Новые устои медленно возникали из хаоса конца периода Великого переселения народов. По сути, это был процесс перераспределения власти и развития ее новых взаимоотношений с обществом. Вендельский период и далее VIII век – начало эпохи викингов – были первым этапом долгого пути к объединенным королевствам, настоящему чувству государственности и, в конечном итоге, к известным нам сегодня северным странам. Но под этим неизбежно беспорядочным процессом скрывалось нечто более древнее и глубоко укорененное в скандинавских культурах: представление о власти как публичной сущности, видимой и обсуждаемой, объявляемой и исполняемой. Чем обширнее становились политические устремления новой знати в VIII–XI веках, тем чаще ее действия вступали в противоречие с остатками издавна существовавшего порядка. Этот общественный диалог (скорее даже спор) об организации жизни и управления составлял еще один важный аспект истории эпохи викингов.

Ареной этого конфликта – или диалога, если вы предпочитаете более сдержанную оценку, – были народные собрания и законы, которые на них принимали. И то и другое выражалось в виде памятников под открытым небом. Важнейшей составляющей процесса была коммуникация, главным образом устная. Принятые решения фиксировали путем запоминания, но до определенной степени также полагались на руническое письмо. Тысячи сохранившихся рунических надписей на дереве, кости и, прежде всего, на камне свидетельствуют о том, какое значение они имели в повседневной, политической и духовной жизни викингов.

Власть проявляла себя через объединенное действие двух родственных социальных сил – закона и грамотности, но была еще и третья сила, неотделимая от популярного образа викингов, – мобильность. В Скандинавии эпохи викингов люди не сидели на одном месте. В путешествия отправлялись одиночки, группы и, в конце концов, целые народы. Они передвигались по дорогам и рекам, в зимние месяцы – по льду, но главным образом по морю. Корабль викингов – самый избитый из связанных с ними стереотипов – действительно был одним из основных проявлений их власти и средством достижения успеха.

Изучив эти разрозненные элементы спектакля власти, мы можем еще немного приблизиться к викингам и их обществу и понять, откуда они пришли, куда направлялись и, в особенности, почему и как они это делали.

Зарождение и быстрый рост опирающихся на военную знать властных структур в период экологического кризиса и пылевой завесы хорошо изучены. К этому периоду относится и возникновение зальной культуры, в которой главное место занимали правители и их дружины, и создание поддерживающей ее инфраструктуры. Разные формы этой модели социальной иерархии – по сути, пирамиды – продолжали существовать в эпоху викингов, независимо от размеров, форм и территориального характера ранних политических единиц.

Однако военные правители, их мелкие королевства и социальная лестница, по которой они пытались подняться, существовали на более широком фоне непрерывной политической жизни, веками составлявшей часть скандинавской культуры. Ее проявлением служил так называемый тинг (на древнескандинавском þing) – регулярное собрание избранных представителей, облеченных правом практического осуществления власти на местном уровне. На этих собраниях, уходящих корнями в доисторическое прошлое, как минимум до римского железного века, встречались свободные мужчины, по возрасту способные держать оружие, чтобы говорить от имени своих общин, решать вопросы, представляющие взаимный интерес, и выносить решения в юридических спорах. Форма собрания в разных регионах могла быть неодинаковой, однако все тинги действовали в рамках единой иерархической системы и решали важные вопросы согласно своему статусу и географическому положению.

В Норвегии, где это явление было наиболее тщательно изучено в ходе археологических и документальных исследований, известно около тридцати мест проведения тингов, датируемых первым тысячелетием н. э. Некоторые из них находятся внутри страны, но большинство сгруппированы вдоль побережья в районах с наибольшей плотностью населения. Система собраний, по-видимому, имела трехступенчатую иерархию: тинги проводили на уровне округа (fylki), половины округа и четверти округа. Это трехчастное деление можно проследить и в других районах Скандинавии, и даже в совершенно ином контексте. Так, в норвежских завоевательных отрядах начала III века, чье оружие и снаряжение были принесены в жертву в Иллеруп-Адале в Дании после того, как местные жители одержали над ними победу, по-видимому, имелось четкое деление на три ранга – возможно, соответствующее тому общественному делению, которое мы наблюдаем в системе тингов.

Места собраний в Норвегии похожи на дворы (и когда-то действительно так назывались), окруженные длинными домами, стоящими кольцом или подковой. Постройки предназначались для временного размещения представителей, приезжавших на регулярные собрания. Во всех регионах археологические материалы железного века на удивление точно коррелируют с административным делением земель и количеством населения, зарегистрированным для тех же территорий в кодексах законов и переписях раннего Средневековья и даже раннего Нового времени. Например, на площадке Дисъян в Тингсхауге (буквально «холм тинга»), Рогаланд, тридцать две постройки, окружающие внутренний двор, по-видимому, соответствуют тридцати двум корабельным округам, позже зарегистрированным в регионе Райгер, к которому относилось это место собрания. В некоторых случаях даже планировка комплекса зданий фактически воспроизводила географию тех районов, которые были представлены на тинге. Таким образом, пространство внутреннего двора представляло своего рода физическую карту регионов, откуда прибывали представители. По тому, где они размещались (а также, возможно, по другим характерным признакам, таким как одежда или знамена), было сразу понятно, откуда приехал каждый человек и кого он представлял.

На территории двора – четко обозначенной и, вероятно, охраняемой – решались серьезные вопросы и разбирались местные тяжбы, вплоть до преступлений, караемых смертной казнью. Чем выше был уровень собрания, тем больше дела, которыми он занимался, походили на государственные и тем ближе его функции были к парламентским (в масштабах этих маленьких миров). Если вопрос не мог быть решен в одной такой инстанции, его передавали на собрание следующего уровня, иногда с перерывом в несколько месяцев.

