Один из самых живучих (и политизированных) компонентов образа викингов – идея свободы: вольные странствия за далекими горизонтами и все, что с этим связано. Но для многих свобода была несбыточной надеждой. Если мы хотим получить достоверное представление о жизни в эпоху викингов, мы должны, прежде всего, признать тот аспект повседневности, который, очевидно, служил первым и наиболее важным критерием различия в любом обществе того времени, а именно разницу между свободными и несвободными людьми. Любые другие различия, существующие в рамках социальной сети, – статус, сословие, возможности и богатства – меркнут перед этим основополагающим фактом: личной свободой и вытекающей из нее возможностью выбора.

Институт рабства имел в Скандинавии давнюю историю и, вероятно, возник за тысячи лет до эпохи викингов. К VIII веку на Севере уже существовало значительное количество несвободных людей, причем большинство из них были наследственными рабами далеко не в первом поколении. В эпоху викингов картина резко изменилась: активное приобретение человеческого товара стало важной составляющей экономики. Именно захват рабов был одной из главных целей разбойных набегов и военных кампаний викингов, в результате чего число порабощенных людей в Скандинавии резко выросло.

Поэтому необходимо со всей ясностью и определенностью заявить: викинги не просто были рабовладельцами – похищение, продажа и насильственная эксплуатация людей составляли краеугольный камень их культуры.

Одна из причин, почему этот факт всегда словно бы ускользал от внимания общественности, заключается в том, что традиционный лексикон рабства, принятый у ученых и исследователей, занимающихся, например, трансатлантической торговлей последних столетий, редко применяли в отношении эпохи викингов. В частности, терминологическая двусмысленность возникла из-за того, что в этом контексте вместо слова «раб» всегда использовалось другое слово – древнескандинавское þræll (в современном английском thrall, от которого произошло enthralled – «быть увлеченным, захваченным» – человеком, идеей или произведением искусства).

Невозможно установить, как далеко в предысторию Скандинавии уходят корни рабства. Ученые с достаточной долей правдоподобия предположили, что этот институт существует как минимум с бронзового века, и, возможно, уже тогда был очень старым. Нет никаких оснований полагать, что в железном веке практика использования подневольного принудительного труда по тем или иным причинам прерывалась. Относительно полную картину рабовладения в эпоху викингов может дать взвешенное сопоставление археологических и текстовых источников.

Обращение в рабство называли ánauð, что значит «кабала» или «принуждение» – основное значение слова связано с насильственным подчинением людей и лишением их свободы воли. Основы древнескандинавской терминологии, описывающей разные степени рабства, сохранились в норвежских законах Гулатинга. Порабощенный человек назывался þræll – трэлл. Внутри этой категории существовали более узкие термины – так, слово þjónn обозначало трэлла, который выполнял обязанности домашней прислуги. Порабощенная женщина называлась ambátt. Если ее главной работой было ткачество, она звалась seta, если ей поручали заниматься выпечкой – deigja. Кроме этого были fjósner – «трэллы, живущие в стойлах» – особая категория порабощенных людей, которые не только заботились о животных, но и жили рядом с ними.

Очевидно, существовала также своего рода промежуточная степень несвободы, в которую человек переходил условно добровольно, обычно попав в крайне тяжелое экономическое положение, – например, для того, чтобы расплатиться с долгами. Также человек мог стать рабом на определенный период времени по приговору суда, в наказание за совершенное преступление. Скандинавская система рабства не во всем полностью совпадала с традиционными принципами рабовладения, но у большинства порабощенных было мало свободы выбора. Как отметили пятьдесят лет назад два выдающихся исследователя эпохи викингов, «раб не мог ничем владеть, не мог ничего унаследовать, не мог ничего оставить после себя». Разумеется, рабам не платили, но в некоторых случаях им разрешали оставить себе небольшую часть выручки, полученной от продажи на рынке товаров для своих хозяев. В результате у трэлла теоретически была возможность выкупиться на свободу, хотя в реальности такое случалось редко. Также хозяева могли в любое время отпустить их на волю. Некоторые ученые утверждали на основании этого, что реальное количество порабощенных людей в обществе эпохи викингов было сравнительно невелико. Однако по мере изучения европейских источников, подробно описывающих набеги викингов с целью захвата рабов, оценки были решительно пересмотрены в сторону увеличения.

