Опрометчивые шаги

В том, что когда-то было поворотным моментом в философии, совсем не осталось движущей силы. Даже давняя дружба Шлика и Карнапа знала мрачные периоды. Особенно часто это происходило, когда затрагивали тему Витгенштейна. Предисловие к “Логическому синтаксису языка” Карнапа, например, потребовало длительных переговоров. Шлик предупреждал Карнапа: “Все затруднения объясняются исключительно тем, что ты навязываешь Витгенштейну мнения, которых у него на самом деле нет… Его настоящие взгляды и убеждения во всех отношениях значительно свободнее. Разве мы с Витгенштейном не подчеркивали это уже давным-давно?”

В другом случае Шлик довольно простодушно защищал себя такими словами: “Не можешь же ты утверждать, будто я во всем придерживаюсь позиции Витгенштейна, поскольку сам он сильно ее изменил”. Так оно, безусловно, и было. Вайсман трудился не покладая рук именно потому, что задуманную книгу о философии Витгенштейна приходилось постоянно приводить в соответствие с нынешним положением дел.

Незадолго до нацистского путча в июле 1934 года Шлик писал Карнапу: “В Вене в последнее время очень жарко и неспокойно. На сей раз Витгенштейн приехал из Англии позже обычного, и я не имел возможности с ним как следует поговорить”.

Тогда-то Шлик и узнал, что Витгенштейн внезапно решил написать собственную книгу – и это после того, как Фридрих Вайсман несколько лет жизни потратил на создание книги с объяснением новой философии Витгенштейна. Марксист Генрих Нейдер, студент-философ, передал эту сенсационную новость Нейрату в Голландию: “Витгенштейн хочет помешать публикации книги Вайсмана и выкупить у него права! Тогда он сможет сам написать книгу. Боже, Боже! Как мелочен этот великий человек!”

Нейрат обнаружил, что сбылись его самые мрачные предчувствия. Витгенштейн, решив помешать выходу книги Вайсмана, собирается употребить свои деньги во зло. “Этот мастерский ход со стороны самого мастера – просто мерзость! Я бы уже давно вышел из терпения! А что говорит об этом пророк?”

“Пророк” (естественно, Шлик) не сказал ничего, и вскоре “мастер” со своим неизменным непостоянством снова передумал. И Вайсману пришлось снова возиться со своей проклятой книгой, и он даже с неохотой возобновил свои эпизодические доклады на встречах кружка о беседах с Витгенштейном. Но во внешний мир не должно было просачиваться ни слова, ничего нельзя было рассказывать даже бывшим членам кружка. Шлик следил, чтобы о происходящем на заседаниях Венского кружка не рассказывали ни Нейрату, ни Карнапу.

Нейрат писал Карнапу: “До моих ушей доходят только смутные сообщения о кружке Шлика. Все связаны обетом молчания обо всем, что тайком вычитывают в священных книгах”.

Естественно, обет соблюдали не все. Генрих Нейдер, страстный почитатель Нейрата, держал его в курсе дела, пока в один прекрасный день не вспомнил: “К моему ужасу, мне только сейчас пришло в голову, что я забыл сообщить вам: содержание «священной книги» необходимо держать в строжайшей тайне. Поэтому я со всей настойчивостью прошу вас не пользоваться моей несдержанностью. Однако при условии строжайшей секретности доклады будут поступать к вам по-прежнему”.

Физик Вольфганг Паули мягко подшучивал над Шликом – мол, Венский кружок превратился в “религию”. Густав Бергман уже не так мягко язвил, что группа Шлика превратилась в “святилище философии Витгенштейна” – причем сам Витгенштейн там даже не появляется, хотя с годами Вайсману удалось сделаться голосом своего повелителя.

В сущности, больше Вайсману нечем было похвастаться. Он приближался к сорока годам, а его докторская диссертация так и не была дописана, несмотря на двадцать лет усердных трудов. Его витгенштейновская библия, которую постоянно рекламировали и обещали, что она вот-вот пойдет в печать, похоже, была даже дальше прежнего от завершения. А в довершение всего его скромную должность помощника библиотекаря взяли и сократили. У правительства не было денег на подобные пустяки.

Казалось, весь мир в сговоре против Вайсмана. Он был главной мишенью безжалостной компании, которую вела студенческая ассоциация против “еврейской скверны”, царящей на философском факультете. А его лекции по математике в центре образования взрослых Volksheim в Оттакринге были прерваны на неопределенный срок Фронтом Родины. Шлик попытался помочь, предъявив в качестве козыря свою международную известность. Но даже это не произвело впечатления на правительство. Не учли даже того, что сам Шлик был членом Фронта Родины: к этому времени вступить в эту партию требовалось от каждого государственного служащего.

У безработного Вайсмана не осталось иного выхода, кроме как пройти все ужасы экзаменов; собрав волю в кулак, он наконец защитил диссертацию. К его великому облегчению, все прошло успешно, но докторская степень не помогла ему найти работу.

Вайсман был не единственным трудным ребенком среди студентов Шлика. Тому пришлось опекать и Розу Рэнд, бедную как церковная мышка. Она еле-еле сводила концы с концами – зарабатывала переводами научных книг и статей с польского на немецкий. К тому же она прилежно вела протоколы заседаний Венского кружка, но за это не полагалось никакого денежного вознаграждения.

В какой-то момент показалось, что она все-таки сможет получать деньги за свою преданность кружку. Карнап написал ей из Праги, что они с Нейратом будут ей очень благодарны, если она сможет подготовить полную расшифровку всех заседаний кружка за зимний семестр. “Тогда я смогу передать вам деньги через Нейдера. Особенно нас интересуют оригинальные тексты Витгенштейна. Пожалуйста, выделяйте все дословные цитаты”.

Однако вскоре Карнап был вынужден сообщить Нейрату: “Роза Рэнд только что сообщила мне, что Шлик не дает разрешения, причем это, разумеется, произошло уже после того, как она закончила работу”.

Чтобы хотя бы немного облегчить жизнь Розе Рэнд, Мориц Шлик нашел ей работу у профессора психиатрии Отто Пётцля, того самого, который еще в бытность молодым врачом поставил начинающему писателю Роберту Музилю диагноз “тяжелая неврастения”. В этот момент Пётцль сменил своего бывшего начальника Юлиуса Вагнера-Яурегга на посту главы клиники психиатрии и неврологии. Уже несколько лет Шлик знал и ценил Пётцля, более того, в двух случаях психиатр обследовал Иоганна Нельбёка и рекомендовал его госпитализировать.

Роза Рэнд

Роза Рэнд не только усердно трудилась в университетской клинике Пётцля, но и сумела одновременно написать статью по философии “Понятия «реальности» и «нереальности» в сознании душевнобольных” (Die Begriffe “wirklich” und “nichtwirklich” aufgrund der Befragung Geisteskranker) на основании бесед с пациентами. Однако напечатать статью не удалось, а Венский кружок не одобрил ее, в сущности, экспериментальный подход, хотя он очевидно был гораздо перспективнее всех их затяжных дебатов о протокольных предложениях.