Представители выступали от имени своего округа, и среди них часто были люди, обладавшие особым талантом публичных выступлений или ведения юридических споров. Речи выслушивал официальный председатель собрания – законоговоритель. Он также играл роль судьи в представленных тяжбах, хотя в некоторых спорных случаях тяжущимся сторонам важнее было завоевать симпатии других собравшихся представителей. Борьба фракций была повсеместным явлением (яркий пример – эксперименты с республиканским правлением в Исландии более позднего времени), и одной из главных задач собрания было прекращать личные или межсемейные распри, прежде чем они окончательно выйдут из-под контроля. Кодекс чести предписывал за любую обиду требовать компенсации либо мстить, и в небольших сообществах подобные вендетты могли иметь фатальные последствия, поэтому ситуацию необходимо было жестко контролировать. Многие истории в исландских сагах рассказывают как раз о том, что может случиться, когда наследственная вражда перерастает сдерживающий потенциал закона.

Тинги не были строго демократическими, но в их основе все же лежала формальная идея справедливого представительства и попытка создать нейтральное пространство, в котором можно было выслушивать споры. Совершенно очевидно, особенно в Исландии, что влиятельные семьи вмешивались (или пытались вмешиваться) в ход судебного разбирательства, а в сагах довольно часто рассказывается о попытках заранее повлиять на исход процесса и склонить большинство собравшихся в свою сторону.

Расположение строений на местах собраний в Норвегии немного отличается, кое-где есть длинные траншеи земляных печей для проведения праздников под открытым небом. В Швеции и Дании, где климат более мягкий, а местность более открытая, похоже, было меньше необходимости обустраивать постоянные площадки и возводить более-менее основательные жилые постройки – здесь люди собирались на удобных открытых пространствах. В сельской местности во многих местах до сих пор сохраняются холмы тингов, на которые, вероятно, поднимались ораторы. Иногда они расположены в стороне от поселения или составляют часть кладбища, иногда окружены водой, обозначавшей ритуальную границу закона. Исключительно сложный комплекс находится в Анундсхоге в шведском Вестманланде: там массивный погребальный курган окружен меньшим по размеру кладбищем, разбросанными в сложном порядке «каменными кораблями», рядом деревянных шестов и одним руническим камнем. Выше в иерархии стояли места собраний, связанные с королевской семьей, такие как курган тинга на возвышенной точке кладбища в Гамла-Уппсала. Вероятно, первоначально это было захоронение, но позднее макушку кургана сровняли, и на нем начали проводить собрания. Поскольку такие места тоже должны были закреплять положение новой знати в обществе, их стратегически размещали среди монументальных величественных ландшафтов.

Можно представить, как в благоприятную погоду вокруг места собраний вырастали небольшие палаточные городки, где на короткое время размещалось большое количество людей. Как в случае с любыми другими народными собраниями, на тинге не только решали текущие юридические и административные вопросы, но и неформально общались в перерывах. Собрания не только служили органами общинного управления, но и давали возможность обменяться товарами или сплетнями в атмосфере, напоминающей сельскую ярмарку. Также они служили ареной проведения публичных религиозных ритуалов.

Важный вопрос, касающийся в первую очередь Норвегии (где сохранилось больше подробных данных), но также и остальных областей Скандинавии, заключается в том, что происходило с этой системой общинного управления там, где она соприкасалась с растущей королевской властью. Не случайно политические трения становятся особенно ощутимыми именно в VIII веке, в начале того периода, который мы называем эпохой викингов. Хотя отношения тингов с правителями из высоких залов и новыми монархиями со временем менялись, тинги никогда не исчезали окончательно. Исландский альтинг (в эпоху викингов альтингом называли всеобщее собрание самого высокого уровня для всей страны) и сегодня продолжает заседать в Рейкьявике и считается старейшим непрерывно действующим парламентом в мире. Эту честь с ним разделяет тинвальд острова Мэн, также скандинавского происхождения.

Важной составляющей структуры власти было владение землей, а принцип отсутствующего землевладельца, вероятно, служил одной из главных опор знати позднего железного века. Важную роль при этом играло право наследования, включая порядок передачи земли внутри семьи. На первых порах земля всегда передавалась по мужской линии, хотя женщины тоже могли наследовать при отсутствии родственников мужского пола. Если супруги были бездетны, собственность обычно возвращалась той семье, из которой она пришла. Таким образом, бездетный вдовец не мог унаследовать землю своей покойной жены, даже если они вместе обрабатывали ее в браке, – вместо этого земля снова отходила ее родным. Центральным понятием в средневековых законах Норвегии и Швеции был óðal, или аллод. Ученые много спорили о том, можно ли связать его происхождение с эпохой викингов. Если земельный участок принадлежал членам одной семьи в течение длительного периода времени (по обычаю, шесть поколений), наследники имели на него неотъемлемое право, и продажа его другим лицам была запрещена. Одним из интересных последствий этого уложения была защита прав наследования для дочерей, которые могли сохранить землю вопреки притязаниям родственников-мужчин, не входивших в ближний семейный круг.

Одна из важнейших функций поздних рунических камней в XI веке заключалась в том, чтобы зафиксировать эти права наследования, четко обозначить последовательность перехода собственности и, как можно предположить, подчеркнуть законность претензий, которые когда-то оспаривались (и, возможно, оспариваются до сих пор).

Один камень из Хиллерсьё в Уппланде вполне справедливо знаменит не только беспрецедентными подробностями описанных семейных отношений, но и их развязкой:

Итак, мы видим, что Герлог, дважды овдовевшая, увидевшая, как все ее дети и внуки умерли раньше ее, в конце концов унаследовала землю трех семей. Поразительная жизнь – квинтэссенция жизни всех ее современников эпохи викингов: детская смертность, многочисленные браки, ранние смерти, отсутствие уверенности в завтрашнем дне, и вокруг всего этого – закон в его чеканном постоянстве.

