Пока в Скандинавии складывались новые нации, сочетающие идею государственного единства и происхождения королевской власти от христианского Бога, в Северной Атлантике люди открывали совершенно иные миры.

Неуклонно крепнущая со времен заселения в IX веке Исландия создала условия для смелого социального эксперимента, во многих отношениях прямо противоположного тому, что происходило на родине викингов. Подобно воинственным гидрархиям прежних времен, исландцы построили собственный социальный порядок, нечто новое и ни на что не похожее. Дикая природа огненного острова, усеянного вулканами, огромными равнинами черной лавы и ледниками, как нельзя лучше отражала дух зародившейся на нем культуры.

Исландия служила отправной точкой для исследования и колонизации пространств, лежащих еще дальше к западу, за океаном. Скандинавы отправлялись в путь по уже знакомым нам причинам: в поисках земель, ресурсов и богатства, но также для того, чтобы создать себе репутацию, совершить нечто, достойное восхваления и памяти. Сначала, переплыв бурное море, они обнаружили Гренландию – неисследованные берега, поросшие свежей травой, и заснеженные скалы. После того как в долинах и фьордах Гренландии раскинулась густая сеть усадеб, люди снова отправились на запад, проплыли мимо усыпанного камнями берега и тянущихся на километры великолепных белых пляжей и добрались до места, которое назвали Винланд, «страна виноградных лоз». Так скандинавы, хотя они никогда этого не узнали, достигли континента Северная Америка.

Как большинство неизведанных территорий, Северная Атлантика была тем местом, где человек мог стать другим и начать все сначала (или хотя бы попытаться). Здесь викинги сполна ощутили противоречия оставленной позади жизни и чужих ожиданий. Кроме того, здесь их ждала еще одна неожиданность – встреча с коренными жителями новых мест, которые, как вскоре стало понятно, вовсе не были необитаемыми.

Из всех территорий, занятых диаспорой викингов, Исландию меньше остальных затрагивали господствовавшие в Скандинавии социальные и политические тенденции. Она всегда шла не в ногу – остров поселенцев-первопроходцев, живущих без правителей в эпоху королей, республика независимых крестьян во времена становления централизованных государств. Эти противоречия бросались в глаза уже в конце IX века, когда заселение острова только начиналось на фоне растущей власти морских конунгов. Основное население Исландии, как мы видели, имело сложный состав: мужчины из Норвегии и поселений на шотландских островах, немного скандинавских женщин и гораздо больше женщин из региона Ирландского моря. За сто лет с начала ланднама количество поселений вдоль рек и фьордов существенно увеличилось.

В этих местах возникали целые миры в миниатюре, семьи возвышались и приходили в забвение, оставляя свой след в сагах. Приливный бассейн и залив, вокруг которого позже вырастет Рейкьявик, были заселены достаточно рано (у воды обнаружены остатки нескольких длинных домов того времени), но вскоре после этого поселения заняли все западное побережье. Расположенный немного севернее полуостров Снайфедльснес особенно богат историей, фольклором и легендами, в Лаксардале (Лососьей долине) в соседнем Брейда-фьорде жили несколько самых известных семей, и так далее по всей стране – каждая долина была занята и освоена.

Рост благосостояния Исландии в X веке вызывал не только зависть норвежских королей, но и пристальное внимание церкви. Если добавить к этому малоплодородное сельское хозяйство и особенности климата, становится ясно, что жизнь исландцев была отнюдь не безоблачной.

Вопрос ресурсов в Северной Атлантике всегда стоял достаточно остро. Исследование флоры в период после заселения подтверждает широкомасштабное освоение земель и вырубку деревьев. Важно понимать, что захватывающие пустынные пейзажи, привлекающие сегодня туристов, были такими отнюдь не всегда – они появились именно благодаря викингам. Когда скандинавы пришли в Исландию, остров был покрыт густыми лесами. Однако деревья вскоре вырубили для строительства – всем нужны были дома, мастерские и тому подобное. Кустарник, который использовали как топливо, тоже быстро закончился. Через одно поколение после прихода первых поселенцев характер местности безвозвратно изменился. Это не только ускорило эрозию почвы, но и привело к резкому росту спроса на древесину начиная с X века. Когда деревья исчезли, жизненно важным ресурсом стал плавниковый лес, прибитый к берегу водой. Право на его сбор строго регламентировалось и контролировалось. Плавниковый лес полезен в домашнем хозяйстве для разных целей, но его очень трудно обрабатывать, поскольку твердое дерево насквозь пропитано глубоко въевшимся песком и землей.

Самые ранние постройки на острове сделаны из местной древесины, в дальнейшем дерево пришлось импортировать. Богатые поселенцы могли даже привозить свои дома с собой, наподобие конструктора. Команда работников всего за 2–3 дня разбирала дом на составные части, и этот набор деталей доставляли из Норвегии в Исландию, а затем и в Гренландию. Отчасти это объясняет, почему в североатлантических колониях так часто встречаются постройки одного и того же постоянного размера.

