Зарождение легенды

Легенды вились вокруг Витгенштейна, словно мотыльки вокруг лампы. Лет через десять после публикации “Трактата” один немецкий математик на конференции спросил, скрывается ли за легендой о Витгенштейне живой человек, – а между тем члены Венского кружка вспоминали эту легенду к месту и не к месту. Вопрос был, конечно, шуточный, но на самом деле биография Витгенштейна и в самом деле похожа на волшебную сказку.

Отец Витгенштейна, Карл, входил в число богатейших людей в Европе – он был стальным бароном и играл в Габсбургской монархии ту же роль, что Альфред Крупп в Германии и Эндрю Карнеги в Соединенных Штатах. Он и сам происходил из состоятельной семьи, однако в восемнадцать лет сбежал из дома, не взяв с собой ничего, кроме поддельного паспорта. Добравшись до Америки, Карл перебивался как мог – два года работал официантом, барменом и скрипачом.

Затем Карл Витгенштейн вернулся домой, ничуть не раскаиваясь и не сожалея о своих приключениях. Он год проучился в Венской политехнической школе, а затем сделал стремительную карьеру от скромного чертежника на сталелитейном заводе в Богемии до промышленного магната. Очередная история о человеке, который пробился из самых низов, но с одной оговоркой: “самые низы” в жизни Карла Витгенштейна были в Нью-Йорке, где он мыл посуду, а слава и богатство поджидали его дома, в Вене.

В 1898 году, едва перевалив за пятьдесят, Карл Витгенштейн оставил все свои коммерческие дела и на год отправился в кругосветное путешествие. Вернулся он преображенным – стал блистательным меценатом, главным спонсором Сецессиона, нового модного художественного течения в Вене того времени. Карл поддерживал архитектора и дизайнера Йозефа Хоффмана, композиторов Иоганнеса Брамса и Густава Малера и художника Густава Климта, которого приглашал к себе в дом на культурные суаре. Вдобавок этот транжира стал мишенью нападок Карла Крауса, беспощадного сатирика-журналиста, который видел в нем воплощение капитализма.

Людвиг Витгенштейн был младшим из восьми детей стального барона. Крошке Люки, как звали его в семье, нанимали частных учителей, купили лошадь, а также предоставили собственный верстак. Властный отец питал стойкое отвращение к школам и придерживался вполне конкретного мнения о том, как следует воспитывать пятерых сыновей (трое из которых впоследствии покончили с собой).

Людвигу было четырнадцать, когда он впервые пошел в государственную школу. Он поступил в Realgymnasium в Линце, где недолго пробыл соучеником, но не одноклассником, Адольфа Гитлера, весьма своенравного недоросля старше Людвига всего на шесть дней, который вскоре решил стать художником и отчислился из школы.

В Линце Витгенштейн в 1906 году сдал выпускные экзамены и получил посредственные оценки по всем предметам. Он мечтал учиться у Людвига Больцмана, поскольку его увлекла популярная статья о летательных аппаратах тяжелее воздуха, которую тот опубликовал в 1895 году, задолго до первого полета братьев Райт. Больцман скептически относился к дирижаблям – по его мнению, они были крайне неповоротливы, пусть и относительно несложны в изготовлении. А он представлял себе “динамические летательные машины” с вертикальными или горизонтальными винтами (слово “пропеллер” еще не было тогда в ходу), то есть либо геликоптеры, либо аэропланы (эти слова тогда уже появились). Почему бы, спрашивал Больцман, не изобрести такие динамические машины в Вене? И с железной логикой добавлял: “Ведь здесь созданы и «Волшебная флейта», и Девятая симфония! Пусть-ка остальной мир попробует с нами потягаться!” Свой призыв к действию Больцман завершал напоминанием, что помимо убежденности и страсти нужен еще один главный ингредиент: деньги.

