1952 год

1 января.

Новый год встречали на кухне. Здесь теплее. Сюда занесли стол. К встрече Нового года мы приготовились по-праздничному. Особенно постарался Данилыч. Вчера весь день готовил разные кушанья, из спирта приготовил ликер, по крепости не уступающий водке. Плита пышет жаром, и мы встречали Новый год вольготно, не кутаясь в теплые свитера. В комнатах прохладно, сильный ветер с крепким морозом охлаждают дом.

Выпили, как полагается, за старый, затем за Новый год, потом еще выпивали. Пьяными не были, но в меру захмелели. Спели несколько песен. Вспоминали о прошлом, вспомнили, как встречали в прошлом году Новый год на полярной станции Четырехстолбовой. Потом заговорили о своем положении: какой сюрприз преподнесет нам наступивший год? И действительно ли знают, что мы находимся здесь? Ведь посылали сюда дважды самолеты, а второй, что прилетал в августе, даже сбросил на остров что-то. Жаль, что промахнулись пилоты. Я верю, что наше руководство знает о нас. И предполагаю, что после окончания полярной ночи в светлое время к нашему острову должен прилететь самолет. Виктор сомневается, говорит, что мы, дескать, здесь загнемся и никому до нас дела нет. Какой скептик! Данилыч высказался, к моему удивлению, тоже как-то неопределенно. Он так сказал: «Возможно, там о нас знают. Но как нас вытащат отсюда? Не каждый год бывает возможность пробиться к нашему острову судну, даже ледоколу. Не зря же закрыли эту станцию. И самолет здесь не посадишь. Кругом торосы и лед неспокойный. Надеяться на дядю рискованно. Нам надо искать другой выход.

Какой еще другой выход? – вырвалось у меня. –Что ты предлагаешь, Данилыч?

У меня есть задумка, парни. Как вы на это посмотрите… Если действительно там знают, что мы на этом острове, то после окончания темного времени во второй половине февраля, а тем более в марте, к нам обязательно должен прилететь самолет, который что-то сбросит нам. Какие-то инструкции… Как нам быть и что делать дальше. Если же самолета не будет, то, надо сказать, положение наше аховое. Я предлагаю: в апреле покинуть остров, двигаться на материк своим ходом. И подожди так недоверчиво улыбаться, Саша. Ты же сам рассказывал нам о полярных исследователях, которые ради науки в неимоверно тяжелых условиях по льдам на собачьих упряжках проходили многие сотни километров. Тот же ваш Де-Лонг. Ты говорил, что его шхуна затонула недалеко от Генриетты. А он со своей командой на собачках аж до реки Лены добрался. А мы разве не такие же люди? И путь наш будет короче. Я внимательно изучал вашу карту, Новосибирские острова. Они далеки от нашего острова. На больших островах должны находиться полярные станции. Какие станции и где они находятся – я не знаю. Об этом должны знать вы, ученые метеорологи.

Слишком рискованное путешествие предлагаешь, Николай Осипович, – сказал я. – У того же Де-Лонга не было другого выхода, как двигать на материк. Мы же находимся в сравнительной безопасности, и я надеюсь, больше того, убежден, что нас вызволят отсюда, возможно, в этом году. Не все люди из команды Де-Лонга добрались до материка. Большинство из них погибли. Потом, у них было лучше снаряжение, были хорошие собачьи упряжки, они везли с собой вельботы – ведь на пути могут встречаться большие разводья, полыньи. Я думаю, что люди Де-Лонга были более выносливы и приспособлены к такому походу. – Тут я невольно взглянул на Виктора. Тот перехватил мой взгляд и нахмурился. Он правильно оценил мой взгляд, понял, что нас беспокоит его физическое и моральное состояние, и мы не верим в его силы. Это обескураживало и даже раздражало его.

