Глава 15. Сквозь время
Год 2019, Каир
Якоб захлопнул книжку, положил в контейнер и тяжело опёрся о стол. Целая жизнь, заключённая в пожелтевших страницах, лежала перед ним. Чужая судьба, перекликавшаяся с его собственной. Ответы на вопросы, которых ему так не хватало, которые прежде просто неоткуда было получить.
Дневники были разной степени сохранности, учитывая, сколько им было лет и сколько они повидали ещё при жизни владельца – потёртые, где-то обгоревшие, где-то подгнившие, где-то надорванные. Он должен был прочесть их все! Вот только с чего начать…
– Пары часов тут явно не хватит, – задумчиво проговорил Войник, глядя на богатство Тронтона, которое профессор по какой-то причине решил вынести из музея. – Даже пары дней может не хватить. А заночевать нам тут явно не разрешат.
– И Пластик негулянный, – заметил Борька и вздохнул. – Ладно, если уж пользоваться служебным положением, так по полной программе… Я и не рассчитывал, что ты ознакомишься со всем за час, – добавил он, деловито закрывая контейнер. – Возьмём работу на дом.
– Серьёзно? – обрадовался Яша.
– А куда деваться? – вздохнул египтолог. – Тронтон пока в отъезде. Успеем всё вернуть на место. Что он тут спрятал – никто, кроме нас с ним, не знает. По крайней мере, я на это надеюсь… Ну ещё вот ты теперь знаешь, но тебе нет резона выдавать «военную тайну».
Контейнер они выносили с нехитрой маскировкой из пакетов, каких-то книг и записей с лекциями. Борька напустил на себя важный вид, задержался у поста охраны, серьёзно что-то объяснил. Охранник позёвывал и вяло кивал – ему было абсолютно всё равно, тем более что репутация у Николая Боркина, ассистента профессора, была безупречная. Бдительный страж университета даже вызвал для египтолога такси, на котором друзья и вернулись домой уже глубокой ночью.
Сэр Говард Картер был не слишком рад тому, что его потревожили в неурочный час, и на прогулку не спешил, но за кусок сыра всё-таки соизволил выйти. На обратном пути они столкнулись с комендантом, который был рад им ещё меньше, чем Пластик – ночной прогулке. После минувшего дня Борька, уставший и взвинченный, уже не стал ничего объяснять, а только вяло огрызнулся и потащил за собой Якоба и пса. Комендант что-то бурчал им вслед – может, джиннов насылал, может, грозил всеми египетскими карами. В любом случае сейчас уже было не до него.
Якоб чувствовал, что валится с ног, но его буквально распирало от любопытства. Борька клевал носом, но мужественно искал в контейнере, в каком именно из дневников он видел изображение Ока Уаджет. В итоге Войник сжалился над ним и отправил спать, а сам приступил к исследованиям. Правда, скис он так же быстро – буквы плыли перед глазами, извиваясь вензелями, точно щупальцами. Зарисовки на страницах – а давно почивший лорд Карнаган весьма неплохо умел рисовать, понимать бы ещё, что именно он зарисовывал, – превращались в чьи-то недружелюбно оскаленные морды. Где-то на границе между сном и явью Яша уже перестал разбирать, что ему мерещилось, а что было правдой. Он отключился там же на диване, рядом с храпящим Пластиком, в обнимку со старинной тетрадью.
То ли божества сновидений сегодня были к нему милосердны, то ли мозг устал настолько, что уже не сумел ничего спроецировать, но спал Войник как убитый. И не приходили к нему ни члены благородных английских семейств, ни мёртвые зодчие, ни иссохшие царевны. Утренний азан он даже не слышал и не уловил, когда Борька собрался и ушёл на работу.
Проснулся Якоб после полудня. Пластик всё так же храпел рядом, а вот дневник, с которым Войник уснул, лежал в аккуратной стопке с остальными. На столе Борька оставил записку: «Рано вызвали на работу. Пёс не выгулян. Еда в холодильнике. Твой черёд готовить».
