Глава одиннадцатая

Обоз пришел поздно ночью, когда город спал. Хмурый стражник проводил въезжающих недобрым взглядом и долго всматривался в лица. Радомир нервничал. Не первый раз приехали, но так их еще не встречали.

Долго изучал страж и привезенные товары, то и дело косясь на охотников и неприветливых путников, сидящих в телегах. Остановился у телеги с девчонками. Всмотрелся сначала в лицо Аглаи, потом Ники. Та куталась в плащ.

Наконец страж кивнул, и будто даже радость на лице отразилась:

– Добро. Только гостиницы все заняты. В «Дымном» у Сезима остановитесь.

Радомир нахмурился:

– Чего это у Сезима? Никогда добротой к купцам не славился. Да и местечко…

Слишком близко к фабричной зоне Нугора, весь дым и смрад, пьянь и дешевые кабаки. Отчего и название у гостиницы подобающее – «Дымное».

– Так нет других свободных, припозднились вы, глава Радомир! – развел руками страж, сощурился довольно, а сам все по сторонам посматривал. Нехорошо так посматривал, отчего у Радомира сразу неспокойно на душе стало. Но спорить не стал. Путники устали, охотники едва в седлах держались, да и сам он одним духом на ногах стоял. После того как пришлось целый день пробыть в лесу, всем муторно было. А все эти девчонки. Не раз уже покрыл себя последними словами глава. Но отказать не мог. Взялся довезти до Нугора, будь добр, держи слово. А тут еще и похоть взыграла, не мог он Аглаю оставить. Марья смотрела косо и гневливо. Оно и понятно… Ко всему в другой девке ведовское проявилось. Да какое! Сколько жил, а такого не видал. Ведь помирала. Он сам лично видел, как кости плоть рвали, выворачиваясь в тонком женском теле. Охотницы втроем сдержать не могли, так ее корежило. Кричала, как она кричала! Не слышать бы, но до сих пор крик тот в ушах стоит. А потом встала. Тут уж чуть глава седым не стал. Ведьма, как есть! Волосы ежиком стоят, глаза темной синью налиты. А сама словно и неживая. Вскрикнула и снова упала. Мужики только и успели ее в телегу положить. Кони дыбом встали. И к обозу потянулась нежить. И откуда столько вышло? Радомир собою Аглаю прикрыл, Марья и та креститься начала, а старик под полы его плаща забился вместе с пищащим от ужаса хорем.

Спасибо малахольному. Поднялся. Одно слово – жрец. И хоть сила неподвластная, а спасение только благодаря ему и вышло. Тьма за ним потянулась, деревья, что ближе, черными стали, трава пожухла, кони шарахнулись, оглашая округу диким ржанием. Всегда смелые охотницы визжали, как бабы обычные. А мужики стояли в ряд, со лбов пот ручьем, глаза ошалелые. И только жрец был спокоен. Что говорил, Радомир так и не услышал. От визга и воплей в голове стоял звон. А только видел, как тьма из паренька полилась, окутала, в черного волка обратила, и взвыл он жутко. В ответ ему вой со всех сторон воротился. И отчего всегда думал Радомир, что от волков одни беды? Бок о бок стояли с его охотниками. Рвали нежить, впивались зубами в черноту, идущую из леса дремучего. А рядом с ними жрец – зверем остервенелым. А потом свет полился, такой же, что в Древе. Нежить, что не успела назад в леса сбежать, прахом развеялась. Аглая стояла вся бледная, дрожащая. И лился тот свет из распростертых ладоней ее. Тимир отпрянул, волки взвыли, прижимаясь к жрецу, и только тьма, витавшая вокруг них, от света и спасла. Уж как нежить отступила, Аглая упала, обессиленная, на руки Радомиру. Никогда так не боялся глава. А тут аж рубаха взмокла. Как из леса вышли, не помнит, только нес Аглаю на руках. Держа под уздцы перепуганных коней, мужики тянули телеги. А позади Тимир с волками шел.

Уже в поле остановились, переводя дыхание и осматривая раненых. Из трех девок две оказались счастливицами. Третья, Снежана, не дожила до утра. Там в поле и похоронили вместе с погибшим в Древе охотником. Уж как ярилась Марья, с кулаками на Аглаю кидалась, проклинала, угрозами сыпала. Да только успокоилась, стоило подняться Нике. Та просто посмотрела, и охотница сникла. Так и держали остальной путь под тягостное, гнетущее душу молчание.

