Новые миры, новые нации

У истоков новых миров стоят стремления и усилия, некоторая доля риска, порой насилие, часто простая случайность. Они структурируются большинством или меньшинством (нередко за счет всех остальных). Но их основу и движущий механизм составляет в первую очередь экономика. Это особенно верно для поздней эпохи викингов и набиравшей силу в X веке диаспоры. Ее расширение принесло в скандинавское общество глубокие изменения, затронувшие его фундамент: организацию земельного хозяйства и образ жизни связанных с ним людей.

Скандинавы путешествовали все дальше и дальше, их торговые сети росли, бесперебойно снабжая топливом экономическую машину. Иерархия рыночных центров и эмпориев стала более выраженной. К концу IX века крупнейшие из них развились настолько, что с полным основанием могли называться городами – первыми на Севере, ставшими у истоков долгого пути развития средневековых городов.

Если взглянуть пристальнее, реальная власть и средства ее обретения в ту эпоху могут оказаться довольно неожиданными. Несколько лет назад один известный историк, раздосадованный повышенным вниманием к военным и морским походам викингов, призвал задуматься о том, что большая часть населения Скандинавии в то время вообще не выезжала из дома и не причиняла никому никакого вреда. По его словам, эпоха викингов была настоящим «золотым веком свиновода». И в чем-то он был прав, хотя ошибся насчет животного: в скандинавских пейзажах поздней эпохи викингов безраздельно царствовали овцы.

Одним из слагаемых феноменального успеха викингов, несомненно, были корабли. Быстрое развитие судостроительных технологий никак нельзя считать единственным «спусковым крючком», но без них активность скандинавов в большом мире была бы невозможна. Дело было не только в усовершенствованной конструкции кораблей, ставших более быстрыми и маневренными, с меньшей осадкой, но и в том, что все это повлекло за собой рост спроса на сырье и ресурсы. Главным среди этих факторов, поскольку по самой своей природе он имел решающее значение для успеха судоходства викингов, было появление паруса.

В античных культурах Средиземноморья парус всегда имел широкое распространение, но на Севере он появился, по-видимому, только в VIII веке, как свидетельствует находка из Салме. Производство парусов требовало немалых затрат, в частности огромного количества шерстяной, а также конопляной и льняной ткани и других изделий из этих волокон. Судя по всему, викинги оснащали свои корабли квадратными парусами из шерстяной саржи, сшитыми из нескольких полос ткани, соединенных параллельно либо по диагонали. Чтобы уменьшить воздухопроницаемость парусов, их смазывали животным и рыбьим жиром или другими веществами, в частности дегтем. Для малых судов требовалась ткань весом 0,3–0,75 килограмма на квадратный метр, для крупных нужны были более тяжелые паруса весом 0,95–1,05 килограмма на квадратный метр. Распространенные в эпоху викингов скандинавские овцы с неоднородной шерстью давали 1–2,5 килограмма шерсти в год.

Археологи подсчитали, какое количество ткани потребовалось бы для оснащения корабля из Ладбю, найденного в кургане на острове Фюн в Дании, – это хороший пример военного корабля средних размеров. Если площадь паруса составляла (ориентировочно, по самым скромным подсчетам) около 80 квадратных метров, то на изготовление одного грота весом около 50 килограммов ушло бы 2 человеко-года при условии 10-часового рабочего дня – и, конечно, никто не вышел бы в море без запасного паруса, от которого могла зависеть жизнь команды. Это очень приблизительная оценка, так что в действительности на один парус уходило, скорее всего, около трех или даже четырех человеко-лет. Конечно, такую работу делали не в одиночку, но нетрудно пересчитать, сколько времени это заняло бы у более многочисленной ткацкой бригады.

Затем следовало подумать о морской экипировке. Насколько можно судить, она состояла из множества надеваемых друг на друга предметов одежды из прочной водо- и ветронепроницаемой ткани с толстой подкладкой, способной защитить от непогоды в открытом море. Судя по расположению весел, на корабле из Ладбю плавало 32 человека. При указанном выше темпе производства (10 рабочих часов в день) на оснащение команды ушло бы около 24 человеко-лет. Кроме этого, не стоит забывать о походных одеялах, палатках, сменной одежде на случай, если первый комплект промокнет, а также канатах, веревках и тому подобном.