Три других примера дают прекрасное представление о многообразии сюжетов надписей (счет которых идет на тысячи), о тесной связи людей с землей и важной роли характера владения, а также о проступающих за всем этим человеческих взаимоотношениях.

На первом камне из Бергахольма Халлбьёрн несовершеннолетний, поэтому главным заказчиком камня выступает его дядя. Он держит земли Торгерд в доверительном управлении и фиксирует свои притязания на наследство на случай, если с мальчиком что-нибудь случится. Два «камня Сиббы» с Готланда, поставленные одним и тем же человеком в память о своей жене и дочери, обозначают право малолетних детей на наследство, а также подчеркивают, что они унаследуют от своего деда по материнской линии: это слова человека, защищающего будущее своего рода.

На землю не только предъявляли права – ей, конечно, давали названия. Многие топонимы отсылают к заметным топографическим объектам (ручей или родник, лес, брод или луг) или связаны с личным именем. Иногда по такому же принципу называют целые поселения. Датировать названия такого (и любого другого) рода непросто, и более столетия этим занималась отдельная область науки, но теперь мы в общих чертах представляем себе, что могло быть написано на сводной карте местности в железном веке.

Принципы со временем менялись, особенно на региональном уровне. Прослеживаются признаки деления на районы по роду деятельности, административного деления и расположения опорных пунктов власти. Помимо мест, непосредственно связанных с королевской властью, существуют названия на – by («деревня»), связанные с определенными видами деятельности. С их помощью мы можем обнаружить раскинутую по всей стране сеть королевских людей, обеспечивавших консолидацию, господство и быстрое реагирование. Возьмем только примеры из Швеции: там есть деревни, в которых проживали rinkr (что-то вроде армейских офицеров), karlar (буквально «люди», то есть дружина) и даже smed, кузнецы – немаловажная группа, если вы хотите в любое время иметь возможность починить броню и оружие. Есть названия, связанные с административными центрами власти и центральными поселениями (tuna и husa), и многие другие.

Затем, возвышенные над всем этим или, наоборот, вплетенные в ту же паутину силы, были боги. В так называемых теофорических топонимах имя божества связывается с определенным типом места, чаще всего с тем, где отправляли культ. Среди примеров — lund, «священная роща» (таким образом, Оденслунда означает «Священная роща Одина»); vé, название закрытого святилища (отсюда Уллеви – «Святилище Улла»), åker, что-то вроде священного поля, возможно, где совершались подношения (Торсакер – «Поле Тора»), и так далее. Еще один пример – Фросен (Frösön, «Остров Фрейра») и другие виды священных топонимов, такие как Хельго (Helgö, «Святой остров»). В большинстве названий, связанных с культом, фигурируют несколько повторяющихся имен богов.

Распространение теофорических названий крайне неоднородно, при этом названия, связанные с именами отдельных богов, обычно группируются в определенных регионах. В Дании нет названий с именем Улла, но они широко распространены в восточной части Центральной Швеции. Топонимы с именем Тира, за крайне редким исключением, встречаются только в Дании. Места, названные в честь Тора, распространены в Швеции и Норвегии. Имя Одина редко встречается в топонимах к западу от гор и так далее. По мнению некоторых ученых, это говорит о более развитом культе конкретного бога в каждом из этих регионов. Возможно, это так, однако разные обычаи не обязательно отражают разницу лежащих в их основе верований. Хесус – обычное мужское имя в Латинской Америке, но, хотя вы вряд ли встретите европейца по имени Иисус, это не значит, что в Европе нет католиков. Возможно, так же обстоит дело и со скандинавскими теофорическими названиями.

Как мы видели, главную официальную роль на собраниях играл законоговоритель, одной из задач которого было декламировать законы по памяти, тем самым гарантируя юридическую правомерность происходящего разбирательства. Точно зафиксировать и воспроизвести происходящее также помогали надписи на рунических камнях. И здесь возникает очевидный вопрос об устном протоколировании собраний и соотношении устного и письменного слова.

Вопрос о грамотности у викингов довольно интересен. Сегодня мы обозначаем этим словом общее умение читать и писать, а также все то, для чего люди используют эти навыки в повседневной жизни. Однако для скандинавов эпохи викингов она имела другое значение, гораздо теснее связанное с конкретными целями и обстоятельствами. Конечно, у них была система письменности в виде рун. Они появились намного раньше, еще в железном веке, и, несмотря на популярные ассоциации, их ни в коем случае нельзя назвать уникальным изобретением викингов. У них не только были прототипы в письменности германских народов Европы, они кроме этого имели и явную связь с латынью.

Руны представляют собой угловатые знаки, хорошо подходящие для того, чтобы вырезать их на твердых поверхностях, таких как камень и особенно дерево. Иногда их рисовали краской. Вообще говоря, существует две формы скандинавского рунического алфавита, известные как старший и младший футарк (по сочетанию начальных букв). В ранней версии было двадцать четыре знака. Поздняя версия, получившая широкое распространение в эпоху викингов, была короче и состояла из шестнадцати знаков, и в нее входили буквы из алфавита-предшественника:

Каждую руну можно использовать для обозначения нескольких звуков, произнесенных в соответствии с разными региональными диалектами. Значение ранних надписей бывает особенно сложно расшифровать в силу тех изменений, которые претерпел сам язык. Футарк викингов из шестнадцати рун, по-видимому, был осознанным адаптивным нововведением, целью которого было упростить и сократить старую систему – короче говоря, это был отклик на существовавшую потребность. Точность лингвистического соответствия фонетическим свойствам речи заметно снизилась, но вместе с тем письмо стало более доступным и, вероятно, более легким и быстрым в исполнении. Как заметил один из выдающихся рунологов: «Тому, кто писал слова, этот новый алфавит решительно облегчал задачу, но тому, кто читал, было не всегда легко понять, что имелось в виду».