Уже подъезжая к городу, Радомир с облегчением подумал, что на том и закончилась их совместная дорога. И хоть на Аглаю все еще посматривал с вожделением, но вид очухавшейся в дороге Ники и черного паренька всякое желание отбивал. Надежды рассыпались, едва понял, что на том дороги не разошлись и предстоит им ночевать в одной гостинице. Ну да, с утра, может, уйдут путнички, надеялся Радомир. И с сожалением подметил, как не хочется ему Аглаю отпускать. Остальные пусть бы и шли своей дорогой, а вот Аглая…

– И много вас? – Полное, блестящее от пота лицо Сезима раздражало. Того и гляди от сытости да скупости складки под мордой разойдутся, а глаза, и без того узкие, совсем затекут веками.

– Сколько б ни прибыло, – зло брякнул Радомир и тут же прикусил язык. Откажет нехлебосольный хозяин, придется у стен ночевать.

И верно, напряглась хитрая морда Сезима. Радомир пошел на попятную. Широко растянул губы в улыбке:

– Не обижайся, хозяин, дорога нынче неспокойная. Сверх нормы заплачу, вишь, бабы у меня уставшие. Охотники уж сутки без росинки во рту. Старик едва жив.

Сезим сменил злость на милость. Заблестели алчно сузившиеся глаза. Но тут же покосился на Аглаю и ее спутников:

– А в телегах никак чуждые? Не видал таких в ваших селениях.

– Эти со мной, – вздохнул Радомир. – Ты их… отдельно как-то. Я заплачу. Только подальше…

– Заразные? – насупился Сезим, с неодобрением рассматривая худощавую бледную Нику.

– Бог с тобой! – расплылся в напряженной улыбке Радомир. – Молодые. А ну мои мужики приставать начнут, али бабы глаз положат. Я уж к ним и старика приставил… Но знаешь же, дело лихое нехитрое, не углядишь.

– И то верно, – согласился Сезим. – Найдем комнатенку. Только оплату вперед. – И сладостно растянул губы.

Без всякого торга Радомир отсыпал домовладельцу монет и выдохнул успокоенный, смотря, как тот указывает пришедшим на отдельное крыло дома.

В теплой койке стало совсем хорошо. Вот только мысли об Аглае все крутились в голове и спать не давали. Нежное тело, молодое. А как она трепетала в его руках в Древе. И стыдно, и сладостно. У Радомира закружилась голова, и в теле приятно заныло. Тоскливым голоском пропела за окном ночная птица. Радомир открыл глаза и уставился в щербатый деревянный потолок. «Да ну ее! – решил неуверенно, скорее успокаивая себя. – У себя, что ли, молодух нет. Вернусь и женюсь, Марья-то давно на ласки холодна». А тут от обиды даже с ним в комнату не пошла. А ему надобно. Ишь как приперло. Даже смерть двух охотников не остужает пыла, а наоборот, душа ищет, где бы приютиться, получить ласки успокоительной. Он повернулся в кровати, одеяло соскользнуло на пол. Слишком узкая оказалась койка, не под его стать. Радомир вздохнул, ухватил одеяло за край и натянул обратно на себя. Попытался уснуть. Сон не шел. Шли мысли, и все о ней. И образ так и вставал перед глазами. И уже не было сил терпеть обжигающую истому. «Вот же девка! – выругался Радомир. – Никак из головы нейдет. Оно и понятно, страхи отпустили. Нежити в городе уж точно нет. Вот и захотелось расслабиться. Да не с кем-нибудь, а с ней. Снова почувствовать ее запах, ощутить дрожь молодого тела. Прикоснуться к нежной коже». От мыслей возбужденно застучало в голове, и сон окончательно пропал.