Умывшись, Войник заглянул в холодильник. Пластик материализовался рядом, призывно хрюкнул – пришлось поделиться с ним сыром, который Якоб собирался настрогать себе в яичницу. К предложению погулять Говард Картер отнёсся без энтузиазма – как, впрочем, и сам Яша, – но кружок вокруг дома они всё-таки сделали и вернулись в прохладу Борькиной квартиры. Под укоризненное бульдожье похрюкивание Яша прикончил яичницу и вернулся к дневникам.
Он даже не знал, с чего начать. Может быть, надо было искать по датам?.. Но даты значились не везде… Да и кто знает, насколько тщательно лорд записывал все события и что из всего архива дожило до сегодняшнего дня?
Дело двигалось совсем не быстро, и не спасало даже отличное знание английского. Где-то приходилось разбирать размытые стёртые временем буквы – чернила поплыли. Что-то лорд записывал явно в спешке, сокращая и изменяя собственной привычке писать красиво-аккуратно. Часть записей оказалась и вовсе зашифрована, и Войник, чертыхаясь, отложил их в сторону. Потом, правда, всё-таки полистал – посмотрел картинки. Где-то среди записей значились символы, при взгляде на которые Якобу становилось не по себе. Словно что-то скреблось изнутри его, силясь вырваться наружу из подполов подсознания. Может, лорд был адептом какого-нибудь зловещего культа? В то время ведь была целая куча эзотерических кружков разной направленности. Может, поэтому всё и пошло вкривь и вкось в славном семействе Карнаганов?
А ещё у Яши складывалось отчётливое ощущение, будто эти дневники – или их хозяин – сами решали, что ему надлежит прочесть, а что – нет. В итоге он просто листал страницы в случайном порядке, выхватывая взглядом строки, и перед внутренним взором проносились сцены той, другой жизни – чужой, но как будто знакомой. И теперь он знал имя этого человека, встреченное несколько раз в подписи: Джонатан Стоун, лорд Карнаган.
«…Моя дорогая Беатрис, как объяснить тебе мою алчбу, стремление, ведущее меня вот уже не один год. Я написал тебе несколько писем, тщетно пытаясь рассказать то, на что мне не хватит слов. В итоге все их я предал огню. Так будет лучше. И всё же слова, единожды написанные, вызывают в моём сердце облегчение, словно однажды ты всё же сумеешь услышать, понять меня…Всё это время меня ведёт совсем иная страсть, чем ты в печали своей предполагаешь. Ты списываешь всё на чары прелестниц, разрушающие наш брак. Но у женщины, чей голос я слышу отчётливее, чем собственные мысли, нет плоти. И всё же она реальнее, чем даже ты… И моё сердце болит о ней – совсем иначе, чем ты можешь представить…Я был верен тебе всегда, что бы ты ни думала обо мне. Но тайны, разделяющие нас, останутся моими – для твоего же блага… пусть это и означает, что я потеряю тебя…»
«…Мне долго не хватало смелости, чтобы разобраться с отцовским наследством, со всеми делами, которые он вёл и к которым я не желал иметь никакого касательства. Мне хотелось уехать так далеко, как я только мог, забыть обо всём, что случилось в ту ночь в Стоун Крик, но ноги сами принесли меня в поместье. Я вернулся к порогу, словно бродячий пёс в поисках убежища. И клянусь, этот дом был рад мне, хотя тайны, скрытые в его обгоревших недрах, ужасали меня…»