С этого момента цифры становятся несколько расплывчатыми, но в целом мы можем достаточно уверенно говорить о том, что на оснащение одного корабля и его команды уходил год постоянной работы примерно 30 человек. В X веке на европейских реках нередко появлялись флотилии викингов численностью 200 судов или даже больше. В свете сказанного способность добывать необходимые ресурсы и организовывать работы сама по себе говорила о значительном могуществе. Для этого требовалась, ни много ни мало, реорганизация земельного хозяйства.

Археологи подсчитали, что к началу XI века общая потребность в парусине для военных, грузовых и рыболовных судов Норвегии и Дании составляла около миллиона квадратных метров – столько шерсти могли давать в год два миллиона овец. К этому нужно добавить шерсть, которая шла на изготовление теплой водоотталкивающей одежды и походных одеял: чтобы обеспечить сменой одежды одного человека на один рыболовный сезон, требовался настриг с трех овец. На изготовление толстых и тяжелых одеял уходил годовой настриг с семи-пятнадцати голов. Чрезвычайно высокий спрос на шерсть ясно дает понять, что значительная часть земель в Скандинавии эпохи викингов была отдана под выпас овец. Это подтверждают и археологические данные, которые для этого времени свидетельствуют о массовой консолидации фермерских хозяйств и возникновении меньшего количества более крупных поселений.

Происходивший в позднюю эпоху викингов процесс «оставления» хозяйств, который долгое время объясняли сокращением населения (возможно, обусловленным его оттоком за границу), теперь связывают скорее с реорганизацией сельскохозяйственного ландшафта и возникновением усадеб, занятых более крупными семейными группами. Очевидно, для удовлетворения общественной потребности в шерсти, особенно для производства парусов, требовались объединенные усилия многих усадеб, и за ними стояла социальная система, которую кто-то возглавлял и координировал. Колоссальное количество овец паслось в основном на окраинах, особенно на вересковых пустошах, которые резко расширились в эпоху викингов; корм примерно с одного гектара верещатника позволял получить 1–2 килограмма шерсти в год. Кроме того, хорошие пахотные земли были отданы под волокнистые растения, такие как конопля и лен, которые шли, опять же, главным образом на изготовление парусов, канатов и такелажа.

Паруса ловят ветер, сообщая судну скорость и маневренность, но они, конечно, второстепенны по отношению к наиболее очевидному и основополагающему элементу: самому кораблю. И это приводит нас еще к одной важной статье сырьевого спроса – потребности в древесине. Поздняя эпоха викингов в Скандинавии была во многих смыслах овечьим царством (позволим себе предложить новый термин), но вместе с тем то был мир дерева.

Рис. 20. Овечье царство. Деревня Форбасс в Ютландии (Дания), как она могла выглядеть в X веке. Сельскохозяйственный ландшафт реорганизован, появились крупные поместья, для разведения овец остается достаточно свободного места (© Flemming Bau)

Строительство не только кораблей, но также домов, инфраструктуры и оборонительных сооружений требовало времени, опыта и огромного количества древесины, источником которой служили бережно охраняемые лесные массивы. Крестьянам, ведущим натуральное хозяйство, и профессиональным ремесленникам был одинаково нужен регулярный стабильный доступ к сырьевым материалам, и они крайне внимательно относились к их приобретению, обработке и использованию.

Чтобы проиллюстрировать масштабы необходимых материальных затрат, приведем в пример военный корабль Skuldelev 2, построенный близ Дублина или Уотерфорда и затонувший в районе Роскилле в Дании в XI веке. Корабль был кропотливо реконструирован мастерами из Роскилле с использованием традиционных технологий. Наблюдения, сделанные в процессе работы, позволили заключить, что на его постройку потребовалось 2650 человеко-дней, и еще 13 500 рабочих часов для изготовления гвоздей и другой оснастки. Также на него ушло более 2 километра веревок и 120 квадратных метра паруса, не говоря о других необходимых компонентах.

Не стоит думать, будто люди в эпоху викингов просто выходили в бескрайние леса и срубали там несколько деревьев. Разные виды дерева, обладавшие особой прочностью, гибкостью, выносливостью или нужной формой, выбирали и выращивали в зависимости от того, как их предполагалось использовать в дальнейшем. Ясень и липа шли на изготовление луков, щитов и древков оружия. Орешник регулярно обстригали, и из веток плели стеновые панели и изгороди. Дубовые, вязовые, березовые и сосновые бревна и доски радиального распила использовали для строительства зданий и кораблей. Детали интерьера и кровельную черепицу также делали из дерева. Повозки, сани, лодки-долбленки и другие транспортные средства тоже требовали жизненно важных лесных ресурсов. Дерево употребляли для изготовления повседневной домашней посуды – мисок и чашек – и предметов обихода – кроватей, скамей, ткацких станков. В богатых домах иногда встречаются kubbstolar – похожие на трон кресла из выдолбленных пней. Короче говоря, дерево было необходимо везде и всюду, от строительства роскошных высоких залов и длинных кораблей до сооружения навесов и даже простого розжига костра.

