Карнап, как и Рейдемейстер, всю войну прослужил в кайзеровской армии – как правило, подобные обстоятельства пресекали академическую карьеру на корню. Карнапу уже сравнялось тридцать, когда он получил докторскую степень, но когда вскоре после этого он переехал в Вену, то привез в чемодане черновик хабилитационной диссертации – работы, которой предстояло стать классикой философии двадцатого века.
Рудольф Карнап родился близ Вупперталя в 1891 году. Он рано лишился отца. Его дядей был выдающийся археолог Вильгельм Дёрпфельд, сотрудничавший с Генрихом Шлиманом, которого некоторые называли первооткрывателем Трои (особенно он сам). На школьных каникулах юный Карнап помогал с геодезической съемкой на раскопках в Греции. И полюбил все измерять.
Карнап изучал математику, физику и философию во Фрайбурге и Йене. В Йене преподавал старик Готлоб Фреге, чьи труды по математической логике задали новые стандарты строгости, но при этом подставили его под удар парадокса Рассела. Лекционные курсы Фреге в целом считались крайне малопонятными и собирали мало слушателей. Поскольку устав университета требовал, чтобы на каждой лекции было как минимум три студента, обязанностью Карнапа стало перед каждым занятием правдами и неправдами обеспечить кворум.
Юный Рудольф был не просто подающим надежды логиком, но и преданным участником так называемого Зера-кружка (Serakreis). Эта группа, его первый кружок, была характерной для особенно романтического ответвления сентиментального Jugendbewegung, Немецкого молодежного движения. Карнап, как и многие представители его поколения, обожал походы, музыкальные вечера и праздники солнцестояния, которые устраивали члены движения: для него это были предвестия нового общества, основанного на любви и духовном родстве, а не на скучном обязательном распорядке.
Когда разразилась мировая война, Карнап вызвался волонтером. До 1914 года ревностные юные участники движения Wandervogel (“Перелетная птица”) по наивности своей мечтали о вооруженном конфликте – опять же как многие другие запутавшиеся идеалисты того поколения. Но теперь, в разгар войны, Карнап получил приказ идти на фронт и был ранен. В последний год войны Карнап работал в Берлине в качестве физика, и весь его пламенный патриотизм развеялся как дым. Рудольф совершенно переродился, превратился в пацифиста и распространял самиздатовские брошюры с призывами к миру. Более того, юный солдат-идеалист стал отцом.
В 1917 году Карнап женился на Элизабет Шёндубе, дочери немецкого эмигранта из Мексики. После войны Карнап полгода провел за океаном с семьей жены. У молодой четы родились еще дети. Рудольфу пора было остепеняться. Его докторская диссертация называлась просто – “Пространство” (Der Raum); она показалась Шлику любопытной, поэтому ему было интересно познакомиться и с хабилитационной диссертацией Карнапа, над которой тот еще работал. Главной мыслью хабилитационной диссертации было показать, как наш образ реальности выстраивается из чувственных данных посредством чисто логических операций, то есть отношений эквивалентности и логических связок “и”, “или”, “если… то…”, “не” и так далее. Этот амбициозный проект хитроумно сочетал эмпиризм Эрнста Маха и формальную математическую логику Бертрана Рассела.
Карнап обращается к логике
Еще студентом Карнап написал письмо Расселу с просьбой прислать ему экземпляр фундаментальных Principia Mathematica, поскольку в Германии началась гиперинфляция и он не мог позволить себе такое приобретение. Однако у Рассела не осталось бесплатных авторских экземпляров, и он в ответ послал неизвестному юному немецкому студенту тридцать рукописных страниц со всеми главными формулами, вошедшими в трехтомное издание.
