Глава 11. Пир во время чумы
Глава 11. Пир во время чумы
Иногда мои эксперименты приводят к странным ситуациям. Однажды, вдохновившись биографией Распутина, я присоединился к небольшой общине хлыстовцев и два месяца честно ходил на “свальный грех”. По сути, мероприятие представляло собой массовую оргию в самодельной бане. Ничего, кроме приятных ощущений в области паха, не получил, но честно следил за своим состоянием и вёл дневник. Старцы утверждали: я провалился, потому что не чист. Необходимо несколько лет соблюдать аскезу, а после уже участвовать в ночных бдениях. Представляю, как даст по мозгам плотское возбуждение на фоне воздержания и самобичевания. Так можно и с катушек слететь. Быстро поняв, что где-то свернул не туда, я покинул общину и вернулся к мирским заботам. Сейчас у меня было схожее чувство.
Я делал Андерсену массаж шеи, одновременно считывая его мысли. Два действия сразу. Полезнее было бы избивать доктора, но я не хотел разрушить хрупкое доверие, установившееся между нами. В любом случае, задачка оказалась куда сложнее, чем я представлял себе на тренировке по айкидо. Моя единственная рабочая рука ощущалась, как щупальце без костей и вместо массажа получались нелепые шлепки.
Кроме того, мозги Андерсена – не самая лёгкая цель. Закрытое от прямого проникновения сознание ускользало, стоило чуть надавить моей псионикой. В общем, рановато я всё это затеял. Для такого воздействия придётся расщепить сознание надвое: часть будет управлять телом, а другая копаться в мыслях. Вздохнув, я бросил попытки и плюхнулся в кресло. Оба мужчины облегчённо выдохнули вместе со мной.
– Совет. Расскажи мне о нём.
Глупо идти на совещание неподготовленным. Я понятия не имел, что происходит на поверхности и почему. Готовых решений тоже не было, а именно их требуют на таких сборищах. Кто же из агентов умудрился так налажать, что аномалии сорвались с цепи? Причем все сразу. Смутные догадки у меня, конечно, были: твари вырвались, почуяв магию. Мою или Чёрного человека. Но почему именно сейчас? Из-за того, что учитель воплотился? Но когда он владел клубом такой вакханалии не происходило. Размышляя о гибнущих на поверхности обывателях, я не заметил, как Андерсен ответил на мой вопрос.
–…и ограничивают власть.
– Стой, повтори ещё раз.
Андерсен устало потер переносицу.
– Мне почти ничего не известно. Наташа сама общалась с ними. Три раза за пять лет. Ходят слухи, что своего положения она добилась через постель, но это не так, – тут бы я поспорил, феромоны у Куратора просто зашкаливали. – Лично они никогда не встречались.
– Ты не слишком помогаешь.
Доктор недовольно мотнул головой.
– Думаю, Совет это Кураторы других филиалов и пара высокоранговых агентов с доступом к артефактам высшего класса. Они приходят, когда всё ломается и подчищают хвосты. Принимают важные решения…черт, да не знаю я! У меня всего третий ранг! А после косяка с оккультистом и базой, могут и в расходники перевести.
Павел злорадно хмыкнул, смакуя эту картину.
– Ладно, отдыхай. Нас обоих ждут непростые деньки.
Сколько не оттягивай неизбежное, неприятный момент всё равно наступит. Я потянулся и вышел в опостылевшие коридоры. Следом шумно топал Павел. Тихий шаг явно не входил в число его достоинств.
– А ты куда? Охраняй нашего нового друга.
Преступник оглянулся на уснувшего на стуле Андерсена.
– Он не выбрался за сутки, пара часов ничего не изменит. Тебе больше пригодится защита.
Звучит разумно. Новый Павел куда инициативнее старого. Все тревожные кнопки и связь с охраной в моём кабинете завязаны на биологические данные Наташи. Убедившись, что мы не оставили усталому доктору оружия, я заблокировал дверь. Обезболивающее потихоньку отпускало и кисть неприятно покалывало. Но небольшой дискомфорт даже к лучшему, легче будет выходить из тела.
