Карл Поппер в юности некоторое время служил подмастерьем у пожилого венского краснодеревщика, обладавшего обширной эрудицией того сорта, какая помогает решать кроссворды. Старик без ложной скромности твердил с венским акцентом: “Не стесняйся, малыш, спрашивай, что хочешь, я все на свете знаю!”
Впоследствии Поппер писал, что узнал от этого милого квазивсеведущего мастера больше о теории познания, чем от всех остальных своих учителей. “Никто из них не сделал большего, чтобы превратить меня в ученика Сократа”.
А Сократ, как известно, говорил: “Я знаю, что ничего не знаю”. “А иногда и этого не знаю”, – любил добавлять Поппер. Надежных знаний не бывает. Однако сам Поппер был на удивление самоуверен и упрям для человека, придерживающегося столь смиренных взглядов.
Карл Поппер родился в 1902 году и не собирался становиться краснодеревщиком. Ведь его отец числился среди самых уважаемых венских юристов, а семья жила в центре города, всего в квартале от собора Св. Штефана, в респектабельном старинном доме, перестроенном в эпоху барокко. В то время домом владел Самуил Оппенгеймер (1630–1703), банкир, финансировавший походы императора против турок – непрерывную череду побед. Расти в таком историческом месте что-то да значит.
Но когда Попперу исполнилось шестнадцать, великая Дунайская империя развалилась, и никаких побед никто уже не ждал. Молодой император Карл отказался участвовать в государственных делах и уехал из Хофбурга – старой резиденции правителей Габсбургской империи. Неподалеку, на Херренгассе, возникла временная Национальная ассамблея. Двенадцатого ноября 1918 года была провозглашена Республика; это был холодный дождливый день, и вдоль Рингштрасе дул резкий порывистый ветер.
Карл Поппер наблюдал демонстрации и беспорядки в эти серые дни, что называется, из первого ряда. Он слышал, как скандируют лозунги за углом и как свистят пули над головой. И решил бросить школу, отчасти – чтобы устроить собственную частную революцию, как он писал впоследствии, а отчасти – потому, что математику в школе изучали по-черепашьи медленно, и это было невыносимо. (Любимым предметом Карла была геометрия.) Карл записался в университет вольнослушателем.
Пройдет более семидесяти лет, и Карл Поппер напишет: “В середине зимы 1918/19 года, скорее всего в январе-феврале, я впервые ступил, робко, чуть ли не трепеща, на священную землю математического факультета Венского университета на Больцмангассе. У меня были все причины бояться”.
Поскольку юный Поппер не окончил школу, его записали только условно. Остальные студенты прошли Matura (экзамен на аттестат зрелости), были зачислены как полагается и уже далеко его опередили. Теперь учебная программа шла для Поппера, наоборот, слишком быстро, и он в досаде бросил университет.
Карл примкнул к молодежной коммунистической группировке, но это оказалось ненадолго. После того как на глазах у Карла во время демонстрации полиция застрелила нескольких молодых рабочих, Поппер отказался от марксистских идей. Как объяснял он впоследствии, ему не хотелось так или иначе участвовать в обострении классовой борьбы.
В 1922 году Поппер пусть и с опозданием, но все же сдал экзамен Matura. Теперь у него в университете не было ни малейших трудностей. Он пробовал курсы по всему интеллектуальному ландшафту – по истории, литературе, психологии, медицине, физике и философии. Однако его любимым предметом оставалась математика: “Только на математическом факультете предлагались по-настоящему увлекательные лекции… Но больше всего я получил от Ганса Гана, – писал он. – Его лекции достигали такой степени совершенства, какой я больше никогда не встречал. Каждая его лекция была произведением искусства: драматичной по логической структуре; не имеющей ни одного лишнего слова; совершенно ясной и рассказанной прекрасным и цивилизованным языком… Все было очень живо, но, из-за самого этого совершенства, немного отстраненно… Математика была огромным и трудным предметом, и если бы я решил когда-нибудь стать профессиональным математиком, то вскоре эта решимость иссякла бы. Но у меня не было таких амбиций”.