Дерево стало дефицитом, но необходимость в теплых и сухих жилищах никуда не исчезла, поэтому основным строительным материалом стал дерн. Для возведения стен типичного длинного дома (основной жилой единицы Северной Атлантики при скандинавских поселенцах) требовалось от 1000 до 1500 м² срезанного дерна. Даже сегодня, особенно в Гренландии, в окрестностях усадеб эпохи викингов еще видны обширные площадки, откуда брали дерн. Очевидно, добычу этого ресурса бдительно контролировали. Усадьба обычно состояла из главного здания и ряда надворных построек – мастерских и загонов для скота, возможно, кузницы, а также жилищ трэллов. В позднюю эпоху викингов и в Средние века ради сохранения тепла эти вспомогательные помещения начали пристраивать к главному дому, в результате чего возникали сложные модульные конструкции.

Кроме того, важным ресурсом в Северной Атлантике был торф, который обычно использовали как домашнее топливо, в металлообработке и в качестве строительного материала. Как и в случае с дерном, участки крупномасштабной добычи торфа вокруг поселений эпохи викингов можно идентифицировать даже сегодня – судя по всему, для этой цели были отведены особые места.

Исландия так и не приспособилась к денежной экономике эпохи викингов, и на ее территории встречается очень мало серебряных кладов. Ведущую роль в системах обмена играли другие товары, главным из которых была, по-видимому, домоткань (вотола) – грубая и тяжелая шерстяная ткань саржевого переплетения, широко и повсеместно используемая в домашнем обиходе. Это был не только ценный ходовой продукт для внутреннего рынка, но и важное средство дальнейшего торгового обмена. Остров не был отрезан от внешнего мира и вел активную торговлю с другими североатлантическими колониями, а также со Скандинавией. В сагах полно упоминаний о поездках, в частности в Норвегию, – несмотря на натянутые политические отношения с норвежской королевской властью, контакты не угасали.

Если рассматривать диаспору не только как физическое, но и как психологическое явление, можно заметить, что в «Книге о заселении Исландии» лишь о 10 % первых поселенцев сказано, что они родом из Скандинавии. Как во многих других историях о покорении фронтира, новые жизненные горизонты, которые люди открывали для себя, часто казались им более важными, чем то, что осталось в «старом свете».

Заселение североатлантических колоний способствовало созданию правовой системы нового типа. В ее основе лежали традиционные собрания-тинги, долгое время остававшиеся характерной чертой жизни континентальной Скандинавии. В отличие от Норвегии, где короли подчинили народные собрания своей власти, в Исландии управление почти целиком находилось в руках парламентов, которые создавали и обновляли законы и рассматривали судебные дела. Один из первых тингов начал собираться на продуваемом всеми ветрами полуострове Тингнес близ Рейкьявика. Региональные собрания проводили и в других областях. Около 930 года национальный парламент альтинг был учрежден в Тингвеллире – величественной рифтовой долине, образованной расхождением континентальных плит Евразии и Северной Америки. За соблюдением законов альтинга следили 36 goðar (годи), или вождей, игравших ведущую роль в исландской политике. В 960 году систему переработали: остров разделили на четыре равные части, в каждой из которых собирались три региональные ассамблеи, которыми, в свою очередь, руководили трое вождей-годи.

Несмотря на стремление исландцев разработать новую систему правления, их дивный новый мир был далеко не безмятежной утопией. Основу сюжетов многих саг составляет затяжная кровная вражда между соперничающими семьями и политическими фракциями и соседские ссоры, перерастающие в грабежи и убийства. В Средние века вместе с постепенным расширением власти годи росли и ставки в этих спорах, что дополнительно подогревало междоусобные распри. В конце концов внутренние конфликты прикончили Исландскую республику – бесконечная спираль насилия разорвалась только после того, как в XIII веке Норвегия взяла эти территории под свой непосредственный контроль.

Еще одну серьезную угрозу социальной стабильности представляли изгои – люди, объявленные вне закона, особенно потому, что они расхищали чужие запасы. Известно несколько мест их убежищ, а некоторые из них стали героями множества фольклорных произведений. Эти легенды и предания составляют основу исландского нарратива, то есть тех знаменитых саг, которые неоднократно упоминались в этой книге. Их действующие лица – настоящие герои эпохи викингов, несмотря на то что их образы созданы жившими намного позднее средневековыми авторами, опиравшимися вдобавок на устные традиции разной степени достоверности. Современные исландцы воспринимают древнескандинавский язык саг примерно так же, как англоговорящие – шекспировскую прозу. Многие исландцы сегодня возводят свою родословную к главным героям саг и первопоселенцам, и это собрание произведений можно назвать национальным сокровищем.