Присоединившись к группе людей в белых халатах, мы без труда нашли зал для совещаний. Моего спутника сразу вытолкали обратно пинками. Сложно скрыть ярко оранжевую робу расходника. Павел благоразумно не стал кричать, что пришёл со мной. Умный малый.
На этот раз общий сбор проходил не в лекционной аудитории, а на крытом трёхуровневом амфитеатре. Многочисленные балкончики занимали учёные и клерки. Столы с едой намекали, что мы здесь надолго. В центре у микрофонов спорили два доктора.
– Вылазки на поверхность – наша прямая обязанность. Разведка сообщает, что некоторые районы свободны от заразы. Организовать сопротивление, зажечь огонь надежды.
Поток пафоса со стороны его соперника был не меньше.
– И сгореть в нём полным составом. Главная задача – сохранить наш уникальный опыт и сдерживать уже захваченные объекты. Мы не можем разбрасываться агентами. Слишком много погибших в городе. Риск неуместен.
Присутствующие в зале оказались знакомы с причиной консервации базы, но мало кто видел записи с поверхности. Если не считать пары бледных военных, остальные вели светские беседы и даже смеялись. Я неожиданно легко присоединился к расслабляющимся людям. Погони, перестрелки: видят боги, мне нужна передышка. Почему бы не сейчас?
Дознавателей сюда не пускали, как и младший персонал. Все свои. Многие улыбались мне, стараясь заслужить благосклонность. Но, прежде всего, я занялся тем, что нужно было давно сделать: вкусно поел. Проигнорировав фрукты, я налил себе свежевыжатого апельсинового сока и направился к основному столу. По крайней мере, голод нам в ближайшее время не грозит. Люди, считающие пайки, не обедают нежной сочной телятиной под сливочным соусом. Вкус настолько изысканный, что я съел весь гарнир из печёного картофеля с розмарином. И, рискуя лопнуть, положил добавки.
После трапезы прошелся по рядам, пожимая сотрудникам руки. Немного шуток, много похвал: роль Куратора нравилась мне всё больше. Обходя стороной задумчивых учёных, я уделял основное внимание высокопоставленным военным и начальникам охраны комплекса.
Пока спикеры на сцене разглагольствовали, я успел пополнить свою коллекцию сотней тел. Ладонь с непривычки покраснела полосками от чужих пальцев. Большинство персонала оказались мужчинами и каждый из них старался продемонстрировать свою силу и преданность. Но это мелочи, по сравнению с открывающимися возможностями. Скоро база действительно будет под моим полным контролем. В общем, я наслаждался моментом, почти забыв о причине сборища, когда крикливые спикеры спустили меня с небес на землю.
– У нас не демократия, в конце концов! Какие будут указания, Куратор?
На мне скрестились взгляды всех присутствующих. Как соблазнительно приказать им открыть ворота и просто свалить от всего этого подальше. Но вспомнились слова агента Каина: “Отсидеться не выйдет. Конец света коснётся всей планеты”. Надо разгребать проблемы.
– Я хочу выслушать Совет.
– А Совет хотел бы выслушать вас, – механический голос перекрыл поднявшийся шум. – Прошу персонал с допуском ниже первого уровня очистить помещение.
Звук шёл от центрального прохода. Там возвышались шесть фигур в мантиях. В отличие от неуместных роб священников, на них была надета высококлассная одежда из шёлка, скрывающая пропорции тела. Лица скрыты за капюшонами, голос изменён. Не разобрать даже мужчины это или женщины. Вот настоящая конспирация.
Пока народ тянулся к выходу, я пытался сообразить: какого лешего высокое начальство в полном составе забыло на моей базе? Пока несколько докторов не прошли через таинственный Совет насквозь. Голограммы в реальном времени. А я-то думал, меня по скайпу вызовут.
