Каждый человек в Скандинавии эпохи викингов существовал в расширенном домашнем и семейном кругу и был вписан в систему социальных норм, связывающих людей друг с другом. Самыми важными были узы родства, кровного или приобретенного через установленные обычаи, такие как брак. Мужчин, в частности, могли соединять особого рода формальная дружба или политические союзы, закрепленные в личных связях. Все эти хитросплетенные и далеко простирающиеся нити были тем не менее достаточно прочными. Любые аспекты жизни, от выбора брачных партнеров до заведенных в доме и хозяйстве порядков, и даже то, как люди одевались и что ели, зависели от того, какое место человек занимал внутри этой социальной сети. Эти структуры, эти взаимоотношения и все то огромное множество предметов, которыми пользовались в повседневной жизни, и составляли подлинную основу общественного уклада викингов, физически сосредоточенного в пространстве дома и усадьбы. Их следует изучать в совокупности.

И здесь быстро возникают сюрпризы. Например, многие браки у викингов были полигинными: мужчины могли брать в жены больше одной женщины, хотя каждая женщина могла иметь только одного мужа. Кроме того, существовал институт конкубината, который во времена викингов был весьма далек от сразу приходящего на ум стереотипного образа восточного гарема; это также способствовало возникновению между мужчинами и женщинами разнообразных сложных связей.

Археология позволяет всесторонне реконструировать детали этой социальной сети, от типов архитектурных сооружений до еды на столах и поведения людей. Пожалуй, именно здесь викинги особенно отчетливо выступают полной противоположностью стереотипному образу «волосатых варваров». На самом деле мужчины и женщины эпохи викингов отличались опрятностью и даже щепетильностью в отношении своего внешнего вида – и в этом нет ничего удивительного, поскольку они жили в мире, где визуальная составляющая имела огромное значение. Их одежда, имущество, мебель, дома и средства передвижения были украшены так же щедро, как их кожа. Этот всеобъемлющий мир символов и знаков выходит далеко за пределы понятия искусства, и здесь кроется еще одна причина радикального отличия викингов от их современников.

Большинство людей эпохи викингов, о которых мы узнаем из археологических раскопок и письменных источников, относилось к категории так называемых свободных земледельцев (широко распространенное условное наименование). В какой-то степени это верно, однако важно не путать свободу с равенством. В обществе эпохи викингов существовало глубокое расслоение, и место индивидуума на социальной лестнице во многом зависело от доступных ей или ему ресурсов в виде земель, собственности и, не в последнюю очередь, поддержки других людей. Безземельный человек стоял всего в полушаге от обнищавшего и несвободного.

Семья и родство были тем связующим элементом, на котором держались общины железного века, и это становилось особенно заметно в те времена, когда действие этого социального клея ослабевало, как произошло во время кризиса VI века. Большинство людей принадлежало к сельскому среднему классу boendr (крестьян-бондов) и проживало в безопасном пространстве hjón – домохозяйства. Оно не всегда было независимым: иногда обитатели усадьбы арендовали ее или были обязаны выплачивать те или иные налоги и подати землевладельцу. Здесь же, под этим кровом, существовал дающий защиту семейный круг.

Тесные связи между людьми распространялись и на их отношения с землей. Чтобы подтвердить притязания на землю, в нее закапывали личные вещи, иногда специально переломленные, чтобы подчеркнуть, что люди намереваются остаться здесь надолго. Возможно, заклады, сделанные в пределах земельного участка, предназначались для предков, а за его чертой – для иных существ. Такие знаки накапливались из поколения в поколение, на границах владений вырастали могильные курганы, сами границы обозначали каменными памятниками, и со временем можно было говорить уже не только о том, что люди владеют землей, но и о том, что земля владеет людьми.

Трудно сказать, сколько человек проживало в средней усадьбе эпохи викингов, но, вероятно, она не слишком отличалась от хозяйства предыдущих столетий. По приблизительным оценкам, на небольшом участке обычно проживало от семи до десяти человек: нуклеарная семья из родителей и детей, один или два пожилых родственника и, возможно, два-три работника. В более крупных поместьях число обитателей могло вырасти до тридцати или сорока – там жили расширенные семейные группы вместе со слугами и было гораздо больше подневольных людей.

Узы брака скрепляли и узаконивали семейную жизнь, но здесь существовало множество нюансов. В эпоху викингов брак был соглашением прежде всего между семьями, а не между отдельными людьми. Он служил инструментом создания и адаптации родственных структур и ролей, социальных и политических иерархий. Большое значение придавали не только кровным узам, но и тщательно спланированным любовным отношениям – последние могли иметь даже больше веса, чем первые. Например, удачно заключенный брак мог обеспечить не только высокий социальный и политический статус отдельным людям и их родственникам, но также, в некоторых случаях, гарантировать их выживание в период конфликтов. Мужчины прибегали к разнообразным стратегиям поиска брачных партнеров, что позволяло им доминировать в вопросах семейной дипломатии. От этого, в свою очередь, зависели внутренние домашние отношения, политика и конфликты.

Сватовство представляло собой череду сложных маневров, и девушек могли сватать довольно рано, уже в возрасте тринадцати лет, хотя свадьбу часто откладывали до тех пор, пока будущей невесте не исполнится шестнадцать. В «Саге о Гуннлауге Змеином Языке» некая Йофрид успела овдоветь, прежде чем вышла замуж за Торстейна, – к тому времени ей было восемнадцать лет. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Мужчины часто вступали в брак в намного более зрелом возрасте, а это значило, что многие женщины вскоре вдовели и снова выходили замуж. В браке женщины сохраняли за собой право на свое имущество. Приданое собирала не семья невесты, а семья жениха – это был mundr, выкуп за невесту. В «Саге о союзниках» человек сетует, что ни одна из его дочерей еще не вышла замуж, поскольку не нашлось ни одного мужчины, достаточно богатого, чтобы дать за них выкуп.

Чем выше человек продвигался по социальной лестнице, тем более хитросплетенными становились социальные сети и тем больше последствий имел каждый его шаг. На самых высоких уровнях брак представлял собой в первую очередь альянс двух семей, рычаг и залог укрепления власти, стратегический шаг, направленный на защиту далекоидущих интересов знати. Существовавшие у разных социальных слоев свадебные обычаи, по-видимому, тоже заметно отличались, и то, что считалось приличным у знати, вероятно, имело мало общего с тем, как все происходило в глубинке. В эддической «Песни о Риге» описывается сложно организованная статусная свадьба с прекрасными тканями и множеством церемоний. Другую крайность рисует эпизод из «Саги об Эгиле Скаллагримссоне», в котором один земледелец за унцию золота покупает дочь другого земледельца, чтобы «справить с ней неполную свадьбу» – остальное нетрудно себе представить.

Разводы были вполне обычным делом, и жена имела такое же право инициировать развод, как и муж. Женщина могла сослаться на множество причин, включая простую неудовлетворенность. В «Саге о Ньяле» женщина уходит от мужа из-за его полового бессилия – это считалось достаточным основанием для развода. В «Саге о Гисли» женщина угрожает разводом мужу, возражающему против ее супружеской неверности. Также веской причиной считалась крайняя бедность – вина мужа, который не обеспечивает свою семью. Немалая часть прошений о разводе подавалась вследствие насилия в браке, хотя травмы, о которых идет речь в таких случаях, настолько серьезны, что степень терпимости к мужской агрессии в целом была, по-видимому, довольно высока.

Исключительно важен тот факт, что браки в эпоху викингов могли быть полигинными. Существование этой практики вызвало в научных кругах обширную полемику, причина которой не вполне ясна, поскольку упомянутый факт имеет вполне надежные подтверждения. Возможно, это снова напоминает о живучести стереотипов и указывает на то, какие характерные черты эпохи викингов люди готовы (или не готовы) принять. Упоминания о мужчинах, имевших нескольких жен, есть в сообщениях арабских путешественников, встречавших их на территории современной России в X веке. Более века спустя, около 1070 года, германский священник Адам Бременский писал о свеях: «У человека, в зависимости от его достатка, бывает одновременно две, три или более женщин, а у богатых людей и князей их и вовсе без счета». Ранее в том же сочинении он рассказывает о затруднениях своего друга, короля Дании, которого осудили за женитьбу на кузине, и добавляет, что вскоре после этого тот «взял себе других жен и наложниц, а затем и других». Это информация из первых уст о человеке, которого Адам знал лично. Примечательно, что в этих источниках проведено различие между женами и наложницами.