Радомир, откинув в сторону одеяло, вскочил. Нервно заходил по комнате. В груди ныло. Нехорошо. Когда в сердце жар, в голове пустота. Так недалеко и до глупостей. Ишь как она его выворачивает – до озноба, до трясучки. Глава тер грудь, в голове стучало слишком громко, как будто по дереву. Тук, тук. Тук-тук. Стоп! Так то и есть по дереву. Внизу, в дверь. Робко так, но слух у Радомира охотничий. И шаги по коридору. Крадущиеся. Его охотники давно без задних ног дрыхнут. Да и кому нужно красться? Ночью? Только лихому человеку. А лихой здесь один. Тот самый, к которому на постой Радомир ни в жизнь бы не пошел, не сложись такой случай. Сезим. Пронырливая морда. Не зря глава его недолюбливал. Теперь еще и не доверять будет. И куда, интересно, их радушный хозяин крадется? Радомир осторожной поступью бывалого охотника, не скрипнув дверью, вышел. Прошел по коридору и остановился у лестницы. В тусклом ореоле свечи увидел стоящего у двери Сезима. Рядом человек невысокий, в капюшоне. Шептались тихо. Но у Радомира очень хороший слух, когда нужно.

– Страже нашей не доверяю… А ты сам-то видел? – голос у пришедшего тонкий, певучий – девка. Ох, одни напасти от этих девок.

– Видел! – закивал Сезим, заглядывая под капюшон и потирая ручонки.

«Никак грабануть обоз решили, – сжал от злости губы Радомир. – Вот стервец. Ну, сейчас будет ему! Дай только уйти гостю». И беззвучно вытащил кинжал из ножен.

Аглаю качало от усталости. Сил хватило, только чтобы встряхнуть пыльное покрывало. Едва голова коснулась грязной наволочки, как глаза закрылись сами. Нужно было спросить Нику о случившемся в лесу, но отчего-то совсем не хотелось. Изменилась она. Не просто внезапно посиневшими глазами и исхудавшим за последнее время лицом. Внутренне изменилась. И хоть с Аглаей почти не разговаривала после странного выздоровления, но та чуяла, не то с подругой что-то. Да и Тимир поглядывал на нее с опаской. Может, лучше спросить у него? Ведь знает, Аглая была уверена. Но только не сейчас, не сегодня. Слишком мало сил. Голова так и клонится к подушке. Девушка чуть прикрыла глаза, а сама все косилась на Нику. Все чувствуют перемену. Все, кроме, казалось, Тихона. Домовой, вытянув ноги, сидел у печи, не обращая на Нику никакого внимания. Хорь ткнулся ей в руку вопросительно. Ника зашипела на зверька. Тот отскочил, недовольно заверещал в ответ и прыгнул на скамью к Аглае, начал быстро обиженно пищать, жалуясь. Она погладила его меж ушами, коснулась губами влажного носа, тот смолк, свернулся на ее груди и прикрыл глаза.

Тимир с сомнением осмотрел грязное, покрытое пятнами плетеное кресло, повозил по нему ладонью. На пальцах остались темные разводы. Поморщился, вытер руку о висевшее на стене полотенце, также не отличавшееся чистотой. В конце концов, выбора не было. Уселся в кресло, откинулся назад и из-под прикрытых век посматривал то на хмурящуюся Нику, то на Аглаю. Ей нехорошо было от его взгляда, будто изучает… Или… присматривается. Ну да не до него. В сон клонит. Мысли становятся тягучими. Чего там Тихон говорил о Храме? Недоброе местечко. А может, прав он, ну его? Вот дойдут до Обители… А дойдут ли?

– Алька! – шепот Ники вынес из забытья.

Аглая вздрогнула, скидывая с себя дремоту. Сонно захлопала глазами:

– Что случилось, Ника?

– Неладное в доме.

– С чего взяла?

– Муторно, будто кошки душу дерут.

Аглая тряхнула головой, пропали последние остатки сонливости. Как вошли в Нугор, Ника впервые заговорила с ней. И выглядела она совсем как ее бывшая подруга. Разве что глаза синие и волосы… Как они могли отрасти так быстро почти по плечи?

– Ника, ты как себя чувствуешь?

– Прекрасно. Но лучше будет, когда уйдем отсюда.

– Ты шутишь? Ночь на дворе.

– Вы чего там среди ночи вошкаетесь? – от печи негромко поинтересовался Тихон.

– Нике причудилось что-то…

– Не причудилось, – упрямо поджала губы Ника. – Точно слышала, сначала говор тихий, а потом лязг оружия. Я дверь приоткрыла и видела, как две тени по коридору шли. Один точно Радомир. Зачем ему среди ночи шастать?

Тихон, стараясь не разбудить остальных, подошел к шушукавшимся девушкам, залез на кровать.

– Радомир мужик, конечно, горячий, и в голове чудно бывает, но на недоброе… – сомнительно головой покачал. Зевнул, открывая глаза-бусины, хорек.