«…Понимание пришло не сразу. Образы преследовали меня как тени, исчезая в полдень и сгущаясь с закатом солнца. А ночью я был полностью в их власти. Когда приходили видения, я больше не принадлежал себе. Казалось, душа вырывается из тела, а тело сковывает липкий страх. Каждый вздох был испытанием. Я, как ребенок, делающий первые шаги, заново учился дышать. И не мог. Не мог наполнить легкие кислородом, не мог вскрикнуть, не мог проснуться… Никогда прежде я не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным… как в собственном доме.Я почти не спал. Но даже в краткие моменты забвения Тени раздирали мой разум. Порою мне казалось, они не уходят и вовсе. Тихий шёпот в звенящей тишине, лёгкое касание ужаса к сердцу…Я полюбил полдень. Я ждал мгновения, когда «гости», шипя под солнцем, исчезнут на мгновение. И это мгновение было прекрасно, я вдыхал полной грудью… чтобы затем согнуться в новом спазме ужаса…»
Якоб выронил очередную тетрадь. То, о чём он читал, было слишком близко, слишком понятно ему, и оттого ужасало. Он бродил по комнате, пытаясь восстановить дыхание, отогнать зарождающуюся паническую атаку. Старая травма, перемкнувшая что-то в его разуме, открывшая двери, которые он не хотел бы открывать, напомнила о себе. Неужели и Джонатан видел, чувствовал так же?.. Но разве такое было возможно?.. Войник привык думать, что он такой один. Что ему не с кем толком обсудить увиденное. И всё же этот человек – старый хранитель кольца – пытался поделиться с ним чем-то сквозь разделявший их век.
Яша достал перстень, выложил на стол, поверх дневников. Он не ошибся – зарисовки кольца встречались ему на страницах. Двухвостый пёс, иногда – как на печати, иногда один или в обществе другого пса, обычного.
«…Я почти привык к тому, что старина Трасти иногда смотрит на меня пристально глазами-углями, рычит глухо, вглядывается в тени за спиной. Охраняет или предупреждает?.. Впервые увидев демона, я был уверен, что он сожрёт меня. Форма его текучая – он вселяется в других. Псы приходили в мои сны. Я видел псов подле себя, когда рядом не было никого, кроме крадущихся теней. Я видел, как бездомные шавки смотрели на меня из глубины вечности, когда демон из моих снов вселялся в них.А однажды он перегрыз горло тому бедолаге, бросившемуся ко мне с бутылкой… Нет, это не был простой пёс, испуганно жавшийся в подворотне… Я никогда не забуду, какой яростью полыхали его глаза…»
Якоб сглотнул, вспомнив собаку, каким-то образом пробравшуюся на выставку в Пушкинском. И другого пса – в «Метрополе». Но на последних строках он вспомнил и другой эпизод – то, как изменился Жорик в парке, когда на Войника напали. Ротвейлер буквально осатанел, словно… словно в него вселился кто-то… или что-то…
«…Этот голос гнал меня, и я не понимал, что Ей угодно. Она открывала двери, за которые я не хотел заглядывать. Она взывала к чему-то во мне, древнему, знающему, но моему разуму не хватало сил осмыслить… Я слышу Её шелестящую поступь, чувствую её лёгкие пальцы. Она ужасает меня… и манит непреодолимо…Владычица песков… Хозяйка пламени… Её гнев страшный, всепоглощающий…Господи, как же выдержать?! Как мне искупить вину? Сколько же мне нести ответ за преступления отца?.. Зачем они открыли гробницу, зачем разбудили их?.. Ведь это не я, не я пожирал её благоухающий труп! Все, кто испробовал её иссохшей плоти, мертвы… сгорели, точно старый пергамент… Но Она приходит за мной, и я не в силах противостоять Ей…Молитвы?.. Нет спасения ни в молитвах, ни в проклятиях… У меня нет ключа, способного закрыть эти двери…Как изгнать Её, пока Она не утянула меня в свои пески вечности?..И хочу ли я изгнать Её?..»
