефективный аллель альбинизма, а другая – нормальный, то животное будет нормального окраса. Для того чтобы получилось животное-альбинос, на обеих хромосомах должны присутствовать аллели альбинизма. Поэтому альбинизм так редко проявляется – ведь вероятность, что в одном животном сойдутся два редких аллеля, невысока. По той же причине, хотя альбиносы обычно меньше живут и хуже размножаются, естественному отбору не всегда удается полностью «вычистить» дефектный аллель из популяции – он может существовать в скрытом виде у животных нормальной окраски, благополучно передаваясь от родителей к детям без всякого видимого проявления. Так что в большинстве естественных популяций диких животных время от времени рождаются альбиносы, хотя у некоторых видов, для которых критична маскировочная окраска, они не успевают дожить даже до половозрелости.

Для косаток альбинизм не так страшен – на них никто не охотится, и они очень мало времени проводят на солнце; возможно, поэтому среди них он встречается относительно часто. Другая возможная причина – близкородственное скрещивание. Так как у родственников вероятность наличия одного и того же редкого аллеля выше, то возрастает и вероятность того, что эти аллели сойдутся в одном животном, породив альбиноса. Популяции косаток по меркам млекопитающих довольно малочисленны – как правило, они насчитывают несколько сотен, изредка несколько тысяч особей, поэтому скрещивание родственников вполне возможно. Правда, у косаток есть приспособления для того, чтобы его избегать; одно из них – это система диалектов. Так как диалекты передаются по материнской линии и постепенно меняются со временем, они похожи у животных, недавно произошедших от одной самки, а у далеких родственников по материнской линии различаются сильнее. К сожалению, для выявления родственников по отцу такая система не работает, так что вероятность скрещивания, например, полубрата и полусестры, имеющих разных матерей, но общего отца, остается относительно высокой.

Вообще, в альбинизме как таковом нет ничего особенного, единственная причина его привлекательности для широкой публики – необычная внешность, которую он придает животным. Людям, далеким от науки, почему-то сложно понять, что любая самая обычная черно-белая косатка обладает набором поистине феноменальных качеств. Окружающий мир кажется таким людям скучным и банальным, и, чтобы хоть как-то привлечь их внимание и разбудить любопытство, нужно что-то яркое, вроде косатки-альбиноса, подобно тому как крикливая попса выигрывает в популярности у классики или джаза.

Единственное, что привлекает публику сильнее, чем яркие, выдающиеся животные и явления, – это то, что трогает ее эмоционально. Но научные открытия, как правило, не способны сделать это напрямую – для этого им требуется посредничество журналистов. Пример тому – история 52-герцевого кита. В 1990-х годах, когда закончилась холодная война, США на некоторое время предоставили ученым-китоведам доступ к системе стационарных гидрофонов, смонтированных на дне Тихого океана для слежения за советскими подводными лодками. Помимо прочих важных и интересных данных, ученые обнаружили на записях странные крики, которые были не похожи на крики других китов. Они напоминали звуки синего кита, но были значительно выше – в районе 52 герц, в то время как синие киты кричат в диапазоне 10–40 герц. Звуки появлялись на записях из года в год в один и тот же сезон и перемещались по сходной траектории – как все нормальные сородичи, 52-герцевый кит совершал ежегодные миграции. Он путешествовал вдали от берегов, и найти его в море было почти нереально, так что загадка его странного голоса так и осталась загадкой. Кто-то считал, что это гибрид синего кита и финвала, другие полагали, что это какая-то мутация или дефект развития голосового аппарата. Эта история так и осталась бы забавным курьезом, известным лишь десятку специалистов, если бы не журналисты. Они подхватили ее и трансформировали, превратив главного героя в «самого одинокого в мире кита». По версии журналистов, 52-герцевый бедняга плавал по морям один-одинешенек и жестоко страдал от одиночества, так как другие киты не способны были его услышать.

Люди любят трогательные истории. А поскольку они крайне эгоцентричны, то трогают их лишь те истории, в которых они могут увидеть самих себя. Просто кит, который кричит на чуть более высокой частоте, чем собратья, никому не интересен. Другое дело – «самый одинокий в мире кит». Концепция одиночества людям – одним из самых социальных животных – близка и понятна, и никому нет дела до того, что диапазон слуха усатых китов достаточно широк, чтобы услышать и 52-герцевого, и 152-герцевого кита, а такая проблема, как одиночество, для этого животного может быть вообще неактуальна. История должна быть трогательной, и к черту подробности!