Зал быстро очистился. Кроме меня, на местах остались трое военных со знаками отличия, глава охраны базы и знакомый мне по столовой учёный с жуткими шрамами. А после началось то, чего я ожидал меньше всего.
– Все уже в курсе, повторяться не надо. Сочувствуем вам, Наташа. Передайте наши соболезнования выжившим агентам. Семьи погибших ни в чем не будут нуждаться, – говорила не центральная фигура, а самый высокий человек из Совета. Впрочем, это запросто мог быть карлик на каблуках или платформе. – Проект “Ковчег” поможет вам сохранить жизни людей до окончания инцидента. Нам бы не хотелось восстанавливать филиал с нуля, как в Бразилии.
Происходящее ни капли не походило на царившую до этого атмосферу склоки. Часть присутствующих сидела, генералы что-то жевали. Это какая-то уловка? Я выбрал деловой тон.
– Мы ещё разбираемся. Представитель Чикаго Спирит улизнул незадолго до консервации базы. Они могут быть замешаны.
Хорошо бы стравить двух титанов. В мутной воде оккультных войн я смогу развернуться по-полной. Однако Андерсен был прав: в Совете сидят далеко не дураки.
– У них вряд ли хватит наглости. Скорее за инцидентом стоят случайные аномалии или новые боги. Такое уже бывало. Сила, практически не управляемая и подкрепленная абсолютным равнодушием ко всему вокруг, кроме себя любимого – это и есть настоящее зло. Вы упустили разумный объект в четвертой фазе. С каждым может случиться. Важнее решить, что делать, а не искать виновных.
Все помолчали, думая о своём. Генерал протянул мне блюдечко с тарталетками. Пирожные оказались на удивление свежими, будто ягоды полчаса назад сорвали в лесу. Мне начинает здесь нравиться. Словно мы на кухне обсуждаем погоду, а не переживаем конец света.
Покрытый шрамами доктор развернулся к голограммам Совета и недовольно пробурчал:
– Город в руинах. Угроза не распространяется, но риски велики. Мы заперты под землёй. Каких результатов вы требуете от девочки? Обсуждения бессмысленны. Вам придется пойти на крайние меры.
– Мы работаем над этим.
– Сколько у меня времени? – мне очень не нравилось все связанное со словом “крайний”.
– Мы всё понимаем, Наташа. Никто не винит вас. Для самого молодого члена Совета ваши действия очень смелы и своевременны. К тому же вы ранены и давно не спали. Вам требуется отдых? Текучку можно свалить на заместителей.
Ещё бы знал я, куда попрятались эти заместители. По-хорошему мне и секретари полагаются, целый штат.
– Всё нормально, просто царапина. Дело не в провале или личных амбициях. У меня остались рычаги влияния, которые можно использовать. Я не отказываюсь от помощи, но попытаюсь решить по-своему.
Несмотря на механическое изменение голоса, в интонации слышалась искренняя забота.
– Наташа, мы просто люди. Примите ограниченность своих сил и отступите. Героизм никому не нужен.
Говори за себя, старичок, от человека во мне с каждым днём всё меньше. Скрипучий голос донесся от самой левой фигуры, до этого хранившей молчание:
– Два дня. Лишь потому что глубокое вмешательство требует подготовки. Постарайся найти причину, Наташа, катализатор. Если оно живо — убей, если мертво — закопай. Чем бы оно ни было, его не должно быть в городе, когда прибудет отряд зачистки. Главное, береги себя и то, что мы охраняем.
Ни слова про спасение или защиту жителей. Гуманность — не наш конек, и мне нравится даже это. Непринужденная беседа продолжалась, но главные слова явно были уже сказаны. Запив пирожное холодным морсом, я вышел из зала. На душе царило спокойствие. Всё под контролем, я ничем не рискую. Попробую помочь этим господам по мере сил. Занятно, что первые лица Фонда настолько искренни и просты в общении. Но могло ли быть по-другому? После ежедневной канцелярщины этим умнейшим людям хотелось отбросить протокол и пообщаться нормально. Стоило покинуть зал, как навстречу побежал Франц.