Некоторые упоминания о полигинии встречаются в корпусе древнескандинавской литературы. Эддическая «Песнь о Хельги Хьёвардссоне» начинается с пролога, описывающего четырех жен короля. В «Саге о короле Харальде Прекрасноволосом» говорится, что у него «было много жен», и в том же отрывке перечислены имена трех из них. Далее уточняется, что он мог жениться в очередной раз лишь при условии, «что отошлет прочь девять своих жен». Скальдический стих рассказывает о разных районах Норвегии, откуда были родом эти женщины, а из предыдущих глав становится ясно, что кроме жен у короля были также наложницы. В «Саге о Харальде Суровом (Сигурдссоне)» также есть краткое упоминание о том, что король взял вторую жену.

Обычай многоженства совершенно недвусмысленно подтвержден исландскими юридическими источниками и существовал долгое время после принятия христианства (вряд ли это было нововведение, принесенное христианской церковью). Один законоговоритель (обязанностью которого, как следует из названия, было дословно запоминать и декламировать законы) был одновременно женат на женщине и ее дочери. Папа был вынужден дважды направлять послания к исландскому духовенству, протестуя против этой практики (распространенной в том числе и среди самого духовенства), но даже в XV веке священников еще продолжали хоронить вместе с многочисленными женами и детьми, как, например, в Скридуклаустуре. Этот обычай носил эвфемистическое название bi-fruar, что переводится примерно как «побочные жены». Два исландских епископа были удостоены канонизации в числе прочего и потому, что они были единственными во всей стране священнослужителями, соблюдавшими целибат. Брак, как один из главных инструментов власти, всегда стремились взять под контроль, поэтому в правящем классе многоженство просуществовало намного дольше, чем среди простых людей.

Корпус надписей на рунических камнях поздней эпохи викингов из Центральной Швеции включает множество текстов, где упоминаются супружеские отношения, но почти нигде в них не названо больше одной жены. Звучит противоречиво, но на самом деле это не так. Во-первых, ясно, что полигинные браки почти всегда имеют внутреннюю иерархию, сравнительный статус жен в которой неодинаков, и нет никаких оснований полагать, что в надписях, где речь зачастую идет о наследстве и земельных правах, будет упомянут кто-то, кроме «главной жены». Во-вторых, что еще важнее, почти все шведские камни относятся к XI веку (конец эпохи викингов) и обычно имеют вполне ясный христианский контекст. Учитывая недвусмысленное, закрепленное законом отрицание церковью многоженства, было бы удивительно, если бы в надписях на камнях действительно упоминались такие отношения. Есть только два исключения – надписи на камнях из Уппинге в Содерманланде и из Бракста в Уппланде, – в которых говорится о двух женах одного мужчины. В надписях на камнях из Центральной Швеции упоминаются многочисленные сводные братья и сестры, предположительно от разных родителей, что вполне согласуется с тем, что один каменный памятник обычно устанавливали на средства нескольких семей. Совсем другую картину рисуют надписи на юге Швеции, где христианство распространилось намного раньше и где установку камня чаще всего оплачивал только один человек.

За рамками брака и предшествующего ему обручения существовала еще одна разновидность официальных отношений – конкубинат, имевший большое значение в контексте сексуальной политики. Существовали разные категории конкубината, которые оформлялись в виде устной договоренности и имели в каждом случае собственный словарь. Сюда относились любовные связи, организованные с целью объединения могущественных семей и укрепления политических связей, или в рамках комплекса взаимных обязательств, занимавшего центральное место в общественной жизни скандинавов. Прочие виды этих отношений, по сути, сводились к сексуальному партнерству, в некоторых случаях построенному на основе изначально возникших (или появившихся со временем) теплых чувств.

Женщины эпохи викингов формально не инициировали и не управляли развитием этих отношений, хотя, возможно, в некоторых случаях они способствовали формированию более или менее одобряемой обществом эмоциональной привязанности за пределами брака, нередко заключенного без любви. Тем не менее из юридических кодексов ясно, что мужчины (которые писали законы) отводили себе в подобных отношениях главенствующую роль. Более того, женщина, которая становилась наложницей, теряла для своей семьи право получить выкуп за невесту, поскольку она не выходила замуж, но все же была «сговорена».

Характерно, что у мужчины одновременно могло быть не только больше одной жены, но и больше одной наложницы. При этом каждая из участвующих в этих отношениях женщин, независимо от своего статуса, была связана только с одним мужчиной. В родовых сагах, хотя их не всегда можно назвать абсолютно надежным источником, также упомянуты несколько случаев подобных отношений. В «Саге о людях из Лососьей долины» женатый мужчина покупает невольницу, чтобы сделать ее своей наложницей. В «Саге о людях из Ватнсдаля» другой женатый мужчина официально имеет сексуальные отношения с наложницей, которая позже рожает от него ребенка. В «Саге о Ньяле» главный герой открыто признает перед женой свою добрачную связь, и на сцене опять же появляется ребенок от этого союза.

Женщин могли принудить к сожительству против воли, хотя формально это считалось незаконным. Бывали случаи, когда местные правители похищали дочерей своих арендаторов либо не оставляли им другого выбора, кроме как отдать женщин. Обычно женщин удерживали какое-то время, а затем отпускали. Выдвигались предположения, что это была демонстрация силы со стороны знати – разновидность рэкета, вымогательства под предлогом защиты или даже что арендаторы пытались таким образом подольститься к землевладельцам (известны случаи, когда крестьяне недвусмысленно предлагали своих дочерей королям). Поэтические источники позволяют с той же степенью уверенности предположить, что эта практика могла иметь отношение к обрядам плодородия, за которое местный правитель отвечал как представитель богов. Реальность вполне могла быть где-то посередине между этими вариантами и меняться в зависимости от обстоятельств, но в любом случае согласие женщины в расчет не принималось. Появившееся тогда обобщающее наименование наложницы, frilla, просуществовало до раннего Нового времени в качестве пейоратива, подразумевающего сексуальную доступность, распущенность или даже открытую проституцию, – все это на условиях, продиктованных мужчинами.

Обращенные в рабство женщины тоже могли стать наложницами, что в какой-то степени (но, вероятно, не слишком большой) защищало их от сексуального насилия, нередко составлявшего неотъемлемую часть их жалкого существования. В сагах упомянуты несколько женщин, которым удалось использовать такие отношения как ступеньку к лучшей жизни – например, в «Саге о людях из Лососьей долины» знатная женщина из Ирландии по имени Мелкорка, захваченная во время набега и ставшая рабыней, в конце концов выходит замуж в Исландии. В «Беовульфе» величавую датскую королеву Вальхтеов, хозяйку дворца Хеорот, повсюду незримо сопровождает напоминание о тех временах, когда она была всего лишь захваченной в бою пленницей: по мнению некоторых исследователей, ее имя означает «чужеземная рабыня».

Кроме брака и сожительства, дававших начало новым родственным связям, в социальных отношениях эпохи викингов имелся еще один компонент, в более поздних письменных источниках носящий название vinátta. Это слово буквально означает «дружба», но в те времена оно имело несколько иные коннотации и отличалось от нашего современного понятия. Древнескандинавские vinr, друзья (в современных скандинавских языках тоже есть слова venner и vänner), были не только близки как братья по оружию – их объединяли сложные связи примерно того же характера, что и признанные обществом узы родства. Специфика и роль этой дружбы в жизни общества особенно заметны с X века, но ее основные законы прослеживаются уже в начале эпохи викингов. Эти социальные сети состояли исключительно из мужчин, однако у них был и женский аналог: женщина тоже могла опереться на свои связи и поддержку подруг.

Дружба у викингов служила еще одним способом заручиться взаимной помощью при отсутствии в обществе иных надежных гарантий поддержки и безопасности. Возникающие в результате частично перекрывающие одна другую социальные сети служили ключевым фактором относительно мирного общественного сосуществования. Дружбу скрепляли дарением подарков, например, правитель одаривал своих приближенных, что влекло за собой установленную законом обязанность отплатить взаимностью.

Ключевым элементом этих отношений (для мужчин) было взаимное заступничество, которое понимали не только как защиту непосредственно в битве, но и в целом как необходимость заботиться об интересах друзей. Это позволяло поддерживать друг друга во время судебных разбирательств, но вместе с тем это подпитывало сложную динамику вражды. Мужчина мог быть связан с правителем клятвой верности и подчиняться законам насилия, пронизывающим зальную культуру. Однако если перед началом сражения замечали, что в войске противника находится друг этого человека, то, по данным некоторых источников, враждующие стороны могли сделать попытку договориться о перемирии, чтобы избежать щекотливой ситуации, не заставляя друзей сражаться один против другого и не подвергая испытанию прочность их клятв по отношению друг к другу и к вождям, что никому не принесло бы пользы. Система официальной дружбы существовала также между вождями и королями и распространялась даже на богов.