Ника злорадно усмехнулась, разом перестав быть похожей на себя прежнюю:

– А в Древе у него к Аглае были очень добрые намерения!

Аглая стремительно побледнела.

– Что там снова? – потянулся Тимир.

– Ника уверена, что недоброе удумал глава Радомир, – пожал плечами Тихон.

Сон разом слетел с Тимира, он поднялся. Подошел к двери, прислушался.

– Если Ника говорит, нужно верить, минимум – проверить, – сказал уверенно. – Глава не глава, а тревога в воздухе стоит. Того и гляди бесы в дверь постучат. Слишком много их за последнее время на нашем пути развелось.

– Тьфу на тебя, – шикнул Тихон.

Все переглянулись.

– Узнать нужно, что происходит, – кивнула на дверь Аглая. И снова все переглянулись и уставились на Тихона.

Тот помрачнел, тяжко вздохнул и растаял в воздухе. Раздалось: топ-топ – к двери.

– Тише, – прошипела Ника.

И топот пропал.

Марья ходила из угла в угол. Скрипели половицы от тяжелых шагов. В светце дрожало пламя, вырисовывая неровные косые тени на стенах. Марья остановилась напротив божницы, с укором посмотрела на образ. Тот ответил безразличным взором чуть истершихся временем глаз. Марья хмыкнула, покосившись на Сезима. Вроде и не верующий, а иконы в доме держит. Хотя в нынешние времена все стараются хоть как-то уберечься от нечисти, бродящей по просторам Велимира. Но что ей до страхов Сезима. Она оторвала взгляд от иконы и прошла к окну. За высокими стенами зачинался рассвет, окрашивающий верхушку ворот в золотисто-розовый. Тучи ушли далеко, даже раскатов уже не слышно. Хороший выдастся день, теплый. Вот и утренние птахи, голосящие над крышей, о том кричат. А у Марьи от злости лицо то становится пепельно-серым, то покрывается багровыми пятнами. И щебет раздражает, и лучи восходящие глаза слепят, и на них наворачиваются слезы. Она быстрым движением размазала их по пылающим щекам. Нет, не солнце виновато. И уж никак не громкие птахи. Марья распахнула окно, но вместо свежего воздуха ее обдало запахом тухлятины и вонью помойки. Она раздраженно захлопнула створки.

– Ты уже в Древе видел, кто с нами идет! – прошипела, не оборачиваясь.

Радомир молчал, сидел на кровати, вытянув ноги на табурет, перебирая пальцами рук в задумчивости. Рядом валялся Сезим, вытирая дрожащей ладонью катившийся по лицу и шее пот. Он со страхом посматривал на взбешенную женщину. Вид у нее был еще тот! Каштановые волосы разметались по спине и отсвечивали красным, ловя рассветные лучи. Темные глаза сверкали яростью. Она то и дело нервно хваталась за ножны, пальцы скользили по рукояти меча. Того и гляди рубанет, и неясно кого – то ли муженька от ревности и обиды, то ли Сезима от злости.

– Госпожа… – подал едва слышный голос.

– Молчать! – рявкнула так, что огонек лучины колыхнулся и погас. В комнате стало по-утреннему сумрачно. – С тобой, гнида, разговор особый будет!

Сезим сжался, взмокли ладони, он прополз до женщины на коленях, вцепился в край рубахи.

– За что, госпожа? Я человечек-то маленький, – прогундосил всхлипывая. – Мне что приказано, то и делаю. Вы пришли-ушли, а мне жить здесь! Помилуй, красавица!

– Не жить тебе ни здесь, ни где еще! – ответила, оборачиваясь, охотница и ударила домовладельца наотмашь рукой.

Тот отшатнулся, прижимая руку к разом покрывшейся багрянцем щеке. Тихо, по-собачьи взвыл:

– Помилуй!

Радомир бросил на Марью косой взгляд. Сплюнул на пол, растер носком сапога:

– Успокойся. С ним разбираться после будем, нужно решать, что сейчас делать.

– А что делать? – сузила глаза Марья. – Отдай девок, и закончен сказ…

Радомир поднялся, не спуская взгляда с Марьи, подошел к ней близко. Рука быстро и крепко вцепилась в шею. Распевы птах за окном моментально смолкли, вместо них застучали пульсацией виски.