Поэтому доступ к лесным угодьям и передаваемое из поколения в поколение право на их эксплуатацию играли значительную роль в экономике. Комплексное лесное хозяйство требовало долгосрочного планирования и инвестиций: взрослый дуб, срубленный для постройки корабля, мог быть специально посажен именно с этой целью как минимум шестьюдесятью годами ранее. Лесные ресурсы составляли важнейшую часть семейных поместий и нередко становились предметом спора между наследниками. Право на распоряжение ресурсами и рабочей силой в лесных угодьях было связано со статусом и социальным положением и потенциально влияло на властные отношения в обществе. Это особенно ярко проявилось позднее в североатлантических колониях: быстрая вырубка леса в Исландии серьезно изменила жизнь поселенцев, поставив их в зависимость от импорта древесины из Скандинавии и повысив значение права на плавниковый лес. Не исключено, что путешествия в Винланд (Северную Америку) были предприняты в числе прочего для освоения богатых лесов восточного побережья.

Объединив пастбищные хозяйства с миллионами овец и удовлетворяющие огромный спрос контролируемые лесные угодья и прибавив к этому задачу превращения сырья в готовую продукцию, мы неизбежно приходим к выводу, что все это требовало поистине колоссальной рабочей силы. Люди нужны были, чтобы заботиться о животных, ухаживать за пастбищами и содержать в порядке дороги для скота, стричь овец, собирать шерсть и подготавливать ее к работе, чесать и прясть шерсть, превращать ее в ткань, заботиться о благосостоянии лесного массива, валить деревья и выполнять сопутствующую тяжелую работу – зачищать стволы от сучьев, рубить и распиливать, после чего к делу могли приступать корабельные мастера или плотники. То же касалось всех связанных отраслей – добычи болотной руды, плавки руды, изготовления гвоздей, заклепок и инструментов. И так далее, и так далее. Всем этим работникам, в свою очередь, требовалось жилье и средства к существованию.

Один из ярких примеров реальных масштабов трудозатрат дает ткацкое производство. Мы уже видели, что для производства одного паруса одному человеку пришлось бы годами прясть и ткать шерсть. Конечно, ткачеством занимались не поодиночке, а сообща, но даже так объемы работы поражают, особенно если вспомнить, сколько разнообразных тканей людям требовалось на море и в быту. Невозможно переоценить важность пронизывающего все аспекты жизни ткацкого производства для экономики викингов. И, хотя такие изделия, как паруса, имели достаточно долгий срок службы, по-видимому, немалой части населения в эпоху викингов приходилось тратить на производство тканей, без преувеличения, все свое время.

Из письменных источников совершенно ясно, что эта работа относилась к женской социальной сфере – но какие это были женщины? Нет никаких признаков того, что численность свободного женского населения в эпоху викингов внезапно резко увеличилась, а это значит, большинство женщин, занятых ткацким производством, скорее всего, были рабынями.

Возможно, это до некоторой степени объясняет наличие многочисленных ткацких хижин с заниженным полом, сгруппированных вокруг высоких залов или на границах поселений по всей Скандинавии, – количество этих построек начинает расти как раз тогда, когда увеличиваются в размерах земельные владения. Внутри этих хижин царили ужасающие условия. При раскопках археологи находят у дверей ровные линии круглых грузиков, упавших с ткацких станков, оставленных на своих местах в заброшенных хижинах. Единственным источником освещения был проникающий снаружи естественный свет. Годы монотонной однообразной работы в полумраке с тонкими нитями и различными растительными красителями безвозвратно портили зрение женщин. В воздухе целый день носились крошечные частицы шерсти, с каждым вдохом оседающие в легких. К вечеру воздух в хижинах становился мутным и наполнялся звуками кашля. Зимой, когда рано темнело, дело становилось еще хуже – работать можно было только при свете лучины. Эта работа имела огромное значение, но ее условия были просто ужасающими.

Источник этого подневольного труда, и не только в ткацком производстве, был тесно связан с феноменом викингов и сыграл решающую роль в создании диаспоры. Если набеги и торговля были двумя составляющими одного целого, то в институте рабства они слились воедино. Пиратские морские походы викингов приносили важнейший товар – людей, захваченных в плен и обращенных в рабство.