Несколько лет назад эта история имела забавное продолжение. Исследователи из Института Скриппса, просматривая свои записи, неожиданно наткнулись на звуки, очень схожие с теми самыми 52-герцевыми криками из 1990-х. Когда они проанализировали звуки с разных гидрофонов и определили направление на источник, выяснилось, что их стало двое, – печальный одинокий странник больше не был одинок. Так был разрушен романтический образ «самого одинокого кита в мире». Впрочем, это не остановило любителей дешевых сенсаций – немедленно группа киношников начала краудфандинговую кампанию по сбору средств на то, чтобы найти в море 52-герцевого кита и снять о нем фильм. Нереализуемость этой затеи была очевидна только специалистам, поэтому средства в объеме более 400 000 долларов собрали довольно быстро. Кита, правда, найти так и не удалось, но это не смутило хитрых киношников – они сняли фильм о своих безуспешных поисках и представили его восхищенной аудитории. На эти деньги можно было бы организовать несколько действительно полезных и интересных исследований.

Нам часто задают вопрос: зачем вообще изучать косаток? Какая от них польза – ведь их не едят и особой роли в жизни человека они не играют? На этот вопрос можно отвечать по-разному. Можно вспомнить о том, что косатки питаются рыбой, которую также ловят люди, поэтому нам важно изучать их, чтобы оценить, какой ущерб они наносят рыбным косякам. Можно порассуждать о независимой эволюции интеллекта в двух совершенно разных ветвях эволюции – приматов и китообразных. Но на самом деле правильный ответ на этот вопрос очень прост. Наши работы по изучению косаток и других китов – это так называемая фундаментальная наука. В отличие от прикладной науки, которая направлена на решение каких-то конкретных, сиюминутных полезных для человечества задач (например, добыча нефти или создание ядерной бомбы), фундаментальная наука, по сути, занимается одним-единственным вопросом – как устроен мир. Она изучает любые его аспекты независимо от текущих проблем и ограничена лишь воображением ученого и наличием финансирования. Фундаментальная наука часто кажется бесполезной и порой действительно бывает таковой. Но именно она приносит человечеству открытия, на которых строится научный прогресс. Когда Максвелл занимался изучением электричества или супруги Кюри исследовали радиоактивность, никому и в голову не приходило, что от этого может быть какая-то практическая польза, – они делали это из чистого естествоиспытательского любопытства. Если бы не любопытство ученых, не было бы ни автомобилей, ни микроволновок, ни телефонов, ни компьютеров.

И совершенно неясно, какие из кажущихся сегодня бесполезными исследований станут завтра основой прогресса. Очевидно одно – страны, в которых фундаментальная наука процветает, в перспективе оказываются лидерами и в технологии, а те, которые финансируют только прикладные исследования, загоняют себя в тупик, и в будущем им приходится покупать или воровать технологии за рубежом.

Что касается конкретно исследований косаток и вообще китообразных, у них много разных связей с другими областями – от экологии до подводной акустики. Но прежде всего киты – важный компонент экосистем, вершина трофической пирамиды. По состоянию их популяций можно судить о том, что происходит с экосистемой в целом. Они для этого очень хорошо подходят, так как, в отличие от рыб, постоянно всплывают на поверхность, и их численность и распределение можно довольно точно оценить. Для устойчивого использования морских ресурсов люди должны понимать, как работает вся экосистема в целом, и киты – очень важная ее часть.

А белых косаток мы после того случая видели еще не раз. В 2014 году нам встретился белый подросток на Северных Курилах. Забавно, что ровно через день после этого двух белых косаток – самку с детенышем – наблюдало круизное судно в Охотском море на восток от Сахалина; фотографии этой встречи впоследствии прислал нам гид с того судна Брэд Сивиор. Конечно, это не могли быть одни и те же животные – встречи произошли на расстоянии в несколько сотен километров, и даже быстроногие (точнее, быстрохвостые) косатки не способны преодолеть его за столь короткий срок.

Айсберга мы снова встретили в 2015 году, и снова в огромной толпе косаток. Погода была получше, чем в первый раз, так что мы смогли к нему подойти и как следует отснять и на фото, и на видео. С ним было несколько сородичей, которых мы встречали и тогда, в 2010-м, – видимо, члены его семьи, но точный состав установить снова не удалось, так как все шли очень разрозненно и постоянно сходились и расходились с другими семьями. Белая командорская самка Мама Таня продержалась дольше – после нескольких встреч в 2010 году она успешно избегала нас вплоть до 2018 года, когда ей снова не повезло попасть в наши объективы. А летом 2019 года белые косатки засветились в японских новостях – на севере Хоккайдо туристы сняли на видео группу, где были два белых животных. Но Айсберг благодаря поднятой в прессе шумихе до сих пор остается самой известной (кроме разве что Чимо) белой косаткой.