Карнап считал логику Фреге и Рассела инструментом философии в целом, помогающим отточить ее понятия и аргументы. Он писал: “В исторической перспективе понятно, что поначалу новая логика привлекала внимание лишь узкого круга математиков и логиков. Ее невероятное значение для философии в целом до сих пор осознавали только единицы, и ее применение в этом обширном поле едва начинается. Но если философия хочет пойти по пути науки (в самом строгом смысле слова), то сделает это исключительно с помощью этого универсального инструмента, позволяющего прояснить понятия и навести порядок в сложных случаях”.
“Сложный случай” самого Карнапа состоял в отсутствии постоянной университетской должности. Кто-то из приятелей посоветовал ему искать место приват-доцента (приглашенного лектора) в Венском университете, и Карнап решил прощупать почву. Мориц Шлик сразу же пообещал ему всяческое содействие. Он писал в ответ: “У меня была возможность поговорить об этом с коллегой-математиком, который прекрасно осведомлен о настроениях среди сотрудников. Он убежден, что с вами у нас не возникнет ни малейших трудностей, поскольку общеизвестные препятствия, которые, как правило, вызывают недовольство большинства, в вашем случае полностью отсутствуют. Поэтому мы можем питать самые радужные надежды”.
“Коллегой-математиком” был, разумеется, Ганс Ган, а “общеизвестными препятствиями” – еврейские корни и марксистские симпатии. После поражения Австрии в войне многие профессора, придерживавшиеся пангерманистских убеждений – а такие к тому времени составляли большинство преподавательского состава, – считали своим священным долгом оберегать все высшие учебные заведения от “нежелательных элементов”. Особенно рисковали получить отказ молодые ученые, еще не получившие хабилитацию. А женщинам в системе высшего образования вовсе не было места – это было яснее ясного. Хватало и того, что в университетах появились студентки!
Как раз когда Карнап переехал в Вену, “общеизвестные препятствия” помешали хабилитации Эдгара Цильзеля, члена Венского кружка. Что касается Отто Нейрата, он даже не пытался закрепиться в Венском университете. Ему отказали в возможности читать лекции в Гейдельбергском университете по клеветническому обвинению в пренебрежении преподавательскими обязанностями. Это произошло в 1919 году, сразу после бесславного конца Баварской Советской Республики. Нейрат прекрасно понимал, что в Вене любые попытки получить право читать лекции обречены на провал с самого начала. Все равно что биться головой о стену.
Но с Карнапом все было иначе. Пацифистские листовки, которые он составлял и распространял в 1918 году, до Австрии не добрались, а его расовое происхождение не вызывало ни малейших подозрений. Поэтому его сразу приняли в Венский университет на должность приват-доцента, как и предсказывал Ган.
Хабилитационная диссертация Карнапа считается в наши дни одним из крупнейших трудов по аналитической философии. По совету Шлика она получила название Der logische Aufbau der Welt – “Логическая структура мира”. Однако речь в ней шла лишь о логической структуре науки, то есть любой эмпирической науки, с какими бы феноменами она ни работала – физическими или ментальными. Карнап разработал метод сводить все утверждения к непосредственному опыту наблюдателя: “Понятия из области науки следует поэтапно выводить из отобранных соответствующим образом фундаментальных понятий и тем самым организовывать в генеалогию понятий; а утверждения из области науки следует поэтапно выводить из отобранных соответствующим образом основных утверждений и тем самым организовывать в генеалогию утверждений”.
Особый рецепт коктейля, который придумал Карнап – тонкая смесь из Рассела и Маха, – оказался как раз по вкусу кружку Шлика, и симпатия была взаимной. Впоследствии Карнап в философской автобиографии писал: “Мне никогда не встречались группы, с которыми у меня так точно совпадали интересы и основные философские представления, как с кружком”.
Основную работу над “Логической структурой мира”, своим Aufbau, Карнап закончил еще до переезда в Вену. Однако последняя фраза книги показывает, как быстро он впитал местный дух. И в самом деле, Карнап цитирует пароль для посвященных, тайный девиз кружка Шлика: “О чем невозможно говорить, о том следует молчать”.
Этой фразой Людвиг Витгенштейн завершает свой “Трактат”.