Встреча с американцами

25 августа.

«Островитяне» еще не знают,

Каких гостей они встречают.

Вспоминаю, как по прибытии на полярку ребята стали в шутку звать меня «маршал» или даже «маршал Жуков». Но я решительно восстал против такой высокой должности.

– Нет, ребята, такая кличка не по мне, – горячо возражал я, когда кто-то из собравшихся в салоне называл меня так. – На прославленного маршала я не похож, у него не служил и никогда в глаза его не видел. Во второй половине дня на горизонте среди разряженных льдов неожиданно показался силуэт небольшого корабля. Недалеко от берега бросил якорь. В бинокль я определил, что это промысловая шхуна.

– Ну, братцы, вот мы и дождались своего праздника! – радостно крикнул я, вбегая в кают-компанию. – Пароход на горизонте.

– Разыгрываешь, старшой! – не поверил Пысин, но видно было, как радостью засветились его глаза.

Данилов, дежуривший на кухне, молча, выскочил наружу и вскоре завопил: «Ура!!! Пароход! Братцы, настоящий, живой пароход! Ура!».

– Повесить флаг над станцией! – распорядился я. – Этим займется Данилыч. А мы с Виктором наведем порядок в комнатах. Поторопитесь, ребята.

Через четверть часа были подметены полы, прибраны столы, заправлены койки, а над коньком крыши дома на высоком шесте гордо реял красный флаг.

После этого все трое спустились в бухту встречать гостей.

Судно подошло совсем близко и в полукилометре от берега бросило якорь. Простым взглядом можно было видеть, что там готовили к спуску шлюпку. Это была небольшая промысловая шхуна. Разглядывая ее в бинокль, я прочитал на борту: «Хоуп Велл» («Добрая Надежда»).

– Не преждевременно ли радуемся, ребята? Судно-то иностранное, – с тревогой в голосе сказал я.

– Какая нам разница? Был бы пароход, чтобы доставить нас на материк, – спокойно сказал Данилов.

– На материк? Смотря на какой… Попадешь на американский – и окажешься за железным занавесом, которым они отгородились от нас.

– А я считаю, что прав Данилыч, – горячо заговорил Пысин. – По международному морскому праву любое нейтральное судно должно оказать немедленную помощь пострадавшим и, если есть возможность, доставить их на родину. Разве не так?

– Дорогой Витя! Следует знать не только этот закон, кстати, который частенько нарушается. Но нужно учитывать международную обстановку на сегодняшний день, знать, кто твой спаситель и каков он, так сказать, по качеству…

Хочешь сказать, кто он – друг или враг?

Совершенно верно, Данилыч.

Тогда определи, чье это судно? И что из себя представляет? Я подставил к глазам бинокль.

– Это промысловая шхуна. Сравнительно небольшая, но сильно загружена, с глубокой осадкой. Тоннаж судна примерно 500-600 тонн. Команда – до 20 человек, больше не требуется. Кстати, я уже насчитал наверху 12 человек, вот показался тринадцатый, наверняка капитан или помощник… Распоряжается спуском шлюпки. Здесь большинство команды. Это зверобои, над палубой развешано несколько крупных шкур темной окраски. Среди них точно есть моржовые. Имеется лебедка. Сейчас она в работе: спускается на воду шлюпка. Хорошо вижу название шхуны «Хоуп Велл». Написано по-английски – судно американское или канадское. Но это мы узнаем позже. Я опустил бинокль.

– Теперь давайте хорошенько посоветуемся, ведь нам предстоит встреча с иностранцами. Не исключено, что у них далеко не благородные намерения по поводу нас. Как будем себя держать?

– Во-первых, узнаем их намерения… Чего они хотят от нас? Затем попробуем договориться с ними, чтобы доставили нас в любой советский порт или на ближайшую нашу полярную станцию. Если не договоримся, то попросим у них какой-нибудь паршивенький движок

и аккумулятор. Может, помогут нам настроить радиоаппаратуру.

– Мне кажется, Данилыч, ты много хочешь от них, – усмехнулся я. – Тем более если окажутся янки, то ухо с ними держи востро. Во-первых, вряд ли они согласятся доставить нас туда, куда мы хотим. Ведь они находятся в советских водах и противозаконно. Другое дело, если бы они попали сюда поневоле, например, будучи затерты льдами, или их занесло жестоким штормом. Но этого нет. Они умышленно пришли сюда. И сами отлично понимали. Во-вторых, они могут согласиться взять нас на борт, но для нас будет мало шансов попасть на Родину. Они просто обманут нас. Особенно, если это янки.

– Тогда зачем им нас брать отсюда?

– Они постараются использовать нас в своих целях. Или за счет нас нагреть руки, нажить кое-какой капитал. Там умеют делать бизнес!

– Если так, тогда и разговор с ними вести об этом стоит ли?! Доводы твои резонны, Саша. – Данилов грустно покачал головой.

– Нет! Нет! Я здесь не останусь! – взорвался Пысин. Истерично закричал: – Слышите? Ни одной минуты! Вы как хотите, а я уеду. Пусть завезут в Америку, к черту на кулички, а уеду! Из Америки легче попасть в Россию, чем с этого проклятого острова! Здесь с тоски подохнешь! А там всё-таки люди! И кому я нужен, чтобы меня использовать? Что вы здесь придумываете?!

Он вдруг умолк, не в силах больше говорить. На глазах показались слезы, в горле застрял комок.

– Успокойся, Виктор, не горячись, – тихо сказал я, положив руку ему на плечо.

– Ты потому боишься, что коммунист. Боишься, что тебе там несдобровать…

– Тьфу, глупости какие! – поморщился я. – Несешь какую-то чертовщину.

– Да, да! Ты этого боишься?! Но Данилыч почему поет под твою дудку? Этого я не пойму. Тебе-то чего бояться, Данилыч? Ты беспартийный, человек скромный, простой работяга, кому ты нужен? И какой сейчас может быть другой выбор? Нам повезло: судно пришло, есть возможность спастись. Ведь это дело случая. А потом, может быть, годами сплошные льды у острова будут – потому и полярку здесь законсервировали. Есть шансы спасти жизнь, а не международной обстановкой сейчас заниматься… Если не доставят нас к своим, попадем в Америку, то выберемся через наше посольство. Но не здесь же оставаться? Впереди жуткая полярная ночь: холод, мрак и наверняка цинга. И, кто знает, за этой полярной ночью придется зимовать вторую, а там и третью – до тех пор, пока здесь не сдохнем. Было время, когда поморы шесть лет провели на необитаемом острове. Но это люди привычные, неприхотливые, они сами как полузвери. И то один из них загнулся. Зачем же нас сравнивать с ними, ставить в пример нам, ты же говоришь об этом, Жуков? Мы-то другие уже люди, Жуков, мы-то из другого века, более цивилизованные и более ранимы. Мы не можем жить в отрыве от общества, жить без информации, жить без радио, без газет, без свежего человеческого голоса. Они тогда могли, а мы не можем. Мы погибнем…

– Хватит, Пысин! – сказал я Виктору. – Наговорил ты много. И в этом надо разобраться. Но сейчас нет времени слушать тебя. Там уже спущена на воду шлюпка, и в нее садятся люди. Кстати, они вооружены. Вижу, что в руках у некоторых винтовки. А вот мы безоружные.