Семья, независимо от ее состава, предполагает семейную жизнь и ведение домашнего хозяйства. Основной единицей поселения в Скандинавии эпохи викингов была усадьба, garðr или gård, уже знакомое нам понятие, обозначающее замкнутое жилое пространство. Именно здесь происходили почти все события в круговороте сельской жизни, мало отличавшейся от жизни в следующие века. В некоторых эддических поэмах сохранились примеры незамысловатой философии, нечто вроде афоризмов о жизни на земле. Процитируем «Речи Высокого»:

В усадьбе обычно имелось центральное строение – прямоугольный длинный (или не слишком длинный) дом, чаще всего деревянный. Крышу поддерживали вертикальные опоры, образующие внутри три прохода, стены были сделаны из плетня (сплетенных гибких веток), обмазанного глиной. Дерева в регионе было вдоволь, и в домах у некоторых состоятельных людей стены делали из цельных досок, закрепленных горизонтально между столбами либо вертикально на поперечных балках. Если была возможность, нижнюю часть стены складывали из камня, чтобы защитить дерево от земляной сырости. В районах с более суровым климатом остро стоял вопрос сохранения тепла, и стены были толще, с каменной сердцевиной, обложенные тяжелыми кусками дерна. Ими же могли выстелить крышу. Для защиты от непогоды также использовали древесную кору, которую укладывали под соломенную кровлю. По-настоящему богатые люди могли позволить себе покрыть крышу своего высокого зала деревянной черепицей.

В этом общем помещении происходила большая часть повседневных дел – здесь ели, спали, занимались домашними ремеслами. Обстановку можно было легко поменять, принеся постельные принадлежности и расстелив одеяла или, наоборот, быстро убрав вещи. Если требовались дополнительные места для сидения, приносили несколько простых табуретов. Имущество хранилось в надежно запертых ящиках и сундуках (замки – частая находка при раскопках) или в мешках. Мясо и травы сушили под крышей или коптили на огне. Разнообразные вещи убирали на платформы, пристроенные к стропилам, – это был не столько полноценный второй этаж, сколько удобное место для хранения. Продукты держали в бочках и часто в них же консервировали.

Центральная «гостиная» жилых домов – будь то обширное пространство зала, тесная хижина или городское жилище – была плохо освещена даже днем. Свет проникал через дверь, в очень редких случаях через маленькое окошечко, затянутое кожей или закрытое ставнями, или падал через дымовое отверстие. Внутри могли зажечь масляные лампы, сделанные из глины, камня или металла и дававшие мягкий слабый свет, – их ставили на плоскую поверхность или вешали на гвоздях на стены. Основным источником света и тепла служил очаг в центре, со всех сторон обложенный камнями для надежной защиты от искр – пожар представлял большую опасность для любых деревянных строений.

По вечерам очаг становился всеобщим местом сбора. Это было главное пространство для приготовления пищи – готовили в глиняных сосудах, которые ставили прямо в тлеющие угли, на решетке или на железных сковородках, в котлах, подвешенных над очагом на цепях или треногах. Глиняная посуда была в основном очень простой, но в некоторых домах пользовались более качественной славянской чернолощеной керамикой. В богатых домах попадалась керамическая посуда с континента, особенно из Германии, доставленная по суше через датскую границу, – глазурованные кувшины, миски, подобие сита и даже керамика из Рейнланда, украшенная серебристой фольгой, которая красиво блестела, особенно если ее намочить.

Обычно люди собирались поесть вокруг умиротворяющего огня очага. Почему-то, когда речь заходит о застольной культуре викингов, мы до сих пор представляем себе что-то вроде сцены в таверне из фильмов про Средневековье, где все безудержно пьянствуют, хохочут во все горло и рвут зубами куски мяса, а на заднем плане обязательно происходит драка. Реальность была совсем другой, и в ней присутствовала разнообразная и изысканная кухня.

Умению вести себя за столом придавали большое значение. Каждый живущий в эпоху викингов носил с собой карманный нож – небольшой утилитарный предмет для повседневных нужд, особенно для еды. Ножи имели самое широкое распространение и встречаются почти в каждом захоронении. Отдельные образцы могли быть богато украшены, но все они имели одно и то же практическое назначение. Не менее важным инструментом был точильный камень. Счет таких находок тоже идет на тысячи – это были маленькие прямоугольники из камня, часто с отверстием и петлей для подвешивания. Большинство из них очень простые, но попадаются и сделанные из полосатого разноцветного сланца, выбранного не только за функциональность, но и за красоту. Независимо от внешнего вида, точильные камни оставались важной составляющей повседневного набора инструментов.

Большие длинные вилки с двумя зубцами использовали для подачи мяса из котлов и других больших кухонных сосудов, но вилки как индивидуальный столовый прибор не были известны. Ложки и черпаки делали из дерева или рога и часто украшали. Еда по большей части была жидкой или полужидкой, в виде густых бульонов и рагу, каш и похлебок.

В простых домах еду подавали в деревянных мисках или тарелках. Посуда, обработанная на токарном станке, была выше качеством и имела гладкую, приятную на ощупь поверхность. На рынках такие предметы, произведенные мастерами с помощью специального оборудования, пользовались большим спросом. Самым примитивным вариантом была деревянная миска, вырезанная или выдолбленная вручную, грубая, но выполняющая свою задачу и, пожалуй, обладающая своеобразным очарованием. Тарелки и разделочные доски из дерева часто встречались даже в богатых домах, хотя там они могли быть украшены резьбой. Металлическую посуду имели очень немногие. В некоторых случаях пищу выкладывали вместо тарелки на кусок хлеба, который затем съедали.

Целая докторская диссертация была написана только о хлебе викингов, и именно в таких деталях повседневной жизни по-настоящему проступают подлинные живые краски их мира. По данным погребений и поселений по всей Центральной Швеции, в особенности захоронений в Бирке, нам известно по крайней мере девять разных видов хлеба: выпеченные в формах прямоугольные буханки; нанизанные на тонкую проволоку круглые буханки; овальные булочки; тонкие, мягкие, складывающиеся лепешки, испеченные на круглой рифленой сковороде, – своего рода скандинавская тортилья, в которую заворачивали еду; тонкие и сухие круглые хрустящие лепешки с отверстием посередине, чтобы подвешивать их для хранения (такие и сегодня можно купить по всей Скандинавии); как минимум два разных вида печенья; маленькие шарики из жареного теста; хрустящие закуски в форме восьмерки, напоминающие претцели или, точнее, существующую и сейчас разновидность шведской выпечки под названием kringlor (крендели). Хлеб пекли из лущеного ячменя и овса, особенно тонкую выпечку – иногда из пшеницы, и очень редко из ржи.

Способы выпечки хлеба не изменились с давних времен и хорошо прослеживаются в материальной культуре. Зерно перемалывали в муку при помощи вращающихся каменных жерновов, тесто замешивали в деревянных корытах, раскатывали на столе, формировали руками или раскладывали в пекарские формы. Поверхность некоторых форм украшали узорами из небольших шипов (также найдены железные штампы для их изготовления). Тесто могли варить в кипящей воде, жарить на сковороде с длинной ручкой или запекать в глиняных печах. Мы даже можем увидеть, сколько раз переворачивали разные виды буханок и лепешек и в каком виде их предпочитали – с закругленными краями, мягкими и пышными или сухими и хрустящими. Как минимум некоторые виды хлеба приправляли травами или посыпали сверху семенами для вкуса и украшения. Но мы пока не знаем, насколько типичной была эта картина: славилась ли выпечка из Бирки по всем городам и весям, или вы могли получить то же самое в любом другом месте, или же в каждом регионе были свои традиции?

Заметную часть рациона составляло мясо – об этом можно судить по обломкам костей с характерными следами рубки, найденным в мусорных кучах и ямах. Викинги ели баранину, козлятину, говядину и, судя по всему, особенно любили свинину. Арабские путешественники отмечали, насколько скандинавы любят это мясо; об этом говорит и то, что именно его подавали мертвым героям в Вальхолле. Кур разводили ради яиц и мяса, уток, гусей и других водоплавающих птиц добывали на охоте. Найденные небольшие узкие вертела показывают, что за ужином подавали что-то вроде шашлыка. Кроме того, были массивные вертела, больше похожие на копье для мяса, позволявшие жарить над огнем крупные куски. Много вкусного белка поставляли на стол лось и северный олень, ценилось мясо кабана. Разнообразие в рацион питания вносили морские обитатели, в том числе тюлени и киты. Ловили разные виды пресноводных и даже некоторые виды глубоководных рыб. На приусадебных участках выращивали пряные травы, которые использовали для ароматизации всех видов пищи. Пчел держали ради меда. Из молока коров, овец и коз изготавливали сыры, сыворотку и кисломолочные продукты, которые, в числе прочего, можно было использовать вместо соли для консервации мяса на зиму. Кроме того, ели восхитительный кисломолочный продукт под названием скир, который и сегодня популярен в Исландии, – нечто вроде густого йогурта, кислого, но с легким сладковатым оттенком (попробуйте, если будет возможность). В лесу в изобилии водились ягоды (добавьте их в свой скир!), грибы и клубнеплоды.