Возможно, юный Витгенштейн считал, что в этом случае за деньгами дело не станет, достоверно нам это не известно. Убежденности и страсти ему было не занимать, поэтому он еще в юные годы поставил себе цель сделать воздушный змей с винтом. Увы, здесь он оказался не первым; более того, когда он окончил школу, уже летали аэропланы. А вызов Больцмана оказался пророческим – соревнование за воздушное пространство охватило весь мир. Перед человечеством открылось новое измерение, сулившее бесконечное множество новых интересных задач.

Летом 1906 года вскоре после того, как Витгенштейн окончил школу, Больцман наложил на себя руки, поэтому два Людвига, старший и младший, так и не встретились. Витгенштейн поступил в Берлинскую высшую техническую школу в Шарлоттенбурге. В 1908 году он получил диплом и отправился изучать воздухоплавание в Манчестер. Там он строил огромные воздушные змеи и запатентовал несколько разновидностей пропеллеров. Однако молодого инженера все сильнее увлекала математика, стоявшая за аэродинамикой, а затем – логика, стоящая за математикой. Он совершил паломничество в Йену, чтобы познакомиться с Готлобом Фреге, и профессор Фреге посоветовал ему поехать учиться в Кембридж к Бертрану Расселу; едва ли он представлял себе, какие огорчения это сулит английскому коллеге.

Витгенштейн познакомился с Расселом осенью 1911 года. Эта встреча круто изменила судьбу обоих.

“Очередной большой шаг вперед в философии”

Отношения между двумя мыслителями начались не слишком гладко, что очевидно из знаменитых писем Рассела к его тогдашней возлюбленной леди Оттолине Моррел:

Мой немецкий друг, похоже, окажется мне обузой: он упрям и капризен, хотя, пожалуй, неглуп. (19 октября 1911 года)

По-моему, мой немецкий инженер – просто дурак. (2 ноября 1911 года)

Мой неистовый германец – он носит надежную броню против любых доводов разума. Разговаривать с ним – и в самом деле пустая трата времени. (16 ноября 1911 года)

Но вскоре ветер переменился:

Мой немец не может выбрать между философией и авиацией – сегодня он спросил меня, считаю ли я, что как философ он абсолютно безнадежен, и я сказал, что не знаю, но подумал, что нет. (27 ноября 1911 года)

Наконец Рассел откуда-то узнал, что Витгенштейн – австриец, а не немец (давно пора!), и это вызвало в нем перемену, на которую надеялся бы любой австриец:

Он начинает мне нравиться – образованный, очень музыкальный, учтивый (как-никак он австриец) и, похоже, по-настоящему умный. (29 ноября 1911 года)

Молодой австриец снова спросил Рассела, считает ли тот его полным идиотом. Если да, он пойдет в авиаторы, если нет, в философы.

В ответ Рассел попросил его написать своего рода контрольную работу – небольшое сочинение. “Едва я прочитал первое предложение, – рассказывал потом Рассел, – как пришел к убеждению, что Витгенштейн – гений, и заверил его, что ему ни в коем случае нельзя становиться авиатором. И он не стал”.

Вот почему двадцатитрехлетний инженер в начале 1912 года поступил в кембриджский Колледж Св. Троицы. Вскоре после этого в невероятные таланты Витгенштейна поверило и другое светило философии из Кембриджа, друг Рассела Дж. Э. Мур (1873–1958). “Потому что на моих лекциях Витгенштейн всегда делает ужасно озадаченное лицо в отличие от всех остальных”, – объяснял Мур свой вывод.

Когда в Кембридж приехала сестра Витгенштейна Эрмина, Рассел признался ей: “От вашего брата мы ждем очередного большого шага вперед в философии”.

Вскоре Витгенштейн стал членом Клуба моральной науки – кембриджского философского общества. В том же году он прочитал там первый доклад на скромную тему “Что есть философия?” Это был самый короткий доклад за всю историю клуба. Витгенштейну потребовалось четыре минуты, чтобы ответить на собственный вопрос: философия – это дисциплина, работающая со всеми утверждениями, которые различные науки считают истинными безо всяких доказательств.

