Консультантом по архитектуре в Социально-экономическом музее был Йозеф Франк. Он был одним из известнейших венских архитекторов следующего поколения после Адольфа Лооса и Йозефа Хоффмана. Вместе с Нейратом он состоял в австрийском Веркбунде – ассоциации художников и ремесленников, созданной всего за несколько дней до Общества Эрнста Маха. Франк произнес на открытии Веркбунда торжественную речь под названием “Современное мировоззрение и современная архитектура”.
Йозеф Франк принадлежал к либерально-модернистской школе архитектуры, как и многие архитекторы его поколения. Он критиковал формализованную строгость Новой предметности, художественного движения, которая сделала “суть дела” образом жизни и, очевидно, вполне соответствовала практичному и трезвому подходу Венского кружка. Презирал Франк и элитарные устремления ревностных “рекламодателей современности”. Модульной функциональности “машин для жилья” Ле Корбюзье он предпочитал живой индивидуализированный дизайн. По мысли Франка, в число первостепенных задач архитектора входило отвержение унифицированного стиля, понемногу овладевавшего архитектурой.
Считают, что Роберт Музиль разделял взгляды Франка, когда писал: “Терпеть не могу жилищ, сделанных по душевной мерке, – заявил он. – Мне казалось бы, что я заказал у декоратора самого себя!”
Франк, как и Нейрат и Лоос, возражал против государственных жилых комплексов, которые решили строить городские власти. Как-то раз он писал: “То, что здесь происходит, выглядит так, словно дома как попало вывалили на дорогу, а из каждого окна ухмыляется самодовольная глупость”. Будущего за высотными многоквартирными домами он не видел. Вместо них он предлагал строить ряды отдельных домов на одну семью с собственными садиками. Но поскольку городские власти упорно придерживались своей градостроительной программы, Франк все же согласился участвовать в разработке проектов. Архитектору тоже надо на что-то жить. Но в глубине души он сомневался: “Идеальное жилье – это дом на открытом воздухе, такова основа домашней жизни в любой культуре”.
Целью Франка было не создать всеобъемлющее произведение искусства, или Gesamtkunstwerk, а сделать человеческую жизнь удобнее. Примерно так же и Отто Нейрат хотел понять, “как люди будут жить счастливее всего в ближайшем будущем в реальных домах. Решение, обеспечивающее максимум счастья, вероятно, не будет иметь ничего общего с оптимальным техническим решением”.
Как вице-президент австрийского Веркбунда Йозеф Франк организовал международную выставку “Венское Веркбунд-поселение”, открывшуюся в 1932 году; помимо самого Франка в выставке участвовали Адольф Лоос, Йозеф Хоффман и Маргарете Шютте-Лихоцки, бывшая единственной женщиной среди архитекторов. Дома выстроила компания GESIBA – муниципальное предприятие, принадлежавшее Красной Вене. Через несколько лет директор по развитию GESIBA, некто Герман Нейбахер, стал мэром Вены под зловещими знаменами национал-социализма. Причудливы повороты судьбы!
Среди самых деятельных сотрудников Социально-экономического музея Отто Нейрата был чистокровный пролетарий (насколько пролетарии могут быть чистокровными) Рудольф Бруннграбер (1901–1960). Был он незаконным сыном каменщика-алкоголика и разнорабочей из района Фаворитен – эталонного рабочего района Вены. Бруннграбер получил диплом учителя, но не смог найти работу в школе, поэтому в результате перебивался как мог – был поденным рабочим, валил лес, рисовал вывески и играл на скрипке в кинотеатрах. В конце концов он стал художником по рекламе. В музее Нейрата Бруннграбер нашел не только достойную работу, но и крайне увлекательную тему для своего первого романа: статистику.
Бруннграбер написал роман под лирическим названием “Карл и двадцатый век” (Karl und das zwanzigste Jahrhundert). Вымышленный Карл был незаконным сыном каменщика-алкоголика и разнорабочей из района Фаворитен. Карл получил диплом учителя, но не смог найти работу в школе, поэтому в результате перебивался как мог – был поденным рабочим, валил лес, рисовал вывески и играл на скрипке в кинотеатрах. Бедный Карл раз за разом оказывался на улице без гроша в кармане и совершенно сломленный.
Вот особенно увлекательный фрагмент романа:
В городе четырнадцать служб занятости, и в каждую ежедневно обращается за пособием по безработице восемьсот человек. Для страны в целом это означает более двухсот миллионов шиллингов в год. Однако Карл, простояв в очереди почти три часа, добился только шестнадцати шиллингов в неделю и еще по три шиллинга в месяц дополнительно в компенсацию квартплаты. Пятого апреля он получает первый чек. А начиная с третьего апреля ходит на курсы профессионального переобучения, куда его направил комитет фабричного района. Курсы занимают все утро, и через десять недель он получит квалификацию оформителя витрин.