– Это дело поправимо, – подсказал Данилов.

– Данилыч, сходи с Виктором за карабинами. И чтобы было по запасной обойме.

– Виктор, пойдем, – кивнул Пысину Данилов.

– Я не пойду.

– Почему?

Пысин слегка замялся, молчал. Ждали, что он скажет. Он заговорил горячо, обращаясь только к Данилову:

Данилыч… Николай Осипович! Ты что, не поддерживаешь меня? Считаешь, что я не прав? Зачем мы будем принимать глупое решение по прихоти кого-то?

Перестань! – вдруг негромко прикрикнул Данилов. – С ума что ли спятил, парень? Хочешь, чтобы я тебя поддержал! Ты трудностей испугался! Маменькин сыночек! И почему ты решил, что я тебя поддержу? Я солидарен с Сашей, с Жуковым. Жуков – коммунист, но ты-то забыл, что, если комсомолец, значит, младший брат коммуниста. А сейчас ты предаешь это звание. Ведешь себя как подонок. Данилов замолчал, затем уже спокойно добавил:

– Одумайся, Витя. Это у тебя пройдет. Просто хандра нашла, – и быстро зашагал в гору к станции. Минут через пять он вернулся с тремя карабинами в руках. Пысин отказался брать оружие.

В это время шлюпка находилась на полпути и приближалась на глазах. Это была тяжелая шестивесельная морская шлюпка, движимая сильным мотором. В ней находилось восемь человек. Все они были в зюйдвестках и бородатые. Впереди на носу стоял рослый бородач, с непокрытой головой и откинутым назад капюшоном.

Шлюпка плавно накатались на отмель, килем глубоко врезалась в песок, после чего был выключен мотор.

– О’кей! – громко выкрикнул стоявший на носу бородач и ловко перемахнул через борт на землю. Его примеру последовал другой моряк. Остальные остались в шлюпке.

– Так и есть – янки, – шепнул я товарищам.

Высокий бородач направился к нам и остановился в трех шагах. Рядом с ним оказался среднего роста человек, с небольшой рыжеватой бородой, узкими баками и бритыми щеками, лет тридцати-тридцати двух. Он изучающе осмотрел нас, останавливая взгляд на каждом лице, и неожиданно произнес на чистом русском языке:

– Здравствуйте, островитяне! Кто вы такие?

– Здравствуйте, – спокойно и, стараясь держать себя достойно, за всех ответил я. – Такой вопрос должны задать мы: «Кто вы такие?».

Мы представители великой страны.

Какой страны?

Рыжебородый по-своему о чем-то переговорил с высоким бородачом.

– Мы представляем великую морскую державу.

– Понятно, – усмехнулся я. – Какую великую державу вы представляете, мы догадываемся. А мы – представители великого Советского Союза. Здесь находится наша полярная станция. Я указал на дом станции, над которым пламенем, колыхаясь на ветру, развевалось красное полотнище.

Мы считаем, что это нейтральные воды, как и этот остров… А здесь советская полярная станция. Странно! – наигранно удивился переводчик.

Здесь нет нейтральных островов. Наша станция существует уже не один год.

Мы не будем спорить об этом, – сказал переводчик, переговорив о чем-то с шефом, – об этом пусть спорят политики. А мы простые люди, промысловики. Мы долго находимся в море. Сюда, в высокие широты, нас загнал лед. У нас кончился провиант. Вы нам должны помочь. Кстати, вы начальник станции?

Я утвердительно кивнул и в свою очередь показал на высокого бородача:

– Он капитан?

– Это хозяин судна, – ответил переводчик.

– Конкретно, в каких продуктах вы нуждаетесь?

– О-о-о, во многих! Соль, сахар, мука, крупа, спирт… Нам надо много разных продуктов. Чем богаты, то нам и дайте.

– Как так дайте?! У нас тоже с продуктами негусто. А мы им должны за так дать…– вырвалось у Данилова. Я сделал еле уловимое движение рукой, – дескать, не вмешивайся.

Всё что мы говорили, переводчик сразу же переводил на английский. Высокий внимательно выслушивал, затем кивал или что-то говорил.

– У нас к вам тоже просьба, – проговорил я, внимательно следя за выражением лиц собеседников, как они отнесутся к моим словам.

– Мы вас слушаем.

– Однажды во время сильного шторма у нас вышло из строя всё силовое хозяйство: аккумуляторы и механический движок. Мы сможем у вас приобрести всё это?

– Нет, – последовал ответ. – Лишним не располагаем.

– Вы могли бы передать радиограмму на любую советскую станцию? Текст открытый, ничего для вас не значащий.

– Нет.

– Почему?

– Мы не знаем позывные ни одной русской полярной станции. Кроме позывных, нужно знать на какой волне находится та или иная станция. У нас нет таких сведений.

– Еще вопрос. Могли бы вы оказать нам такую услугу: взять нас на борт своего судна и доставить до ближайшей советской полярной станции, или любого порта, или любого населенного пункта?

– О’кей! – удивленно выкрикнул хозяин шхуны, когда рыжебородый перевел ему мои слова.

Сколько человек на станции?

Трое…

– Только трое? – удивился переводчик. – Почему вы решили бросить станцию?

– Не надеемся, что к нам прибудет смена в эту навигацию. Оставаться на очередную зимовку – не хватит продовольствия.

– Значит, вас могут бросить на произвол судьбы?

– Нет, такого у нас не бывает. Но ближе к побережью, вероятно, сложилась тяжелая ледовая обстановка, и к нам не сможет пробиться пароход.

– Откуда у вас такие сведения?

– Предполагаем. Но вы не ответили на наш вопрос.

– К сожалению, такую услугу мы вам не сможем оказать.

– Тогда высадите нас в любом месте, но на советской земле.