Войник перевернул страницу и резко выдохнул. Карнаган сделал несколько зарисовок женского силуэта, сопровождавшего некоторые из его записей. Женщина в огне. Женщина на фоне ступенчатой пирамиды. Женщина во мраке, протягивающая руку. Женщина в окружении псов. Но этот рисунок, отчётливый, лишь чуть смазанный неумолимым временем, был портретом. И это лицо Якоб хорошо знал.
– Таа Нефертари… – невольно повторил он вслух, скользя кончиком пальца по вязи букв.
Что Джонатан знал о ней? Он бежал от мёртвой колдуньи или всё же пытался договориться с ней?..
«…Разобравшись с первоочередными делами, я покинул Англию. Я пустился в путь в надежде отыскать средство, что излечит мой недуг. На врачей я не мог положиться. Тело мое было здорово, а болезни души врачуют способами не гуманнее тех, что описывали Крамер и Шпренгер. Возможно, я б и внял паре их советов, но я не был болен так же гарантированно, как и не был «малефик».Я прочитал все труды Кардека. Но, увы, не почувствовал своей избранности и не увидел божественного или дьявольского в своей вынужденной ноше. Я чувствую иномирную природу сущностей, преследующих меня. Но в них нет морали, нет догм, нет христианского антуража. Тени не приходят по зову магического шара, не говорят через уиджа и, конечно же, не трясут столы и не играют в ладошки. Боюсь, дамам и сэрам модных салонов не понять их сути. И сам я, волей судьбы ставший частым гостем этих собраний, пришёл, увы, лишь к разочарованию…Я представляю, как бы посмеялась надо мной мадам Анабель. Как подшучивала она когда-то над моим просвещённым неверием! А теперь я живо вижу, как саркастичная улыбка змеёй извивается на её лице, как чёрными камнями горят глаза. Да, она уж бы точно знала, что мне делать! Но пожар уничтожил её кости и мысли. Пламя поглотило всех. Иногда я думаю, что и я сам сгорел в том пожаре и лишь мой неприкаянный дух скитается по миру, не признавая конца и шарахаясь от липких объятий смерти.Возможно, в Новом Свете я найду ответы на вопросы…»
Яша грустно усмехнулся.
– А чего б не в дореволюционную Россию поехать? У нас тут тоже увлекались всякой чертовщиной. Хотя кто вас знает, лорд Джонатан, может, и к нам вас приводила нелёгкая. Но вот в России сегодняшней ответов на наши с вами вопросы точно нет.
Если про «Молот ведьм» Войник ещё смутно помнил, то кто такой Кардек, не знал и решил загуглить через смартфон. Выяснилось, что это был весьма амбициозный француз, который считал своей миссией привести человечество к какому-то принципиально новому образу жизни. Этот самый Кардек создал своё собственное Священное Писание, а ответы получал непосредственно от духов, с помощью спиритической доски и сигнальной системы хлопков и стуков. Ему даже удалось создать, как он сам считал, «совершенно новую теорию существования человечества, его судьбы и предназначения», которые он и изложил в своих книгах. Сами книги Яша искать в Интернете не стал – ему и без того хватало спиритуалистического чтива.