Существовало много местных вариантов рунического письма, кроме того, стоит учитывать, что у каждого резчика был свой почерк, а иногда они просто делали ошибки. Однако, если не углубляться во все эти подробности, младший футарк встречается в двух видах. Первым был «ординарный» вариант – четкие, формальные, хорошо читаемые знаки. В эпоху викингов эти знаки чаще всего встречались на памятниках, таких как рунические камни, и сегодня они наиболее известны. Ко второму типу относились так называемые руны с короткими ветками (у них есть много альтернативных названий) для быстрого письма – по сути, своего рода руническая скоропись – и именно этими знаками люди эпохи викингов пользовались в повседневном общении. У каждой руны также было отдельное название, некоторые из них ассоциировались с определенными качествами, хотя многие популяризируемые сегодня «значения рун» появились гораздо ближе к нашему времени или имеют сомнительное происхождение. Рунические надписи часто состоят только из перечисления знаков футарка – их полной последовательности или начальных букв. В зависимости от контекста эти надписи могли представлять что угодно, от прописей до акта ритуального значения.

Мифология приписывает рунам сакральное, мистическое происхождение: они явились Одину в экстатическом трансе. После того как он девять дней и ночей провисел на Мировом Древе, перед этим пронзив тело собственным священным копьем – буквально совершив самопожертвование (посвященный «в жертву себе же», по его словам), – ему было видение. Процитируем «Речи Высокого»:

Связь рун с магией и религиозными энергиями имеет давнюю историю и занимает заметное место в современном массовом сознании. Руны были вырезаны на зубах восьминогого коня Одина, Слейпнира, и на ногтях норн, потусторонних вершительниц судеб. Само собой, их можно было использовать для колдовства и заклинаний, вырезая на палках или предметах домашнего обихода и даже на теле. В этом контексте они несколько раз встречаются в сагах, в особенно ярких сценах. В одной из эддических поэм, «Песни о Сигридрифе», подробно перечислены руны для конкретных целей: для защиты в бою, для облегчения родов («должно их вырезать на ладонях и накрепко приложить к суставам»), для исцеления, для безопасного плавания по морю («на носу должно их вырезать, также и на руле, а на веслах выжечь огнем»). Есть «руны речи», одаривающие красноречием тех, кто выступает на судебном собрании, и «руны разума» для ясности мыслей. Также они встречаются на рунических амулетах и на металлических листках, которые находят в могилах и в культурных слоях поселений. Они служили оберегом от вреда и болезней или, наоборот, инструментом злого умысла против других людей. На некоторых рунических камнях сохранились магические формулы или загадочные письмена, при расшифровке которых открывается (часто довольно простое) мифологическое содержание, например имена богов. Но при всей важности этих предметов в конечном итоге они представляют собой лишь второстепенный вариант использования того, что по сути своей было просто системой письма. Очевидно, что латинские буквы в то время также использовали для всех этих и многих других целей, но сами по себе они обладают магией не больше, чем руны.

До нас дошли многие тысячи рунических надписей, в основном кропотливо вырезанных на отдельно стоящих валунах – знаменитых рунических камнях, которые уже не раз здесь упоминались. Рунические тексты на камнях окружены красивыми рамками или изображениями переплетающихся зверей и символов. Изначально рисунки и надписи окрашивали в яркие цвета, некоторые вырезали прямо на гладкой поверхности естественных каменных глыб, встречающихся в окрестностях. Самые ранние примеры предшествуют эпохе викингов и восходят еще к периоду Великого переселения народов в V веке, в позднем железном веке их количество заметно увеличивается, а взрывной рост популярности происходит в XI веке (особенно в Центральной Швеции) с введением христианства. Почти все их объединяет то, что это памятники умершим – иногда действительно надгробия, но чаще мемориальные знаки, установленные на видных местах у дорог и мостов. Среди камней крайне мало тех, что были поставлены людьми еще при жизни в качестве смелого акта саморекламы. Начиная с позднеримских времен встречаются руны, нацарапанные на поверхности металлических предметов, например дисков-брактеатов, и в виде подписей владельцев на оружии и ювелирных украшениях. Эта практика продолжалась и в эпоху викингов.

Все это долгое время заставляло ученых предполагать, что руническим письмом владела только знать и оно само по себе служило признаком статуса. Лишь относительно обеспеченные люди могли позволить себе заказать рунический памятник умершим членам семьи, и публичная демонстрация таких памятников служила также способом демонстрации общественного положения. Однако возникает естественный вопрос: кто в таком случае мог прочитать эти надписи (если только речь не идет о попытке лишний раз подчеркнуть свою исключительность, показав, что некоторые понимают эти угловатые знаки, в то время как большинство – нет). Решающий удар аргументу в пользу рун как привилегии знати нанесли находки, сделанные в середине XX века в норвежских портовых городах Берген и Тронхейм. В средневековых влажных слоях портовых улиц были найдены целыми и невредимыми сотни маленьких деревянных табличек с рунами. Их содержание отличается удивительным разнообразием. Среди них есть купеческие описи, в которых перечислено содержимое мешков и ящиков, списки покупок, любовные записки, именные бирки, обозначающие право собственности, неуклюжие пошлые шутки и многое другое. За ними встают простые и понятные заботы: «Этот мешок принадлежит Сигмунду», «Ингибьорг любила меня, когда я был в Ставангере», «Гида велит тебе идти домой» (и попытка написать ответ другим почерком – неразборчивые пьяные каракули), «Дела у меня плохи, напарник. Я не взял ни пива, ни рыбы. Я хочу, чтобы ты знал это, и прошу тебя не сердиться на меня» – короче говоря, простейшие составляющие повседневной жизни, выраженные в письменной форме. Очевидно, грамотными были если не все, то очень многие люди, возможно, даже дети. В последние десятилетия аналогичные находки были сделаны на всей территории расселения викингов.