– Не можем.

– Но почему? Вы же ничем не рискуете.

– Мы не желаем связываться с русскими пограничниками. О, мы многим рискуем!

– Этот ответ окончательный?

– Да. Хозяин шхуны что-то стал говорить переводчику.

– Мы вас можем доставить в один из портов нашей страны… и то при условии, если вы нам отдадите все оставшиеся запасы продовольствия.

– Какой страны?

– Великой морской державы.

– Такие условия мы не можем принять, – твердо отказал я.

– Саша, опомнись! Это наш последний шанс! – быстро заговорил Пысин. – И ты не можешь решать за всех… Я строго посмотрел на товарища и резко, подчеркивая каждое слово, сказал:

– Я отвечаю за всех, решили мы так большинством, а комсомолец Пысин обязан подчиняться решению.

Пысин умолк, недовольно засопел, прикусив губу. Иностранцы переглянулись между собой. На минуту установилось общее молчание. Лишь слышалось, как о чем-то переговаривались и тихо смеялись зверобои, находившиеся на шлюпке.

– Хотим напомнить вам о своей просьбе – дать нам продовольствие, – наконец нарушил молчание рыжебородый.

– Услуга за услугу, – коротко ответил я.

– Какую можем оказать вам еще услугу?

– Дать нам шлюпку.

– У вас нет плавсредств?

– Недавно нашу шлюпку унесло море.

Мы видели: слушая переговоры, хозяин шхуны сначала удивленно поднял бровь, затем хитро прищурился, что-то сказал и дважды утвердительно кивнул.

У нас есть вторая такая же шлюпка, но без двигателя, – продолжил рыжебородый.

Согласны, – стараясь быть спокойным и не выдать радость, ответил я. – Какого и сколько продовольствия вы желаете за шлюпку? Иностранцы рассмеялись. Договорились, что окончательная цена будет оговорена при осмотре товаров на складе.

Хозяин шхуны оставил с собой трех матросов, остальных отправил на судно за обещанной шлюпкой. (Иностранцы интересовались пушниной, шкурами медведя и морского зверя.)

Поторговавшись, гости уступили шлюпку за шесть мешков муки, мешок сахара, мешок соли, ящик сливочного масла, два мешка крупы, бочонок селедок, пятьдесят пачек чая, двести пачек папирос и четырехкилограммовую банку спирта!

Сделка состоялась – обе стороны остались довольны. Мы решили помочь морякам перенести продукты на берег. Когда гурьбой отправились на склад за второй ношей, на полдороги переводчик осторожно попросил Виктора остаться. Тот покосился на меня, но остановился и вернулся назад. Данилов в это время вместе с хозяином шхуны находился на складе, отпускал продукты.

Вернувшись с мешком муки на плечах на берег, я увидел Пысина с переводчиком среди прибрежных валунов в конце бухты. Переводчик сидел на обкатном камне. Пысин что-то говорил ему, то и дело энергично жестикулируя руками.

Когда перенесли все оговоренное с иностранцами продовольствие, то увидели, как от шхуны отвалили шлюпки: моторная буксировала вторую, вёсельную, на которой, как и на первой, тоже находился один человек.

Не доходя до берега, сидевший на корме моторки освободил буксирный тросик и резко отвернул вправо. Вторая шлюпка продолжала двигаться по инерции и мягко уткнулась в песок. Стоявшие на берегу дружно подхватили ее и вытащили на влажный песок.

Вместе с Даниловым мы стали придирчиво осматривать покупку. Мне шлюпка понравилась.

– Хороша посудина, да тяжеловата для нас. Зачем нам такая колдобина.

– Такая-то нам и нужна, Данилыч, – я хлопнул товарища по плечу. – Под парусом будет ходить.

– Не под силу она нам, – не сдавался Данилов. – Как будем ее из воды вытаскивать, наверх поднимать? А не сделаешь этого – во время шторма снесет ее.

– Лебёдкой будем вытаскивать, не ворчи, Данилыч. Отличная шлюпка!

Вскоре весь провиант был погружен на моторку, а Виктор с переводчиком всё еще продолжали беседовать на том же месте. Их окликнули – они не заставили себя ждать. У переводчика было хорошее настроение, но Виктор был насупленный, недовольный.

– Доволен мистер Жуков покупкой? – весело спросил рыжебородый.

Я улыбнулся и поблагодарил хозяина шхуны за хороший товар. Через переводчика иностранец поблагодарил нас за продовольствие и выразил сожаление, что не сможет оказать нам услуги, о которых мы просили.

Прощаясь, я сказал переводчику:

– Вы хорошо говорите по-русски. Впечатление такое, что вы говорите на родном языке.

– Вы правы, – засмеялся рыжебородый, – я русский!

– Так почему же вы здесь? – начал было я, но рыжебородый шлепнул меня своей широкой ладонью по плечу и сказал:

– Наивный вопрос, гражданин Жуков! Об этом, возможно, мы поговорим в другой раз. Счастливо оставаться!

Переводчик быстро вошел в воду и перелез через борт. Тут же запустили мотор, и тяжелогруженая шлюпка плавно отвалила от берега. Одни люди покидали других, но и те и другие не жалели об этом.

– Как-то загадочно говорил рыжий, – задумчиво сказал я и долго глядел вслед удалявшемуся катеру.

Шхуна «Хоуп Велл» не замедлила сняться с якоря, и вскоре ее черный силуэт затерялся на бескрайнем горизонте среди бесчисленных плавучих льдов.

Мы с Пысиным хотели сразу же испытать шлюпку на воде, но Данилов запротестовал. Он предложил сначала установить выше, на коренном берегу, подъемную лебёдку: иначе будет невозможно вытащить тяжелую шлюпку из воды. С ним нельзя было не согласиться. Поэтому при помощи катков мы втащили шлюпку еще выше, за линию максимального прилива, затем стали срочно устанавливать лебёдку. Ее извлекали из склада. Раньше она, конечно, тоже послужила людям: с ее помощью устанавливались радиомачты.

До наступления темноты работа, в основном, была закончена. Сели отдохнуть.

– Может, и от ужина сегодня откажемся? – пошутил Данилов.

– Нет, Данилыч, шалишь, брат, на ужине мы и за обед отыграемся, – засмеялся я, посматривая на Пысина: – Что скажешь на это, Виктор?

