Глава двенадцатая. Вокруг Земли
Вена, 1938–1945. Веной правит Гитлер. Убийца Шлика на свободе. Расовые чистки в университете. Гёдель находит жену, теряет визу, добивается огромного прогресса в решении проблемы Гильберта номер один. Злополучный логик сочтен годным для вермахта, переезжает в США через Сибирь. Больше никогда не путешествует, зато считает возможным путешествие во времени. Отто и Мари в Голландии участвуют в угоне спасательной шлюпки, плывут через минное поле, их спасает эсминец. Интернированный в Англию Отто живет за счет долговечных теннисных кортов. С острова Мэн в Колледж Всех Душ. В Оксфорде “человека с охапкой счастья” настигает внезапная смерть.
Шабаш
В марте 1938 года австрийский канцлер Курт Шушниг решил провести референдум. Хотят ли австрийцы жить в свободной и независимой Австрии? Да или нет? Гитлер не был готов дожидаться ответа. Он приказал своим войскам войти в Австрию. Вторжение прошло идеально. Сопротивление было бесполезным. Более того, неистовые толпы шумно приветствовали надвигающиеся колонны вермахта. А кто не приветствовал, того не показывали в новостных киножурналах.
Немецкий драматург Карл Цукмайер (1896–1977) назвал аншлюс “настоящим ведьминским шабашем толпы”. Цукмайер, как и многие другие, в 1933 году бежал из нацистской Германии в Австрию. Теперь он был вынужден снова паковать чемоданы: “Той ночью разверзся ад. Раскрылись врата подземного царства и изрыгнули самых подлых, самых гнусных, самых ужасных своих демонов. Город превратился в кошмар кисти Иеронима Босха, черти и привидения лезли из сточных канав и болот. Кругом раздавался неумолчный глумливый визг и страшные, пронзительные, истерические крики, вырывавшиеся у мужчин и женщин, которые кричали весь день и всю ночь. У людей исчезли лица, их заменили искаженные маски – или ужаса, или глумления, или дикого, полного ненависти триумфа”.
Карл Шлезингер в день, когда Гитлер вошел в Вену, покончил с собой. Это был тот самый венский банкир, который познакомил Математический кружок с идеями экономиста Леона Валраса и тем самым вдохновил Абрахама Вальда на создание теории равновесия. Самоубийство Шлезингера было лишь одним из многих. Газетам запретили рассказывать о подобных событиях, чтобы не сеять упаднические настроения.
Карл Менгер из Университета Нотр-Дам в штате Индиана телеграфировал в Венский университет: “Поступил на работу за границей, от профессуры в Вене отказываюсь. Заявление отправлено письмом. Настоящим письменно извещаю, что занял должность за границей и уволился с места профессора в Вене. Карл Менгер”.
Сразу после аншлюса, или аннексии, полным ходом пошла безжалостная “чистка” – Säuberung – всех государственных служб. В Венском университете на факультете философии было зарегистрировано “отбытие” – Abgäng – 14 из 45 полных профессоров, 11 из 22 приват-доцентов, 13 из 32 почетных профессоров и 56 из 159 лекторов. На медицинском факультете потери оказались даже больше. Университет еще не знал такой стремительной утечки мозгов. Австрия – точнее, территория под названием Остмарк, “восточная граница”, – ампутировала себе голову.
Все эти “уходы в отставку” делались на юридическом основании Закона о восстановлении профессиональной государственной службы. Теперь все государственные служащие были обязаны приносить присягу верности фюреру Адольфу Гитлеру. Это священнодействие и следовавшие за ним всевозможные привилегии были доступны, естественно, только арийцам. Все остальные должны были позаботиться о себе сами.
Новый ректор Курт Кнолль в своем приветственном обращении раскритиковал надменность, с какой многие профессора раньше относились к национал-социализму. И зловеще добавил: “Теперь все изменилось. Вещественный урок, который эти профессора получили во время пребывания фюрера в Вене, наверняка принесет свои плоды”. Одним из профессоров, на себе ощутивших эти плоды, был Отто Пётцль, глава психиатрической клиники при университете. Он не был евреем, зато давно входил в Психоаналитическое общество Зигмунда Фрейда. Это, очевидно, делало его Judenfreund – другом евреев. Что касается самого Фрейда, которому было уже за восемьдесят, то он, разумеется, тоже был вынужден собраться и уехать. Он перебрался в Лондон. А Отто Пётцль всего лишь потерял работу – по личному указанию главы Союза национал-социалистических преподавателей.
Однако Пётцль не хотел бросать клинику и дело всей своей жизни и отдавать их на милость какому-то невежественному нацистскому прихлебателю, а потому подал заявление на вступление в партию. На подобный шаг решилось столько австрийцев одновременно, что нацистская партия была вынуждена временно прекратить прием. Но Пётцлю фокус удался. Не прошло и двух месяцев, как ему вернули пост руководителя клиники. Разумеется, он знал, что глава Союза национал-социалистических преподавателей теперь глаз с него не спустит. От новой власти ничего не ускользало.
Теперь студенты должны были при появлении преподавателя в аудитории вставать во фрунт, отдавать салют и зычно кричать “хайль Гитлер”. Причем это “немецкое приветствие” должно было еще и исполняться как следует. В мае 1938 года глава нацистского студенческого союза счел необходимым распространить циркуляр с требованием к студенчеству “резко и единодушно” бороться с любыми проявлениями лености при гитлеровском салюте.
Гитлеровское приветствие перед университетом и в его стенах
Начиная с летнего семестра 1938 года студенты еврейского происхождения были подвергнуты сокращению до определенной квоты; заодно из университета выгнали большинство студенток. Каждый абитуриент был обязан подтверждать, что “насколько ему известно”, он не имеет предков-евреев. Немногим оставшимся студентам-евреям запретили пользоваться университетской библиотекой. Университет глаз с них не спускал. И по собственной инициативе предоставил гестапо (Geheime Staatspolizei, тайной городской полиции) их полный список с адресами.
В зимний семестр после страшных погромов печально знаменитой Хрустальной ночи – Kristallnacht – с 9 на 10 ноября 1938 года еврейским студентам вовсе запретили ходить в университет. Руководство объяснило, что эта мера призвана “избежать неловких ситуаций”. Вскоре после этого университет мог похвастаться, что отныне он полностью judenrein — очищен от евреев. Те евреи, у которых на руках оставались библиотечные книги, должны были оставить их на ступенях перед главным входом.