– Если вы снова будете просить меня взглянуть на объекты, я прострелю вам голову.
Угрозы слабо действовали на всклокоченного ученого. Правда две папки из трёх он тут же спрятал за спину.
– Всего одно дело, умоляю! Это связано с порученным мне объектом.
Знает, на что давить. Выхватив бумаги у него из рук, я листал на ходу. “000129 Авангардисты“ на обложке карандашом вывели “Запрос Куратору на утилизацию. Фаза неизвестна”. И как мне помогут модные художники?
– Нам сюда, направо пожалуйста.
Убедившись, что Павел следует за нами, я позволил доктору вести, погрузившись в текст: “000129 представляет собой двух владельцев картинной галереи из Норвегии, страдающих от тяжелой близорукости (000129-1 и 000129-2). Были помещены на содержание после ряда инцидентов, связанных с созданными ими картинами. 000129-1 рисует исключительно портреты людей (прим. Др.К: монстров, объектов и.т.п.) находящихся в радиусе 150 (ста пятидесяти) метров вокруг него. Зрительный контакт не обязателен. 000129-2 добавляет окружение и мелкие детали. В среднем, на одну картину уходит менее 340 (трехсот сорока) минут. По отдельности 000129 не обладают аномальными свойствами (прим. Др. К: Будучи разделенными, ни один из них не умеет рисовать).
Полотна изображают случайных людей, запечатленных через 24 (двадцать четыре) часа после написания картины. Нарисованное всегда сбывается абсолютно точно. После того, как событие произошло, краски растекаются, превращая изображение в символически-авангардные цветные кляксы.
Рабочая гипотеза: Объекты обладают мощным даром прорицания, по всей видимости, неконтролируемым.
Во время захвата 000129 не оказали значительного сопротивления. Единственное условие, которое они поставили: не разделять их. (примечание Куратора: удовлетворить просьбу). 000129-1 знал о готовящейся облаве, но позволил себя поймать. Цитата 000129-2: “Наше искусство не ценят, модели хамят, угрожают расправой. Брат устал от такой жизни. В Фонде хотя бы безопасно”. (прим. Др. К: Нарушение секретности, выяснить источник сведений о Фонде).
Возле нужной камеры толпилась группа докторов. Они по очереди забегали внутрь, и я начал понимать зачем. Каждый хотел знать, выживет ли он в ближайшие сутки.
– Доктор К, что тут происходит? – крикнул в толпу Франц.
От людской массы отделился розовощекий шатен с натянутой улыбкой. Я думал, это сокращение, а его реально так зовут? Слова коллеги не смутили мужчину.
– Добрый день. Спонтанный эксперимент, не обращайте внимания. Ребята, на сегодня всё, Куратор посещает объект! Честь имею, увидимся на планёрке в пятницу!
Мужчина щёлкнул каблуками туфель и поспешил за докторами в боковой коридор. Возмущенный Франц хотел броситься за ним, но я остановил его.
– Не отвлекайтесь, дружище. С нарушениями я разберусь. Куда дальше?
– Ваше право. Нам в желтую дверь.
Лишь заглянув внутрь, я понял, как много значит короткая строчка на первой странице: ”Особые условия содержания”. Художники жили словно миллиардеры, в пространстве, больше напоминающим дорогой лофт, чем камеру. На стенах, в шесть уровней, висели заполненные рамы. Для новых работ не осталось свободного места, десятки картин валялись ворохом по углам. Вперемешку с красками и пустыми мольбертами. Убираться господа норвежцы явно не привыкли.
Я с интересом осмотрел полотна. Современное искусство, довольно передовое. Разумеется, с точки зрения Фонда, это простая мазня, но я слишком долго вертелся в среде коллекционеров. Каждый рисунок – небольшой шедевр. В Лувре не повесят, конечно, но частные выставочные залы будут в восторге. Так и вижу афиши: “Тонкая эстетика зла”. Остановившись напротив разноцветного многогранника, я вспомнил лекцию старого профессора. Одного из немногих, разбирающихся в теме.
“Современное искусство, оно словно джаз, как новая классика. Чтобы понимать, что происходит, нужно помнить контекст. Разбираться в классической живописи, рамках жанров. Знать, в какое время была написана вещь. Детская мазня стоит миллионы, будучи созданной безруким художником в окопах второй мировой. Квадрат Малевича никого бы не удивил годом позже, и оказался бы похоронен советской цензурой годом раньше. Это был вызов классической школе с радостными комсомольцами и одинаковыми лицами партработников на празднике.”
Чего только не приходилось выслушивать ради того, чтобы продать мой товар подороже. Важное забывается, а всякая ерунда застревает в памяти.
Чем дольше я рассматривал полотна, тем яснее понимал: то, что рисуют братья, могло родиться только в подвалах Фонда. И в них же должно остаться навсегда. Работы Босха казались дружелюбными натюрмортами в розовых тонах по сравнению с этими картинами.
– Не смотрите! – прошептал Франц, но никто его не слушал.
Страха не существует, это всё иллюзия. Только как передать моё понимание окружающим? Павел всхлипнул, не в силах отвести взгляд от мрачной картины. К человеку тянулись огромные руки, свисающие с потолка. Но у мужчины и без этого хватало проблем: вокруг головы надулся водяной пузырь. Как будто он застрял в домашнем аквариуме. Не люблю утопленников, страшная смерть. Глаза жертвы закатились, остатки воздуха покидали его лёгкие. От беззвучного крика рот перекосило так сильно, что черты лица смазались, но комплекцией человек очень напоминал моего телохранителя.
– Это не обязательно ты, не вижу сходства.
Павел молча указал на татуировку: змея, обвивающая легкомысленную девицу, насмешка над воровскими тюремными наколками. На его руке красовалась точно такая же. Сильный аргумент. Сомневаюсь, что во всем комплексе найдётся нечто подобное.
– Больше оптимизма! Вы ещё живы, в следующую секунду все может измениться. Шанс остаётся! – Франц явно не мастер успокаивать, с каждым словом зэк мрачнел, обратив внимание на нарисованный потолок.
Только раскисшего подручного мне не хватало! Я прикоснулся к нему, но не стал читать мысли, а уверенно заговорил, придавая вес каждому слову:
– Ты — мой человек. Я никому не позволю забрать то, что принадлежит мне. Слышишь? Пока ты верен, ничего не бойся.
Похоже, эти слова его успокоили. К сожалению, мои силы не подходят для защиты окружающих, скорее наоборот. Зато я наверняка жестоко отомщу за Павла, гордость не позволит оставить виновного в живых. Если кто-то убьет моего человека, то он сильно об этом пожалеет. Практически силком мы с доктором оттащили упирающегося зэка от картины.
Братья играли за роялем. Точнее, наслаждались процессом нажатия клавиш. Они выбрали легкомысленную мелодию, вроде собачьего вальса, но исполняли её крайне плохо. Судя по белым зрачкам, их близорукость давно переросла в слепоту. Но лысых джентльменов в красных шёлковых халатах это нисколько не смущало. Судя по документам, они видели реальность иначе.
– Как много посетителей разом.
– Они все к нам? Но важен лишь один. Одна? Одно?
– Пусть будет один. До первого секса.
– А он будет? А если ему не понравится? Иные женщины считают себя мужчинами, запертыми в мужских телах. Наш посетитель из таких. В любом случае он здесь не за этим.
– Но мы бы не отказались, – старик плотоядно облизнулся. Понятно же, что он меня не видит, но все равно захотелось врезать инвалиду.
– Ещё бы, такие формы! Ни один мужчина не устоит.
Франц что-то шепнул Павлу и они вышли из комнаты. Практически сразу братья перестали паясничать. Игривый тон сменился деловым.
– Нам нарисовать новую картину?
– Это обязательно? Я устал, краски высохли, кровь уже свернулась. Вчерашняя не подойдёт? Док ведь привёл его за этим. Пусть глянет, – левый близнец повернулся ко мне. – Крайний мольберт справа.
В бумагах не упоминалось, чем именно они рисуют. Впрочем, я читал не слишком внимательно.
– На левой стене с угла. Не перепутай! Подглядывая в незаконченные картины, можно увидеть то, что тебе не предназначено.
Я немного устал от их болтовни, поэтому с радостью отправился к указанному месту. Братья рисовали девять картин сразу. Так что, упоминание нужного полотна оказалось не лишним.
Первую минуту я тупо таращился в беспорядочные квадраты и круги. Потом в них начали проступать закономерности. Ещё через пару минут я был уверен: передо мной чёрный человек в образе бродяги. Он сидел на прекрасном сапфировом троне, словно средневековый король. К подлокотнику прислонен окровавленный меч, которым пользовался Константин. А в ногах у мага ползали ужасные твари с обожанием в мерзких маленьких глазах. Призрачные тени, кабаноподобные монстры, аморфная масса из десятков сущностей, вглядываться в которые совершенно не хотелось.
Кто бы сомневался, что учитель стоит за творящимся безумием. Власть, значит. Хороший мотив, простой и понятный. Куда лучше мешанины из намёков, за которой скрывался Чёрный человек.
Я бы даже простил его и позволил строить Империю Тьмы, если бы Чёрный провел свою коронацию в любом другом городе: Африканские столицы, Европа, да хоть США. Питер – моя сфера влияния, как и Россия в перспективе. Здесь база клана, основные участники ГОК и важные знакомства. Разумеется, для учителя я не опаснее, чем пыль под ногами, но у меня найдётся пара сюрпризов в рукаве.
Пойти и удавить мерзавца, пока он не создал ещё больше проблем! Давно пора это сделать, зачем оттягивать неизбежное? Суть прокачки волшебства я ухватил, дальше только практика. Два активных мага разума не уживутся в одной стране. Агафья не в счёт, она почти не пользуется силой.
Решившись, я отошёл от картины, невольно бросив взгляд на следующую работу. Наполовину карандашный набросок, с широкими мазками краски, ещё не законченный. Это было продолжение полотна, но с другой перспективы: из-за спинки трона. Разрушенный почти до основания город, всполохи пожаров и ещё больше аномальных созданий, которых хотелось раздавить, как мокриц. Огромная кровавая луна закрывала половину ночного неба, заливая всё вокруг красным светом. На переднем плане торчал плотный частокол из кольев, с насаженными на них головами. В первом ряду моя милая мордашка с застывшей маской удивления. Выходит, через сутки я буду мертв.
В душе ничего не шевельнулось, кроме надменного: “Ну, попробуйте”. Даже после увиденных чудес я слабо верил в предсказания. Слишком многое может случиться спонтанно и спутать судьбе карты. Вот из вредности выколю себе глаз, и что дальше? Изменится изображение или за день рана регенерирует? Отдам приказ расстрелять Чёрного, и как он сядет на трон дырявыми полупопиями? Кстати, насчет устранения, с этими господами тоже надо что-то решать. Согласно доктрине Фонда они уверенно движутся к четвертой фазе. Мне сложно представить способ убийства через картины, но уверен, он есть. Братья услышали мои шаги.
– Он удовлетворен?
– Решил действовать. Это хорошо.
– Не стой тут долго, Куратор. Давай я облегчу задачу: ты нас не убьешь. Будешь терзаться сомнениями, но польза перевесит возможные проблемы.
Как удобно знать собственное решение наперед. Или это уже не моё решение? Стал бы я смотреть на незавершенную картину, если бы художники не упомянули о такой возможности?
– Эй-эй, такие мысли до добра не доведут. Тобой и так манипулируют все вокруг, нам пришлось бы встать в очередь. Не надо нас устранять.
Я хотел коснуться ближайшего из братьев, но тот отсел подальше.
– Смотреть можно, трогать нельзя!
– Если знать, каким трудом сделан шедевр, он теряет часть очарования. Оставьте секреты творцам.
– Как пожелаете, – сказал я, просто чтобы разбавить их бесконечный диалог между собой. Близнецы души не чаяли друг в друге. Обычно бывает наоборот. Те же сёстры Цоев старались лишний раз не находиться вместе, убегая по разным поручениям.
В любом случае, никуда они отсюда не денутся. Потеряв интерес к разговору, галерейщики снова принялись мучить пианино, а я отправился к выходу, стараясь не смотреть на стены. Полотна жили своей жизнью, люди на них слегка подрагивали. Почти каждая изображала трагедию. Проект “Ковчег” явно не справлялся с защитой Фонда. У вчерашнего меня сочетания цветов вызвали бы животный ужас, но новый я ощущал лишь смутное беспокойство и брезгливость. Хватит с меня собственного будущего, пусть о чужом болит голова у других.
Говорят, в мире существуют города, полные бедности и уличного криминала. В них один косой взгляд может стать причиной пустить пулю в лоб случайном прохожему. На выходе из камеры я заметил такой взгляд у Франца. Гордый, надменный и самое главное: обжигающе холодный. Пистолета у меня с собой не было, зато был Павел.
– Если Франц пойдёт за нами, убей его.
– Что? Доктора, под камерами? Ты в своём уме? За такое даже тебя устранят, они же неприкасаемы.
– Доверься мне, он должен умереть! – я думал, мы уже прошли этот этап. Может, вдарить ему по мозгам порцией живительной верности? Главное не переборщить, а то получится очередной зомби.
– Вы не обо мне толкуете, коллега? – учёный каким-то образом оказался за моей спиной. – Если да, то в кровопролитии нет необходимости.
– Неужели? Напомните, какое наказание за использование артефактов в личных целях?
– Перевод в расходники, назначение на эксперименты повышенной опасности.
Я не знал наверняка, но, учитывая правила Фонда, вполне логичный приказ.
– Тогда зачем вы сожрали леденец? А, к черту, неважно. Какую силу вы получили? Чего желали сильнее всего?
– Понимаете, я в последнее время начал всё забывать. Прогрессирующий Альцгеймер затруднил…
– Можете не продолжать. Павел, слышал? Боевых навыков нет, сверни ему шею. С бюрократией я разберусь. Даже поднимем тебе допуск на пару рангов за устранение угрозы.
– Стойте! Я буду вам полезен! – Франц резво отпрыгнул от загребущих лап телохранителя.
– Чем? – я скрестил руки на груди и скептично поднял бровь. – Ты даже не знаешь, кто я.
– Ты тоже приняла конфету. Я же не идиот, сложил дважды два ещё в лифте, – Павел попытался прыгнуть ему в ноги, но худой доктор ловко увернулся. – Да оставьте меня в покое! Поймите я хочу вам служить. За эти часы я запомнил большую часть документов Фонда. Они все в моей голове! Лёгкий поиск, объединение аномалий по группам, сплошная польза. Я знаю: вы что-то прячете в кабинете! Но я никому не сказал!
– Заткнись! – я нервно огляделся в поисках камер.
Надеюсь, доктор позаботился о безопасности, прежде чем болтать. Уголовник воспользовался моментом и поймал шею Франца в смертельные тиски.
– Павел, стой!
Я — второй принявших конфету, он - третий. Бывают, конечно, совпадения, но не такие явные.
– Как ты достал леденец? И когда?
– Если бы вы читали моё дело, – высокомерно начал Франц, но заметив в хрустящего костяшками Павла, осекся. – Я в детстве промышлял карманными кражами. На будущее: никогда не кладите вещи в задний карман. Ваша аппетитная попка даже не почувствует руки опытного…
– Ты сожрал его до тревоги или после?