«…Тремя днями ранее я отбыл из Роттердама в Нью-Йорк. Погибнуть на море было бы изысканной шуткой Фатума: тот, кто уцелел при пожаре, нашел бы конец в бездне океана.Я лелеял надежду, что океан усмирит мои кошмары. Но нет. Тени не боятся большой воды. Они вернулись, следовали за мной, звали и ждали. Но я был так слаб. Я устал бояться. За всё это время я смирился. Я почти утратил вкус жизни.На корабле я свел знакомство с удивительным человеком. Уиппл был заядлым путешественником и коллекционером. Разговоры с ним скрасили весь этот унылый и долгий путь. Я со стыдом поймал себя на мысли, что вот так мог говорить с отцом. Если бы я пытался узнать, понять всё лучше – я знал бы, с чем имею дело теперь! Но увы, прошлое не изменить…»«…Филлипс пригласил погостить меня в своем поместье в Провиденсе. Его истории завораживают. Грань между реальностью и выдумкой столь тонка, что я испытываю мистический трепет перед этим человеком. Он наделяет тьму сознанием, а во мраке видит скрытые пути. Я хочу рассказать ему о своих Тенях. Но не решаюсь.Что-то меняется во мне. Я становлюсь чем-то большим, чем был, чем мог предположить… Как странно понимать, что я не одинок. И на самом деле никогда не был одинок.Теперь я точно знаю, что могу встретиться с Ней, шагнуть навстречу без страха…Теперь я почти понимаю, почему Она зовёт меня…»
Яша перечитал несколько раз, жалея, что часть строк была размыта. Внутри вспыхнула совершенно безумная надежда. Возможно, всё не так плохо? Возможно, он понимал всё не так?.. Отложив тетрадь, он потёр виски, собираясь с мыслями. Данные были слишком скудными, и история пока не складывалась. Часть его хотела довериться Карнагану, единственному источнику сведений о проклятии египетской царевны. Но слишком уж всё было смутно… и чего уж там – жутковато.
– Вот явились бы вы мне, ваше высочество, и рассказали за чашкой чая, что вам на самом деле надобно. – Он хмыкнул, возвращаясь к портрету, разглядывая. – Или за стаканом чего покрепче. А то всё загадки, страшилки.
Он потянулся за другой небольшой книжечкой, состоявшей больше из расшифровок, чем из связных фраз. Какие-то даты, расчёты, сведения о корабельных погрузках. Джонатан фиксировал это явно только для себя, чтобы не забыть, и потому записывал не полностью – ровно так, чтобы понять самому. Теперь, спустя век, поди разберись!
А потом Яша увидел Око Уаджет и чуть не выронил дневник. Пальцы обожгло, как будто он наткнулся сразу на несколько калёных игл. По позвоночнику пробежала дрожь, и тут же бросило в жар.
Око Уаджет было изображено не единожды, с зашифрованными пояснениями. Пришлось продираться через криптограммы, постигая смысл не написанного, а нарисованного. Но благодаря Борьке Войник хотя бы узнал богов, которых Карнаган нарисовал со всей чёткостью на одной из страниц.
Хор, сокологоловый покровитель власти фараонов.
Сет с головой собакоподобного чудовища, божество войны и песков, его соперник. Или товарищ?.. Яша помнил известную легенду, но по рисунку они не враждовали, а стягивали вместе какой-то канат. Увы, пояснения прилагались на древнеегипетском – нужно будет уточнить у Борьки.
А вот следующая зарисовка была вполне очевидна. Яша узнал расколотый череп Таа Секененра, ожившего в Каирском музее и изрядно его напугавшего. А следом шло несколько странных, корявых портретов, быстрых набросков – измученные лица с искажёнными в крике ртами.
Войник вспомнил фотографии, которые у него украли позднее. Вспомнил лицо Артура Стоуна, лорда Карнагана, искажённое в такой же гримасе… И точно так же левый глаз был залит воском с печатью Ока, а на месте правого зиял провал.
«…Меретсегер, ослепи моих врагов…» значилось рядом с одним из портретов, переписанное несколько раз.
«…Правый глаз Его – Солнце, и левый – Луна. И когда ослеплён Он, то карает друзей своих, принимая их за врагов… И в глухой ночи оживают Тени, и творятся дела лжи и истины. Ложь подменяет истину, и истина – ложь, пока дыхание пустыни не изгонит тех, кто…»
Фраза была не закончена и не складывалась. Якоб предполагал, что вообще понял что-то не так. Да и мало ли – в трезвом уме вообще был Джонатан, когда писал всё это? Войник-то не понаслышке знал, как легко «съехать крышей», когда видишь и слышишь то, чего для других просто нет.
Некоторое время он просто сидел на диване, почёсывая Пластика. Пёс проснулся, явно чем-то встревоженный. То и дело он бросал взгляд в коридор, глухо бурча.