Среди героев саг есть Ауд Мудрая, овдовевшая в Кейтнессе на северном берегу Шотландии, которая велела построить для себя корабль и сама повела его сначала к Оркнейским островам, а затем к Фарерским островам и в Исландию; она владела большими землями и была одной из первых христиан в стране. И Флоси Тордарсон, который сжег своих врагов в их собственном доме, без охоты совершая положенную месть, и вдруг услышал, как кто-то в огне произносит стихи. «Живым или мертвым сказал Скарпхедин этот стих?» – спросил один из его людей, и Флоси ответил: «Не возьмусь об этом судить». И Гудрун Освифрсдоттир, четырежды овдовевшая героиня запутанной истории любви, вражды и мести – в конце своей долгой жизни она оглядывается на покойных мужей и произносит одну из самых известных строк саги: «Несправедливей всего я была к тому, кого больше всех любила» (люди до сих пор спорят, кого она имела в виду). Или Тородд Скупщик Дани, который вместе со своими людьми утонул во время рыбной ловли; тела так и не нашли, но каждую ночь поминальной трапезы он и его товарищи приходили, чтобы посидеть у очага, и вода текла с их одежды, – так они сидели до тех пор, «пока огонь совсем не догорал, а потом уходили». И Гуннхильд, королева-колдунья из Йорвика, которая однажды сидела на окне, обернувшись птицей, и щебетала целую ночь, пытаясь сбить поэта с мыслей. И конечно, изгой-антигерой Греттир Асмундарсон, сражавшийся с ужасным живым мертвецом Гламом и всегда говоривший: единственное, что способно его напугать, – это вид немертвого, пристально глядящего на луну.

Некоторые из этих людей явно существовали в действительности, другие, возможно, нет. Наверняка далеко не все они делали именно то, что им приписывают саги, но по большому счету это не имеет большого значения. Прочтите саги, и вы сами в этом убедитесь.

Опыт эпохи викингов, стоящий за средневековыми литературными текстами, оживает благодаря археологическим находкам. Интересные подробности о жизни колонистов приоткрывает Хофстадир на севере Исландии – в высшей степени необычное место с ярко выраженным ритуальным подтекстом. Раскопки выявили здесь удивительную сохранность среды: например, в отложениях пола можно увидеть отпечатки мебели и предметов домашнего обихода и даже широкий изгибающийся след там, где пол царапала просевшая, плохо подогнанная дверь. Хофстадир заселили вскоре после 940 года, в это время были построены зал, кузница и еще одно здание с заниженным полом. Между 980-ми и 1030-ми годами зал был значительно расширен. Главное здание удлинили, рядом построили еще одно, поменьше, также увеличили кузницу и вырыли новую выгребную яму.

Начиная с этого второго этапа и далее, судя по некоторым признакам, численность населяющих комплекс намного возросла. Однако высказывалось предположение, что это было скорее сезонное явление, и зал построили специально для больших народных собраний, приуроченных к особым случаям. Это подтверждают размеры очага, которого явно недостаточно для обогрева всей постройки, а также следы рубки на костях животных, позволяющие заключить, что мясо доставляли на место уже подготовленным для пиршества. Экологические исследования костей животных показывают, что содержавшихся на территории свиней кормили треской, отчего они становились исключительно жирными. Эта необычная практика, не имеющая аналогов в других регионах, говорит о том, что свиней специально выращивали, чтобы лакомиться их мясом на торжественных пирах. Кроме того, Хофстадир единственное место, где есть свидетельства употребления в пищу еще одного деликатеса – молочного поросенка.

Именно здесь совершали жестокие и зрелищные жертвоприношения быков, о которых говорилось в первой части книги. Их черепа затем прибивали на стены зала. При раскопках извлечено до 35 черепов, свидетельствующих о том, что обряды проводили многие годы – радиоуглеродный анализ позволяет говорить о целом столетии. Также есть основания предполагать, что это происходило во второй половине июня: это были летние ритуалы периода самых долгих дней и самых коротких ночей. Большинство жертвенных быков происходило не из района Миватн, их привозили в Хофстадир из других мест – еще одна дорогостоящая практика. Жертвоприношения крупного рогатого скота, очевидно, прекратились одновременно с принятием христианства. Прямая связь между введением новой веры и закатом публичных языческих мероприятий не вызывает сомнений, хотя, возможно, нехристианские обряды какое-то время еще продолжали совершать за закрытыми дверями.

Многие другие находки свидетельствуют об уникальном статусе Хофстадира, хотя некоторые из них трудно интерпретировать; например, здесь обнаружено очень много кошачьих костей, которые больше нигде не встречаются. Поселение было демонтировано и заброшено в 1070-х годах – постройки разобрали и на месте каждой ритуально захоронили череп животного.

Исландия официально приняла христианство около 1000 года, однако в этой истории есть свои нюансы. Новая вера десятилетиями прямо или косвенно проникала на остров с каждым новым кораблем, в виде слухов или осознанных убеждений. Распространение христианства в Скандинавии, не в последнюю очередь в Норвегии, отразилось и на Исландии. Поселенцы смотрели в будущее и обсуждали свои варианты. В «Книге об исландцах» говорится, что решение о переходе в христианскую веру принял законоговоритель Альтинга, дабы положить конец трениям между приверженцами новых верований и упорными традиционалистами. Помедитировав под плащом в подобии шаманского транса, он высказался за обращение в христианство, но с некоторыми интересными оговорками: отныне исландцы будут называть себя христианами, но по-прежнему могут совершать в своих домах старые ритуалы, есть конину и, при желании, оставлять детей на произвол судьбы (что в очередной раз показывает: практика инфантицида все-таки существовала). Как и в континентальной Скандинавии, на ранних этапах христианское вероисповедание, по-видимому, было частным делом, и во многих усадебных хозяйствах имелись собственные церкви – такая ситуация сохранялась до Средних веков.