В отличие от своего создателя, этот трогательный герой не находит никакого Отто Нейрата, который предложил бы ему работу, поэтому в конце романа бросается под поезд.
Некролог жертве – маленькая жемчужина Новой предметности. Бруннграбер детально описывает, как оценить труп Карла “в точном соответствии с количеством содержащегося в теле сырья. Так, жировых тканей человека хватит на семь брусков мыла. Из железа, содержащегося в человеческом организме, можно сделать средних размеров гвоздь. Сахара хватит на полдюжины печеньиц из тех, что раздают на карнавале. Мелом можно побелить курятник. Магния хватит на одну дозу магнезии. Серой можно вывести блох у собаки. А калия достаточно на один пистон для игрушечного пистолета”.
Роман Бруннграбера вышел в 1932 году и был полностью напечатан в ежедневной рабочей газете Arbeiterzeitung. Нравоучительная, но увлекательная одиссея вечного безработного стала бестселлером.
Австрийская ассоциация социал-демократических писателей избрала Бруннграбера председателем. Однако эта честь не принесла ему ничего хорошего, поскольку вскоре после захвата власти новый австрофашистский режим распустил ассоциацию и запретил ему публиковать свои произведения. Впрочем, как ни странно, его сочинения были хорошо приняты в соседней нацистской Германии. Роман “Опиумная война” (Opiumkrieg) стал одной из крупнейших издательских удач Третьего рейха. Вероятно, дело в том, что главные злодеи в романе – англичане. Доктор Геббельс даже отправил в Вену самолет, чтобы по воздуху доставить гениального писателя в Берлин на торжественный прием к одному художнику.
После Второй мировой войны Бруннграбер, человек гибких политических убеждений, вернулся в Австрийскую социалистическую партию. Вторая Австрийская республика решила поучиться на ошибках Первой. Среди первейших целей нового коалиционного правительства было укрепление национальной солидарности. Было понятно, что не стоит отдавать эту задачу на откуп блистательным австрийским горнолыжникам – одному из немногих источников патриотической гордости. Поэтому правительство сделало соблазнительный заказ Рудольфу Бруннграберу: он должен был написать сценарий для фильма “Первое апреля 2000 года” в соавторстве с Эрнстом Марбо, членом другой партии – христианско-социалистической. И в самом деле, среди главных уроков, которые надо было извлечь из ошибок Первой республики, была мысль, что ни в коем случае нельзя идти друг на друга войной, а следует трудиться бок о бок, в дружной команде, а это означало, что каждую задачу надо поручать двоим – по одному представителю от каждой партии.
Два сценариста выполнили задание, как говорится, с огоньком. Роль канцлера сыграл самый популярный артист в Австрии Йозеф Майнрад, по праву считавшийся воплощением идеального австрийца (честный, скромный и при этом чертовски обаятельный). В фильме рассказывалось, как ему удалось освободить Австрию от пятидесятипятилетней оккупации союзническими войсками. Наглядный пример того, как Австрия проводит косметические операции на своем прошлом. В фильме канцлер, чтобы пробудить лучшие стороны натуры оккупантов, излагает австрийскую историю с самого начала – Моцарт и все такое прочее. Однако, надо сказать, в его рассказе недостает некоторых менее симпатичных моментов: ничего не говорится ни о Гитлере, ни о нацистах, ни о двух мировых войнах – об этом он просто молчит. Недаром старинная венская пословица гласит: “О чем невозможно говорить, о том следует молчать”. Такое ощущение, что оккупационные войска в фильме загадочным образом прилетели с другой планеты. Рудольф Бруннграбер прекрасно чуял Zeitgeist – дух времени.
В другом романе, который Бруннграбер написал в 1949 году, через несколько лет после кончины Нейрата, он выводит своего бывшего начальника в образе могучего, лысого, пузатого директора музея: “Прямо-таки кондотьер, сошедший с картины Кастаньо”, гладко выбритый, с кривоватым носом, торчащим на лице, будто приклеенный куб, и плечами, похожими на утесы. Бруннграбер добавил: “Если вглядеться, его слоновьи глазки были одновременно лукавыми и добродушными, а губы – кокетливыми, как у девушки”.
Назывался роман “Путь через лабиринт” (Der Weg durch das Labyrinth), и в конце директора музея арестовывают, наскоро судят и расстреливают политические противники.