Рунические камни изготавливали на заказ в специализированных мастерских. Сами руны вырезали мастера, гордо подписывавшие затем свою работу. Многие надписи заканчиваются такими автографами, и мы можем отследить «школы» резчиков рун во всех регионах Скандинавии, иногда даже проследить за передвижениями резчика, выполнявшего заказы в разных местах. Например, в Уппланде активно работали Арнфаст и Асмунд, а также Опир, у которого сегодня даже есть собственная научная биография. Подписывались и многие другие резчики. В некоторых случаях этот процесс подробно описан, а иногда мы находим имена не только резчика рун, но и всей команды: того, кто обтесывал камень, того, кто наносил переплетающиеся узоры, внутри которых располагались руны (из одного такого текста мы знаем, что они назывались «змеиные ленты», «змеящиеся угри» или как-то в этом роде, хотя это слово трудно разобрать), и того, кто раскрашивал надпись. На одном красивом и тщательно проработанном камне с острова Готланд перечислены все мастера, которые над ним трудились, но, кроме этого, на нем есть еще ряд совершенно замечательных кривоватых маленьких рун, совершенно не сочетающихся с основной картиной и неаккуратно сползающих туда, где должно было остаться пустое пространство: «…и Гарлайв [сделал] кое-что так хорошо, как сумел». Интересно, что же там произошло – команда ушла на обеденный перерыв, а вернувшись, обнаружила, что их незадачливый помощник воодушевленно стучит по камню? Ну, ничего – такие огрехи всегда можно исправить и закрасить, и не факт, что заказчик об этом когда-нибудь узнает.

Большинство поздних надписей христианские по тону, но их содержание почти не отличается: это перечисление заказчиков и их степени родства, имя (имена) поминаемых, иногда с указанием местности, где они жили, или ремесла, которым занимались. Некоторые надписи коротко отмечают, где и/или как человек погиб: в бою, в походе, на востоке, под командованием Ингвара. В очень редких случаях на камне высечено стихотворение. Часто встречаются кресты и молитвы за упокой души. Иногда в надписях упоминается какой-либо мемориальный акт – сооружение мощеной дороги или установка других памятников, например ряда стоящих камней или столбов. Время от времени в надписях можно уловить проблески истории местности, а через группы связанных камней проследить судьбу поколений влиятельных местных семей. В «Словаре нордических рунических имен» (издан на шведском языке) собрано более полутора тысяч личных имен, найденных на камнях, – сокровищница знаний эпохи викингов, приближающая нас к этим людям и их заботам.

По-видимому, викинги считали рунические камни достаточно надежным способом создавать долговечные записи, в то время как книги для этого явно не подходили. Это важный момент, поскольку нет ни малейшего сомнения в том, что викинги понимали, для чего нужны эти переплетенные стопки иллюстрированного пергамента, как их создают и как ими пользоваться. Писать пером на латыни или вырезать руны ножом – разница на самом деле не так уж велика. Никто точно не знает, почему скандинавы отвергали книги и сопровождающую их самобытную литературную культуру, но, вероятно, дело было в том, что они не давали им того, что им было нужно. С точки зрения викингов, знания были небезопасной вещью. Поэтому монопольное право церкви на грамотность – святые книги и святые люди, которые растолковывают их для вас, – неуловимо расходилось и в чем-то даже противоречило представлениям викингов о предназначении письменности.

Лучшей иллюстрацией здесь может служить рунический камень начала IX века из Рёка в Эстергётланде (Швеция), на котором найдена самая длинная руническая надпись в Скандинавии. Большой гранитный валун со всех сторон испещрен знаками, в том числе на верхушке (которую трудно даже увидеть). В этом длинном тексте несколько смысловых пластов – интригующие отрывки историй предполагают предварительное знакомство с ними у некоторых читателей и подчеркивают их эксклюзивность для всех остальных. Здесь есть загадки, игра слов, отсылки к далекому прошлому периода Великого переселения народов и к мифологии времени, в которое жил резчик. Все это, в свою очередь, связано с местными семьями и событиями. В первой же строке говорится, что этот камень – мемориал, поставленный человеком в память о своем сыне. Не все могли прочитать руны на камне из Рёка, а из тех, кто мог, не все понимали их глубинный смысл, но – как все подобные памятники и многие другие примеры использования рунического письма – этот камень занимал в жизни общества такое прочное и явное место, о котором книжные культуры континента не могли даже мечтать.

Рис. 12. Рунический камень из Рёка. На этом камне IX века из шведского Эстергётланда вырезана самая длинная в Скандинавии руническая надпись: загадочные обрывки историй, отсылки к мифическим тайнам и поминовение умерших. Фотография: Бенгт Улоф Арадссон (Bengt Olof Åradsson) (© Creative Commons)

Те же мотивы заметны в преданиях о богах, особенно в историях, связанных с Одином. Неизменно ясно, что его знания куплены дорогой ценой, и при этом условны: он знает, а другие нет; он может поделиться тем, чему научился, но может и не делать этого. Один передает знания о рунах (не случайно это слово также означает «тайны») избранным. Его заклинания и чары могут узнать очень немногие, в то время как его советы предназначены для всех. Есть что-то пугающее в таком употреблении мудрости, знания и памяти и их превращении в чистую силу, совсем не похожую на силу образованного христианского священства.