Во второй половине X века исландцы отправились еще дальше на запад и в 980-х годах приступили к колонизации Гренландии. О причинах этого до сих пор спорят, но вполне возможно, дело было в том, что доступ к пригодным для заселения районам Исландии постоянно блокировали авторитетные вожди. История присутствия скандинавов в Гренландии и в Новом Свете отражена в двух исландских сагах – «Саге об Эйрике Рыжем» и «Саге о гренландцах». Они существенно различаются в деталях, но рисуют в целом сходную общую картину западной экспансии.

Гренландия была случайно обнаружена путешественниками, сбившимися с курса во время шторма. Вернувшись в Исландию, они рассказали о том, что видели. Новости о больших землях на западе постепенно начали распространяться. Это совпало с разыгравшейся на западе страны местной драмой – человека по имени Эйрик Рыжий объявили вне закона (то есть официально изгнали из общества) за несколько совершенных в рамках соседской вражды убийств. Эйрик был в целом не слишком приятным, однако бесстрашным человеком, и, поскольку у него не оставалось другого выбора, он решил попытать счастья в новых землях и поплыл туда с небольшой группой последователей. Через год он вернулся в Исландию и привез с собой множество рассказов о чудесном новом месте, которое решил назвать Гренландией, – как утверждает сага, потому что люди охотнее поселятся в стране с красивым названием.

Рассказы Эйрика упали на благодатную почву. Мысль отправиться на поиски нового места для жизни в незаселенную страну, такую же, какой всего сто лет назад была Исландия, должна была казаться людям вполне заманчивой. Помимо пастбищ, новых поселенцев привлекала местная дичь – северные олени, тюлени и моржи. Первое поселение скандинавов, впоследствии известное как Восточное поселение (Eystribygð), раскинулось на южной оконечности Гренландии. Археологи обнаружили здесь около 500 усадеб, протянувшихся на север вдоль побережья еще до одной небольшой общины, которую иногда называют Средним поселением.

Его общественным и политическим центром был Братталид, где стояло поместье Эйрика. Окрестные земли он, недолго думая, назвал Эйриксфьорд (сегодня это место известно под своим иннуитским названием Кассиарсук, а фьорд зовется Тунуллиарфик). Археологи обнаружили остатки дома Эйрика – это было внушительное сооружение с выложенным каменными плитами полом, окруженное вспомогательными постройками, в том числе стойлами для животных. Рядом стояла крохотная дерновая церковь, возведенная (как говорит сага) для его жены Тьодхильды. Эйрик не разделял взглядов жены и до самой смерти хранил верность старым традициям – эти духовные разногласия во многом омрачали их отношения. В неустановленном месте недалеко от Братталида происходили первые тинги в Гренландии. Этот район столетиями сохранял свое значение, но позднее центр переместился в епископство в Гардаре, основанное в XII веке в соседнем с Братталидом фьорде.

Еще одним важным местом в Восточном поселении был Херьольфснес; он располагался на расстоянии от главного центра, но занимал удачную позицию как раз в том месте, куда подходили корабли из Исландии. Поселение основал Херьольф Бардарсон, прибывший сюда в числе первых вместе с Эйриком. Херьольфснес эффективно развивался как транзитный порт, местные жители первыми узнавали все новости с востока и вели оживленную торговлю, снабжая путешественников вещами, о необходимости которых те раньше не подозревали.

На побережье дальше к северу вскоре была основана вторая скандинавская колония, известная как Западное поселение (Vestribygð). Здесь идентифицировано около 100 усадеб. В обоих случаях скандинавы селились в прибрежных районах, отличающихся умеренным климатом, а также во фьордах и долинах, где можно было развивать пастбищное сельское хозяйство. Как и в других регионах Северной Атлантики, при строительстве и организации хозяйства они придерживались своих культурных традиций. Дерновые и каменные крестьянские дома, руины которых можно увидеть до сих пор, во многих отношениях аналогичны найденным в Исландии и на Фарерских островах. То же можно сказать об использовании системы приусадебных и удаленных участков: ближайшие к жилищам земли засевались, а расположенные дальше были отданы под выпас скота. Большое значение для местной экономики имела ежегодная охота на моржей, ради которой отправлялись далеко на север, к водам современного залива Диско. Эта опасная поездка в северные охотничьи угодья (Norðrsetur) длилась много недель, но давала колонистам ценное сырье для собственных нужд и для торговли с Исландией и Скандинавией.