Некоторые становились рабами от рождения, если оба их родителя были не свободны или если свободный мужчина, от которого забеременела рабыня, отказывался признать ребенка. Остальных брали в плен во время набегов, которые часто устраивали именно с этой целью, либо на войне. Хотя путешествие обращенного в рабство человека могло продолжаться долгие месяцы или даже годы, и за это время он мог пройти через множество рук, оно почти всегда начиналось с насильственного похищения. За каждым набегом викингов, который сегодня обычно представляют в виде стрелки или топонима на карте, стояла страшная травма, пережитая людьми в момент порабощения, – не укладывающийся в голове опыт превращения из личности в собственность за считаные секунды.

Далеко не всех порабощенных людей – скорее даже лишь незначительное их меньшинство – похитители оставляли себе и заставляли работать лично на себя. Большинство попадало в разветвленную сеть работорговли и отправлялось на рынки и в точки продажи, расположенные на всей территории расселения викингов и за ее пределами. Невольников переправляли через торговые поселения в Скандинавии и далее в рыночные центры Западной Европы. В христианских странах эта практика считалась полностью легальной. Со временем торговля рабами стала едва ли не основным направлением торговли на восточных реках европейской части России и на территории современной Украины в эпоху викингов. Постоянной инфраструктуры и специально построенных невольничьих рынков с аукционными участками и так далее не существовало. Скорее всего, сделки были мелкомасштабными, но частыми, и одного-двух человек могли продать при любых удобных обстоятельствах.

Невольники часто упоминаются в сагах – мужчины занимаются ручным трудом и повседневной работой в крестьянском хозяйстве, а женщины прислуживают в доме и ухаживают за домашней скотиной. Также говорится, что живущие в доме свободные мужчины иногда сексуально эксплуатируют порабощенных женщин, чем вызывают недовольство своих жен. Трудно оценить, какое количество трэллов было занято в хозяйстве, но вероятно, в усадьбе среднего размера их могло быть два или три, а в больших поместьях счет шел на десятки.

Среди эддических поэм есть одно любопытное произведение – «Песнь о Риге», где предпринята попытка дать божественное обоснование возникновению у людей социальных классов. По сюжету бог Хеймдалль, скрывшись под именем Риг, посещает один за другим три дома. Первый из них бедный и жалкий, второй скромный, но ладный, а третий богатый и гордый. Риг проводит в каждом доме три ночи, спит между живущими там супругами, и через некоторое время в этих домах рождаются дети, от которых затем происходят сословия – соответственно рабов, крестьян и знати. Перечисленные в поэме личные имена отражают положение каждого сословия в жизни. Первую пару, от которой произошли рабы, зовут Трэлл и Тир (второе имя буквально значит «рабыня»). Имена их сыновей переводятся так: Горластый, Скотник, Крепыш, Грязнуля, Услужливый в постели, Вонючий, Коренастый, Толстяк, Лентяй, Грубиян, Сутулый и Длинноногий. Дочерей зовут Коротышка (женская форма аналогичного мужского имени, с оттенком унизительной шутки), Пузатая, Толстоногая, Храпунья, Крикливая, Крепостная, Сплетница, Оборванка и Долговязая. Все имена явно уничижительные, некоторые намекают на болезни и нечистоплотность, а одно явно связано с сексуальной эксплуатацией. Ни одно не отражает личное самосознание и личные качества.

В стихотворении также перечисляется, чем обычно заняты невольники: «Они чинили заборы, удобряли поля навозом, пасли свиней, смотрели за козами, копали торф». Кроме того, мужчина Трэлл носил тяжелые вязанки хвороста для растопки и плел из лыка корзины. Тяжелый труд оставил на невольниках свой след: у них морщинистая, потемневшая от загара кожа, заскорузлые ногти, узловатые костяшки пальцев и тусклые глаза. Их босые ноги испачканы в земле.

Порабощенные женщины никак не были защищены от сексуального насилия со стороны хозяев – эта опасность постоянно присутствовала в их жизни наряду с повседневной тяжелой работой. Рабовладельца по определению нельзя было обвинить в том, что он изнасиловал свою рабыню, поскольку, как собственность, она не имела никаких прав в его доме, ее тело принадлежало ему, и он мог поступать с ней, как ему вздумается. В сагах есть упоминания о том, что приходящим в дом мужчинам «одалживали» на ночь рабыню – по-видимому, сексуальное гостеприимство составляло часть более широкого обычая радушной встречи гостей. Правители также нередко вознаграждали своих военных сторонников невольницами, ясно указывая, что эти женщины предназначены для постели. Скальдический стих «Речи ворона», восхваляющий Харальда Прекрасноволосого, отмечает, что король одаривал своих людей «металлом гуннов, с востока девами».