– Витя, – как можно мягче сказал я. – Ты должен изменить свой образ жизни. Меньше лежать, а больше ходить и быть на свежем воздухе. Мы беспокоимся о твоем здоровье. Ты стал задумчив, угрюм, не в меру раздражителен. Выкинь все мрачные мысли из головы, освободись от душевной тоски. Все будет хорошо, Витя, и в этом году мы обязательно будем среди своих близких, и ты увидишь свою маму и будешь гулять по прекрасным улицам Ленинграда. А сейчас, как бы ни было трудно, держись, борись со своей апатией и приобретай спортивную форму…

Данилыч поддержал меня. Виктор долго молчал. Затем недовольно, резко заговорил:

– Все это химера, мужики! Авантюрный план! Опять дрейфующие льды, опять нас будет носить по морю в неизвестном направлении, опять ураганный ветры, торошения, голод и холод. Все это мы уже испытали. Вспомнить страшно!

– И такое может быть. Ты что же, парень, хотел бы до материка прокатиться на нарточке по накатанной дорожке? – возмущенно сказал Данилыч. – Не будь хлюпиком, Витя. К этому походу мы подготовимся, как положено. У нас будет две собачьих упряжки и заправимся не хуже Де-Лонга. Мы должны быть уверены в своем успехе.

На лице Виктора появилась недовольная мина. Он поднялся, быстро натянул свой шерстяной свитер и, выходя из кухни, недовольно буркнул:

Я на боковую, а вы еще поговорите. Мечтатели…

Хандрит парень, не в себе. Слишком раздражительным стал, – проворчал Данилыч.

Я думаю, он изменится к лучшему, когда кончится полярная ночь. Солнце вылечит его.

Хорошо бы так-то, Саша, но до солнца еще далеко. За это время он может свихнуться или зацингует.

Кстати, Николай Осипович, почему ты решил, что к весне у нас будут две полнокровные собачьи упряжки? У нас пока четыре взрослые собаки. Остальные полувзрослые щенки и до ездовой собаки, пожалуй, им далеко.

Что ты, парень, иль давно не видел их? Они уже почти взрослые. Особенно из помета Найды. В марте начнем их приучать работать в упряжке. У нас будет девятнадцать ездовых собак. Шутка ли. Собаки будут надежные. Ты мне вот о чем скажи, парень. Какие и где расположены полярные станции на Больших островах? На вашей карте они не обозначены. Должны же там быть полярки? Кстати, есть ли такая станция на острове Новая Сибирь?

Думаю, что на этом острове нет полярной станции. Точно знаю, что на Большом Ляховском острове есть полярная станция Шалаурова. Надо карту рассмотреть повнимательнее. Может, что она подскажет, но не сейчас, Данилыч. Пойдем отдыхать.

Стены дома содрогались от мощных порывов ветра. Пурга не утихала. В моей комнате термометр показывал десять градусов. Я одел ватник и, не снимая теплые носки, юркнул под одеяло.

4 января.

Пурга продолжается. В доме температура воздуха не превышает 12 градусов, а на улице сейчас минус 41 градус. В своем небольшом тамбуре мы заранее соорудили довольно объемистый ларь под уголь. Здесь же складываем внушительные куски льдистого снега для кухни. Пока снега хватит еще на несколько дней, а вот топливо сегодня кончилось. Пришлось срочно расчищать и вскрывать свой угольный карьер, т.е. яму в смерзшейся куче угля, которую мы прикрываем от заносов снега деревянной решеткой, обтянутой моржовой шкурой. На улице темень и зверский холод. Сейчас собаки находятся в двух свободных помещениях: радиорубке и мехмастерской.

5 января.

Пурга продолжает свирепствовать. Полностью заполнили ларь углем. Виктору поневоле приходится заниматься физическим трудом. Это хорошо!

11 января.