В этом нет ничего удивительного. Одной из главных целей набегов был именно захват рабов, которых затем сбывали по имеющимся торговым каналам в Скандинавии и за ее пределами. При этом как раз рабы служили самой устойчивой причиной существования таких сетей. Труд рабов, в свою очередь, способствовал эскалации этой активности, поскольку благодаря ему становились возможными все более масштабные набеги. За флотами и армиями викингов, так неожиданно врывающимися на страницы хроник, стояла сложная циклическая самовоспроизводящаяся система.

Как справедливо заметил один историк, рабовладение составляло основу бытия викингов. Набеги были самостоятельной отраслью экономики.

У этой экономики были свои каналы и точки сбыта. Одним из ключевых социальных и экономических факторов, сыгравшим определяющую роль в эпоху викингов, принято считать медленное развитие городов Скандинавии по сравнению с аналогичными институциональными изменениями на берегах Балтийского и Северного морей. На континенте и в Англии приток населения в города в этот период более очевиден, однако это было в значительной степени обусловлено наличием городских центров, сохранившихся с римских времен, во многих случаях буквально построенных римлянами и ожидающих повторного освоения. Также многие европейские культуры сохранили более или менее активные пространственные, социальные или психологические связи с бывшими имперскими городами. Скандинавия же находилась за пределами Римской империи и, как следствие, не имела тех готовых (пусть даже пришедших в упадок) моделей городской жизни, какие имела римская Европа.

Достаточно красноречивым представляется тот факт, что у скандинавов эпохи викингов были отдельные слова, обозначающие рынок или площадку обмена, но не было слова для того, что мы назвали бы городом. Это касается не только поселений у них на родине, которые в любом случае можно назвать городами лишь с натяжкой, но и тех огромных урбанистических центров, которые викинги могли воочию видеть во время своих путешествий. Во всех этих случаях они обходились словом garðr (так обычно называли основную скандинавскую единицу поселения – крестьянскую усадьбу), по необходимости добавляя к нему уточнения, как правило на удивление скромные. С самым ярким примером мы уже познакомились: Константинополь, современный Стамбул, столица Византийской империи и в эпоху викингов величайший мегаполис мира, без сомнения, был самым крупным городом, который когда-либо видели скандинавы, но они называли его просто Miklagarðr – «Большая ограда», или, возможно, «Великое место». Несомненно, это одно из самых впечатляющих преуменьшений в истории. Однако оно позволяет чуть лучше понять отношение викингов к человеческим жилищам и их сравнительному масштабу. Среди других примеров Новгород, который викинги называли Holmgarðr – «Поселение на острове», и так далее. В большинстве случаев названия городов передают ощущение огороженного замкнутого пространства, отсутствующее в названиях других мест.

Государства Англии и каролингской Франкии, а также арабские халифаты Ближнего Востока и Иберийского полуострова, с которыми скандинавы активно контактировали, были, несомненно, урбанистическими. С технологической и социальной точки зрения ничто не мешало скандинавам эпохи викингов создать подобные города, но по какой-то причине они предпочитали этого не делать. Даже бывая в таких местах, как Константинополь, у себя на родине они столетиями довольствовались береговыми рынками с одной улицей. Урбанистические потребности скандинавов подстраивались к обстоятельствам, – возможно, все то, что они видели и чем охотно пользовались за рубежом, было просто не нужно им дома.

Это поднимает интересный вопрос о том, что скандинавы эпохи викингов думали об этих местах и как они представляли разницу между городом и деревней (если вообще ее представляли). Что они рассказывали друг другу о своем опыте городской жизни? Как представляли себе город те, кто на самом деле никогда его не видел? Считалась ли жизнь в городе более престижной, и если да, то для кого и почему? Может быть, некоторые люди в эпоху викингов питали такие же несбыточные надежды, как сегодняшние жители неблагополучных регионов, мечтающие вырваться из сельской нищеты и перебраться в «большой город» (хотя это место наполовину, если не больше, существует не столько в действительности, сколько в воображении).