Суровые природные условия вынуждали поселенцев приспосабливаться и выживать всеми доступными способами, что подтверждают и некоторые археологические данные. В Западном поселении примерно в 80 километрах от современной столицы Гренландии Нуук датские археологи обнаружили на участке Gården Under Sandet (Усадьба под песком), или GUS, восемь культурных слоев с комплексами построек (жилищ, стойл для животных и надворных сооружений), размещенных вплотную друг к другу, что позволяло максимально сохранять тепло. Очевидно, обитатели GUS гибко подстраивались к условиям окружающей среды – назначение построек менялось в зависимости от сезона и климата. И в Исландии, и в Гренландии огромное значение имел зимний прокорм домашнего скота. Неудивительно, что в данных экологического анализа преобладают кормовые растения, а анализ фауны показывает, что среди домашнего скота преобладали козы – выносливые животные, способные питаться даже древесными волокнами, например прутьями. Не менее важной частью годового хозяйственного цикла было сохранение продуктов, особенно на зиму, и здесь поселенцы проявляли такую же изобретательность, как и во всех остальных случаях. Например, есть убедительные доказательства того, что необходимую для консервации соль добывали из золы морских водорослей.

Сегодня у нас появилась возможность использовать более продвинутые и точные научные методы для изучения воздействия скандинавских поселенцев на окружающую среду в североатлантических колониях. В Гренландии «экологический след», оставленный колонистами на местности, прослеживается и в археологических данных. Согласно подсчетам, до 5 % флоры Гренландии имеет скандинавское происхождение – эти растения были завезены поселенцами и распределились по окружающим их жилища пастбищам.

Гренландские скандинавы, безусловно, демонстрировали все признаки скандинавской идентичности, но, как и на Фарерских островах и в Исландии, эти сигналы имели ряд местных особенностей, возникших под влиянием окружающей среды. Например, здесь прослеживается довольно высокий уровень грамотности – рунические надписи сравнительно более распространены, чем где-либо еще в мире викингов, а область их применения гораздо шире. На некоторых предметах есть знаки собственности – например, в районе Ватнахверфи найдена лопата с надписью «Гуннар владеет» и веретено со словами «Сигрид сделала». Хотя сами по себе эти надписи довольно обыденные, они говорят о широком распространении рунической письменности в быту и о большом значении быстрой и точной коммуникации. Надписи из позднескандинавской Гренландии свидетельствуют о существовании развитого культа Девы Марии – ее имя находят на предметах повседневного обихода, например пряслицах. Возможно, это была некая разновидность фронтирной религии, из тех, что иногда пускают в сознании переселенцев неожиданно глубокие корни.

В отличие от норвежских городов, таких как Берген и Ставангер, где в средневековых слоях сохранилось множество рунических надписей, в Гренландии почти нет надписей, напрямую связанных с торговлей. Однако обилие счетных палочек указывает на то, что гренландцы, по-видимому, уделяли много внимания подсчету, предположительно, различных товаров и продуктов. Нельзя не почувствовать стоящую за этим навязчивую мысль, стремление людей снова и снова убедиться, что им хватает всего для жизни.

Жизнь в Гренландии, как и в других североатлантических колониях, была суровой и иногда короткой. Очевидно, людям порой приходилось выживать, имея в своем распоряжении абсолютный минимум средств. На площадке GUS можно видеть, как земля в окрестностях усадьбы постепенно истощалась из-за чрезмерной эксплуатации. О горьких реалиях крестьянской жизни рассказывают тонкие слои почвы, накапливающиеся внутри построек и содержащие в себе экологические следы окружающей среды. Тщательный анализ показал, что обитатели GUS почти наверняка умерли от голода в своих домах. Данные отражают кратковременный, но очень значительный рост численности падальных мух, на короткое время проникших внутрь. Тел умерших в GUS не нашли – очевидно, кто-то забрал их позднее. Как отметил работавший на этой площадке эколог-аналитик, в Гренландии три выпавших подряд неудачных года могли подкосить даже самую зажиточную ферму.

Суровые условия, тяготы и опасности жизни на окраинах Северной Атлантики сами по себе могут служить гораздо более правдоподобным объяснением необычайных морских путешествий и открытий, чем якобы присущая скандинавам от природы тяга к приключениям. Фарерские острова, Исландия и Гренландия были обнаружены по чистой случайности людьми, чьи корабли сбились с курса в плохую погоду, – никто из них не устремлялся просто так к далекому горизонту. Также важно помнить, что многие из этих путешественников бесследно пропадали в море и их никогда больше не видели. О них не писали в сагах – они выходили в воды Атлантики и исчезали из истории. И, судя по шокирующе лаконичным (на взгляд современного человека) упоминаниям в сагах, такие потери считались естественной частью морской жизни. Процитируем «Сагу о гренландцах»:

Любопытство и сила необходимости сыграли свою роль в самом, пожалуй, известном эпизоде из истории диаспоры викингов: первой встрече европейцев с коренными жителями Северной Америки. Текстовые источники по этому вопросу крайне немногочисленны – только две уже упомянутые саги, в которых содержится масса подробностей, но вместе с тем и масса противоречий. Хотя обе саги рассказывают похожую историю, в ряде аспектов они различаются. Например, в «Саге о гренландцах» говорится, что Северную Америку первым увидел Бьярни Херьольфссон (сын местного старейшины из Херьольфснеса) в 986 году, когда его корабль попал в шторм на пути в Гренландию, а «Сага об Эйрике Рыжем» утверждает (пожалуй, неудивительно для семейной саги), что ее обнаружил Лейф Эйрикссон, возвращаясь из Норвегии. В обеих сагах эти первые наблюдения повлекли за собой дальнейшие попытки исследования новооткрытых земель.