К сожалению, нам очень мало известно о том, что именно викинги делали со всем этим богатством. До нас не дошло никаких рунических рецептов, но само по себе разнообразие доступных продуктов говорит о том, что на кухне скандинавы были так же изобретательны, как и во всех остальных сферах жизни. Учитывая приток иностранных торговцев и усиление иноземных веяний в эпоху викингов, мы можем с достаточной долей уверенности предположить, что это оставило свой след и в культуре питания. «Этнические» блюда наверняка можно было попробовать в крупных рыночных центрах, и, возможно, люди, которым хотелось чего-то новенького, увозили их с собой в деревню. Можно также предположить, что оригинальный вклад в приготовление пищи в усадьбе вносили чужеземные слуги, скучающие по привычным домашним вкусам.

Пищу запивали элем и медом (слабоалкогольным напитком на основе пчелиного меда). И то и другое пили из рогов, кожаных или деревянных кружек. Иногда обычай требовал одним махом осушить свой сосуд до дна, но есть также много текстовых упоминаний о том, что рог передавали по кругу. Известно, что в конце эпохи викингов некоторые люди (возможно, из чувства протеста против христианского крестного знамения) перед тем, как отпить из своей чаши, чертили над ней знак молота в честь Тора.

Из безалкогольных напитков пили молоко и, возможно, родниковую воду. В особых случаях пили beor – несмотря на созвучное название, это было не пиво (beer), а какая-то сладкая настойка, наподобие фруктового вина, которую разливали в маленькие чашки. Некоторые напитки явно были очень крепкими. Путешественники из Арабского халифата видели, как викинги пили некий явно алкогольный напиток неопределенного характера, в арабском тексте обозначенный как набиз (набид, nabīdh). После одной-двух чашек этого напитка люди начинали пошатываться. Один такой путешественник видел, как на похоронах вождя (что, вероятно, было во многих отношениях исключительным событием) люди пили десять дней без перерыва, а некоторые, по его словам, так и умирали с чаркой в руках. Судя по всему, он не преувеличивал.

Вино, несомненно, было известно знати еще со времен Римской империи и считалось дорогим и редким импортным товаром. В самых богатых захоронениях были найдены изящные бокалы, доставленные (или вывезенные вместе с другим награбленным добром) из Франкии и других областей континента. Иногда их аккуратно ремонтировали с помощью металлических зажимов, что свидетельствовало о том, что они высоко ценились не только сами по себе, но и как символы статуса, подразумевающие, что человек мог позволить себе пить вино и приобретать для него сопутствующие принадлежности. Винные бокалы часто имели коническую форму, их нельзя было поставить на стол. Из-за этого высказывались предположения, что даже вино викинги выпивали одним глотком, как эль, но больше похоже на то, что такие бокалы постоянно (демонстративно) держали в руке или ставили на какую-то деревянную подставку. По объему они были чуть меньше нашего обычного винного бокала – для сравнения: в некоторые выдающиеся образцы винных чарок эпохи Великого переселения народов входило больше половины современной бутылки.

Квинтэссенцию представлений викингов о выпивке мы находим в описании загробной жизни в чертогах Вальхолла, зала бессмертных воинов Одина. В эддической поэме «Речи Гримнира» сидящие на скамьях einherjar (эйнхерии, мертвые воины) пьют эль из рогов, которые им подносят валькирии. Но сам хозяин, председательствующий на еженощном пиршестве павших, ничего не ест: «Одно лишь вино пьет славный оружьем Один». В застольных манерах повелителя богов отражаются самые смелые представления викингов о безудержной роскоши.

За потреблением еды и питья везде, за исключением разве что Вальхолла, следовали другие естественные потребности. В сельской местности можно было найти множество подходящих мест под открытым небом, в поселениях отхожее место обычно выглядело как глубокая яма, выкопанная неподалеку от жилых построек. В городских поселениях ее устраивали на заднем дворе, для стабильности часто обкладывали плетеными прутьями, сверху иногда накрывали досками или даже – роскошный вариант – ставили сиденье с отверстием. Когда яма заполнялась, ее просто засыпали, а рядом выкапывали новую. Выгребная яма – один из самых неприятных для раскопок объектов раннего Средневековья, особенно во влажных слоях, где содержимое сохраняется в первозданном состоянии и по-прежнему испускает неповторимый аромат. Однажды я провел не самую приятную неделю, все это время стараясь как можно меньше дышать, на раскопках одной из старых выгребных ям в Йорке. Внутри попадались комки мха, которые использовали вместо туалетной бумаги, тряпицы, заменявшие во времена викингов гигиенические прокладки, и время от времени другие предметы, которые люди роняли вниз, пока были заняты своими делами, но потом благоразумно решали с ними попрощаться. При всем этом отхожее место – мечта археологов-экологов: копролиты (законсервированные фекалии) можно проверить на наличие кишечных паразитов, реконструировать кишечную микрофлору и сделать выводы о болезнях, получить сведения о рационе питания по остаткам семян, белков и другим пищевым остаткам.

После трапезы, пока одни люди незаметно выходили на улицу, другие занимались при свете очага домашними делами, не требующими особой остроты зрения, разговаривали или играли в настольные игры, например в hnefatafl, где нужно было захватить короля, совершая стратегические маневры фигурками из кости, рога или стекла. Кроме того, и в скромных крестьянских домах, и в скальдическом театре высоких залов у очага рассказывали истории. Время от времени археологи находят музыкальные инструменты – простейшие деревянные свистульки и свирели, или мост струнной лиры. Такими звуками сопровождались поэтические декламации.

Вокруг, как обычно, бегали и играли дети. На многих археологических площадках были найдены игрушки: маленькие деревянные лошадки, в том числе одна на колесах, деревянные кораблики (несколько штук – по-видимому, они пользовались популярностью), тряпочные мячи и маски из ткани и кожи, изображающие каких-то чудовищ, – хотя они, возможно, предназначались не для игры, а для каких-то ритуальных целей. Есть даже маленькие мечи и другое оружие, выструганное из дерева, уменьшенное для крошечных рук, но точно воспроизводящее типологические особенности взрослого оружия. Должно быть, каждый ребенок хотел играть с «настоящим» мечом, таким же, как у faðir – или у moðir. В слоях XI века в Лунде на юге Швеции археологи нашли фрагменты детского стульчика из бука с деревянной перекладиной – ее можно было закрепить спереди, чтобы не дать маленькому викингу выбраться. Это самый ранний сохранившийся образец детской мебели в Европе.

Внутри помещения было очень дымно. Мы знаем это не в последнюю очередь из саг: в них, скорее всего, описана обстановка средневековых залов, но можно предположить, что за прошедшие столетия там вряд ли многое изменилось. Так, в «Саге о Хрольве Жердинке» женщине приходится срочно выйти наружу, и подруга объясняет ее поведение тем, что ей стало дурно от дыма очага. Услышав это, никто не удивляется. Ясно, что свежий воздух в какой-то момент вечера был необходим каждому.

Когда приходило время ложиться спать, внешнюю дверь для безопасности запирали на засов или замок. В скромных домах люди спали все вместе на скамьях или сворачивались у очага, закутавшись в одеяла. В больших залах можно было уединиться за внутренними перегородками, и там даже были кровати. По современным меркам, они довольно короткие, хотя люди эпохи викингов были среднего роста и телосложения по сравнению с современными европейцами. Вероятно, в таких кроватях удобно было полусидеть, опираясь на подушки и завернувшись в покрывала. В спальных нишах исландских длинных домов позднего времени люди, очевидно, спали сидя или лежа на боку с согнутыми ногами. В захоронениях богатых людей были найдены подушки и одеяла, набитые птичьим пухом, – роскошный способ согреться в зимние холода. Постельные принадлежности также набивали куриными и вороньими перьями, а у высшей знати даже перьями филина. В могиле знатного человека, похороненного в X веке в Маммене в Дании, археологам попалась особая подушка: пустая посередине, но плотно набитая по краям – ее можно было согнуть и подложить для удобства под шею.

По утрам люди, по-видимому, быстро умывались из стоящей рядом миски или таза и причесывали волосы (что снова противоречит легендам о немытых и нечесаных викингах). Судя по археологическим данным, викинги уделяли личной гигиене довольно много внимания. В частности, практически у каждого человека был собственный гребень, сделанный из кости или оленьего рога, и хранившийся в специальном футляре, защищавшем мелкие острые зубья. Гребни были разных форм и размеров, часто богато украшенные, и их производство было важной отраслью, создававшей устойчивый спрос на сырье из дальних стран. Один специалист по гребням эпохи викингов заходит так далеко, что помещает их дизайн, изготовление и использование в центр того, что он называет «образом жизни викингов». Кроме того, гребень имел множество символических смыслов, и его часто использовали для обозначения человека и его или ее присутствия. В ямах для опорных столбов на месте военных укреплений были найдены специально переломленные футляры от гребней – вероятно, это символизировало клятву оставаться на месте: «Здесь я стою».

Часто цитируемый хронист из Оксфордшира писал около 1220 года, но опираясь на более старые источники, что мужчины-викинги, приплывающие в Англию, каждый день причесывают волосы, моются раз в неделю, регулярно меняют одежду и «привлекают к себе внимание тому подобными праздными причудами», – а пораженные таким поведением английские женщины начинают предпочитать их своим мужьям. На редких сохранившихся объемных изображениях мужчин эпохи викингов, например на знаменитом портрете из оленьего рога из Сигтуны (Швеция), можно увидеть тщательно подкрученные усы и аккуратно завитые сзади на концах длинные волосы. На других изображениях мы видим мужчин с гладко причесанными волосами до плеч и коротко подстриженной или зачесанной клинышком бородой. В одном случае встречаются дреды и длинные бороды. Восточные источники так описывают скандинавского полководца в Византии: его голова была полностью обрита, за исключением двух длинных прядей возле ушей, и завершала ансамбль серьга с большим красным сердоликом.

Женские волосы в искусстве чаще всего изображают стандартным образом, в виде завязанного сзади свободного хвоста. В некоторых случаях ниспадающие волосы доходят почти до пяток. Иногда встречаются изображения женщин спереди, а не в профиль, и в этих случаях волосы, по-видимому, заплетены с обеих сторон в объемные косы. Есть также изображения волос, разделенных посередине пробором и собранных сзади в тугой узел. Все эти прически выглядят продуманно и аккуратно.

На этом забота о внешности не заканчивалась. Когда арабский воин и дипломат Ахмед ибн Фадлан встретил викингов на Волге в 922 году, он отметил, что «каждый из них от кончиков пальцев на ногах до самой шеи покрыт темно-зелеными линиями, рисунками и тому подобным». Вероятно, он говорит о покрывающих все тело татуировках, которые, очевидно, были широко распространены (они были у каждого мужчины). События происходят на востоке, но эта группа прибыла из Скандинавии.

Некоторые мужчины подпиливали зубы. Исследования на кладбищах эпохи викингов позволили сделать примечательное открытие: от 5 до 10 % мужчин, большинство из которых умерло в возрасте до сорока лет, имели дентальные модификации. Они выглядели как бороздки V-образного профиля, пропиленные в эмали передних зубов и образующие горизонтальные линии, иногда шевроны. У некоторых мужчин была всего одна такая линия, у других несколько, иногда по нескольку на одном зубе. Бороздки, вероятно, окрашивали смолой, отчего линии на зубах становились красными. Судя по всему, ухмылка викинга была запоминающимся зрелищем.

Рис. 7. Дентальные модификации. На передних зубах у мужчины эпохи викингов пропилены горизонтальные бороздки. Образец из Ваннхога, Швеция. Фотография: Стаффан Хилл (Staffan Hyll) (© Caroline Ahlström Arcini)

Дентальные модификации, по-видимому, были исключительно мужским атрибутом, более того, характерным лишь для определенной группы людей, так или иначе связанных с морем, торговыми портами и перевалочными станциями на разветвленных маршрутах мира викингов. Другими словами, мужчины, подпиливавшие зубы, относились к той части викингского сообщества, которой не сиделось на одном месте. Эта практика просуществовала как минимум два столетия. Мужчины могли наносить на зубы разные узоры и со временем добавлять новые. Это была разновидность постепенно усложняющегося боди-арта. Что это означало – мы, опять же, можем только догадываться, но вполне вероятно, дентальные модификации указывали на определенный образ жизни и, возможно, сообщали о достижениях на этом пути. Здесь уместно будет вспомнить о традиционных татуировках моряков следующих столетий, по стилю и мотивам которых можно было определить, в каких морях плавал этот человек, сколько времени он провел в тех или иных портах и так далее. Возможно, бороздки на зубах обозначали что-то совсем другое: знак ранга, посвящения или принадлежности к группе, или даже количество убитых врагов? Крайне велик соблазн предположить, что такие отметины носили «настоящие» викинги, в прямом смысле этого слова. При этом совсем не обязательно подпиливание зубов всегда посылало одни и те же сигналы – здесь могло существовать множество тонких оттенков смысла, которые совершенно непонятны нам сейчас, но когда-то были отлично понятны тем, кто в этом разбирался.

Наконец, у нас есть единственное упоминание о косметике для лица в записках Ибрагима ибн Якуба, еврейского путешественника из Испании, который совершил незабываемую прогулку по датскому рыночному центру Хедебю. Находясь там в 960-х годах, он заметил: «Также имеется у них искусно изготовленная краска для глаз. У тех мужчин и женщин, что ею пользуются, красота усиливается и более не убывает». Кроме этого нам ничего не известно, и трудно сказать, была ли это только датская мода или более распространенный обычай, но мое воображение тронуто образом, столь далеким от того, что рассказывали о викингах в мои студенческие годы.

Если пролистать страницы любой хорошо иллюстрированной книги о викингах или побывать на ярмарке-фестивале с участием реконструкторов эпохи раннего Средневековья, легко подумать, будто нам хорошо известны одежда и мода того периода. Однако этой уверенности резко противоречат два открытия, сделанные с помощью металлоискателей в Дании не далее чем в 2012 и 2014 годах.

Первая находка была обнаружена в конце декабря в промерзшей почве Харби близ Роскилле – маленькая трехмерная (что редкость для искусства викингов) фигурка из позолоченного серебра в виде стоящего человека, вооруженного мечом и щитом. Детали орнамента позволяют датировать находку IX веком. Волосы фигурки забраны в длинный, завязанный узлом хвост, что традиционно принято считать женским маркером, поэтому фигурка была почти единогласно признана женщиной. Вместе с тем в ее облике есть гендерно неоднозначные черты. У фигурки не обозначена выступающая грудь, однако у нас так мало объемных человеческих изображений эпохи викингов, что здесь трудно судить, с чем мы имеем дело – художественной условностью или, возможно, культурным предпочтением (красивой считалась плоская грудь?). Или, может быть, это индивидуум с мужским телом и нетрадиционной прической?

Одежда тоже выглядит необычно и с трудом соотносится с каким-либо гендером. Фигурка из Харби одета в заложенную складками нижнюю юбку, очевидно длиной до щиколотки, хотя трудно утверждать это однозначно, поскольку ступни фигурки утрачены. Поверх надето нечто вроде фуфайки с глубоким V-образным вырезом и двумя тонкими лямками, которые оставляют открытой очень широкую область вокруг верхней части рук. Нижний предмет одежды, очевидно, спускается от талии, поскольку сверху под «майкой» фигурка явно обнажена. Интересно, что нижний край майки не прямой, а срезанный по диагонали справа налево. Это выглядит неожиданно и эффектно и к тому же оставляет меньше ткани на уровне талии под правой рукой, сжимающей меч. Широкие проймы также дают дополнительную свободу движений. Поверх майки и юбки на фигурке надето что-то вроде доходящего до пола пальто без рукавов или, возможно, прямой ниспадающий плащ, щедро украшенный переплетающимися узорами, выполненными в технике черненой эмали (черни). Одежда фигурки из Харби относится к никогда ранее не встречавшемуся исследователям типу.

Второй предмет был обнаружен в 2014 году в Ревнинге на востоке Дании – это замечательный кулон из позолоченного серебра, длиной чуть менее пяти сантиметров, в виде человеческой фигуры. Тело фигурки плоское и двумерное, а голова расширяется и приобретает трехмерный объем и имеет сзади отверстие для подвешивания. Это еще один уникальный объект, на основании художественного стиля датируемый предположительно началом IX века, как и фигурка из Харби. Особый интерес фигурке из Ревнинге придает необычайно подробно изображенная одежда (пожалуй, это самый сложно проработанный из всех известных нам примеров) с крайне неожиданными элементами, а также тот факт, что, как и у фигурки из Харби, по ней невозможно определить гендер изображенного человека.