Хотя многие люди проводили почти всю свою жизнь в усадьбе и ее ближайших окрестностях и, по большому счету, никуда особенно не ездили, значительная часть населения хотя бы периодически переезжала с места на место.

Местность пересекали многочисленные тропы – немощеные грунтовые дороги и дороги в оврагах, протоптанные за годы постоянного использования, веками петляющие по одним и тем же местам. Люди путешествовали в запряженных парой тягловых животных повозках или телегах с массивными деревянными колесами. Периодически встречается конская упряжь необычайно искусной работы, иногда с дугой и разделителями для поводьев, целиком покрытая переплетающимися узорами, животными и мифическими существами, в некоторых случаях даже отделанная золотом. У повозок были отсоединяемые подводы, которые можно было загружать и передвигать отдельно. Люди ехали верхом (на конях с фантастически украшенной упряжью) или просто шли пешком, прокладывая себе путь по гребням холмов, по краям возвышенностей или через перевалы, при необходимости пересекая реки вброд или по мосту. На некоторых кладбищах эпохи викингов до сих пор сохранились следы некогда возникших тропинок. Во многих местах такие народные тропы можно проследить и сейчас – они идут через пустоши, огибают болота и ведут нас теми маршрутами, которые считались самыми удобными и наименее изнурительными за тысячи лет до возникновения современного автотранспорта.

Уже на ранних этапах колонизации региона у скандинавских общин естественным образом сложились самые тесные отношения с водой. Эта связь проявлялась не только в том, что реки, озера и море служили источником средств пропитания и транспортными путями, но и в ритуальных действиях, в том числе в захоронении материальных ценностей, оружия, предметов повседневного обихода и даже людей в торфяных болотах и других водоемах.

Однако важность воды для этих сообществ становится наиболее очевидной в эпоху викингов. У них, как у всякой морской культуры, вода определяла многие аспекты повседневной жизни. Изменение уровня моря имело важные последствия для всего Скандинавского полуострова и напрямую влияло на поселения и пути сообщения. Викинги, в отличие от современных людей, воспринимали воду не как препятствие для коммуникации и передвижения, а скорее наоборот, как средство их облегчения. Островные и прибрежные общины не считались далекими и недоступными – они были тесно связаны друг с другом разветвленной сетью морских путей.

Ключевую роль здесь играет концепция расстояния, выраженного через время, когда путешествие рассматривается не с точки зрения физической удаленности мест друг от друга, а с точки зрения времени, необходимого для перемещения между ними. Поскольку мы привыкли осмыслять географию в виде карты (и цифровая эпоха этого не изменила), нам может быть трудно это понять, но в субъективном восприятии по воде от Англии до Норвегии могло быть «ближе», чем 50–60 километров по суше. Недавнее экспериментальное плавание на «Морском жеребце», точной копии длинного корабля XI века, раскопанного недалеко от Роскилле, показало, что при попутном ветре из Дании до восточного побережья Британии можно добраться всего за несколько дней. А если погода позволяет, то примерно за две недели можно доплыть обратно. Это показывает, насколько тесно были связаны между собой общины Северного моря. Если приложить такие расчеты к внутренним областям Скандинавии, становится понятной причина повсеместного распространения водного транспорта.

Реки, фьорды, озера и прибрежные каналы Севера служили основными путями сообщения в Скандинавии эпохи викингов круглый год – зимой люди совершали немало поездок по тем же маршрутам на ледовом транспорте. В захоронениях эпохи викингов были найдены разные виды салазок, нарт и лошадиных упряжек, в том числе большие сани, в которых могло ехать несколько пассажиров. Одиночные путешественники надевали коньки, сделанные из костей крупного рогатого скота, привязывая их к обуви кожаными шнурками; на таких коньках человек двигался вперед по льду, отталкиваясь прочным шестом, словно по реке на плоскодонке. К обуви и копытам животных могли прикреплять железные подошвы с шипами. Также ходили на лыжах – одинарных или двойных досках с заостренными концами, часто украшенных богатой резьбой, также приводя себя в движение одной палкой.

Из всех образов, ассоциирующихся с эпохой викингов, один из самых ярких – это их корабли, в первую очередь огромные морские ладьи с головой дракона на носу, хорошо известные по фильмам и художественным произведениям. Однако следует помнить, что это был лишь один из многих видов кораблей, существовавших в тот период. Самым распространенным судном эпохи викингов была простая и скромная лодка-долбленка, которая могла обеспечить доступ к более крупному морскому транспорту и путям сообщения. Выдолбленные из цельного ствола дерева, они могли варьироваться по размеру от одноместной плоскодонки до более крупной лодки длиной до 10 метров, где было место и для людей, и для груза. В обзорной литературе по эпохе викингов эти суда часто обходят вниманием, но они несомненно были, и в достаточно большом количестве, что свидетельствует о морской мобильности того времени. Еще одним относительно широко распространенным судном была гребная лодка, или скиф, – такие могли быть у зажиточных рыбаков. Хозяева крупных крестьянских усадеб вполне могли собрать средства и на парусное судно длиной более 10 метров.

Большие корабли заказывали для себя крупные землевладельцы и члены их семей, купеческие объединения либо знать. Долгое время они были известны только по изображениям на монетах, настенных гобеленах, таких как гобелен из Байе, и граффити. Лишь в конце XIX века люди впервые со времен Средневековья увидели, как они выглядели в действительности. Поврежденные фрагменты восемнадцатиметрового корабля с двенадцатью парами весел были найдены в Туне в норвежском Остфолде в 1867 году. Это была захватывающая находка, но состояние фрагментов не позволяло произвести реконструкцию; судно было датировано примерно 910 годом. Однако в 1880 году в Гокстаде (Вестфолд) был обнаружен в прекрасном состоянии первый из огромных погребальных кораблей. В нем, в полном соответствии с текстовыми описаниями подобных захоронений, находился взрослый мужчина, однако большинство сопутствующих предметов было разграблено в древности. Корабль имел 24 метра в длину, 5 метров в ширину в средней части и был оснащен 32 веслами. Его постоянная команда состояла примерно из 40 человек, но при необходимости он мог перевозить около 70 человек. По данным дендрохронологического анализа, он был построен около 890 года, в правление Харальда Прекрасноволосого, и это был настоящий морской военный корабль.