А какие были, в таком случае? Поскольку еще точно не знал, то пробовал себя в разных занятиях. Как уже упоминалось, некоторое время он даже трудился подмастерьем краснодеревщика (как и Эрнст Мах, только в значительно более солидном возрасте), а потом обратился к социальной работе с детьми – жертвами насилия в клинике психотерапевта Альфреда Адлера, заблудшей овцы из стада Фрейда. Адлер изучал компенсацию – защитный механизм, состоящий в том, что решения, принимаемые человеком на жизненном пути, представляют собой бессознательную реакцию на реальную и воображаемую депривацию: например, мужчина маленького роста возмещает недостаток физической внушительности агрессивной борьбой за положение в обществе (вероятно, стоит упомянуть, что по части физической внушительности Поппер был скорее невелик).
Через некоторое время молодой подмастерье решил пойти в учителя. Он записался в недавно открытый Венский педагогический институт. Это оказалось большой удачей, поскольку там он познакомился со студенткой Жозефиной Анной Хеннингер по прозвищу Хенни. У них возникло глубокое взаимопонимание, и вскоре они поженились. Молодые поселились у родителей Хенни в Лайнце, пригороде Вены. Денег было в обрез. Отец Поппера, как и почти весь венский средний класс, из-за гиперинфляции после войны потерял все сбережения.
Параллельно с обучением в педагогическом институте Поппер прилежно ходил на лекции в университет – по физике, математике, психологии и философии. В 1928 году он защитил диссертацию на тему “К проблеме метода в психологии мышления” (Zur Methodenfrage der Denkpsychologie) и получил докторскую степень. Научным руководителем был Карл Бюлер, который начал работать в университете одновременно с Морицем Шликом и чья Венская психологическая школа славилась во всем мире.
Как признавался сам Поппер, его диссертация “была чем-то вроде скорописи, выполненной в последнюю минуту… я на нее больше даже ни разу не взглянул”.
Но те, кто все же взглянул, поражались остроте критической мысли молодого автора и его боевому духу. То была борьба без правил! Буквально с первой же строчки Поппер не оставил камня на камне от представлений Морица Шлика о науке и познании. Такая безудержная атака была, конечно, весьма рискованной тактикой, особенно если учесть, что Шлик был одним из рецензентов.
Поппер с учениками в походе
Впрочем, Мориц Шлик вызова не принял. Вероятно, ему было недосуг мериться силами с безвестным студентом. Он просто согласился с высокой оценкой Бюлера и поддержал его не слишком восторженные похвалы: “Очевидно, что работа Поппера носит вторичный, литературный характер. С другой стороны, она говорит о быстроте мысли высокообразованного автора и его превосходных способностях к сопоставлению и сравнению”.
Так что защита состоялась. Однако на последующем Rigorosum (жестком устном экзамене по истории философии, требовавшемся для присуждения степени) Поппер показал себя настолько плохо, что не сомневался в провале. Но Шлик и Бюлер снова проявили великодушие. Поппер писал: “Я едва поверил своим ушам, когда мне сказали, что по обоим экзаменам я получил самую высокую оценку, einsimmig mit Auszeichnung. Конечно, я почувствовал облегчение и счастье, но прошло еще немало времени, прежде чем я избавился от чувства, что на самом деле я заслуживал двойки”.
Когда Попперу пришлось писать следующую диссертацию, на сей раз для получения преподавательского диплома, он вернулся к старой любви: “Аксиомы, определения и постулаты в геометрии”. На знакомой территории у него никаких трудностей не возникло. Все прошло как по маслу.
В 1929 году Поппер начал преподавать в начальной школе – точь-в-точь как когда-то Людвиг Витгенштейн. Новоиспеченный доктор Карл Поппер учил молодую поросль в возрасте от десяти до четырнадцати лет математике и физике. Его интересы постепенно смещались с изучения субъективных процессов мышления к логике науки. Похоже, все толкало его в сторону Венского кружка.