Я сова и горжусь этим

Социальное порицание отдыха наиболее сильно, когда речь заходит о ничегонеделании. Мы придумали фразы и эвфемизмы, с помощью которых можно придать ему более «нормальный» и оправданный оттенок – зависать, бездельничать, кайфовать – однако, как ни называй, есть внутренняя уверенность, что праздность – это неправильно. Недеяние прочно ассоциируется у нас с ленью, нам страшно, что ничего хорошего, кроме плохого, из него выйти не может.

Представьте себе, что вы еще около часа с момента пробуждения просто валяетесь в кровати и смотрите в потолок или в окно, давая вашему сознанию повитать в облаках. Нет ничего плохого в том, чтобы начинать свой день таким образом, однако мы, как общество, подсознательно считаем рано встающих «жаворонков» более энергичными, более добродетельными, более «правильными» людьми, и ничего не можем с собой поделать. Они наслаждаются рассветом, скорее всего сделав себе перед этим стакан свежевыжатого сока, а потом отправляются в бассейн перед работой. «Совы» же, напротив – неряхи, разгильдяи и сачки. Пока «жаворонки» живут полноценной жизнью по утрам, «совы» спят крепким сном младенца, или, что еще хуже, просто валяются в кровати и ничего не делают.

Вы, наверное, уже поняли, что я – «сова». Или, если выразиться более научно, чтобы избежать нелестного оттенка этого слова и заодно еще раз напомнить себе о том, что у нелюбви к ранним утрам есть генетические основания, у меня поздний хронотип. Видите, я сама чувствую необходимость оправдываться за это при помощи науки, и мне интересно, почему. Я должна бы гордиться тем, что я «сова».

От 5 до 10 процентов населения земного шара находятся на самых крайних позициях на шкале между ранним и поздним хронотипами. Эти люди клюют носом за ужином, хотя на часах лишь начало девятого (у меня есть такой друг), или вваливаются в офис в 9:59 утра, заспанные и отчаянно пытающиеся разлепить глаза (это уже мой сценарий). Большая часть людей все же находится где-то ближе к середине. Но где бы вы ни находились в этом спектре, это вовсе не означает, что вы ленивы. Правда, «жаворонков» в этом убедить бывает сложно.

Если я начну принуждать себя регулярно вставать пораньше, то сама быстро привыкну, настаивают они. «Ты же пропускаешь лучшую часть дня!», – говорят они. «Ты будешь чувствовать себя гораздо лучше», – говорят они. Но никто, ни одна «сова» на свете не станет проповедовать «жаворонкам» о благости позднего вечера и ночи. Социально немыслимо глупо обвинять их в лености из-за того, что «жаворонки» уже в 9 часов вечера крепко спят, а мы, поздние птички, в это время работаем и занимаемся делами. О нет, «совы» навечно заклеймены ленивцами, как и большая часть подростков. (Слава богу, становится все более и более известным исследование, показавшее, что у подростков биологические часы сдвинуты на поздние часы, так что все реже родители будят их ни свет ни заря по выходным. К сожалению, лишь в ничтожном 1 % школ в мире занятия начинаются после 9 часов утра – я хорошо помню себя подростком, за этими строчками кроется истинная боль). Теперь я, конечно, имею возможность посачковать в постели, если захочу. В самом худшем случае в возмутительные 9 часов утра в спальню придет мой муж и с чувством глубокой собственной правоты откроет шторы. Причем в выходной день, смею добавить. Но почему же я опять оправдываюсь? Что плохого в том, чтобы все еще быть в постели в девять утра в воскресенье?

На самом деле, я почти всегда на ногах уже, ну, к 8:45 – так точно. С понедельника по пятницу включительно. Но я никогда и ни за что не соглашаюсь на завтраки перед работой. Я могу с удовольствием встретиться с кем-то после работы, но ни в коем случае до. При этом я не могу заставить себя честно сказать: «Прости, я лучше еще посплю». Вместо этого я нейтрально отвечаю в том духе, что утром никак не получится, и надеюсь, что они решат, что я, скажем, бегаю, а не подумают, что я просто лежу в постели. Нет, я, конечно, могу заставить себя встать пораньше, потому что иногда иначе просто никак – бывают авиарейсы, бывают радиоинтервью с людьми из других часовых поясов и все такое прочее. Но если вам скажут, что к этому привыкаешь, – не верьте. Ощущения при этом совершенно неестественные. И нездоровые, вдобавок. Я просто физически не приспособлена любить раннее утро, я по-другому устроена. И в данном случае наука на моей стороне. Родители с поздними хронотипами, вынужденные рано вставать из-за плачущих младенцев, которые будят их своим криком или забираются к ним в кровать; или из-за детей постарше, которых нужно отвозить в школу, – тут же восстанавливают прежний режим, как только появляется возможность, даже если ждать этого момента приходится годами или даже десятилетиями. В конце концов они все равно возвращаются к своему хронотипу.