В каком-то смысле путешествия в Винланд были малозначительными событиями – в них участвовало всего несколько кораблей и пара сотен человек, и нет никаких оснований предполагать, что истории об этих путешествиях имели для скандинавов какую-то ценность, кроме нарративно-эпической. (О том, что они все же были популярны, говорят не только саги, но и тот факт, что память о путешествиях хранилась веками.) Однако они отмечали кое-что еще: уникальный момент в истории человечества, когда популяции, сотни тысяч лет назад устремившиеся из Африки на запад и на восток, наконец снова соединились, завершив полный цикл расселения по всему земному шару. На этой истории стоит остановиться подробнее.

В сагах заселенный скандинавами североамериканский регион называется Винланд, «земля виноградных лоз», поскольку поселенцы обнаружили там дикий виноград. Путь к Винланду описан в текстах: сначала нужно плыть на север вдоль западного побережья Гренландии, оставить далеко позади Западное поселение, затем повернуть на запад и два дня плыть по открытой воде. Согласно сагам, достигнув дальнего берега, скандинавские первооткрыватели повернули на юг, сначала миновали землю плоских камней (под названием Хеллуланд – вероятно, Баффинову Землю) и землю с густыми лесами (Маркланд – вероятно, Лабрадор). Описание бесконечных пляжей с ослепительно-белым песком также соответствует этому направлению. Винланд, в сагах выступающий центром скандинавской активности, находится к югу от Хеллуланда и Маркланда, но где именно, неясно – именно здесь два текста расходятся наиболее существенным образом.

В современных популярных представлениях плавания в Винланд в первую очередь связаны с именем Лейфа Эйрикссона (Лейфа Счастливого), однако обе саги ясно дают понять, что главными исследователями этих мест была супружеская пара – Торфинн Карлсефни и Гудрид Торбьярнардоттир.

В «Саге об Эйрике Рыжем» Лейф открывает Винланд, но не пристает к берегу. К новой земле отправляется только одна экспедиция на трех кораблях под руководством Торфинна – 140 (или 160) человек из числа родственников и вассалов Эйрика Рыжего, в том числе брат и сестра Лейфа. В Винланде они основывают два отдельных поселения – одно в месте под названием Страумфьорд, где группа провела зиму, и второе в месте под названием Хоп, которое, кажется, просуществовало дольше. Здесь они сталкиваются с коренными народами; в текстах их называют skraelingar, скрэлинги – уничижительный термин, означающий нечто вроде «дикарей». После настороженной первой встречи местные жители во множестве возвращаются и начинают торговать со скандинавами, но затем пугаются привезенного ими быка – они никогда не видели подобное животное. Очевидно, после этого отношения резко ухудшаются: через некоторое время разбежавшиеся коренные жители снова приходят и нападают на скандинавский лагерь. Положение спасает сестра Лейфа, Фрейдис, которая схватила меч одного из убитых и обнажила грудь, что, согласно саге, так испугало нападавших, что они отступили. Далее следует череда запутанных эпизодов, рассказывающих о новых убийствах коренных жителей и смерти брата Лейфа от их рук, внутренних распрях между скандинавами и продолжительном путешествии обратно в Гренландию. Мечта о Винланде забыта. В «Саге об Эйрике» регион описан довольно неопределенно и внутренне непоследовательно с географической точки зрения. Его северной границей якобы служит мыс, который в саге называется Кьярларнес, но в том же тексте говорится, что некоторые скандинавы хотят искать Винланд к западу от этого места.

«Сага о гренландцах» описывает несколько отдельных путешествий в Новый Свет и приводит больше разнообразных подробностей. Судя по всему, во второй саге все эти события были довольно неуклюжим образом сведены воедино и представлены как одно путешествие. Хронология также немного сдвинута: Бьярни ждет несколько лет, прежде чем рассказать о том, что видел новую землю, и только около 1000 года Лейф Эйрикссон, услышав об этом, намеревается отправиться туда. В этом тексте он прибывает в Винланд первым. Усугубляя трудности интерпретации, «Сага о гренландцах» упоминает всего одно поселение викингов. Оно построено Лейфом и называется, соответственно, Лейфсбудир («Дома Лейфа»); он отдает это место в распоряжение путешественников, которые следуют за ним, но сам больше не бывает в Винланде.

После возвращения Лейфа домой в Гренландию его брат Торвальд собирает новую экспедицию. Путешественники прибывают в Лейфсбудир и проводят там три зимы, а летом исследуют побережье. Согласно этой версии, скандинавы собрали немало полезных сведений об этом регионе и, кроме того, отходили достаточно далеко от своей опорной базы, что, как мы увидим, дает основания для важных с археологической точки зрения выводов. Миссия закончилась катастрофой, когда скандинавы неожиданно встретились с людьми, которых в этой саге также называют скрэлингами (заметим, что Лейф никогда с ними не встречался). В отличие от «Саги об Эйрике» контакт с самого начала носит насильственный характер. Торвальд и его люди убивают несколько туземцев, после чего подвергаются массированной атаке и с боем отступают к кораблям. В процессе Торвальда убивают стрелой, так же как в комбоверсии саги об Эйрике.