Некоторые скандинавские городские центры представляли собой нечто среднее между эмпориями на побережье и более крупными поселениями, просуществовавшими до XI века. В норвежской области Вестфолд в начале IX века было основано поселение Каупанг. Жилой район, раскинувшийся на берегу защищенной бухты в нескольких километрах от устья реки Логен, был разбит на участки примерно в 800 году. Раскопки выявили мало отложений во влажных слоях, за исключением нескольких выгребных ям и колодцев с сохранившимися деревянными элементами, однако их оказалось достаточно, чтобы произвести дендрохронологический анализ и получить даты от 808 до 863 года, что позволяет уверенно датировать поселение IX веком. Оно занимало не меньше пяти-шести гектаров и было поделено на регулярные участки, окруженные канавами, с небольшими постройками. О производственной мощности этого места можно судить по остаткам мастерских, где изготавливали изделия из бронзы, серебра, свинца и золота. Кроме того, в них были сделаны исключительные находки – отливочные формы и фрагменты тиглей. Производство свинцовых гирек в Каупанге явно переживало подъем – их обнаружено несколько сотен. Их применяли в повседневных сделках, что подразумевает широкое использование в качестве платежного средства слитков драгоценных металлов. Также найдены килограммы сырого свинца, из которого изготавливали оригинальные модели, на основе которых затем создавали глиняные отливочные формы. Одно такое изделие из свинца снова напоминает об уже знакомых нам деловых приемах: оно имело форму фибулы, которые ввозили в Скандинавию в качестве предметов роскоши, – другими словами, местные жители производили и продавали собственные «импортные» украшения, нечто вроде подозрительно дешевых часов Rolex. Кроме того, здесь активно обрабатывали янтарь: при раскопках обнаружено много предметов из этого материала. В поселение привозили стекло, сердоликовые бусины, браслеты из гагата и керамику из Рейнланда – в последней, возможно, перевозили дорогие продукты, такие как вино или масло.

Но не более того. Именно это отличает пережившие расцвет в X веке крупные протогородские центры Скандинавии от небольших рынков IX века. Самый первый скандинавский эмпориум в Рибе продолжал расширяться в IX веке, количество построек увеличивалось, и в конце концов поселение обзавелось защитным рвом. Такие места, как Бирка и Хедебю, разрастались во всех направлениях. (В свое время археологи увлекались составлением довольно причудливых списков «урбанистических характеристик», помогающих определить статус поселения, но у меня есть собственный очень простой критерий: поскольку я от природы абсолютно лишен чувства направления, я просто спрашиваю себя, было ли это поселение эпохи викингов настолько большим и сложным, чтобы я мог в нем заблудиться? Если да, то это, вероятно, город.)

Во всех этих местах вырастали целые кварталы жилых домов и мастерских, закладывались новые улицы с деревянными мостовыми. Очевидно, планировка и облик поселений часто менялись. Здания, как правило, были недолговечными, их сносили и на тех же участках строили новые. Постоянная угроза пожара вносила свой вклад в вынужденное обновление города. По всей видимости, к X веку сложилась общая схема городской застройки, где мастерские выходили на улицы, а жилые дома располагались во дворах позади, – она повторяется в рыночных центрах на родине викингов (например, в Сигтуне) и за рубежом (в Йорке).

В Хедебю и Бирке оборонительные сооружения стали мощнее и дошли до воды, появились заслоны, ограничивающие прямой доступ к городу. Сами поселения медленно становились выше – уровень земли поднимался из-за накапливающихся слоев отходов и городского мусора. Когда дом сносили, новый строили поверх остатков старого, сровняв их с землей вперемешку с пищевыми отходами, фекалиями и бытовым мусором. Ни о какой санитарии не было и речи – запах таких мест наверняка чувствовался за километр.

Несомненно, в таких городах торговали рабами, хотя ничего похожего на крепости для содержания рабов, знакомые нам по западноафриканскому побережью раннего Нового времени, там не было. Картина работорговли в эпоху викингов во многом отличается от работорговли более поздних времен. Специальных невольничьих рынков не существовало – сделки могли происходить практически в любом месте: на крыльце частного дома, даже на углу улицы. Оборот такой мелкомасштабной, но регулярной торговли мог составлять до нескольких сотен пленных ежегодно.

В Хедебю большая часть найденных кандалов и цепей обнаружена в районе гавани, где они, вероятно, падали в воду, когда рабов переправляли на причал. Один из исследователей этого места убежден, что основная торговля происходила прямо на пристанях – в случае Хедебю на тех широких деревянных платформах, выступающих далеко над водой и расположенных так близко друг к другу, что они фактически образовывали плавучий рынок. Вероятно, часть продаж носила сезонный характер – после летних набегов и до сбора урожая, – хотя более или менее активная торговля живым товаром, скорее всего, продолжалась круглый год.