В 1904 году в расположенном неподалеку Осеберге было найдено третье, еще более впечатляющее ладейное захоронение – самая богатая могила эпохи викингов за всю историю раскопок. Захороненная примерно в 834 году и проплававшая до этого несколько десятилетий Осебергская ладья имела 21,5 метра в длину и 5 метров в ширину и была оснащена 15 парами весел. Она немного меньше и старше ладьи из Гокстада – возможно, это была аристократическая яхта для прогулок вдоль берега. В Осеберге были похоронены две женщины, одной из которых было восемьдесят лет, а другой – примерно на тридцать лет меньше. Мы не знаем, какое захоронение было основным, но очевидно, их хоронили с королевскими почестями. Возможно, это были королева и ее придворная дама, но если да, то кто из них был кем? Или они занимали равное положение в обществе? Радиоуглеродный анализ показывает, что обе женщины умерли примерно в одно время, а исследования изотопов сообщают, что они питались одинаково хорошо. Недавний анализ ДНК установил, что недалекие предки младшей женщины были с Ближнего Востока, возможно из Персии, – наглядное свидетельство реалий дальних путешествий и важное напоминание о том, что, мягко говоря, не все жители Севера были голубоглазыми блондинами. Ладейные захоронения в Гокстаде и Осеберге сопровождались обильными жертвоприношениями животных.

В XX веке количество обнаруженных кораблей викингов, в основном сохранившихся лишь в виде заклепок после того, как доски разложились или сгорели, многократно выросло. К ним относятся поля корабельных могил в шведском Уппланде (первыми были открыты погребения в Венделе и Вальсгарде), к которым затем присоединились сопоставимые по масштабу могилы из Ултуны, Туна-Альсике и Туна-Баделунда, Арбоги и многих других мест, включая Старую Уппсалу. Ладейные захоронения также были найдены на территории Готара на юго-западе Швеции, что свидетельствует о том, что это был общекультурный обряд.

В несколько ином контексте в 1962 году во время раскопок с использованием новой технологии коффердам обнаружили пять кораблей, специально затопленные в XI веке с целью создать подводное препятствие, блокирующее доступ к фьорду Роскилле в Дании. Все они относились к никогда ранее не встречавшимся археологам типам, но помогли расширить классификацию, поскольку хорошо коррелировали с письменными источниками. Среди них были небольшой военный корабль типа снекки, более крупное военное судно длиной 30 метров и с осадкой всего метр, способное нести до 80 человек команды, и три грузовых судна разных размеров, два из которых предназначались для переходов в прибрежных водах, а третьим было торговое судно типа кнорр для плавания в открытом море. Как раз на таких кораблях, как последний, поселенцы переплывали Северную Атлантику – они не так известны, как красивые длинные корабли, но то были рабочие лошадки, на которых держалась морская мощь эпохи викингов. После этого несколько других крупных грузовых кораблей было найдено в Кластаде в Норвегии, Хедебю в Дании и Аскекарре в Швеции.

Рис. 13. Рабочая лошадка викингов. Остатки корабля Skuldelev I, раскопанного во фьорде Роскилле в Дании, построенного в Западной Норвегии около 1030 г. Судно типа кнорра, главная опора эпохи викингов, использовалось для плаваний в открытом море и грузовых перевозок. Фотография: Casiopeia (© Creative Commons)

Работы в этом районе продолжил Музей кораблей викингов в Роскилле, основанный для размещения пяти раскопанных судов; в процессе было обнаружено еще несколько образцов, в том числе самый большой из когда-либо найденных длинных кораблей (32 метра) с вахтовой командой из 80 человек (для военного похода это количество удваивалось). Он датируется началом XI века и, судя по его размерам и по тому, что говорят саги, относится к королевским военным кораблям самого высокого ранга.

В Дании также есть поражающие воображение ладейные захоронения из Ладбю, Хедебю и других мест. В Норвегии многочисленные примеры были обнаружены в Борре, Авальдснесе и в нескольких местах вдоль побережья. К настоящему времени небольшие захоронения кораблей викингов найдены на Оркнейских островах, в материковой Шотландии и на острове Мэн, а также у нас есть захватывающий образец с Иль-де-Груа, крошечного острова у побережья Бретани. Совсем недавно в Салме на эстонском острове Сааремаа были обнаружены два беспрецедентных массовых захоронения в кораблях. Существование большего из двух судов, датируемого серединой VIII века, – первое убедительное доказательство использования паруса в Скандинавии. По всей видимости, корабль был построен в Центральной Швеции, в том же регионе, к которому относятся захоронения Уппланда, – в сердце возникшего королевства свеев.

Само по себе количество остатков, а также степень сохранности кораблей из Вестфолда дает много подсказок об эволюции кораблей викингов. Находка в Салме показывает, что парусные военные корабли были у скандинавов по крайней мере с середины VIII века и предположительно эксплуатировались наравне с гребными судами, найденными в ладейных захоронениях Уппланда. Гребные суда меньшего размера, такие как Salme I, на которые, вероятно, можно было поставить мачту, играли роль баркасов и вспомогательных судов. Скорее всего, они сопровождали большие корабли в водах Балтики. Как предположил один морской археолог, вполне возможно, что достаточно позднее появление паруса на самом деле было еще одним атрибутом крепнущей аристократии в Скандинавии до эпохи викингов – очередным инструментом в их арсенале доминирования. Если это действительно было так, то командование парусными судами говорило само за себя, и его можно рассматривать как элемент архитектуры власти наравне с высокими залами и монументальными погребальными курганами. Парус точно так же удовлетворял потребность и требовал особых технологий и немалых ресурсов, а значит, был во всех смыслах заметен.