Подобным же образом могли эксплуатировать и подневольных мужчин. Выше упомянут трэлл по имени Кефсер – «Услужливый в постели», это явно мужское имя, и оно названо в числе имен других мужчин рабского сословия. Имя Леггьяльди, «Длинноногий», имеет оттенок снисходительного одобрения – нечто вроде оценивающего присвиста вслед – и тоже принадлежит мужчине. Известно, что даже богини спали с мужчинами-трэллами от скуки, из похоти или, как в одном случае, чтобы досадить мужу.

Заметную долю в работорговле викингов составляла продажа женщин с целью их сексуальной эксплуатации, особенно на востоке. На поселения нападали специально для того, чтобы захватить женщин, мужчин нередко убивали на месте. Молодых женщин увозили как можно дальше от дома с целью продажи в сексуальное рабство, при этом в дороге их обычно насиловали похитители. Ахмед ибн Фадлан, встретивший скандинавов на Волге в 922 году, отметил несколько подобных случаев. Его отчет звучит особенно горько еще и потому, что это свидетельство очевидца. Он прямо сообщает, что молодые невольницы, путешествующие вместе с купцами, были выбраны за свою красоту и в дальнейшем будут проданы в сексуальное рабство. Как обыденную практику он описывает групповой секс викингов с этими женщинами, в то время как законные жены равнодушно наблюдают за происходящим. Даже в момент продажи женщину иногда в последний раз насиловали в присутствии покупателя. Текст ибн Фадлана следует обязательно прочитать всем, у кого возникает соблазн поставить на пьедестал «героических» воинов-викингов.

По сообщениям арабских источников, некоторые предводители викингов на востоке, а также на западе одаривали своих людей не только трэллами для разных домашних работ, но и женщинами-наложницами. Право на сексуальную эксплуатацию несвободных, выдаваемую за праздную «забаву», считалось очевидной и неоспоримой прерогативой состоятельных людей. Например, в эддической поэме «Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга» один человек оскорбляет правителя, утверждая, что тот всего лишь «целовал рабынь у точильного камня», пока другие сражались. Вероятно, точно так же, с поправкой на масштаб, выглядели отношения между хозяевами и рабами в небольших усадьбах.

В сагах невольники не всегда выступают лишь как собственность, не имеющая никаких человеческих черт. В некоторых случаях в повествовании одобрительно упоминаются их личные качества: трэлл может быть необычайно искусным в каком-либо деле, разумным и надежным или особенно красивым. Однако когда соседская вражда, о которой нередко идет речь в сагах, выходит за рамки взаимных оскорблений и перерастает в насильственные действия, это нередко выливается в убийство трэллов – что, очевидно, рассматривалось как своеобразная форма порчи личного имущества. Альтернативный взгляд на эту мрачную систему ценностей снова дает Ахмед ибн Фадлан, который видел, как трэллов, заболевших во время путешествия, просто выбрасывали, словно мусор, и оставляли умирать. При желании хозяин мог убить своих трэллов, и не нес за это никакого наказания по закону. Точно так же могли избавляться от пожилых трэллов, ставших слишком немощными для работы, и от нежеланных детей невольниц.

У порабощенных было очень мало юридических прав, и в законах они почти всегда фигурировали только как собственность. Компенсационные выплаты за травмы или смерть рабов в большинстве случаев получали хозяева, поскольку это они несли «экономические потери». Следует отметить два необычных исключения, связанные с сексуальными преступлениями против жен трэллов. Согласно закону Боргартинга (Южная Норвегия), трэлл, заставший свою жену в постели с другим мужчиной, должен был «пойти к ручью, набрать ведро воды и выплеснуть его на них, пожелав своему новообретенному родственнику спокойной ночи». Законы для свободных людей, касающиеся преступлений против института брака, отличались большой строгостью, но здесь при кажущемся внешнем сходстве скорее отражено презрительное отношение к порабощенным, которым предлагают вместо правосудия злую шутку. В Исландии ситуация была иной: трэлл-рогоносец имел право убить любого мужчину, соблазнившего его жену. Особенно необычно здесь то, что хозяин, который считал рабыню «своей женщиной» (как гласил закон), не мог убить никакого другого мужчину, спавшего с ней, поскольку их собственные отношения были неравными. Точно так же считалось постыдным умереть от рук трэлла.

