Снова возвращаясь к 431 г., дате несторианского раскола, мы обнаруживаем, что за двадцать лет образовалось еще одно противоречие. Кирилл Александрийский умер в 444 г., и его преемник Диоскор начал охоту на еретиков – тех, кого он заподозрил в несторианстве. Тогда Евтихий, глава монастыря в Византии и бывший друг Кирилла, выдвинул доктрину, заключавшуюся в следующем: Христос-человек состоял из тела, души и духа. Но когда в это тело воплотилась Божественность, человеческий дух был повторно поглощен в своем источнике, что, хотя и было на первый взгляд логично, на практике являлось возвратом к взглядам Аполлинария. Некоторое время вокруг этой доктрины велись ожесточенные дискуссии. Было созвано три собора, один в 448 г. и два в 449 г., однако пламя лишь сильнее разгорелось. Наконец в 451 г., по инициативе императора, был созван новый собор в Халкидоне, который осудил учение Евтихия. Результатом стал еще один раскол, в котором те, кто поддерживал «слияние» человеческого духа и Божественности во Христе, что являлось умеренным выражением доктрины Евтихия, были решительно осуждены. Сепаратисты – те, кто принял решения Халкидонского собора, называли их монофизитами – не ушли из империи, как несторианцы, а остались в оппозиции, став источниками бесконечных проблем и в государственной церкви, и при императорском дворе. Практически вся египетская церковь и значительная часть сирийской была монофизитской. Некоторые ведущие ученые и авторы того времени были монофизитами. Довольно скоро они стали соперничать с несторианцами в миссионерской работе. Государственная церковь в этой области проявляла относительную небрежность.

Через девяносто лет после Халкидонского собора монофизиты стали подвергаться преследованиям. Имперское правительство постепенно прекратило преследования несторианцев, поскольку ведущие члены этого сообщества перебрались за границы империи в Персию, и обратило все свои ресурсы против монофизитов, которые в Египте и Палестине выступали в открытой оппозиции. Около 540 г. монофизитская церковь оказалась в чрезвычайно опасном положении: александрийский патриарх был пленником в Византии, где ему не позволялось посвящать в духовный сан епископов. Создалось впечатление, что, когда оставшиеся епископы умрут, епископский порядок исчезнет, и монофизиты прекратят свое существование как церковь, несмотря на то что у них было много сторонников в Египте и Сирии. Однако монофизитству отдавала предпочтение императрица Феодора. Судя по всему, его поддерживали – это был фактор политики, – чтобы не позволить монофизитам прибегнуть к экстренным мерам. В 548 г. глава племени Бану Гассан, жившего на сирийской границе, прибыв в Византию по своим делам и воспользовавшись случаем, обратился к императрице с просьбой посвятить в сан епископа монофизитов для арабских племен, которые не желают следовать государственной церкви. Феодора устроила так – и правительство наверняка было в курсе ее плана, но не вмешивалось, – чтобы ссыльный александрийский патриарх посвятил в сан двух епископов. Феодор должен был стать епископом Боеры и взять под свое крыло арабские племена, а Яков – епископом Эдессы, где уже был епископ, принадлежавший к государственной церкви. Яков должен был посвящать в сан священнослужителей всех монофизитских сообществ, где их не было. Яков никогда не выполнял епископские функции в Эдессе, но в течение тридцати лет, до самой своей смерти в 578 г., путешествовал по Палестине, Сирии и Малой Азии, организуя монофизитские церкви, посвящая в сан священников, если это было необходимо. На первых порах ему помогали епископы Армении, которые в тот период были монофизитами. Эти путешествия часто бывали чрезвычайно рискованными, и он подвергал свою жизнь нешуточному риску. Его усилия увенчались успехом. Благодаря им монофизитская церковь реорганизовалась и приобрела иерархию. Правда, ее епископам, по крайней мере на византийской территории, приходилось выполнять свои функции тайно. Яков Барадей – Яков в «лошадином чепраке», как его часто называли, – был настоящим основателем монофизитской церкви в том виде, в каком она существует по сей день. Поэтому церковь нередко называют яковитской.

Наиболее сильны яковиты были в Египте, где, несмотря на суровые меры государства, основные силы церкви оставались монофизитскими. Но монофизиты были сильны также в Сирии и Малой Азии, да и все арабы сирийских пограничных территорий были их приверженцами. Довольно скоро они перешли через границу на персидскую территорию, где Тагрит был строго монофизитским. Они сделали монастырь Мар-Маттаи, расположенный севернее, за Мосулом, своим штабом. Там же находилась резиденция митрополита, епископа Тагрита, позже названного мафрианом. Из Мар-Маттаи и Тагрита миссионеры отправлялись во всех направлениях. Это было нетрудно, потому что несторианская церковь в 497–540 гг. пришла в упадок. Ее раздирали противоборствующие фракции, поддерживавшие соперничавших претендентов на престол Селевкии, и, когда Мараба провел свои реформы, уже было слишком поздно пытаться лишить яковитов положения, которое они заняли. Несторианцы обратились к персидскому царю, и в течение некоторого времени велась совершенно неуместная борьба при персидском дворе, в которой обе христианские секты пытались привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. Теоретически положение несторианцев было более прочным, благодаря полученным ими привилегиям. Но в придворных интригах теоретические привилегии значат немного в сравнении с сильной и искушенной личностью, каковую яковиты получили в лице Гавриила из Шиггара, который был придворным врачом Хосрова II (596–628) и имел большое влияние на царя и его министров.

Шиггар, расположенный к югу от Нисибиса, родина Гавриила, всегда был монофизитским регионом, как Тагрит, и успел прославиться развитием науки, в первую очередь медицины. Со времен Гавриила он сделался еще известнее. Нам известен целый ряд яковитских ученых и врачей, которые стали достойными соперниками несторианских ученых.

Другой выдающийся яковитский мыслитель, медик и священнослужитель – Сергий Решайнский (ум. в 536 г.). Он учился в Александрии и приобрел известность как переводчик логики Аристотеля, «Исагогики» Порфирия и других трудов. Не было ничего необычного в том, что наиболее амбициозные яковитские и несторианские священнослужители завершали свое образование в Александрии, Антиохии или Византии, тем самым поддерживая живой контакт с говорящими по-сирийски христианами Месопотамии и учеными греческого мира. Из двух сект, однако, яковиты были сильнее в интеллектуальном отношении и дали миру в VI и VII вв. более весомые литературные труды. Именно они занимали ведущее место в переводе о комментировании поздних греческих выразителей Аристотелевой философии.

Как несторианцы были средством проникновения эллинской культуры к арабам персидских пограничных территорий, так и яковиты распространили влияние эллинизма среди арабов сирийской границы, и почти все, что мы сказали относительно распространения эллинизма при посредстве несторианцев, может быть повторено для яковитов. Единственная разница заключается в том, что одни находились в контакте с персидской сферой влияния на Востоке, а вторые – с византийской сферой влияния на Западе. В мусульманские времена мы находим более отчетливые следы яковитского влияния на арабскую мысль, чем несторианского.