Рис. 8. Неоднозначность и неопределенность. Загадочная фигурка из Ревнинге, Дания, в сложной, искусно выполненной одежде. Национальный музей Дании. Фотография: Джон Ли (John Lee) (© National Museum of Denmark)

Фигурка одета в нижнюю юбку и подпоясанное платье с длинными рукавами, доходящее до ступней. Лиф платья плотный, на плечи, по-видимому, наброшено нечто вроде шали. Все предметы одежды выполнены в разных стилях и по-разному декорированы, что, несомненно, представляет собой попытку передать разнообразие тканей, узоров и, возможно, даже цветов. Если представить, как это могло выглядеть в реальности, вероятно, эффект был ошеломляющим. Поверх шали на фигурке многорядное ожерелье. Руки сцеплены чуть ниже пояса, по обе стороны от «пряжки», которая выглядит как очень большая фибула-трилистник. Принято считать, что такие украшения носили выше на теле, как застежку шали, поэтому его положение здесь выглядит необычно и неожиданно. При раскопках были обнаружены детали рукоятей франкских мечей в виде трилистника, почти такого же размера, как у фигурки из Ревнинге, повторно использованные в скандинавском контексте – возможно, это один из таких случаев. От застежки-трилистника спускаются две линии, украшенные ближе к низу круглыми медальонами. Не вполне ясно, что это – длинные ниспадающие концы пояса или вышитые края платья. Волосы фигурки разделены на пробор и собраны в узел на затылке, уши оставлены открытыми.

Сначала фигурку из Ревнинге почти единогласно посчитали женщиной, вероятнее всего, богиней плодородия или валькирией – обычные дежурные клише, когда нужно быстро отнести находку к какой-либо категории. Но вскоре закрались сомнения. На самом деле ничто не указывает, мужчина это, женщина или существо за пределами бинарной системы. В скандинавских изображениях позднего железного века многие предположительно мужские фигуры изображены в длинных жакетах или кафтанах с расширяющейся наподобие юбки нижней частью. Они встречаются на пластинках шлемов вендельского периода, на некоторых фигурных подвесках, на картинных камнях Готланда и во многих других случаях.

Рассмотрев фигурки из Харби и из Ревнинге, можно получить представление об одежде и даже в какой-то степени реконструировать ее, но в конечном итоге невозможно узнать, человеческая ли вообще это была мода – и если да, то о каком социальном статусе она говорила – хотя, несомненно, она говорила о богатстве. Если это было одеяние бога (богини) или другого сверхъестественного существа, то, возможно, фигурка из Харби впервые открывает перед нами лицо валькирии? А фигурка из Ревнинге показывает, как выглядели fylgja или dís, древние женские духи предков Севера? Эти вещи, вероятно, были очевидны для человека эпохи викингов, но не для нас. Пожалуй, можно сделать некоторые выводы из того факта, что две пятисантиметровые фигурки изменили (в сущности, даже подорвали) сложившиеся научные представления об одежде эпохи викингов. Итак, с учетом этой оговорки что нам на самом деле известно об одежде того времени?

Большая часть сведений получена нами из изобразительных источников: огромное количество человеческих фигур встречается на картинных камнях (каменные памятники с резными картинами, встречающиеся только на острове Готланд) и пластинках из золотой фольги. Кроме этого, есть фрагменты одежды, найденные в захоронениях и сохранившиеся в продуктах коррозии на металлических предметах, которые когда-то соприкасались с тканями. Полученные данные можно сопоставить с украшениями и другими найденными в захоронениях аксессуарами для одежды, о функциях которых можно догадаться по их расположению на теле. Эта база данных накоплена за сто с лишним лет полевых исследований и содержит тысячи примеров. Реконструировать одежду удалось благодаря кропотливой работе увлеченных специалистов, в том числе сотрудников Центра исследования текстиля в Копенгагене и их коллег из аналогичных учреждений.

Женщины из всех социальных слоев, по-видимому, носили простую сорочку длиной до щиколоток из шерсти или льна. Льняные вещи требовали бережного ухода. Их тщательно разглаживали на пластинках из китового уса (нередко великолепно украшенных изображениями скалящихся зверей) с помощью полых овальных «гладильных камней» из зеленого или синего стекла, проводя по ткани плоской стороной такого камня. Спереди на вороте сорочки был вертикальный разрез, края которого скрепляли небольшой фибулой. Такие застежки делали из любых металлов, от свинца до золота, в зависимости от достатка. У самых бедных, кроме этого, могло больше не быть никакой одежды.

Некоторые женщины носили поверх сорочки длинные верхние платья – простую и практичную одежду для повседневного использования. Однако на более высоких ступенях социальной иерархии, по-видимому, предпочитали одеяние, похожее на фартук, которое начиналось на уровне груди и удерживалось перекинутыми через плечи тонкими лямками, отстегивающимися спереди. Их закалывали на груди двумя овальными фибулами, по одной с каждой стороны. Лямки собирали под каждой фибулой и фиксировали булавкой, при этом место соединения было скрыто металлом. Поскольку каждую фибулу можно было расстегнуть отдельно, что позволяло откинуть вниз одну сторону фартука и отодвинуть в сторону нижнюю рубашку, считается, что такой покрой был удобен для кормления грудью. Внутри выгнутых наподобие черепахового панциря фибул археологи иногда находят несколько слоев ткани, как если бы булавка сколола одновременно несколько разных предметов одежды. Некоторые женщины, по-видимому, носили спереди дополнительные полосы ткани – возможно, для красоты или как передник, чтобы защитить остальную одежду, когда занимались повседневными делами.

Овальная фибула – единственный наиболее распространенный маркер женщины в захоронениях эпохи викингов. По ним нередко определяют пол, если в могиле нет ни одной уцелевшей человеческой кости. Фибулы могли быть разной формы, с разными узорами и из разных материалов – от бронзы, медных сплавов, чистого или позолоченного серебра до настоящего золота. Встречающиеся художественные стили поддаются точной датировке, что значительно облегчает работу ученых. Некоторые фибулы разбирались на части и имели ажурную верхнюю крышку, под которую можно было подкладывать ткань контрастного цвета, усиливая эффект. Многие овальные фибулы были целиком покрыты орнаментами, витыми переплетающимися узорами или мифическими животными, иногда с высоким рельефом.

Поверх этого наряда женщины иногда надевали плотное тяжелое платье с широкими рукавами, доходящее до земли. Некоторые платья застегивались высоко под горлом на пуговицы или булавку, другие имели спереди глубокий вырез, позволяющий видеть нижнее платье, овальные фибулы и бусы. На голове женщины носили простую шапочку, закрывающую волосы, с завязками под подбородком, сшитую из тонкого льняного полотна, а у богатых из шелка, привезенного из Средиземноморья, стран Ближнего Востока или даже из Китая. В некоторых захоронениях мы также находим тонкие серебряные обручи, которые носили на голове как украшение наподобие тиары либо, что более вероятно, надевали, чтобы удерживать на месте головное покрывало.

Были найдены кожаные туфли и ботинки, некоторые длиной до щиколотки и застегивающиеся спереди на простую застежку-тогл. У других моделей завязки были пропущены по кругу сквозь петли, прорезанные чуть ниже верхнего края (а не спереди, как у современных туфель). Это была дешевая и практичная обувь, хотя ее иногда украшали цветными нитками. Более качественная обувь могла доходить до щиколотки или до колена, была изготовлена из тяжелой тисненой кожи и украшена переплетающимися узорами. (Одно из моих лучших воспоминаний о раскопках связано с тем случаем, когда я не спеша извлекал такой ботинок из густой черной грязи заболоченного поселения викингов.) Надетые внутрь шерстяные носки, связанные иглой в технике nålebindning, сохраняли ноги в тепле и сухости. Бедняки, вероятно, просто набивали обувь травой и соломой для тепла и удобства.

Вопрос, который редко задают и на который достаточно трудно ответить: как люди эпохи викингов относились к одежде? Как они себя в ней чувствовали, как ощущались на коже разные ткани, в каких случаях надевались те или иные вещи? У викингов, как и у нас, тоже была мода, и одежда говорила не только о богатстве и личном вкусе, но и о многих других вещах – не в последнюю очередь о власти (или ее отсутствии, если вспомнить о людях, у которых было не так много возможностей выбирать себе наряд). Одежда рассказывала о достижениях, и вместе с тем об устремлениях. Развитые международные связи эпохи викингов давали новые источники тканей и элементы костюмов, с которыми можно было экспериментировать, и новые возможности их продемонстрировать. Можно предположить, что как минимум те из викингов, кто вел активную жизнь со всеми ее возможностями и опасностями, одевались как люди, которыми они хотели бы стать – и которыми, возможно, в конечном итоге становились.