Как сухо сообщает протокол заседания, “Большинство не согласилось с этим определением”. Тем не менее отличное определение – и нельзя сказать, что Витгенштейну просто повезло как новичку.

Полвека спустя Рассел отмечал в мемуарах: “Витгенштейн, вероятно, был лучшим за всю мою жизнь примером гения в традиционном представлении: страстный, глубокий, напряженный и не терпящий соперников”.

Да, соперников Витгенштейн и правда не терпел. Очень скоро он повел беспощадную борьбу с философией Рассела. А тот признавался своей возлюбленной Оттолине, что после судьбоносной встречи с Витгенштейном больше не мог рассчитывать, что ему когда-то удастся совершить в философии что-то фундаментальное: “Его критика стала событием первостепенной важности в моей жизни… У меня пропал стимул к действию, словно волна налетела на волнорез и разбилась вдребезги. Я преисполнился глубокого отчаяния”.

Домик Витгенштейна в норвежских фьордах

Витгенштейн убедил самого знаменитого логика своего времени, что тому следует держаться подальше от логики и отказаться от создания “Теории познания”. В дальнейшем Рассел и Мур стали слушаться каждого слова своего ученика Витгенштейна. Чаши весов склонились в другую сторону.

Летом 1913 года Витгенштейн путешествовал по Норвегии со своим любовником Дэвидом Пинсентом. Во время этой поездки ему пришло в голову записать свои соображения о логике, ни с кем не делясь. Он провел темные зимние месяцы в полном одиночестве в деревне Шёлден, расположенной на берегу необычайно глубокого фьорда там, где он вдается особенно далеко в сушу, – причем философ распорядился, чтобы для него там построили уединенный домик. Еще ни один мыслитель не устраивал себе таких зрелищных декораций – разве что Моисей, когда вернулся с горы Синай.

Во время рождественских каникул 1913 года, которые Витгенштейн провел в Вене, умер его отец, оставив огромное состояние, в основном в заграничных инвестициях, поскольку олигарх не верил, что мир воцарился в Австрии надолго.

Когда восемь месяцев спустя разразилась война, в точности как боялся отец, Витгенштейн немедленно завербовался в австрийскую армию добровольцем, хотя и не был годен к военной службе. Однако, прежде чем вступить в ряды вооруженных сил, он сделал анонимный благотворительный взнос в сто тысяч крон из своего наследства на нужды художников и писателей, попросив специалиста распорядиться этими деньгами на свое усмотрение. Специалиста звали Людвиг фон Фикер, и решения он принял мудрые: деньги разделили между знаменитостями – свою долю получили художник Оскар Кокошка, архитектор Адольф Лоос, поэты Райнер Мария Рильке, Георг Тракль и Эльза Ласкер-Шюлер и композитор Йозеф Хауэр.

В армии Витгенштейн сначала попал в артиллерию. И снова отдал часть своего состояния на благотворительность – на сей раз он пожертвовал миллион крон армии на покупку мортиры, самой большой в мире, настоящего стального чудовища. Его сестре Эрмине этот поступок напомнил старинный анекдот о слишком самоуверенном рекруте, которому капрал в конце концов сказал: “Черт возьми, купи себе ружье и объяви о независимости!”

Удостоверение лейтенанта Витгенштейна

Как-то раз, когда полк Витгенштейна стоял в Кракове, философу попалась в пыльной книжной лавке брошюра Толстого “Краткое изложение Евангелия”. Это послужило для него чем-то вроде религиозного озарения. Впоследствии Витгенштейн даже утверждал, что война спасла ему жизнь. В годы Великой войны он много молился. Но еще и продолжал упорную работу над своей книгой о логике, причем обнаружил, что лучше всего ему думается, когда он чистит картошку.

Витгенштейн служил на Восточном и Южном фронтах, добился перевода в пехоту, стал офицером и стяжал много наград. В промежутках между периодами службы на передовой лейтенант Витгенштейн завершил свой “Логико-философский трактат”. Смысл своего труда он кратко сформулировал в предисловии:

…то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать.

Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо).

Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей.