Трудность изменения социальных норм состоит в том, что мы приспосабливаемся к ним, не осознавая этого. А значит, мы редко рассматриваем альтернативы. Давайте начнем с чего-нибудь легкого. Просто вспомните, например, как вы в последний раз пользовались лифтом. Я уверен, что вы, как я и все остальные, войдя в него, сразу разворачивались лицом к дверям, не задумываясь ни на миллисекунду. А почему бы не остаться стоять к ним спиной? Вспомните, как вы садитесь в вагон метро, в котором много свободных мест. Займете ли вы место рядом с незнакомцем? Или оставите между вами несколько свободных сидений?
Наши решения о том, как стоять в лифте или где сидеть в метро, на самом деле не являются решениями. Они больше похожи на рефлексы. Мы совершаем такие действия автоматически. Мало того, что мы все следуем привычным нормам, у нас еще есть внутренняя уверенность, что окружающие почувствуют себя некомфортно, если мы их нарушим. Мы бы тоже почувствовали себя неуютно, даже если бы понимали, что нормы произвольны и варьируются от сообщества к сообществу, от страны к стране. Часто мы не замечаем наших норм, пока не попадаем в новое место, в котором подобные устои отличаются. В Италии, например, покажется странным, если водитель автобуса сидит далеко от других пассажиров. А в Африке и на Ближнем Востоке мужчины часто держатся за руки в знак гетеросексуальной дружбы.
Но нормы служат важной цели. Представьте, что вы садитесь в вагон метро и вас охватывает паника от того, что вы не знаете, где сесть. Подумайте о том, каково это – войти в лифт и не знать, как себя вести. Хорошо, что наша жизнь достаточно упорядочена. Существование стало бы невыносимым, и наш мозг, вероятно, замкнуло бы, если бы нам пришлось обдумывать каждый из таких повседневных моментов. Поэтому на ментальном уровне мы так и норовим минимизировать затраты.
Но вот в чем загвоздка. Подобные мысленные установки могут приносить проблемы. Люди выбирают поведение и принимают решения, которые кажутся им правильными. Точно так же, как пассажиру американского метро кажется правильным садиться, оставляя несколько свободных мест между собой и другим пассажиром, а не пристраиваться рядом с ним. В середине ХХ века американцы разных рас считали нормальным использовать разные фонтаны с водой. И как показало движение #MeToo, для многих мужчин на рабочем месте кажется правильным и нормальным отпускать сексуальные комментарии или намеки в адрес коллеги-женщины. Некоторые из самых горячих и неприятных этических и политических дебатов последних лет связаны с вопросами оценки прошлых форм поведения, которые когда-то были нормальными, но теперь воспринимаются многими как нарушения. Если что-то кажется правильным, это не значит, что так и есть на самом деле.
Трудности, связанные с изменением социальной нормы, похожи на те, что возникают в случае изучения нового языка, так как требуют сломать то, что уже работает, использовать вместо привычного и естественного нечто новое и чуждое. Во время социальных перемен наш родной язык нас подводит, а совместные попытки грести, чтобы доплыть на лодке до берега, терпят крах. Мы внезапно превращаемся из экспертов в новичков, которые понятия не имеют, как общаться между собой и как понять, о чем думает другой человек.
Одно из лучших описаний дезориентации, которую люди испытывают во времена социальных перемен, принадлежит физику Томасу Куну, придумавшему понятие «сдвиг парадигмы». В 60-х годах Кун доказал (чем и прославился), что каждый крупный научный прорыв – в физике, химии и биологии – сопровождался периодом социального замешательства. Применительно к теме данной книги это означает, что происходили изменения в социальных нормах. Во время смены парадигм ученые, считавшиеся мировыми лидерами, внезапно начинали ощущать себя некомпетентными и отсталыми. Фактически Кун представлял данный процесс научных изменений как революцию.
Существуют десятки примеров подобных революций во всех областях науки, но, возможно, самая известная из них – революция Коперника. Она прекрасно иллюстрирует, как изменение социальных норм заставляет людей чувствовать, что они потеряли опору в реальности.
При смене парадигмы даже опытные ученые могут прийти к выводу, что они больше не являются компетентными профессионалами. И все из-за одной новой идеи.
До Коперника физики верили, что Солнце вращается вокруг Земли. Это казалось правдой по той очевидной причине, что именно так оно и выглядело. Солнце движется по небу, как и Луна. Значит, они вращаются вокруг Земли. В этом была своя логика.
Но почему тогда планеты ведут себя по-другому?