Крайне редко встречаются тексты, в которых сохранились собственные голоса несвободных людей. Один из них – богато украшенный рунический камень XI века из Ховгардена, королевского поместья на острове Адельсо напротив торгового города Бирка на озере Меларен в Швеции. Надпись сделана в честь управляющего королевским имением, и это редкий пример камня, воздвигнутого по желанию человека еще при его жизни:

Здесь особенно важно упоминание bryti – особого класса трэллов, облеченных большой ответственностью, но тем не менее несвободных. В других культурах есть много параллелей и примеров, когда невольники занимали достаточно высокое положение, иногда даже дававшее им значительную власть, стиравшую подлинные границы их статуса. Живший на острове Адельсо Толир явно имел возможность жениться (хотя имел ли он на это законное право – другой вопрос) и мог позволить себе таким великолепным образом заявить о своем статусе слуги короля.

Другой камень того же времени из Хорнинга в Дании рассказывает более простую, но, пожалуй, более проникновенную историю:

Освобожденный трэлл имел не вполне ясный статус – он уже не был рабом, но все еще не считался полностью свободным. Все освобожденные женщины и мужчины по-прежнему имели обязательства перед своими бывшими хозяевами и должны были поддерживать их, при этом они не считались полностью равными тем, кто был рожден свободным. Также бывшие трэллы имели меньше прав при получении предусмотренных кодексами законов компенсаций. Камень, поставленный Токи, указывает на его род занятий – весьма полезное и востребованное ремесло, – однако неясно, было ли это новое дело, или он занимался им еще в бытность трэллом. Со временем дети и внуки освобожденных трэллов получали все те же права, что и свободнорожденные.

Материальные следы рабства немногочисленны, но красноречивы. Самым наглядным подтверждением могут служить железные оковы, найденные в городских центрах в Бирке, Хедебю и некоторых других местах оживленной торговли. В какой-то мере эти находки также допускают двоякое толкование, поскольку некоторые из них, возможно, предназначались для животных, но с большей долей вероятности их все-таки застегивали на шее, запястьях или лодыжках человека. На раскопках в Ирландии была найдена длинная цепь с ошейниками. В Хедебю найдено пять ошейников, в основном в районе гавани, что свидетельствует либо о том, что они были утрачены непосредственно с борта корабля, либо о том, что торговля рабами происходила прямо на пристани.

Рис. 9. Жизнь трэлла. Рабский ошейник эпохи викингов из города Бирка на одном из островов озера Меларен, Швеция. Шведский музей национальных древностей. Фотография: Кристер Алин (Christer Åhlin) (© Creative Commons)

Рис. 10. Реалии разбойных набегов. На резном камне из островного монастыря Инчмарнок в Шотландии изображены, по-видимому, налетчики-викинги в доспехах, ведущие по крайней мере одного связанного пленника к своему кораблю. Фотография: Крис Лоу (Chris Lowe) (© Headland Archaeology Ltd)

По крайней мере одно изображение запечатлело, судя по всему, непосредственный момент захвата людей в рабство. Выцарапанный на сланце рисунок, найденный при раскопках островного монастыря Инчмарнок в Шотландии, условно датированный VIII или IX веком, очевидно, изображает заключительную сцену разбойного набега викингов. Три одетые в кольчуги вооруженные фигуры, в том числе одна с бородой и экстравагантной прической, направляются к ожидающему кораблю. Бородатая фигура ведет пленника, возможно мужчину-монаха, у которого скованы руки, а на шею наброшено нечто вроде поводка.

Второе подобное изображение носит более формальный характер и происходит из Уэстона в Северном Йоркшире. Найденный в местной церкви, этот фрагмент каменной скульптуры когда-то составлял верхнюю часть отдельно стоящего креста. Изначально англского происхождения, в IX или X веке он был переработан в англо-скандинавской традиции. На одной стороне лопасти креста фронтально изображен мужчина-воин в шлеме, с боевым топором в одной руке и мечом в другой. На обратной стороне фигура, похожая на первую, так же сжимает в одной руке меч, но другой рукой держит за горло женщину с соединенными (возможно, связанными) руками. Эта единственная встречающаяся у викингов иллюстрация прямого насилия мужчины над женщиной – явно нетипичный выбор сюжета, возможно, потому что это считалось неприемлемым. Другие каменные кресты из Нортумбрии, выполненные в аналогичной традиции, тоже изображают вооруженных воинов – было высказано предположение, что это либо заказчики работы, либо иллюстрации каким-то образом связаны с военными сценами из Библии.