В конце концов эти корабли возвращаются в Гренландию, и далее «Сага о гренландцах» переходит к своему центральному сюжету – в Винланд отправляются в сопровождении 60 мужчин и 5 женщин Торфинн Карлсефни и Гудрид. Они привозят с собой товары для торговли и скот, намереваясь остаться, и поначалу их встречи с коренными народами носят мирный характер. Скандинавы предлагают для обмена молоко и ткани (судя по всему, особенной популярностью пользуется красный цвет), но вскоре возникает недоразумение: один из местных жителей пытается схватить скандинавское оружие, и его убивают. Здесь повествование совпадает с «Сагой об Эйрике Рыжем»: скандинавов атакуют, но им удается отбиться и вернуться в Гренландию. В саге также есть завершающая история о последнем плавании (всего их четыре), которым руководила сестра Лейфа, Фрейдис. В этом сюжете также прослеживаются явные связи с «Сагой об Эйрике», но здесь дело заканчивается кровавой распрей между поселенцами (некоторых из них Фрейдис, истинная дочь своего отца, лично убивает топором).

Другой брат Лейфа, Торстейн, в обеих сагах возглавлял неудачный поход в поисках Винланда и много месяцев блуждал в море, прежде чем вернулся в Гренландию, где и умер от болезни. Он был женат на Гудрид Торбьярнардоттир – овдовев, она встретила своего будущего мужа Торфинна.

В обеих сагах коренные народы описаны довольно подробно: они передвигаются небольшими флотилиями на кожаных лодках, с шумом вращают какие-то трещотки, вооружены луками и стрелами и спят в кожаных «мешках». Трагические подробности первого столкновения знакомы нам по более поздним временам и именно поэтому выглядят так убедительно: сначала стороны налаживают обмен (попутно выясняется, что у них очень разные системы ценностей – скандинавы не могут поверить, что местные жители готовы отдавать прекрасные меха всего лишь за молоко), но вскоре события принимают насильственный и смертоубийственный оборот, часто в связи с действительными или мнимыми попытками кражи оружия. Есть даже случаи похищения местных жителей, которых забирают с собой, чтобы приучить к «цивилизации» – измените имена, и это могут быть эпизоды из журналов Кука. С учетом географических данных саги и археологических данных ученые сегодня сходятся во мнении, что коренные жители, с которыми столкнулись скандинавы, вероятно, были предками беотуков, в раннее Новое время проживавших на всей территории Ньюфаундленда. Их история трагически закончилась в эпоху колониализма: в 1829 году беотуки были официально объявлены вымершими, хотя некоторые представители этого народа, возможно, еще какое-то время жили в XIX веке.

Столетия спустя память о походах в Винланд померкла, а затем и вовсе исчезла. Только в 1960-х годах после многолетних археологических поисков было обнаружено скандинавское поселение в Л’Анс-о-Медоуз в заливе Эпав на северной оконечности Ньюфаундленда. Археологи нашли остатки сгруппированных в три комплекса восьми строений – жилых домов и мастерских, в том числе одной кузницы, где обрабатывали болотную руду. Также было найдено подобие лодочного сарая, внутри которого обнаружены следы деревообработки и судового ремонта. Архитектура поселения относится к классическому скандинавскому типу североатлантической разновидности, знакомому нам по множеству образцов от Фарерских островов до Гренландии.

Вещественные находки довольно скудные, но среди них есть застежка для плаща в виде булавки с кольцом, однозначно указывающая на скандинавское присутствие. Также найдены пряслице и фрагмент костяной иглы – свидетельство (возможно, женской?) работы с тканью – и стеклянная бусина. Кроме того, при раскопках обнаружены фрагменты дерева, явно обработанные с помощью железных инструментов, которых не имело коренное население.

Постройки в Л’Анс-о-Медоуз были сожжены либо представителями коренных народов после ухода скандинавов, либо, возможно, самими скандинавами в качестве ритуального прощания с местом. Поселение в целом датируется примерно 1000 годом, но некоторые найденные материалы, по-видимому, относятся к более раннему периоду, а значит, поселение могло быть основано до описанных в сагах походов скандинавов (хотя их хронология, по общему признанию, достаточно туманна).

В Л’Анс-о-Медоуз могло разместиться около сотни человек, но, похоже, здесь не жили постоянно. Возможно, скандинавы не стремились основать здесь колонию – ими двигало только стремление заполучить ценные запасы древесины. Вопреки данным саг, до сих пор не найдено никаких следов крупного рогатого скота, сараев или стойл, необходимых для долгосрочного проживания в любой новой колонии. Также не найдены захоронения, что снова указывает на относительную недолговечность поселения. Тем не менее новые экологические исследования позволяют предположить, что скандинавская оккупация этого места, эпизодическая или нет, могла продолжаться до ста лет.