Ожерелья из бусин протягивали между овальными фибулами, иногда в несколько рядов, или просто обвивали вокруг шеи. Бусины, изготовленные в местных мастерских из стекла, импортированного в виде сырья из Средиземноморья, отличались широким разнообразием форм и цветов. К середине эпохи викингов в Скандинавию из Леванта в больших количествах прибывали готовые бусины из сердолика и других материалов. Ибн Фадлан отмечает, что встреченные им купцы высоко ценили такие бусины, особенно темно-зеленого цвета. Каждая из них стоила определенное количество монет и могла служить наглядным подтверждением богатства. Археологи также находят образцы бусин из янтаря и горного хрусталя.

Разнообразные орнаментированные фибулы могли, как и сегодня, носить для украшения. Среди них были зооморфные, с животными и чудовищами, и фигурные, в виде кораблей, конных всадников и так далее. Носили подвески разнообразных форм – например, в виде так называемых «запутавшихся зверей», извивающихся или свернувшихся в клубок странных существ, которые как будто улыбаются, вцепившись друг другу в горло. Также на шее носили и другие загадочные подвески – маленькие серебряные женские фигурки, держащие в руках рога для питья (возможно, валькирии?), танцоры с оружием (возможно, Один?) и многие другие, в числе которых найденная в Швеции жутковатая фигурка с пустым лицом и единственной прямоугольной прорезью на месте глаз.

В начале разбойных набегов в VIII веке в качестве украшений иногда использовали привезенную из других стран добычу: драгоценности с окладов церковных книг превращали в фибулы, аналогичным образом переделывали гарды английских мечей, в монетах проделывали отверстия и нанизывали их на ожерелья. В Норвегии был найден ирландский или шотландский реликварий, почти наверняка украденный из монастыря и, очевидно, служивший какой-то женщине шкатулкой для драгоценностей, – на нем вырезаны руны: «Ранвейк владеет этим ларцом».

В женских украшениях прослеживается множество региональных вариаций и модных веяний, но самым необычным в этом отношении был остров Готланд. Здесь тоже встречаются украшения стандартных форм, однако большинство местных богатых женщин носили вместо овальных фибул застежки, выполненные в виде голов животных, похожих на медведей или барсуков, закалывая их таким образом, чтобы длинные морды зверей лежали на плечах. Застежка для шали выглядела не как диск или фибула-трилистник, а как небольшая круглая коробочка, которую можно было не только прикалывать на ткань, но и открывать и использовать как контейнер. Они, как и все остальные украшения, также отличались разной степенью проработки и отделки и могли быть сделаны из разных материалов. Коробчатые фибулы представляют особый интерес, поскольку они могут дать ключ к происхождению купцов, встреченных ибн Фадланом на Волге. Описывая их женщин, он отдельно упоминает, что те носят на груди круглую вещицу, похожую на коробочку, – возможно, они были с Готланда? Это кажется вполне логичным, учитывая географию маршрута их путешествия.

И женщины, и мужчины носили на пальцах кольца, часто массивные, с плоскими панелями, покрытыми орнаментом в виде колец и точек. Также носили браслеты с аналогичным рисунком и большие цепи-ожерелья из золота и серебра. Эти ожерелья были тяжелыми, эффектными и очень дорогими. Ибн Фадлан пишет об этих «лентах из золота и серебра» и упоминает, что мужчина дарил своей жене по одному такому ожерелью каждый раз, когда у него прибавлялось десять тысяч дирхемов – огромная сумма.

Во время встречи со скандинавами на востоке ибн Фадлан описывает мужчин так: «Я никогда не видел более совершенного телосложения, чем у них, – они подобны пальмам, светлые и румяные, и не носят туники или кафтана. Мужчина носит накидку, которой покрывает половину своего тела, оставляя одну руку открытой». Это хорошо согласуется с археологическими находками.

Мужчины, которые могли себе это позволить, носили нижнюю рубашку, возможно, из мягкой шерсти или, что более вероятно, из дышащей льняной ткани. Поверх нее надевали рубаху с длинными рукавами и высоким широким воротом, которую можно было натягивать через голову. У этой верхней рубахи иногда вышивали ворот и края рукавов, а ниже талии она слегка расширялась.

Штаны, которые носили на протяжении всего железного века, плотно прилегали к ноге. Судя по находкам в захоронениях, почти все мужчины носили пояс (что, вероятно, было жизненно необходимо, учитывая свободный покрой штанов на талии), также были обнаружены фрагменты одежды со шлевками. В некоторых случаях плотно прилегающие штаны составляли единое целое с чулками, наподобие сегодняшних ползунков для самых маленьких; такой фасон упоминается и в сагах. Даже когда мужчина носил штаны несколько более широкого кроя, он туго обматывал голени тесьмой для тепла и удобства. На картинных камнях и других изображениях, а также в письменных источниках встречаются свидетельства существования явно восточной моды на широкие штаны, которые приобрели популярность в Скандинавии в позднюю эпоху викингов. Их шили из неимоверного количества ткани, создавая огромный объем на бедрах и выше колен, а нижнюю часть штанин заправляли в сапоги или перехватывали обмотками в нижней части голени.

Существовала особая техника ткачества под названием röggvar – в процессе изготовления полотна к основе прикрепляли пряди овечьей шерсти, которые затем вытягивали на поверхность (наподобие того, как вытягивается случайно зацепленная нить из шерстяного свитера, только здесь это делали специально), создавая эффект ворса, напоминающего мех. Есть основания предполагать, что такое полотно могли использовать для пошива особенно объемных штанов, и, возможно, именно от них получил свое прозвище знаменитый викинг IX века Рагнар Лодброк («лохматые штаны»). Вероятно, это выглядело впечатляюще, и, как со многими современными модами, успех такого вида зависел от харизмы носителя, благодаря которой то, что могло выглядеть нелепо, становилось стильным.

В холодную погоду мужчины надевали уличные куртки из плотной шерсти, иногда с меховой подкладкой. В некоторых образцах явно прослеживается влияние восточной моды – они больше напоминали кафтаны с запахивающимися спереди одна поверх другой полами и подпоясанные ремнем. Скандинавы, плававшие по русским рекам, наряжались в парчовые куртки с застежками-клевантами или петлями, украшенные спереди вставками из серебряного шитья.

Ткани нередко оживляли с помощью вышитых орнаментов и других мотивов, вероятно, такого же вида, как те, что знакомы нам по металлическим украшениям. Украшали даже пуговицы, костяные – резьбой, а сделанные из драгоценных металлов – узорным литьем. Многие виды украшений предназначались для обоих полов, и мужчины тоже носили ожерелья, хотя они заметно отличались от тех, которые носили женщины. Среди мужских подвесок встречаются резные медвежьи клыки, молоты Тора, миниатюрное оружие и тому подобное.

Любопытно, что ни в мужской, ни в женской одежде эпохи викингов ни разу не встречаются карманы – это говорит о том, что все необходимые предметы носили в сумках или отдельных чехлах и футлярах.

Плащ застегивали на плече простой булавкой с кольцом (уникальное скандинавское изобретение, свидетельствующее о том, что в этом месте точно жили викинги) либо разомкнуто-кольцевой фибулой более или менее сложной работы. Если мужчина эпохи викингов надевал головной убор, это обычно была простая шерстяная шапка, а если ему хотелось покрасоваться, он выбирал богатую коническую шапку из шелка, отделанную мехом.

Детская одежда представляла собой взрослую одежду в миниатюре, хотя самых маленьких обычно одевали в очень простые рубашки и туники. Моя любимая археологическая находка эпохи викингов из Исландии – пара крошечных детских варежек из плотной шерсти на длинном шнурке, который, вероятно, накидывали сзади на шею и пропускали в рукава куртки. Судя по размеру, они предназначались для ребенка двух-трех лет. Можно представить себе, как девочка или мальчик эпохи викингов играет на морозе, размахивая болтающимися в рукавах варежками. По крайней мере, они не потерялись.

Повседневный труд отличался разнообразием. Работа в крестьянской усадьбе была связана главным образом с обработкой земли, удобрением и уходом за посевами, выпасом скота и присмотром за его передвижениями на отдаленных полях.

В усадьбах разводили крупный рогатый скот, свиней, овец, коз, иногда также кур. Петухи играют заметную роль в скандинавских мифах, где их кукареканье предвещает великие события, – в усадьбах их пение привычно начинало новый день. Кое-где держали тягловых и ездовых лошадей, но их содержание обходилось дорого. Лошади играли важную роль во многих ритуалах, а употребление в пищу конины было, по мнению христиан, настолько характерной частью языческих практик, что на него был наложен строжайший запрет. В эпоху викингов лошадей также обучали драться: если верить сагам, состязания двух жеребцов, лягающих и кусающих друг друга (нередко до смерти), были популярным видом спорта. Изображения этих жестоких состязаний встречаются и на картинных камнях Готланда. Кроме того, в усадьбах держали пастушьих и охотничьих собак (кое-где даже бойцовых, о чем свидетельствуют ладейные захоронения Вальсгарде). Кошек разводили как домашних питомцев, а также ради меха.