Что касается домашней жизни порабощенных, до сих пор в Скандинавии было сделано только одно археологическое открытие на эту тему. Оно относится не к эпохе викингов, а к началу I века н. э. – периоду римского железного века. Однако, учитывая культурную преемственность, можно говорить о том, что в находке почти наверняка представлены останки порабощенных людей в домашней обстановке. В Норре-Трандерс в Ютландии (Дания) археологи нашли сгоревшие остатки длинного дома классического для железного века типа, от которого уцелела лишь половина – та, в которой располагался хлев. Здание сгорело дотла. По данным экспериментальной археологии, всего через три-четыре минуты после начала пожара воздух внутри таких построек, отравленный продуктами горения, становится смертельно ядовитым. Если пожар начинался ночью, когда все обитатели дома спали, им вряд ли удавалось выбраться. По-видимому, нечто подобное произошло в Трандерсе. Археологи обнаружили трупы крупного рогатого скота и лошадей, погибших в своих стойлах, а также стадо овец и ягнят, столпившихся у северных дверей, где они, очевидно, в панике заблокировали выход. Животные были не одни. Среди овец было найдено тело мужчины. Второй мужчина и трое детей лежали у восточного ската, позади ряда стойл для животных – возможно, именно там они погибли, пытаясь прорваться за внешнюю стену. Почему взрослые и дети оказались среди скота? Похоже, это были fjósner, «трэллы, живущие в стойлах» – упомянутая в источниках категория порабощенных людей, которые жили рядом с животными, за которыми ухаживали. Интересно, что руины длинного дома не стали расчищать – вместо этого постройку вместе с обугленными телами и всем прочим засыпали землей, по сути превратив все сооружение в могильный курган. Примечательно и, возможно, красноречиво то, что в этом случае, по-видимому, не было сделано никакого различия между людьми и животными. Деревня продолжала жить, и многие десятилетия после пожара местные жители занимались своими повседневными делами, в то время как посреди поселения высился огромный курган – усыпальница трэллов. Что бы ни случилось той ночью, память об этом, должно быть, еще долго жила в рассказах.

Но по большей части археологические материалы читаются не так легко, и о жизни порабощенных людей можно догадываться лишь по косвенным намекам. Очевидно, рабам нужны были жилье и пища, и их труд был не только интегрирован в экономику, но и, возможно, служил ее главной движущей силой. Стоит поинтересоваться, например, благодаря кому стал возможен быстрый рост трудоемкой индустрии по производству дегтя в раннюю эпоху викингов и параллельно происходившее расширение эксплуатации отдаленных земель? Дальнейшая реорганизация экономики в связи с возрастающей потребностью в парусине (а значит, в шерсти – а значит, в овцах), несомненно, также повлекла за собой быстрый рост потребности в рабочей силе. Произошли некоторые изменения в принципах застройки поместий: кроме главных залов и вспомогательных строений появилось больше маленьких построек – возможно, это были жилища трэллов? Чем масштабнее становились разбойные набеги с целью захвата рабов, тем больше рабочих рук требовала постройка, оснащение и содержание флотилий, отправлявшихся в такие набеги, – и так далее, в арифметической прогрессии.

Еще один вопрос касается собственной материальной культуры порабощенных людей: имеется ли в археологии поселений что-нибудь, принадлежавшее трэллам? Вопрос остается неясным, но по находкам, сделанным в тех местах, где они, как известно, работали (ткацкие хижины и тому подобное), можно заключить, что никакого специфического материального маркера рабства не существовало, – скорее одежда и личные вещи трэллов в целом отражали их принадлежность к самому низкому социальному слою и вряд ли отличались от одежды и имущества обнищавших свободных людей. Возможно также, что те немногие «принадлежавшие» им предметы (потому что на самом деле им не принадлежало ровно ничего) изначально были выброшены или сочтены ненужными другими людьми – при этом они оставались неотъемлемой частью общего материального фона того времени.