К X веку крупным морским судам приходилось швартоваться одним концом у самого края платформ. Замечательные археологические находки позволяют нам увидеть жизнь в гавани Хедебю во всех подробностях: от мечей, которые, по-видимому, бросали в воду, когда освящали каждый новый причал, до совершенного однажды нападения на рынок. Примерно в 990 году большой военный корабль сгорел прямо перед пристанью – возможно, здесь произошла битва. Он стоял так близко, что огонь перекинулся на деревянные платформы. Поскольку корабль блокировал доступ в гавань, после того как все было кончено, к нему подплыли на небольших лодках и разломали обгорелый остов шестами. Обломки уплыли, путь для кораблей снова был свободен. Кроме того, каждую весну в гавани ремонтировали и чинили все то, что пострадало за зиму под слоем льда.

И наконец, в городах было население, живущее и умершее. Возвращаясь к датскому примеру, в Хедебю известно около 1350 захоронений, расположенных на семи кладбищах. Большинство из них находятся за стеной к югу и состоят из кремаций и ингумаций (последние иногда встречаются между курганами). Среди этих захоронений, датируемых концом IX и X веком, есть явно христианские могилы. В большинстве могил нет погребального инвентаря, хотя в этом районе встречаются и крайне впечатляющие языческие памятники. Основная группа из 350 захоронений, в числе которых статусные погребальные камеры, тянется от гавани до поселения. С городищем связано около 60 кремационных курганных захоронений, а на северном кладбище расположены захоронения, датируемые серединой IX – серединой X века.

В городах Скандинавии обитали настоящие городские профессионалы – строители домов, плотники, кровельщики, землекопы и разнорабочие, золотари, опустошавшие выгребные ямы, и, конечно, мастера разнообразных ремесел: кузнецы, ювелиры, токари, гончары и так далее.

Есть веские основания полагать, что крупные рыночные центры существенно меняли жизнь женщин. Например, на норвежских сельских кладбищах женские могилы составляют около 20 % от общего числа захоронений, в которых пол умерших поддается определению, но в Бирке доля женских могил на нескольких кладбищах достигает 60 %. В других рыночных городах, в частности в Хедебю, этот показатель ниже – 38 %, но все же значительно выше, чем в сельской местности. Что означает эта городская видимость женщин? Высказывалось предположение, что это могло быть связано с ткацким производством и переносом в новые городские центры модернизированных высокоспециализированных ткацко-прядильных мастерских (не исключено, что именно это на самом деле было одной из главных причин создания городских центров).

В зарождающихся городах не только производили и продавали товары – они были местом встреч и обмена информацией. Пожалуй, многое в них даже сегодня показалось бы нам знакомым. Прогуливаясь по улицам Бирки, вы ощущали запах готовящейся еды с разнообразными специями и приправами, характерными для кухни разных стран. «Не хочешь ли фризской еды сегодня вечером? Загляни в таверну Радбода у пристани – саксонские торговцы, которых мы встретили в прошлом месяце в Хедебю, сказали, что там отлично кормят. И обязательно попробуй пиво Ульфа, который живет по соседству, – он добавляет в него вереск!»

За время прогулки вы могли услышать обрывки разноязыких разговоров купцов из Франкской или Германской империи, с восточных рек, из Арабского халифата. Адам Бременский упоминает о присутствии в Бирке норвежцев, славян, прусов и других народов. При раскопках в Хедебю найдено оружие мадьярского происхождения из Волжской Булгарии. Вероятно, здесь существовал особый торговый диалект, возможно, даже местная разновидность креольского, и каждый знал, как сказать «серебро», «меха» и «рабы» на дюжине разных языков. Кое-где на улицах вы могли даже встретить группу странствующих blámenn, «синих людей», которых мы назвали бы цветными людьми. Нет никаких оснований предполагать, что в обществе викингов существовал расизм, и, насколько мне известно, нет ни одного унизительного эпитета или примера пренебрежительного отношения к человеку в связи с цветом кожи. В XXI веке это звучит идеалистически, но, судя по всему, для викингов то, что вы собой представляли, действительно значило больше, чем ваша внешняя оболочка. У всех нас есть hamr, форма, – но hugr, разум или душа, важнее.

Городское сознание в Скандинавии, иной взгляд на образ жизни и экономику стали еще одним долгосрочным последствием эпохи викингов. Но что происходило в большом мире, который сделал Северу этот подарок? Как он менялся и развивался в X веке и в позднюю эпоху викингов?