Если вы станете наблюдать за ночным небом в течение долгого времени, то заметите, что каждую ночь Марс сдвигается немного влево. Ночь за ночью он послушно перемещается, но гораздо медленнее, чем Солнце и Луна. Причем тем же способом, что и они. Однако если вы продолжите наблюдать, то заметите кое-что странное. Однажды ночью без предупреждения Марс перестанет двигаться влево, а еще через несколько ночей он неожиданно сместится вправо. Затем – еще немного вправо.
Это уже ненормально. Но если вы подождете еще несколько ночей, то сможете с облегчением вздохнуть, ведь Марс снова начнет двигаться по небу влево, а значит, Вселенная снова на верном пути.
Что же на самом деле происходит?
Вы будете не первым, кто задастся данным вопросом. Обратное движение Марса вызывало тревогу (ученые называют подобное аномалией), потому что не вписывалось в общепринятую теорию Вселенной. Если все небесные тела, включая Солнце, Луну, звезды и планеты, вращаются вокруг Земли по единым законам, почему Марс может двигаться назад?
Астрономам потребовалось более тысячи лет, чтобы ответить на данный вопрос. За это время было разработано и усовершенствовано неисчислимое количество теорий. Но чем более изощренными становились теории, тем с большим количеством аномалий они сталкивались. Ко времени Ренессанса астрономия превратилась в малопонятное собрание чрезвычайно сложных теорий, которые плохо сочетались друг с другом.
И тут появился Коперник. Во введении к своему революционному трактату он жаловался: «Те, кто верит во [Вселенную, центром которой является Земля], в значительной степени выяснили закономерности видимого движения [других планет]. Но между тем они ввели много идей, которые, по-видимому, противоречат основополагающим принципам равномерного движения. [Это] подобно тому, словно кто-то берет из разных мест руки, ноги, голову и другие части. Они очень хорошо сделаны, но не могут служить для составления одного человека. Монстр, а не человек, получился бы из них».
У Коперника имелась идея, которая легко объяснила бы все аномалии. Но она также изменила бы все представления людей о Вселенной. Пока остальные ученые занимались разработкой очередного остроумного варианта геоцентрической теории Вселенной, Коперник просто отодвинул Землю в сторону. Он поместил в центр Вселенной Солнце, и Земля начала вращаться вокруг него, как и прочие планеты. Он решил все проблемы астрономии одним махом.
Это стало революцией Коперника. Одна маленькая идея буквально перевернула мир.
Покажется странным, что никто не додумался до подобного раньше. Но научный прогресс часто зависит не только от правильности новой идеи, но и от того, насколько поддерживают ее люди. Простая теория Коперника столкнулась с огромным сопротивлением. Не только Церковь возражала против теологического подтекста теории Коперника – даже другие ученые отказывались ему верить. Потребовалось более ста лет, чтобы его элегантное решение получило широкое признание.
Новая теория Коперника не требовала сложных вычислений. На самом деле она была менее изощренной, чем многие общепринятые теории того времени.
Но причина, которая сдерживала развитие астрономии в те годы, не была связана с математикой. Она являлась социальной. Если бы Коперника признали правым, все научные теории и концепции, разработанные, чтобы решить проблемы блуждающих планет, внезапно оказались бы бессмысленными. Коперник не просто добавил новую идею к существующему научному разговору. Он полностью сменил тему данного разговора. Более того, он изменил язык, на котором велся этот разговор. Из-за него рухнула целая система профессиональных компетенций.
Именно так выглядит сдвиг парадигмы. Привычные способы говорить и думать внезапно становятся устаревшими. Годы работы – неуместными. Серьезные, искушенные профессионалы начинают чувствовать себя школьниками, неспособными уверенно маневрировать в профессиональных коридорах. Это неприятно для многих людей. Великий физик Макс Планк однажды мрачно признал: «Новая научная истина торжествует не из-за того, что убеждает своих противников и заставляет их увидеть истину, а скорее потому, что ее противники в конечном итоге умирают, и вырастает новое поколение, которое уже знакомо с ней».
Когда социальные нормы нарушаются, чувство социальной компетентности и экспертности людей заменяется чувством тревоги и социального замешательства.
Помните Криса и его, казалось бы, обыденную дилемму на рабочем месте – ударяться кулаками или нет? В одно мгновение он превратился из профессионала в человека, неспособного выполнить свою работу. Он потерял легкость речи и больше не мог читать мысли клиентов.
Чтобы социальные перемены увенчались успехом, революционное движение должно переправить людей через неопределенность к новому набору ожиданий и новому чувству компетентности.
Секрет успеха заключается в том, чтобы разобраться, как работает новый язык и какие социальные нормы закрепятся на его основе.