В конце VIII века корабли, по-видимому, стали шире и просторнее – возможно, с расчетом на долгие морские путешествия (особенно по Северному морю) вместо обычных для того времени региональных плаваний по Балтике. Речные водные пути Западной Европы не были закрыты для скандинавских судов, но осуществлять навигацию в Балтийском море с его минимальными приливами, безусловно, было удобнее.

В течение IX и X веков резко ускорилось развитие судостроительных технологий, повысилась эффективность, грузоподъемность и разнообразие судов. Если широкие корабли ранней эпохи викингов были, по-видимому, многоцелевыми и могли перевозить как людей, так и грузы, то с конца IX века, по некоторым данным, появляются специализированные суда, начиная от кораблей берегового патруля и заканчивая аналогами королевских яхт и морского грузового транспорта, рыболовными баркасами и, конечно же, узкими и хищными боевыми кораблями разных видов и размеров. Среди последних были как корабли, приспособленные для обороны или пиратских набегов на побережье и фьорды, так и морские суда, предназначенные для крупных разбойничьих экспедиций и морских сражений. С учетом разницы в размерах и функциях команда корабля викингов могла состоять как из одного, так и из сотни с лишним человек, а на больших военных кораблях еще увеличивалась при необходимости совершить боевую вылазку на короткое расстояние.

Археология и изобразительные источники сообщают поразительные подробности. Было найдено несколько флюгеров из позолоченного медного сплава, предназначенных для крепления на носу или мачте корабля. Украшенные типичным для XI века «большим зверем», они имеют по краю ряд отверстий, в которые продевали ленты, развевающиеся на ветру. На одном из них даже видны вмятины, очевидно от стрел. Необычная резная кость из Бергена изображает, по-видимому, целый флот, стоящий бок о бок на якоре, и на мачтах некоторых кораблей можно увидеть как раз такие флюгеры. Корабельную обшивку – длинные горизонтальные доски корпуса – могли красить через одну в разные цвета (такие примеры есть на гобеленах), паруса могли быть клетчатыми или с нашитыми на них символами капитанов.

До сих пор было обнаружено несколько корабельных носовых фигур, относящихся к раннему железному веку, но ни одной, относящейся собственно к эпохе викингов. Однако у нас есть некоторое количество резных и выгравированных изображений кораблей, у которых носовая фигура в виде головы дракона или другого животного визуально уравновешивается изгибающимся хвостом на корме. У осебергской ладьи и нос, и корма оканчиваются завитками – это были голова и хвост резного змея, они составляли неотъемлемую часть судна, и их нельзя было снять. На кораблях из Ладбю и с острова Груа, а также, возможно, на некоторых ладьях из Вальсгарде по краю борта шли ряды железных спиралей – возможно, они должны были изображать гриву драконьей головы, как намекают изображения на металлических булавках для одежды из Бирки и других мест; по-видимому, у этих кораблей на носу также были драконьи головы, вырезанные из дерева, но с выбранными металлическими деталями.

Какие ресурсы требовались для поддержания подобной морской мощи? Очевидно, нужно было дерево – корабельный лес долгие годы выращивали под пристальным наблюдением умелых лесничих в специально выбранных для этого местах. Затем нужно было железо для гвоздей и инструментов, что предполагало многоступенчатый процесс от добычи сырья до производства готовой продукции. Следует также упомянуть снасти и такелаж, деревянные черпаки, штифты и зажимы, весла и крышки уключин, – короче говоря, всю оснастку морского судна, состоящую из органических материалов. Нужны были ткани, чтобы шить одежду для защиты от непогоды и сменную одежду для команды. И разумеется, паруса. Все это требовало огромных трудовых и временных затрат, вполне отвечающих организационному и инвестиционному потенциалу, необходимому для осуществления такого проекта. Постройка корабля и оснастка его всем необходимым была действительно очень серьезным и дорогим делом. Строительство флота – соответственно, целой индустрией.

После спуска на воду корабли требовали обслуживания. Приведем один пример: всем видам судов требовался деготь, обеспечивавший изоляцию корпуса и непромокаемость шерстяных парусов. Работы по техническому обслуживанию кораблей шли на причалах почти непрерывно. Около пристаней в Бирке и Хедебю археологи находят десятки сломанных примитивных кистей из намотанных на палку тряпок, густо пропитанных дегтем. Нетрудно представить, как такую кисть окунули в смолу, а затем от неосторожного движения деревянная ручка сломалась, и обломки упали в воду, где их обнаружили тысячу лет спустя.

И напоследок давайте взглянем еще на один полуразмытый моментальный снимок прошлого, о котором обычно редко вспоминают. В «Саге о Магнусе Голоногом», входящей в «Круг земной» Снорри Стурлусона, действие которой происходит в XI веке, можно прочитать о королевских кораблях, выстроившихся во фьорде Тронхейма:

Представьте себе флот викингов, вставший на ночь на якорь: растянутые над палубами навесы подсвечены изнутри, и на воде мягко мерцают блики света, словно во время речного фестиваля в Азии.

Что ж, давайте оставим их во фьорде и посмотрим, на каких еще сценах разворачивался спектакль власти – заглянем в другие миры, населенные богами и прочими существами, и побываем в многочисленных, овеянных жутью местах их соприкосновения с царством живых людей.