– Жрать страшно хочется. Аж под ложечкой сосет. После отъезда иностранцев Пысин больше молчал, как бы ушел в себя. А произнесенная им эта фраза оказалась самой длинной за последние часы. Он чувствовал себя неловко перед нами, его товарищами, за свой секретный разговор с переводчиком, ждал, что кто-то из нас спросит его об этом, но мы молчали. А самому было тяжело начинать этот разговор. Наконец я тихо спросил, не глядя на него:

– А теперь скажи нам, Виктор, о чем вы шептались наедине с тем рыжебородым?

– Почему шептались? – вспыхнул Пысин. – Мы говорили громко, в открытую.

– О чем, если не секрет?

– Хорошо. Расскажу по порядку. Когда мы делали первый заход с грузом на берег, переводчик предложил мне остановиться, дескать, разговор есть. Я согласился на разговор, и мы отошли в сторону. Он спросил меня, почему я не в ладах со своим начальником. Я сказал почему. Я рассказал ему, кто мы такие и как мы оказались здесь, на острове. Я ему говорил правду, как она ни горька. Я его просил, убеждал… нет, больше я умолял, чтобы он убедил своего хозяина спасти нас, то есть переправить нас на Большую землю, советскую, разумеется. Я его так просил…

Пысин замолчал на полуслове и долго так сидел, нервно покусывая губы, устремив невидящий взгляд в густеющую темнотой морскую даль.

– А он ни в какую, – подсказал я, тонко улыбаясь.

– Да… Да, он ни в какую, – встрепенулся Пысин, машинально повторяя чужие слова, не заметив иронии. – Он сказал, что такое сделать невозможно, капитан обязательно откажет, не будет связываться с нами: ему это не интересно. Я знаю, вы обиделись на меня, а возможно, и презираете. Но я хотел лучшего, хотел, чтобы мы все трое быстрее вернулись домой. Я же так хотел, ребята… – голос у Пысина дрогнул, он снова стал покусывать губы. Это был признак взволнованности.

– Никто на тебя не обиделся, тем более никто не презирает. Не думай так, Витя. А вот вести тебе разговор с иностранцем не надо было. Мы тебя не уполномочивали, – сказал Данилов.

– Какой же он иностранец? Он русский, – усмехнулся я.

– Нет, он чужеземец. Если он русский по национальности, то давно продал русского в себе. Человек без родины, – парировал Данилов.

– Ммм… Да, – глубокомысленно произнес я. – Мы понимаем, Виктор, что у тебя были хорошие побуждения; и секрета нет, что мы, терпящие бедствие советские люди, волею судьбы заброшены на этот остров. Ну что же, пусть и они знают об этом. Теперь они еще больше раскрыли себя. Перед ними – люди в бедственном положении. Но они не окажут им помощь, если нет возможности извлечь из этого выгоду. Торговать они еще согласны. Таковы деловые люди Запада, люди, подвластные капиталу. Но зачем унижать себя? «Я его просил, я его умолял… спасти нас»… Кого ты просил? Кого умолял? Этого бездушного человека? И зачем спасать нас? Разве мы гибнем? Вроде бы мы прочно обосновались на этом острове. У нас есть всё необходимое. Здесь ты явно сгустил краски. Не паникуй, Виктор. Больше мужества, друг. А долго мы здесь не засидимся. – Пысин и Данилов с интересом смотрели на меня.

– Да, друзья мои, есть возможность вернуться на Большую землю, если не упустим время, – продолжал я, весело даже торжественно посматривая на товарищей.

– Ты что-нибудь придумал?

– Придумал. Поставим на шлюпку хороший парус, и пойдет наша бригантина гулять по волнам, а в скорости не уступит моторке.

– А где возьмем парус? – оживленно спросил Пысин.

– На складе есть брезент. Облегченный брезент. Отличный материал для паруса. Остается отыскать материал под мачту, брус и планки-элероны.

– И мы сумеем изготовить парус?

– Беру на себя. Тут вступил в разговор Данилов.

– Сдается, что здесь попахивает авантюрой. Тебе так не кажется, Саша?

– Мы просто рискуем.

– Слишком большой риск. Даже при незначительном шторме нам несдобровать: шлюпку зальет водой, а то и перевернет.

– Совсем не так, Данилыч, – снисходительно улыбнулся я. – Эта шлюпка хорошо отыгрывается на волнах, да если она в умелых руках, то выдержит жестокий семибалльный шторм. При более высоких баллах уже боюсь ручаться. Но такие штормы нечасто бывают.

– Как правило, так и бывает. Его остерегаешься, а он на тебя и навалится среди моря, – проворчал Данилов.

– Я повторяю: тут риск.

– Но сидеть и загорать здесь, ждать, когда снимут нас отсюда, – тоже риск. Можно ждать и год, и два, и три, и пять, и загнуться можно здесь. Надо быстрее делать парус, и, пока вода чистая, драпать отсюда! – горячо поддержал меня Пысин.

– Ну вот, один сторонник моей идеи нашелся, теперь надо другого убедить, – засмеялся я.

– Пошли ужинать, ребята. А то на голодный желудок идеи не пойдут, – предложил Данилов. – За ужином голод утолим и Сашину идею обсосем.

– Соломоново решение, – притворно вздохнул повеселевший Пысин.

За ужином я выставил на стол бутылку спирта, что позволил себе сделать впервые за время пребывания на острове. Засиделись за полночь. После большого трудового дня все трое уснули, как убитые.

Меня разбудил яростный лай собак. «Медведь», – пронзила мысль, и я вскочил на ноги. На соседней койке, свернувшись калачиком, безмятежно спал Виктор, за стеной в радиорубке похрапывал Данилыч. Я решил было не будить товарищей, один выяснить обстановку. Но снаружи среди суматошного лая вырвался громкий собачий визг. Похоже, что зверь задел собаку и находится рядом, за стеной.

– Ребята, подъем! Медведь припожаловал! – крикнул я и, схватив дежурный карабин, как был босиком, бросился в дверь. Выскочив из дома, я не сразу сообразил, что происходит вокруг. Остервенело лаяли и визжали собаки, слышалась негромкая сдержанная брань. Какие-то черные большие привидения (а некоторые из них, страшные, огромные), отмахиваясь от собак, двинулись на меня. «Кто это?! Медведи?! Люди?! Откуда это всё? – лихорадочно подумал я. – Что делать?!»

Я успел перевести затвор, но не решился выстрелить. А во что стрелять? В привидения? А если это люди?