Наконец-то вчера прекратилась пурга. Утих ветер, разъяснилось. Ночь лунная, сполохи блуждают по звездному небу. Но мороз жгучий – утром было 44 градуса ниже нуля. Все же мы с Данилычем решили на собачках проведать его привады – дальнюю, что южнее острова, и ближнюю, расположенную вблизи птичьего базара. Захватили с собой два солидных куска моржатины. Как мы и ожидали, привад как таковых уже не было – только сильно погрызенные шкурки лежали на плотном снегу. Песцы голодали. Мы разложили новые приманки и установили по два капкана около каждой привады. Пытались проехать к моей приваде, но бесполезно. То место представляло собой хаотическое нагромождение льда, чуть ли не сплошные беспорядочные гряды торосов. Два капкана были утеряны.

Лицо мое от мороза оберегала шапка, опушенная песцовыми хвостами, но все же я слегка поморозил свой нос. У нас, в Подмосковье, конечно, таких морозов не бывает, а если грянет за тридцать, то говорят: «Мороз-синий нос». Иначе – очень свирепый мороз. А здесь, в высоких широтах, такие морозы – в порядке вещей.

15 января.

Вчера на ближней приваде попался песец. Проверить дальнюю приваду я не решился. Подул с запада ветерок, понизу потекли слабые струйки поземки, дальше от острова где-то потрескивал лед. Так бывает перед пургой. Но все обошлось. Через несколько часов ветер затих, и снова стало тихо и спокойно. Правда, иногда где-то далеко к северу от острова слышны были щелканье и покряхтывание моря.

16 января.

Ходил на дальнюю приваду, принес еще одного песца. Мороз сбавил – минус 35. Уже чувствуешь себя свободнее на свежем воздухе, легче дышится.

Данилыч ворчит на меня – почему на охоту я хожу пешком, а не на собачках. Дескать, привыкай обращаться и командовать собачьей упряжкой, скоро эта наука пригодится. А мне, признаться, не хочется возиться с собаками, переваливаться с нартой через гряды торосов – пешочком-то сподручнее. Данилыч добровольно отказался от охоты, хоть он и заядлый охотник, песцов должен отловить я. Ссылается на большую занятость. Действительно, дел у него невпроворот. Кроме своей основной обязанности (кухня, уход за собаками), у него и другая, не менее сложная и кропотливая работа: он занимается выделкой всех звериных шкур, собачьей упряжи, сделал новую нарту, заменил изношенные полозья на новые у старой нарты, пошив новых кухлянок, камлеек, торбасов и другой работой. Впереди, когда наступит светлое время, Николаю Осиповичу предстоит очень важная, требующая большого терпения и выдержки, работа – обучение молодых собак впервые ходить в упряжке. Конечно, по возможности мы в чем-то будем помогать Данилычу, например, в пошиве одежды.

В вечернее время я вышел на улицу прогуляться. Было тихо, я бы сказал, стояла торжественная тишина. Вокруг луны – большой круг, иначе, гало – верный признак перисто-слоистых облаков. Облака эти незаметны на ночном небе, но их можно определить по ослабленному, несколько тусклому свечению луны и звезд. Сильный мороз спирает дыхание. В глубоком небе застыли неподвижные звезды, которые словно замерзли и не мерцают. Передо мною лежит скованное льдом студеное море. При блеклом лунном свете ближайшие ко мне торосы принимают мертвенный бледно-желтый цвет. Кругом мертвая тишина, и все кажется мертвым. Все замерзло, все мертво. Пройдут миллионы лет, и такая будет вся наша планета. Замерзшая, мертвая планета Земля.

Спустя час-полтора погода резко изменилась. Началась пурга.

18 января.

Сильная пурга. Ветер достиг 24 м/сек при минус 40 градусов. Отсиживаемся в доме. В комнатах холодновато. Я и Виктор много времени проводим на кухне, здесь теплее. Я больше за книгами, а Виктор стал меньше читать, больше молча сидит или дремлет. В разговоры вступает неохотно. Данилыч кроит и шьет нам торбаса из нерпичьих шкур. Подошвы у торбасов будут двойные. Я же штудирую литературу по Арктике. Кое-что нашел о Новосибирских островах.