– Ты чего удумала, жинка? – голос Радомира спокойный, тихий, даже ласковый, шептал прямо в ухо. – Никак сдать решила девчонок, сердешная?

– А ты все успокоиться не можешь? – задыхаясь, захрипела в ответ Марья. – Думаешь, оценит благородство и в койку прыгнет?

– Дура! – отшвырнул в сторону охотницу Радомир. Она отлетела к углу, по дороге зацепив и перевернув скамью. Потерла ушибленный затылок. Глянула с животной злобой.

– Тайный ход из города знаешь? – опустился на колени перед домовладельцем Радомир.

Тот прикрыл голову руками, торопливо кивая.

– Я не сомневался! – похлопал его по плечу глава. – Выведешь! А чтобы мысли какой лихой не прошмыгнуло, Марья с вами пойдет.

Сезим с ужасом воззрился на поднимающуюся женщину. Нервно дернулся правый глаз, а во рту пересохло. Марья замерла. Глаза округлились.

– И только попробуй мне! – обернулся на жену Радомир.

Она побледнела и прикусила губу. Уныло кивнула. И тут же встрепенулась, прислушиваясь. Быстрым скачком оказалась у двери. Ножны в мгновение опустели, клинок сверкнул в руках.

– Ох, еси! – вскрикнул, проявляясь у порога, Тихон.

Сезим побледнел, отшатнулся к стене, сотворяя крест в воздухе:

– К-к-как это?

– Вот так! – смущенно развел руками Тихон и снова пропал.

Марья засмеялась в голос, опуская клинок:

– Не доверяют тебе девчонки!

Радомир сжал зубы, заиграли на щеках желваки.

– Смотри, как бы не сбег, – кивнул на домовладельца и вышел из комнаты.

Утро было слишком холодное, хоть уже и всходило солнце. По улице тянуло не то гарью, не то дымом пожарища. Птицы щебетали, но из-за дыма видно их не было. Аглая поплотнее закуталась в плащ, однако тот не грел. Колотило изнутри.

– Что ж, прощай, Аглая. – Радомир стоял слишком близко, отчего знобило ее сильнее. – И что ж я тебе так не люб? – спросил с тоской, пытаясь посмотреть ей в глаза. Она взгляд отводила. Боялась. – Не доверяешь?

– А должна? – все-таки глянула.

Лицо главы посерело. Он прикусил губу.

– Не предал, – сказал глухо.

– Кто знает, – отрезала она холодно. – Путь из города еще далек.

И тут же рядом проявился хмурый Тихон.

– Ну уж ты-то знаешь! – прохрипел Радомир.

Домовой отвел глаза. И хорь в его руках скалился, хвост взъерошенный дрожал от негодования.

Радомир отступил в темноту коридора. Стоявшая Марья, облокотившись о выщербленную стену гостиницы, проводила его взглядом, насмешливо улыбаясь.

– Идем, – сказала коротко, подталкивая в бок домовладельца.

Совсем рядом послышались голоса двоих мужчин и лязг оружия, но и тех во мгле было не различить.

– Стражи! – шепнул испуганно Сезим мимоходом и задрал голову, высматривая. – Главное, чтобы соглядатаи не нагрянули, а от этих уйдем. – Скользнул в подворотню.

И все путники, угрюмо переглянувшись, направились утренними тенями следом.

Узкие полупустые улочки серыми окнами смотрели на торопливых людей, шарахающихся по каменным мостовым и темным проходам. Тенями скользили они, прижимаясь к темным стенам от шороха крыльев парящих над городом соглядатаев. Сезим испуганно озирался, закрывал голову руками. И тут же про себя радовался так кстати затянувшей окраину дымке. Марья нетерпеливо тыкала домовладельца в спину острием клинка. Он подпрыгивал и торопился, скользя в тени, вытирал лоб рукавом и тяжело дышал.

Тимир шел рядом с Марьей, буравя спину Сезима взглядом:

– Сдаст!

– Скорее уж я, – невесело покосилась Марья на бредущую позади Аглаю. – Резона больше. А эта гнида за свою шкуру на край земли выведет.