– Кто это?! Что здесь происходит?! – успел крикнуть я и тут же получил сильный удар по голове. Удар по руке – и вырван из рук карабин. «Это они вернулись», – мелькнула мысль, и для меня сразу всё прояснилось. Меня схватили за руки, но я рывком освободил их и сильным ударом в грудь отбросил от себя вперед стоявшую фигуру. Меня схватили сзади за плечи, ударили в лицо. Я схватил наседавшего сзади противника за волосы и, резко пригнувшись, перебросил его через себя. Тот издал громкий вопль. Послышались слова команды на незнакомом языке. Раздались выстрелы, предсмертный визг, стреляли собак, крики, громкая брань.

Тут меня по голове ударили чем-то тяжелым, несколько человек набросились на меня, свалили наземь, стали вязать руки.

Данилова обезоружили и скрутили уже в доме. Виктора взяли сонного. Всех троих бросили в соседнюю с салоном комнату, спальню, и прикрыли дверь. Несколько минут мы лежали в темноте молча, приходя в себя: я от побоев, другие от растерянности, от непонимания случившегося. Сквозь щель неплотно прикрытой двери появились полоски света – в салоне засветили лампы. Слышались резкие громкие среди ночной тишины звуки: незнакомые чужие слова, бестолковое двиганье стульев, бренчала посуда на кухне.

– Никак наши купцы вернулись, – нарушил молчание Данилыч.

– Они, пираты XX века, бандиты, сволочи, – в бессильной злобе проговорил я, стараясь удобнее уместить разбитую голову на голом полу.

– Саша, тебя били? – спросил Данилов.

– Было немного. По голове саданули. Кровь. Правый глаз залило. И руки связали… Гады. Крепко связали – не выдернешь.

– Что же это… Пусть помощь окажут. Обязаны, раненому-то… – сказал Виктор и стал бить ногой в стену. Он лежал на своей койке. Здесь его связали и оставили на месте.

На стук никто долго не отзывался. Наконец дверь приоткрылась, и в комнату кто-то вошел, посветил фонарем.

– Окажите раненому помощь! – крикнул Виктор. – И развяжите нас. Вы не имеете права так с нами…

– Позовите переводчика. Слышишь, парень, того русского позови. Русского… с бородой рыжей… – громко объяснял Данилов. Вошедший хмыкнул и, не сказав ни слова, вышел.

– Пошел докладывать начальству. Сейчас должен прийти переводчик, – сказал Данилов.

– Вряд ли. Он ничего не понял. Бесполезная затея, – обронил я.

Прошло четверть часа. Никто не пришел. В салоне заметно оживление. Громче голоса, смех, гоготание.

– Со склада спирт притащили. Вот и глушат, – заметил Данилов.

Позже оказалось, что американцы, захватив большую часть провизии, покинули остров.

27 августа.

Быстро укорачиваются дни… Иногда выглянет солнце, а чаще небо закрыто тяжелыми облаками. То и дело сыплет мелкий сухой снег вперемежку со снежной крупой. Снег уже не тает, быстро промерзает скудная почва. На побелевшем фоне резко выделяются черные мрачные валуны. Заметно поседел ледяной купол в центре острова. На разводьях появился молодой лед.

Занимаемся заготовкой дров из плавника. Данилыч лахтачью шкуру изрезал на ремни, ремни уложил в кастрюли и залил их каким-то, известным только ему, полужидким раствором. Знаю только, что в этой болтушке есть и сливочное масло, и ржаная мука, и еще что-то. Она имеет специфический и не совсем приятный запах. Свое изделие Данилыч хранит на кухне, где потеплее.

29 августа.

Дует свежий южак. Зашевелился лед. Вокруг острова появляются разводья. Как только успокоится море, займемся охотой на нерпу. Заготовленного корма для собак у нас явно недостаточно. Ведь собачье потомство прибывает. Вчера ощенилась Челита, пять щенков принесла. А еще раньше, неделю назад, своим потомством из шести щенков одарила нас Белка.

31 августа.

Вчера выдался особенный для нас день. Крупная охотничья удача! С утра день разгулялся – было тихо и солнце. Ближе к полудню мы обнаружили на своей льдине-плацдарме небольшое стадо отдыхающих моржей из одиннадцати голов, в том числе два детеныша. Большая часть животных с детенышами отдыхала у заберега вблизи воды. Но несколько моржей отошли от воды на значительное расстояние – метров на десять, а то и больше. Всех дальше от воды расположился крупный морж с большими желтоватыми клыками. Вероятно, это был вожак. Сверху нам было видно, что он был настороже, часто поднимал голову, опираясь мощными клыками о лед.

Мы договорились, как нам действовать. Было бы очень хорошо, если бы мы взяли двух моржей. От скального спуска, то есть от места, где мы спустимся на льдину, до стада моржей было не более полусотни метров, и пока мы добежим до них, то почти все звери окажутся в воде. Стрелять на подходе, на некотором расстоянии – бесполезно, надо в упор, стараясь попасть в глаз или в ухо. В это время туловище моржа покрыто толстым, плотным слоем жира. Мозг защищен очень крепким черепом, так что пуля не всегда пробивает его.

Данилыч напутствовал: «Саша, ты из нас самый сильный и быстрый, что тебе лось, первым беги к вожаку, завалишь его. Но будь осторожен. Мы, конечно, отстанем от тебя, но, я думаю, успеем перехватить какого-нибудь зазевавшегося моржа».

Так и получилось. Стоило мне сделать несколько шагов из-за своего укрытия, вожак сразу же заметил меня и стал издавать тревожные рыкающие звуки, и могучие звери, толкая друг друга, проворно заспешили к воде. Я спешил. Когда достиг своего моржа, то на льду кроме него находились еще несколько зверей. Вожак уже был в шести-семи шагах от воды. Я бросился ему наперерез, отрезая путь к воде. Но тут со мной случилось непредвиденное. Я наступил на скользкое место, где до этого лежал морж и упал. Страшный, разъяренный зверь был в двух шагах и быстро надвигался на меня. Я попытался быстро встать на ноги, но подо мной соскользнула коленка, и я снова завалился за левый бок. Клыкастая голова моржа почти надо мной. В моей правой свободной руке взведенный карабин. В упор стреляю в морду зверя. Голова моржа задрожала, закачалась из стороны в сторону и, казалось, держалась на огромных клыках, вонзенных в лед. Я перевернулся с боку на бок и вскочил на ноги. Морж уже не двигался. Он только тряс головой и шевелил ластами. Я выстрелил ему в глаз, после чего зверь затих. Он был мертв. Тут же рядом раздался еще выстрел. Это Виктор стрелял в другого моржа, не успевшего соскользнуть в воду. Морж моментально развернулся в сторону Виктора, а правый бок его почти навис над водой. Подбежал Данилыч, и один за другим, почти дуплетом прогремели два выстрела. Теперь и второй морж был мертв. Данилыч, не мешкая, сорвал с пояса бечеву, накинул ее на клык зверя, и втроем мы рывками оттянули переднюю часть туловища от воды. Мы не скрывали своей радости: охота была удачной.