Некоторые ученые полагают, что Л’Анс-о-Медоуз был, по сути, перевалочным пунктом для пополнения запасов и ремонта кораблей между длительными походами во внутренние районы. Упоминания о диком винограде (и само название места) подразумевают, что Винланд не был расположен на Ньюфаундленде, поскольку самая северная широта произрастания дикого винограда находится намного южнее, в районе Нью-Брансуика. Обнаруженные в Л’Анс-о-Медоуз плоды и древесина серого ореха, северные пределы произрастания которого также находятся в районе Нью-Брансуика, подтверждают это предположение. Если скандинавы плавали дальше на юг, они могли подняться относительно высоко по реке Святого Лаврентия на территории нынешней провинции Квебек или направиться на юг вдоль побережья штата Мэн. Учитывая расстояние от их домов в Гренландии и Исландии, а также общую расплывчатость их представлений о географии этого места, возможно, скандинавы называли Винландом весь этот регион.

Сегодня Л’Анс-о-Медоуз производит необыкновенное впечатление именно потому, что его остатки настолько скромны: следы построек из дерна в виде холмиков в траве вокруг залива, реконструированный длинный дом, отличный музей – и в то же время голова кружится при мысли о том, что все это означает. И какая огромная часть общей картины оставалась скрытой от тех, кто участвовал в этой истории. Скандинавы не знали, куда они попали, а представители коренных народов понятия не имели, с кем они столкнулись и откуда пришли эти люди. В небе над Сент-Антони, ближайшим к Л’Анс-о-Медоуз современным поселением, я впервые увидел северное сияние. Это место надолго остается в памяти любого посетителя.

Кратковременная надежда найти еще одно поселение викингов появилась, когда спутниковая съемка показала нечто похожее на скандинавский форпост в Пойнт-Рози на противоположной западной оконечности Ньюфаундленда. Однако через несколько месяцев в ходе раскопок было установлено, что все «культурные остатки» имеют полностью естественное происхождение. Исследователи тщательно проверили свои первоначальные гипотезы, нашли их ошибочными и констатировали этот факт, – да, иногда наука развивается таким путем. В настоящее время вопрос о вероятных масштабах южных исследовательских походов скандинавов остается открытым.

Ясно, что скандинавы неоднократно возвращались в Винланд и, находясь там, продолжали контактировать с местным населением. При раскопках могилы в Западном поселении в Гренландии найден мужчина, умерший от нанесенной стрелой раны. Оставшийся в его теле наконечник стрелы изготовлен представителями коренных народов Северной Америки. Судя по всему, путешественник получил ранение где-то в Винланде, но успел добраться до дома и там скончался. В другой гренландской могиле найдены фрагменты покрывала из шкуры степного бизона. Оно могло попасть через внутренний обмен на восточное побережье, а оттуда в руки какого-то скандинава из Гренландии; вероятно, покрывало так ему нравилось, что его даже похоронили в нем.

К северу от Л’Анс-о-Медоуз вырисовывается совсем другая ситуация. В последние годы появляется все больше подтверждений контактов скандинавов с народами арктической Канады и дальнего северо-западного края Гренландии – палеоэскимосами Дорсета и позднее с иннуитами Туле. О торговых контактах говорит ряд находок, сделанных в местах, ассоциирующихся с аборигенными народами: точильные камни и артефакты из мыльного камня с Баффиновой Земли и Северного Лабрадора, небольшие детали металлических изделий, найденные на побережье Гудзонова залива и Гудзонова пролива. Судя по всему, как минимум один скандинавский корабль потерпел крушение в арктических широтах у берегов Канады – на стоянках иннуитов найдены подобранные ими артефакты, в том числе железные инструменты и характерные гвозди, которыми скрепляли доски корабельного корпуса. Некоторые из этих находок рассказывают трагическую историю: судя по сохранившимся на гвоздях следам нагрева, команда отчаянно пыталась отремонтировать судно, но попытки не увенчались успехом, поскольку им не удалось получить пламя достаточной температуры для такой работы.

Возможные признаки непродолжительного скандинавского присутствия обнаружены в Нануке на Баффиновой Земле. Здесь при раскопках сооружения, не имеющего очевидных параллелей в местной или скандинавской архитектуре, найден небольшой тигель, который использовали для плавки меди, а также веревки и точильные камни для заточки металлических инструментов. Возможно, это вторая известная нам зона скандинавского присутствия в Северной Америке. Если так, то гренландские колонисты расширили сферу скандинавского влияния даже больше, чем было принято считать ранее, и это делает Северную Америку последним по-настоящему неизведанным археологическим фронтиром мира викингов. В книжном шкафу специалиста не меньше метра полочного пространства занимают работы на тему «Викинги в Америке», несмотря на то что у нас пока есть только Л’Анс-о-Медоуз и несколько сигналов с дальнего северного побережья Канады. Кроме этого, мы не располагаем никакими достоверными данными, поэтому добавить о плаваниях в Винланд больше нечего.

Американское побережье стало, так сказать, конечной остановкой на пути викингов, однако именно региональные форпосты в Северной Атлантике в некотором смысле просуществовали дольше, чем скандинавские колонии в других местах. Мы наблюдали историю викингов от далеких истоков в хаосе VI века и политической консолидации в VIII и IX веках до расцвета занятой набегами и торговлей диаспоры в Евразии и западном море. Как же закончился их мир?