Самые ранние археологические идентификации порабощенных людей были сделаны с помощью данных о захоронениях и находок могил, где главного погребенного предположительно сопровождали в посмертии один или несколько человек, очевидно убитые в ходе похоронных обрядов. Этот обычай нельзя назвать широко распространенным, однако на территории диаспоры викингов насчитываются десятки подобных примеров. Каждое захоронение имеет отличительные особенности, но, насколько можно обобщить, в могиле обычно находится один человек, чаще всего мужчина, похороненный согласно преобладающей в регионе традиции. «Жертвы» либо уложены в могилу вместе с покойником, рядом с телом или поверх него, либо помещены выше в том же кургане. У этих людей часто связаны руки и/или ноги, причиной смерти выступало повешение, обезглавливание или сильный удар по голове. Один из самых ярких примеров был найден в Баллатере на острове Мэн, где в X веке скандинавский молодой мужчина высокого ранга был похоронен в гробу с разнообразным оружием. Над его могилой возвели сложный курган из нескольких слоев земли, привезенной из разных мест (возможно, с принадлежавших ему полей?). В верхнюю часть кургана незадолго до окончания работ поместили труп женщины в возрасте от 20 до 30 лет – задняя часть ее черепа была срезана одним резким мощным ударом, вероятно мечом. К тому времени, как ее привезли к холму, тело успело окоченеть, а с момента наступления смерти прошло до семидесяти двух часов. Затем ее тело укрыли пеплом сожженных лошади, быка и овцы, после чего курган окончательно засыпали и наверху поставили столб.

Предположение о том, что эти несчастные жертвы могли быть трэллами и, следовательно, представляли собой еще одну категорию имущества покойного, были высказаны уже на первых этапах археологического изучения викингов. Но, хотя логика подобных догадок очевидна, их трудно однозначно доказать. Не исключено, что некоторые из жертв, или все они, были преступниками или военнопленными или относились к какой-то другой категории людей, чью смерть общество сочло необходимой и уместной во время публичной церемонии. Кроме того, совсем не обязательно одно и то же объяснение должно подходить ко всем случаям. Однако в пользу такой интерпретации говорят многочисленные вполне однозначные описания именно этого обычая в записках арабских очевидцев, наблюдавших скандинавские похороны на востоке, в которых при совершении погребальных обрядов убивали невольников обоих полов (но чаще именно молодых женщин). Наблюдения об аналогичных практиках, в том числе о массовом убийстве военнопленных, есть также у византийских авторов.

Недавние исследования с использованием новых научных методов выявили существенные отличия между главными погребенными в захоронении и теми, кто был казнен при совершении обрядов. Исследование изотопов кислорода в норвежских захоронениях эпохи викингов данного типа показало, что принесенные в жертву люди питались значительно хуже, чем главный погребенный, что, предположительно, указывает на более низкий социальный статус. Аналогичное исследование шведских захоронений принесло такие же результаты, кроме того, было установлено, что жертвы при жизни потребляли гораздо больше пресноводной рыбы. Кроме того, исследование показало, что некоторые из этих людей имели уже знакомые нам дентальные модификации в виде пропиленных на зубах бороздок. Может быть, на самом деле это был маркер рабства, наподобие клейма на теле? Но многие порабощенные люди когда-то были свободными, а затем могли добровольно или нет перейти в иное состояние. Возможно, конкретно эти принесенные в жертву люди были военнопленными, также не исключено, что в этом контексте подпиленные зубы могли иметь совершенно иное значение.

По-видимому, мы можем с достаточной степенью уверенности утверждать, что люди, убитые у могил других людей, имели более низкий статус, что подкрепляет мысль о том, что по крайней мере некоторые из них были трэллами. Дальнейшие исследования, несомненно, смогут пролить больше света на этот вопрос, но пока ясно, что бедственное положение порабощенных в некоторых случаях определяло даже обстоятельства и характер их смерти.

Опыт жизни порабощенных людей в период с середины VIII до середины XI века совершенно отличался от опыта жизни свободных людей вокруг них. Эпоха викингов во многом была временем границ – между разными культурами и образами жизни, между разными способами восприятия реальности, между людьми – в том числе на самом фундаментальном уровне личной свободы. Вместе с тем это было время, когда границы нарушали, проверяли на прочность, иногда даже стирали – и в этом тоже заключается существенная часть того, что сделало эти столетия такими важными.

Викингов можно рассматривать как бы сквозь призму: каждый поворот стекла порождает новых людей, новые отражения. У каждого была своя индивидуальность – собственное представление о себе – и ее внешние проекции. Некоторые из них нам знакомы, другие кажутся пугающе чуждыми. Пересечение границ во всех возможных смыслах этого слова лежало в основе эпохи викингов – и сейчас пришло время перейти на другую сторону.