– Припоздал ты, Данилыч, ноги подвели. Нет сегодня у тебя трофея, – смеется Виктор над Данилычем.

– Меня не ноги подвели, а Саша. Вижу: он упал, пытается встать – не может. А зверь перед ним – вот-вот сомнет… У меня аж сердце зашлось! Я, конечно, притормозил, хотел стрелять в моржа, да Саша опередил меня, лежа стрелял. Вижу: морж забуксовал, на месте топчется. Он уже не опасен. Вот почему я отстал от тебя, Витя. А большую часть пути я бежал почти рядом с тобой, – торопясь рассказывал Данилыч. Затем он засмеялся и хлопнул Виктора по плечу:

– Молодец, Витя! Если бы не ты, зверь наверняка бы ушел в воду. И пришлось бы нам довольствоваться одним моржом. – Саша, ты, когда первый раз стрелял, в ноздрю целился? – наивно спросил меня Виктор.

– Не было у меня времени выцеливать. Стрелял просто в морду, в усы, промеж бивней.

– Первая пуля угодила в рот и прошла в мозг. Вторая пуля через глаз тоже в мозг… – констатировал Данилыч, осматривая голову убитого мною моржа.

Вчера же Данилыч снял шкуру с более крупного, мною убитого моржа. Изрядно потрудился. Шкура у моржа толстая и тяжелая в сплошных складках ржавого цвета. Под ней толстый слой упругого жира. Здесь Данилыч повозился дольше, чем со снятием шкуры с медведя. Со второго моржа Данилыч отказался снимать шкуру. Затем моржей разрубили на крупные, но подъемные для нас куски, а внутренности отволокли немного в сторону. Ближе к вечеру над еще не остывшими внутренностями зверей закружила небольшая стайка альбатросов, т.е. бургомистров.

Сегодня большую часть мяса вытащили на остров и разместили его внутри склада. Температура воздуха минусовая, грызунов нет, так что склад – прекрасное место для хранения мяса. Часть моржатины и несколько нерп оставили на месте вместо привады. Вдруг объявится медведь или песцы. Будем следить.

2 сентября.

Почти три дня стояла солнечная тихая погода, так сказать арктическое «бабье лето» с минусовой температурой. Вчера к вечеру небо закрылось сплошной облачностью. Охотились у открытых разводий. Убили двух нерп.

Сегодня ветрено, с перерывами идет снег, метет. Все пернатые покинули остров, кроме бургомистров. Они теперь пасутся у моржовой привады. Стоит только к ним приблизиться, как они нехотя взлетают, неторопливо кружат над головой, издавая хриплые гортанные звуки, словно собаки взлаивают. Мы опасаемся, что обильный дармовой корм надолго задержит здесь хищных чаек. Если вдруг внезапно ударят морозы, то эти птицы могут погибнуть.

Лед в постоянном движении. Разводья то исчезают, то появляются вновь, но выходить в море на охоту мы не рискуем.

6 сентября.

Морозы усиливаются. Сегодня столбик термометра опустился до минус восьми градусов. Дни укорачиваются на глазах.

Продолжаем заниматься заготовкой дров из плавника. Данилыч большую часть моржовой шкуры изрезал на ремни, из которых намеревается делать упряжь для собачьих упряжек. Эти сырые ремни он поместил в свой раствор, рецепт которого знает только он. На кухне держится специфический запах.

10 сентября.

Пуржит. Сегодня бургомистров не видно около привады. Последние птицы покинули наш остров.

16 сентября.

В море лед еще не успокоился: иногда скрипит, покряхтывает. Местами образуются небольшие полыньи, но ненадолго. Вскоре окна чистой воды стираются льдом.

У привады обнаружили следы песцов. Значит, поблизости где-то шастают медведи. Будем следить за привадой.

18 сентября.

Вчера был день моего рождения. Мне исполнился 21 год. Как я уже упоминал в дневнике, по остаточной ведомости числилась четырехкилограммовая банка технического спирта. Мы ее обнаружили в кладовке. Конечно, такой дефицитный здесь товар в полной сохранности до нас не дошел. Банка была ополовинена. То место, откуда извлекался спирт, было аккуратно запаяно оловом. Мы благодарны зимовавшим здесь до нас полярникам за такой подарок! По качеству технический спирт почти не отличается от питьевого.

Устроили праздничный стол. Мы не пили разбавленный спирт. Данилыч варил ликер. В разбавленный спирт он положил сахар, сушеную чернику и еще что-то – и все это прокипятил. Получился прекрасный, даже слегка густой ликер, по крепости превосходивший водку. Отвыкшие или, вернее, по-настоящему не привыкшие к алкоголю, мы изрядно захмелели. Рассказывали друг другу разные побасенки, анекдоты, а потом пели песни.

Утром Данилыч разбудил нас. Выйдя из дома, он услыхал яростный лай собак, доносившийся из-под скалы, где находилась привада. Мы быстро оделись – и к своей скале. Сверху видно было, что медведь уже вышел на примкнувший к нашей льдине плавучий лед и трусцой уходил к воде, преследуемый собаками. До него было, вероятно, более двухсот метров, но пули вряд ли задели его. После наших выстрелов зверь на махах стал быстро удаляться от берега, и собаки отстали от него. С взрослыми собаками были и полувзрослые щенки первого помета. Ни одна собака не пострадала от медвежьих лап. Сытые собаки вели себя осторожно, и им не хватало той злобности голодных животных, чтобы с остервенением броситься на могучего зверя.

23 сентября.

Ночи все длиннее. На прояснившемся небе заиграли всполохи полярного сияния. С каждым днем все холоднее. Теперь морозы достигают 14-15 градусов. Неотвратимо вступает в свои права долгая холодная арктическая зима со своей «дочерью» – мрачной полярной ночью.

28 сентября.

Дни становятся однообразными и все уменьшаются, ночи значительно длиннее дней. Когда появляется солнце, что бывает нечасто, то оно находится не высоко над горизонтом и почти не греет. Лед на море вблизи берега вроде бы устанавливается, как бы переходит в береговой припай. Бывают подвижки льда, образуются гряды торосов при его сжатии. Дальше от берега торошение интенсивнее. Разводий вблизи острова не видно. Только далеко-далеко на севере просматривается довольно обширное черное небо. Там, конечно, открытая вода.