Работа требовала инструментов – их делали из дерева и железа. Во многих усадьбах имелась простая кузница, где работали два или три человека. При раскопках поселений во множестве находят костровища и сопла кузнечных мехов, подставки под наковальни и остатки кузнечного шлака. В могилах находят все остальное: кузнечные щипцы и молоты, зажимы, клинья и другие приспособления для изготовления и ремонта основных бытовых инструментов, в том числе серпов, разнообразных топоров, кухонных ножей, конской упряжи и других вещей. Иногда кузнечное оборудование немного украшали – в Снаптуне в Дании был найден уникальный камень-экран для мехов с резным изображением лица мужчины с зашитыми губами. Это почти наверняка бог-обманщик Локи – вполне подходящий выбор для защиты от огня. Но в большинстве мастерских обстановка была довольно простой.

В ходе раскопок во влажных слоях городских гаваней в таких местах, как Хедебю в Дании и Бирка в Швеции, были найдены предметы повседневного использования, которые редко сохраняются в других условиях: деревянные инструменты, лопаты, молотки и любопытная разновидность грузовых носилок, похожих на тачку без колес, за которые нужно было браться вдвоем. Также было найдено много приспособлений для хранения: крепкие деревянные сундуки, маленькие коробки и запечатанные смолой контейнеры из бересты. И веревки – огромное количество разнообразных веревок из разных видов крученого волокна. Веревками связывали предметы друг с другом, из них изготавливали приспособления для переноски и вьючную упряжь для животных. Мешки с сыпучими грузами, вероятно, переносили на плечах или привязывали к тележкам. Одно только количество этих веревок, бечевок, шнуров, канатов и тому подобного рисует яркую картину деятельного общества, где каждый спешит по своим повседневным делам. Археологи также находят деревянные ручки тканевых сумок, похожих на те, которые используют сегодня для рукоделия и вязания, а также кожаные ранцы, наплечные ремни и рюкзаки. Колышки, пуговицы и всевозможные застежки тоже делали из дерева.

Вся эта активность не лучшим образом сказывалась на состоянии почвы под ногами, поэтому самые оживленные улицы в поселениях выстилали хворостом, кое-где укладывали доски, а в некоторых городах-эмпориях даже засыпали щебнем. Кроме того, землю вокруг часто посыпали щепками, которые оставались от работы с деревом. Однажды в русском городском центре в Новгороде во время раскопок во влажном слое, где хорошо сохраняются запахи, я вдохнул аромат свежей сосны возрастом в тысячу лет – вся площадка была пропитана запахом стружек, лежавших там же, где их оставили плотники эпохи викингов.

Домашним хозяйством и имением обычно управляли женщины. Пополнение кладовых, приготовление и подача еды занимали огромное количество времени. Помимо этого, одним из основных видов деятельности женщин было производство и обработка тканей, а также изготовление из них разнообразных изделий, от предметов одежды до парусов.

Шерсть мыли, сортировали, вычесывали, затем с помощью веретена и прялки изготавливали нити, пригодные для ткацкого станка. В Скандинавии эпохи викингов использовали вертикальный ткацкий станок со свободно спускающимися нитями основы, высотой чуть выше роста взрослого человека. Ткацкий станок обычно устанавливали рядом с дверным проемом, где было больше света. Производили много разных видов тканей, самой распространенной была домотканая vaðmál (вотола), которую использовали как стандартное средство обмена. Было найдено несколько видов саржи, а также ткани других видов переплетения. Кроме того, встречаются фрагменты тканей (обычно плащи) в технике röggvar с эффектом «искусственного меха». Импортный шелк и парчу использовали для отделки роскошной одежды, украшения рукавов и воротников. Также украшали одежду меховой оторочкой.

В большинстве усадеб производили собственную ткань, из которой шили всю необходимую одежду – для этого в хозяйстве имелись бронзовые булавки, костяные иглы и разные виды ножниц. Возможность «шопинга» в нашем понимании выпадала людям того времени крайне редко и обходилась недешево: купить что-либо можно было только на рынке или у странствующих торговцев. Отнимающее очень много времени, но жизненно важное производство тканей, по-видимому, составляло большую часть женской повседневной деятельности.

На верхних ступенях социальной лестницы ткацкое ремесло обретало еще один аспект: женщины, которые ткали и вышивали живописные настенные гобелены, становились рассказчицами. Созданные ими истории в картинках так же, как истории, передающиеся из уст в уста, служили хранилищем общественной памяти, политической истории и религиозных традиций. Контролируя эти средства передачи информации, женщины получали еще один источник реальной власти, обладающий определенным подрывным потенциалом. Это касалось прежде всего высоких залов, где обычно демонстрировали подобные настенные украшения.

Демонстративность вообще играла в жизни викингов большую роль. Разнообразные узоры и орнаменты густо покрывали не только залы военных вождей послеримской эпохи и их преемников, но и почти все предметы материальной культуры эпохи викингов. Археологи потратили немало времени на изучение художественных стилей и тенденций украшения изделий из металла, дерева, кости, камня, кожи и тканей. Небольшая библиотека книг была написана по одной только этой теме в попытках проследить эволюцию эстетического самовыражения викингов от VIII до XI века. В искусстве викингов выделяют шесть основных стилей. Хронологически они частично совпадают и названы в честь тех мест, где были впервые обнаружены их образцы.

Тонкая, слегка напоминающая стиль барокко резьба ранней эпохи викингов постепенно сменяется цепочками из колец и «запутавшимися зверями», которые со временем превращаются в больших бегущих зверей и переплетающиеся лентовидные узоры с точками. В XI веке на вьющихся лентах вырастают мясистые завитки, окружающие элегантных величественных существ. Этим текучим резным орнаментом могли быть покрыты целые здания. Существуют региональные вариации этих стилей в Скандинавии и примеры их синтеза с другими культурными традициями, а также с гибридными формами на территориях, занятых диаспорой викингов, – англо-скандинавские стили Северной Англии, ирландско-скандинавские традиции в Ирландии и так далее.

Искусствоведческие схемы полезны и необходимы не в последнюю очередь для датировки находок в отсутствие материалов, позволяющих произвести более точный научный анализ, но их все же следует изучать параллельно с тем человеческим контекстом, к которому они относятся. Почти не рискуя преувеличить, можно сказать, что, имея достаточно времени и средств и подходящие инструменты, люди эпохи викингов украшали более или менее все, что можно было украсить. Они носили одежду с вышитыми орнаментами и ювелирные украшения с бесконечными переплетениями разнообразных узоров. Все деревянные предметы, кроме самых простых, покрывали резьбой, иногда весьма замысловатой. То же самое касалось всех видов изделий из металла: некоторые детали проработаны так тонко, что их можно рассмотреть только с помощью лупы. Скамьи, на которых сидели люди, кровати, на которых они спали, посуда, из которой они ели, повозки, в которых они путешествовали, конская упряжь, стены домов – изображения были повсюду. Особенно насыщенные слои визуальных символов и графических кодов покрывали доспехи и оружие.

Все они имели смысл. Если мы поймем, как читать переплетающиеся узоры, не только угадывая в скрученных клубках разных животных, но и сопоставляя увиденное с мифами и героическими сказаниями, перед нами развернется целый мир историй, рассказанных в картинах. Некоторые изображения были ориентированы вовне и громко сообщали о вассальной принадлежности, убеждениях или собственной идентичности, другие имели более личный характер. Например, были металлические фибулы, узоры на которых приобретали смысл, только если смотреть на них сверху вниз, так, как их видел носивший их на себе человек. Подобно мифологическим сценам на шлемах эпохи Великого переселения народов и вендельского периода, все это тоже было посланием, коллективным культурным заявлением о том, кем себя считали люди Севера. Нам, смотрящим со стороны, это помогает понять, почему люди, встречавшие викингов, считали их настолько отличающимися от себя.

Отличия существовали и внутри общества викингов. В то время людей окружала не только разветвленная социальная сеть и не только обитавший вокруг них невидимый потусторонний народ. Было и другое, гораздо более близкое и реальное сообщество, отодвинутое на задний план и полностью обойденное вниманием. Мир викингов был построен руками и держался на плечах людей, обращенных в рабство. Более чем на тысячу лет они исчезли из истории эпохи викингов, но сейчас пришло время вслух признать их заслуги.