– Разгрыз, и через несколько секунд началось. Стойте, вы думаете что я…то, что твориться наверху… боже правый! Это никак не связано!
– Разумеется, простая случайность. Неужели так трудно было сдерживать свои желания? Может и город бы сберегли. Ведите меня к Жабьему Принцу, будем разбираться. Вся эта канитель его лап дело.
Всю дорогу доктор опасливо косился на Павла, потирая шею и заговорил только в лифте.
– Он действительно это может? То, что нарисовано на картине. Управлять тварями?
– Когда речь заходит о магии, он — первая спица в колесе. Всё, что я знаю, в той или иной мере, я узнал от него. Кстати, он тебя не касался?
– Обычно я соблюдаю протокол: перчатки, защита, маска. Чего не скажешь о вас, кстати! Мало ли какая зараза на гнойных чирьях. Правила безопасности писались кровью первых агентов.
Я просканировал Франца ещё при первом знакомстве и быстро потерял к нему интерес. Кто же знал, что нужно постоянно мониторить мысли возможных предателей. Пользу он захотел принести, как же. Мало того, что могущественная реликвия утеряна, так ещё и полученный навык бездарен. Конфета могла создать реального супермена,а не старика с идеальной памятью.
Однако я не мог долго злиться на Франца. Во-первых, сам подставился. А во-вторых, окажись на его месте, я бы действовал точно так же. Осталось только переманить умника в ГОК. Магией от него фонит куда сильнее, чем от Гаитянца. Мне такие пригодятся, тем более, он сам хочет служить. И не действует мне на нервы, как парочка говорливых художников.
Ещё на подходе к камере Жабьего Принца стало ясно, что мы опоздали. Двери нараспашку, внутри суетятся люди в форме. Все ясно с первого взгляда: прожженная дыра в соседнюю камеру и отгрызенная когтистая лапа на полу. Всё-таки кровь у твари горячая. Сам же подал ему идею, показав своё ранение. Равнодушно выслушав доклад бородатого охранника о происшествии, я устало махнул на него рукой:
– Занимайтесь своим делом, панику не поднимать.
Служивый выбежал из комнаты почти бегом. Он ещё хорошо держится. На месте мужчины, я бы заперся в свободной камере и залез под кровать. Хотя если Чёрный человек захочет, достанет где угодно.
– Почему не заперты двери соседней камеры? – от того как Франц поведёт себя в этой ситуации зависит его будущее.
Доктор нервно потёр руки.
– Моя вина. Про горячую кровь я знал, но сплав в стенах выдерживает плазму, это просто безумие! – правильный выбор, признать ошибку всегда лучше, чем опираться.
На экране принесенного ноутбука бесконечно повторялась короткая запись с коридорных камер. К лифтам спокойно шёл человек, ни капли не похожий на чудовище. Самый обычный мужчина средних лет, в чёрном сюртуке и старом цилиндре. Рука на месте, походка уверенная, но в лифте задержался, разбираясь с кнопками. Техника для него наверняка тёмный лес. Для настоящего мага разума нет смысла вникать в современное баловство. Во все века в людских головах варится одинаковая каша.
– Разбил объективы в лифте. На уровне выше зашли три агента, вышли четыре. Ни одного в сюртуке! Что происходит, Наташа? Не только внешность, но и одежда?! Сколь велика его сила?
Изменение себя — конёк учителя. “Цветок магии” распустился для него прекрасным даром. Странно, что Чёрный не копировал владельца клуба, а слепил новый образ. И всё же Док прав. У магии есть свои ограничения, откаты. На моей стороне преимущество: с базы не уйти.
– Скоро выясним, Франц. Не дергайтесь, это просто новый эксперимент. Лучше добудьте мне карманные часы мертвых послушников. Охрана знает подробности. Я буду у себя.
Хорошо, учитель, я сыграю в твою игру. Чур, правила придумываем на ходу.