– Давай только в тебя никто не будет вселяться, пусть ты и из семейства собачьих. – Якоб нервно усмехнулся. – Одержимый бульдог – это даже не сценарий фильма ужасов, а какой-то совсем уж сюр.
Говард Картер глубоко вздохнул и положил морду ему на колено. Немного успокоившись, Войник вернулся к исследованиям.
Один из наиболее сохранившихся дневников привлёк Яшино внимание. Наверное, он был заполнен в более поздние годы жизни лорда и потому выглядел лучше прочих. На первой странице красиво, с фигурными вензелями была вписана фраза: Out of space – out of time.
– Вне пространства и вне времени… Вне времени и вне пространства, – пробормотал Яша. Слова отзывались внутри, и он снова потянулся было за смартфоном, но помедлил, перевернул страницу.
Дневник начинался с эпиграфа. Строки тянулись вязью, повторялись на полях других страниц, никак не желая складываться в единое целое, как и вообще всё в этой истории.
Вне времени и вне пространства…
Шёпотом повторяя строки, Войник вбил их в поисковую строку и обнаружил стихотворение По.
– О, так вы были ценителем американской литературы, лорд Карнаган? Или просто тянуло на всякий мрачняк? – хмыкнул Яша.
Строки по-прежнему отзывались, резонировали в нём смутным узнаванием. В них словно был какой-то смысл, который, очевидно, понимал сам Джонатан, но не мог уловить Войник. Слишком много символизма, слишком туманно…
Дорогой тёмной, нелюдимой,
Лишь злыми духами хранимой,
Где некий чёрный трон стоит,
Где некий Идол, Ночь царит,
До этих мест, в недавний миг,
Из крайней Фуле я достиг,
Из той страны, где вечно сны,
где чар высоких постоянство,
Вне Времени – и вне Пространства…
Войник зачитал текст вслух. Снова стало не по себе, но он всё же закончил, как будто читал какое-то заклинание, которое не потеряло своей силы и в переводе:
…Дорогой тёмной, нелюдимой,
Лишь злыми духами хранимой,
Где некий чёрный трон стоит,
Где некий Идол, Ночь царит,
Из крайних мест, в недавний миг,
Я дома своего достиг…
Краем глаза он видел смутное движение, но, когда обернулся, рядом, разумеется, никого не оказалось. Впрочем, к таким финтам своего восприятия он уже был привычен. А вот то, что Картер весь подобрался и снова слишком внимательно стал вглядываться в коридор – это и впрямь несколько пугало.
– Вот что, Пластик, сделай лицо попроще. И так стрёмно, – буркнул Якоб.
Пёс даже ухом не повёл – и вдруг разразился громким тявканьем. Голос у него был какой-то нелепый, не подходящий солидному виду, и в другой момент Яша бы даже посмеялся – но сейчас было не до смеха. Даже заспанный бульдог понимал, что кругом творилась какая-то чертовщина.
А на столе поверх потрёпанных старых тетрадей зловеще поблёскивало кольцо.
– Знаешь что, дружок, пожалуй, хватит нам на сегодня мрачного чтива, – заявил Яша, откладывая записи лорда и пакуя их обратно в контейнер. – Пойдём лучше ужин готовить – что скажешь?
Пластик некоторое время вглядывался в коридор, тихо рыча. Войник осторожно потрепал его по голове. Вдруг и правда зажгутся на морде добродушного пса глаза-угли? К счастью, обошлось.
Вечерело. Борька задерживался.
Яша настроил плеер, включил музыку пободрее, зажёг во всей квартире свет и, насвистывая нехитрый мотив, пошёл готовить. «Некие Идолы» и царящая Ночь в компании злых духов в его планы на вечер не вписывались – ни на этот вечер, ни на какой другой.
Назад: Глава 14. Власть имён
Дальше: Глава 16. Псы и пчёлы