Мы порой сравниваем себя с Робинзоном Крузо, но такое сравнение, пожалуй, неверно. Робинзон двадцать лет (до появления Пятницы) был одинок. Нас же трое, значит, живем в коллективе. У нас готовое жилище и продукты. В отличие от Робинзона мы точно знаем свое местонахождение, и у нас имеется какая-то надежда на спасение, т.е. избавление из ледяного плена. Робинзон же сам себе строил жилище и добывал пищу. Даже огонь добывал трением с помощью деревянных чурок. Он совершенно не знал своего местонахождения, но у Робинзона были свои значительные плюсы. Он не страдал от холода и не переживал ужасы полярной ночи. Он находился среди экзотической природы. Его остров с богатой растительностью и животным миром был значительно обширнее нашего почти ледяного безжизненного островка; по острову Робинзон совершал длительные прогулки, занимаясь охотой. Конечно, у Крузо жизнь была разнообразнее.

И еще одно существенное преимущество перед нами было у того отшельника: Робинзон был верующим человеком. Он трепетно относился к Библии и до конца своего вынужденного пребывания на острове постоянно и внимательно читал эту священную для него книгу. Это, конечно, его успокаивало и помогало выжить. Он был уверен: то, что случилось с ним, его пребывание на необитаемом острове – это Божье Провидение и что он должен покориться своей судьбе. Этот фактор, скорее всего, помог Робинзону проявить удивительную силу и изобретательность и до конца сохранить духовную силу и ясность мышления.

Кстати, эта удивительная книжка имеется в нашей библиотеке, и я ее с удовольствием перечитал.

1 октября.

Сейчас мы большую часть времени проводим за чтением книг. О Данилыче не говорю, у него другие дела. Читаем больше при лампах. В пасмурную погоду, особенно когда запуржит, у нас полусумерки. Продолжаем прогуливаться по острову.

Я поставил перед собой такую цель (программа минимум) – хорошо поработать, изучить: 1) 1-й выпуск сочинений Ленина; 2) литературу 8-9-х классов, стараясь как можно больше прочитать сочинений прорабатываемых литераторов; 3) грамматику русского языка (морфологию и фонетику), чтобы грамотно, без ошибок писать свои сочинения. А в программе максимум: чтение более широкого круга писателей, особенно иностранных и, что особенно важно, попробовать свои силы в написании собственных сочинений (очерки, рассказы). Такая возможность есть, благо под руками приличная библиотека.

Последние несколько дней я посвятил чтению трудов полярных исследователей и тех, где написано о них. В основном эту литературу я читал на полярной станции «Остров Четырехстолбовой» и теперь часть работ перечитываю, но более внимательно, даже конспектирую. Здесь я обнаружил описание экспедиций И.Хейса, Де-Лонга, Норденшельда, Фритьофа Нансена, Роберта Пири, Руала Амундсена, Георгия Седова и некоторых других исследователей Арктики.

Теперь я знаю, что центральная часть Северного Ледовитого океана покрыта мощными полярными льдами, которые под влиянием течений и ветров находятся в непрерывном движении. Наш остров входит в состав архипелага Де-Лонга, который в свою очередь относится к Новосибирским островам. Остров открыт Де-Лонгом в 1881 году.

Как это произошло?

В августе 1879 года Де-Лонг прошел Берингов пролив на шхуне «Жаннетта» и вскоре очутился среди плавучих льдов. В сентябре за островом Геральда шхуна вмерзла в лед и полтора года по извилистому пути медленно дрейфовала в северо-западном направлении. 16 мая 1881 года Де-Лонг обнаружил неизвестный небольшой остров. Его назвали в честь своей шхуны островом Жаннетты. Де-Лонг и его спутники в бинокли рассматривали незнакомый остров, до которого было не менее 70 км. Видны были скалы, разлоги и покрытые снегом берега. Высадиться на него не было возможности: далеко, и шхуна быстро дрейфовала в северо-западном направлении.

24 мая путешественники обнаружили еще один остров, которому дали имя Генриетты. Когда дрейф приблизил шхуну к острову, Де-Лонг снарядил небольшой отряд для исследования острова. Это был скалистый безжизненный остров, покрытый льдом и снегом.

11 июня 1881 года шхуна «Жаннетта» была раздавлена льдами между островами Генриетты и Бенетты. Ее команда, погрузив три лодки на сани, двинулась по дрейфующим льдам в сторону материка, к берегам Сибири.

26 июля 1881 года потерпевшие достигли острова более крупного по размеру и менее гористого. Его назвали именем Бенетта, в честь издателя газеты «Нью-Йорк Геральд», снарядившего экспедицию на свои средства. 6 августа 1881 года путешественники по открытой воде на трех небольших ботах отправились в сторону материка к устью реки Лены. Один бот бесследно пропал в бурных водах моря; бот, на котором находился лейтенант Де-Лонг, достиг устья Лены, но из команды бота почти все, кроме двух из десяти, погибли от голода и холода на одном из островов дельты Лены. Только команда вельбота инженера Мельвилля вышла к живым местам и уцелела. Все же один человек из нее вскоре попал в сумасшедший дом.

Что тут скажешь – печальная история!

Будучи подростком, затем юношей, я мечтал побывать на Крайнем Севере, увидеть плавучие льды и торосы, поохотиться на белого медведя, наблюдать незаходящее солнце и полярное сияние. Но тогда это была только мечта, трудноосуществимое мероприятие. Осуществление моей мечты произошло внезапно. Как-то проходя по одной из московских улиц, на одной из витрин я обнаружил объявление о приеме на курсы полярных работников. Вот тут-то я и взыграл! И впоследствии с лихвой испытал и насмотрелся того, о чем мечтал! И вот итог: далекий и безжизненный, заброшенный во льдах Ледовитого океана мрачный остров Генриетты!

2 октября.

Сегодня убили медведя. Перед обедом Виктор вышел из помещения для проведения метеосрока и вдруг слышит яростный собачий лай под скалой. Мы все, конечно, в ружье – и к скале! На этот раз голодный зверь не уходил во льды, он отбивался от собак около привады. Одна собака лежала рядом без движения.

– Никак это Найда! – негромко досадливо вскрикнул Данилыч. – Лучшую собаку ухлопал, варнак!