Тимир не поверил. Слишком быстро бегали глазки Сезима. И хотя на его лице был написан страх, но в зрачках так и горело желание сбежать. А бежать куда? Правильно, к тому, кто их заказал. Если все то, что рассказал Радомир, правда (а Тимир в словах его не сомневался), то сам правитель Нугора заинтересован в поимке… Ники. Тимир бросил косой взгляд на девушку. Руки на груди сложены. Шаги быстрые, уверенные. А глаза так и сверкают из-под капюшона, синие. Взгляд соскользнул на Аглаю. Вся собранная, обнимает себя руками так, что костяшки побелели. И хоть старается держаться, но видно, что испугана. Тимир вздохнул. И как им с Никой до Обители добираться? А ведь они ей ох как мешают. Особенно бывшая подруга. Уж он-то теперь знал. Он снова посмотрел на Аглаю. Он желал ее не меньше Радомира. С тех самых пор, как увидел в доме Талы, стройную, с рассыпанными по плечам волосами. Тимир подавил вздох. Это было не просто желание. Это было свербящее, жгучее чувство, когда хотелось схватить, прижать, ощутить жар ее тела и… убить, чтобы никогда не видеть, чтобы не томиться мечтами о ней. И от мысли этой сердце начинало биться сильнее. Не заметна тьма без света. Так и он, черный, тянулся к светлой и доброй душой Аглае. Так к ней тянулся и глава Радомир, к чистой, доброй, нежной…

Сезим внезапно остановился у неказистого дома с косой дверью. Стукнул трижды, повременил и повторил чуть громче.

За дверью послышались осторожные шаги.

– Кто?

– Я, кум…

Дверь со скрипом отворилась, выворачивая едва держащие ее петли. Из-за щербатых досок выглянул худой мужичонка с поеденным оспой лицом.

– И чего нечистые в такую рань носят? – поморщился недовольно и пригладил редкие неухоженные патлы.

– Выйти нужно, – озираясь, быстро проговорил Сезим.

Мужичок посмотрел ему за спину. Поправил грязную рубаху, опускавшуюся по самые колени.

– Этим нужно? – с недоверием посмотрел на вооруженную Марью.

Сезим кивнул, пытаясь втиснуться в дом.

– Э-э-э! Постой! Таксу знаешь, чего без дозволения прешь?

Сезим заскрежетал зубами:

– В долг запиши.

– Так не пойдет, – буркнул мужичок и начал закрывать дверь.

Тимир рванул вперед. Успел сунуть ногу, дверь ударилась о ступню.

Мужичок разъярился:

– Ты чего? Ща стражу звать начну, не поздоровится. Видно же, что люди лихие, раз в такую рань выход из города ищете!

Тимир уставился в лицо мужику.

– Не успеешь, – прошипел зловеще.

За его спиной перехватила поудобнее меч в руках Марья. Мужик сник, испуганно из-под бровей глянул на охотницу.

– Договоримся, – отступил в глубь дома.

– Договоримся, – кивнул Тимир и вошел следом.

В вышине громко и крикливо затрубил горн, испугав вспорхнувших с крыш птиц. Те затрещали на разные голоса. Горн взвыл повторно, оглашая окрестности тревогой.

Марья кинулась к девчонкам, схватила за руки и втолкнула в дом. Едва поспевая на коротких ногах, за ними вбежал Тихон.

– За вас трубят! – подскочил хозяин косого домишки. Начал метаться по убогой комнате, в которой, кроме стола, лавки и печи, ничего не было.

Тимир поймал его на очередном круге. Встряхнул за шкирку:

– Показывай, где ход!

– И чем быстрее, тем лучше, – подкрепила ударом по плешивой голове Марья.

Мужик взвизгнул, начал тыкать на печь:

– Там! Там!

Тимир отшвырнул его в сторону, грозно глянул на замершего Сезима. Тот бросился к печи. Откинул закрывающую заслонку засаленную тряпку, за ней открылся темный лаз.

– Уходите! – начала подталкивать Аглаю к ходу Марья.

– А ты?

Марья остановилась, внимательно посмотрела на нее. Усмехнулась:

– Мое место здесь. Рядом с главой Радомиром.

Аглая сглотнула ком, вставший от пронзительного взгляда охотницы. Но ее уже тянула к ходу Ника.

– За заслонку, в лаз, там ступени. На ощупь выйдете на восточную сторону, в глуши. – Сезим нервно потер ладони. – Горны трубят, бесы в небе. Торопитесь!

Тимир кивнул и направился к ходу.

– И надеюсь никогда вас больше не видеть, – проговорила в напутствие Марья, когда тряпица прикрыла заслонку.