Мы заспешили к спуску. Зверь подпустил нас шагов на двадцать пять, после чего пытался уйти, но было уже поздно. С первых же наших выстрелов он упал замертво. Осатаневшие собаки набросились уже на мертвого, и мы не без труда отогнали их от убитого медведя. Что поразительно – четырехмесячные щенки вели себя, как старшие их собратья: также заходились в остервенелом лае, бросались на огромного диковинного для них зверя, но все же держались от него на безопасном расстоянии. Найда вырастила себе достойную смену! Теперь она лежала бездыханная с помятой грудью и распоротым животом. Она была самая умная, смелая и выносливая из оставшихся взрослых собак. Ее повзрослевшие дети ведут себя спокойно при виде мертвой матери и не осознают, кого они потеряли.

7 октября.

В пасмурные дни в дневное время у нас вечерние сумерки.

Сегодня днем над островом гуляют высокие слоисто-кучевые облака среднего яруса, часто открываются просветы чистого неба, как говорят, облачность с прояснениями. В южной акватории ближе к горизонту небо закрыто более плотными облаками. Где-то там за облаками по горизонту, а может, чуть выше горизонта катится солнце. Скоро оно надолго покинет нас, родимое.

Пока мы не скучаем. Мы с Виктором не только читаем книги и прогуливаемся по острову. Ежедневно приходится заготавливать спрессованный снег для кухни, готовить разжигу из дров и приносить уголь, топить печи и раз в декаду готовить баню, заниматься стиркой и делать иногда прочие, порой непредвиденные работы. О Данилыче я уже не говорю, у него забот больше.

Последние несколько дней занимались хозяйственными работами: подняли на остров и убрали в помещение склада мясо убитого медведя, большую часть медвежьего мяса из ледника тоже перенесли на склад, сюда же перенесли и птичьи яйца.

Ждем, когда окончательно успокоится лед вокруг острова и станет как бы островным припаем. Тогда мы часть песцового мяса отвезем во льды – будут привады на песцов. Сейчас песцы ночами кормятся мясом, что лежит под скалой.

10 октября.

В прошлом году для меня впервые открылся новый, своеобразный, необычный мир. Это Арктика, полярная станция острова Четырехстолбовой. Я старался полнее познать этот мир и во многом преуспел. Здесь же еще раз по-своему открылся нам новый мир, который невольно подарила нам судьба, и мы должны выжить в этом мире, познавая все его «прелести».

Жизнь на острове Генриетты, как интересная книга, которую нам суждено прочитать. Интересная ли? Долгая полярная ночь с неистовыми пургами и жестокими морозами, скрежет и грохот льдов, а порой тягостное безмолвие, жизнь отшельников без всякой живой информации, полная отрешенность от цивилизованного мира – и это интересная книга? Я подумал: «Вот я оказался на этом острове не по своей воле. А если бы там, в Москве, мне предложили зимовать на действующей полярной станции этого острова, а я в свою очередь знал, какие здесь условия, согласился бы я? Думаю, что согласился бы. До закрытия станции здесь был коллектив из 7 или 8 человек. Коллектив, конечно, небольшой, но была связь с Землей и твердая надежда, что все зимовщики возвратятся домой. У нас все иначе. Хотя у нас тоже небольшой коллектив, и продуктами мы в основном обеспечены, но мы полностью оторваны от внешнего мира. Нам несравненно тяжелее будет перенести зимовку, чем тем ребятам, работавшим здесь до нас».

Сейчас у нас три медвежьих шкуры. Данилыч решил заняться их выделкой. В свободной угловой комнате он соорудил из фанеры и рубероида внушительную емкость, наподобие мелкого чана, разложил пока одну медвежью шкуру, и мы на нее мочимся. Чтобы в комнате было теплее, дверь не закрываем, и теперь запах мочи ощущается по всему дому. А что делать? Зимой из медвежьих шкур будем шить одежду и выделывать обувь – торбаса. В условиях Арктики валенки и даже унты – неподходящая обувь.

14 октября.

Ближайшие к острову льды вроде бы успокоились. Вчера с Данилычем развозили моржовое мясо в море для приваживания песцов. Данилыч устроил две привады. Одна – несколько южнее острова, до нее примерно четыре с половиной километра, вторая – западнее острова, в полукилометре от птичьего базара. Я свою приваду разместил восточнее острова, не менее километра от берега. Для чего мы это сделали? Всех песцов, а их задержалось здесь не так и много, не более десятка, можно отловить у берега, около складируемого моржового и нерпичьего мяса. Но тогда в капканы будут попадаться и наши собаки. Держать же собак на время охотничьего сезона взаперти или на привязи – нет резона. И еще. Проверяя капканы, мы будем находиться в движении, появится определенный интерес, охотничий азарт, что в свою очередь как-то будет скрашивать нашу однообразную жизнь в ночное время. К сожалению, Виктор наотрез отказался заниматься песцовой охотой, но мы надеемся втянуть и его в это занятие.

17 октября.

Дни стоят почти ясные. На большой высоте верховой ветер гоняет перистые облака, в южной части небосвода солнце еще катается по горизонту. После ухода солнца за горизонт наблюдаются очень яркие красивые зори. Преобладает малиновый цвет, а когда стемнеет – на ясном звездном небе заиграют сполохи, бывают и драпри – очень красивая разноцветная форма полярных сияний. Столбик термометра уже опускается ниже 20 градусов.

Неумолимо надвигается сплошная полярная ночь. Мы находимся на крохотном ледяном острове среди ледяного безмолвия Ледовитого океана. Будет тяжело. Мы находимся в нелепом трагическом положении, но надо держаться. Порой дуют леденящие ветры, вокруг острова вздымаются ледяные валы. Вот она – ледяная полярная пустыня. В юности я мечтал об арктических просторах, и вот судьба преподнесла мне их. Теперь мы в самом «пекле» ледяного царства. Выдержим ли? Я должен выдержать это суровое испытание и помочь своим товарищам, вернее, младшему товарищу своему, Виктору Пысину помочь. О Данилове я не говорю – он-то выдержит. В последнее время Виктор все больше отчаивается, замыкается в себе, не верит в наше избавление от ледяного плена, падает духом. Сейчас главное – не раскисать самому, всячески поддерживать Виктора.

Моржовое и нерпичье мясо, что находилось у берега на льду, подняли наверх и уложили в складском помещении. Лишили песцов возможности лакомиться доступным кормом, а также и собак. Днем здесь паслись наши собачки, ночью песцы. Песцы, конечно, голодать не будут и вскоре обнаружат наши привады, а мы будем отлавливать их капканами. Собакам Данилыч уже выдает корм строго по норме и только два раз в день, а то они на вольных кормах слишком разъелись и обленились. Данилыч – хозяин рачительный, у него не забалуешь!