Занятость как символ статуса

Наша свобода отдыхать и в особенности ничего не делать определяется, естественно, в основном условиями работы. Многие видят в отдыхе противоположность работы и занятости. Но так бывает не у всех и даже не везде. В то время как большая часть респондентов из Великобритании и США ответили, что считают отдых прямым антиподом работы, 57 % опрошенных в рамках «Теста на отдых» жителей Индии считали иначе. Возможно, эти индийцы были из тех людей, что действительно любят свою работу, любят настолько, что отдыхают на ней, и в конце дня вместо усталости чувствуют, наоборот, прилив сил. Надо сказать, что, в зависимости от уровня формальности вашей работы, местами на ней действительно наверняка можно хоть чуть-чуть отдохнуть.

Несмотря на наличие доказательств положительного влияния таких практик на здоровье и продуктивность сотрудников, мало где, кроме успешных рекламных агентств и IT-компаний, позволено спать короткими периодами после обеда, и мало в каких офисах есть возможность нормально поспать или даже переночевать на диване. В большей части мест на вас в лучшем случае сильно косо посмотрят, если вы положите ноги на стол и прикорнете, или даже просто-напросто глубоко о чем-то задумаетесь на работе. Однако у большинства из нас все же есть те или иные возможности расслабиться, отдохнуть и даже повеселиться на работе. Помнится, однажды в детстве я была глубоко шокирована, когда мой отец пришел домой с работы со сломанным пальцем. Дело было даже не в самой травме, а в том, как он ее получил: выяснилось, что у них на работе было соревнование по прыжкам через столы. Я тогда не понимала, как взрослые могут так себя вести. Теперь-то, когда я сама стала старше, чем был мой отец в то время, я, конечно, прекрасно это понимаю. Какая бы ни была у человека работа, он почти всегда сумеет найти способ сделать ее веселее – газетные журналисты, к примеру, иногда подбивают друг друга на написание статей, в которых из первых выделенных заглавных букв каждого параграфа будет складываться что-то типа «редактор – ****…» (нужное подставить).

Скорее всего, лучше не знать, как представители некоторых профессий, например, врачи, восстают против системы ради развлечения на рабочем месте. Однако совершенно точно то, что работа вовсе не должна быть постоянным однообразным вкалыванием, и что в рабочее время иногда появляются возможности для отдыха, так же, как и работа иногда прерывает отдых (то же электронное письмо по работе, выскакивающее на мониторе вашего компьютера или на дисплее смартфона, которое портит вам все выходные).

Веками наглядным показателем состоятельности человека являлось количество времени, которое ему приходится проводить за работой. Если вкратце, чем его было меньше, тем ты считался богаче. Экономист Торстейн Веблен ввел в употребление понятие «праздный класс», то бишь класс, который выделялся не работой, а потреблением и праздностью. Самыми яркими представителями этого класса были богатые промышленники и магнаты, а в таких странах, как Россия – обеспеченные землевладельцы, такие, как Обломов.

До некоторой степени этот принцип сохраняется до сих пор – уборщица в городском офисе работает по нескольку смен, чтобы свести концы с концами, а пенсия ей не светит вообще, в то время как брокер в том же самом офисе зарабатывает столько, что он может (все-таки пока еще чаще он, а не она) спокойно уйти на пенсию в сорок и хоть днями напролет играть в гольф. Здесь, правда, есть одна загвоздка: что бы вы ни думали о брокерах, они известны тем, что работают подолгу и работают изо всех сил. Маниакально, на износ. Почему так? В частности, разумеется, чтобы просто неприлично разбогатеть, но дело не только в этом. В наши дни восприятие тяжелых и долгих рабочих дней изменилось – теперь это престижно и придает людям чувство собственной важности.

Сильвия Белецца из Колумбийской Школы Бизнеса как-то попросила людей оценить фэйковые посты в Фэйсбуке, принадлежащие вымышленной женщине по имени Салли Фишер. В одном из вариантов Салли писала вещи вроде: «Наслаждаюсь большим перерывом на обед», а в 5 часов вечера в пятницу она постила что-то в духе: «Все, работа кончилась!». Другая, более занятая «версия» Салли постила сообщения по типу: «Быстрый десятиминутный перекус», а в 5 вечера в пятницу: «Все еще на работе!». Возможности комментировать тупость и безыдейность таких постов у участников исследования не было, вместо этого их попросили оценить ее социальный статус. Вы вряд ли удивитесь, узнав, что занятая Салли получила более высокий рейтинг, ее оценили как востребованного профессионала и поставили на самую высокую ступень воображаемой лестницы экономического благополучия. «Если у нее даже нет времени на полноценный обед, она наверняка очень важный и занятой человек», – считали они. «Ленивая» Салли оказалась где-то глубоко внизу на той лестнице.

Сильвия Белецца утверждает, что мы часто оцениваем навыки других людей так же, как оцениваем некие продукты по их редкости и труднодоступности. Высокая востребованность человека приравнивается к той самой эксклюзивности, что придает ему цену. Именно поэтому в нашем обществе выше ценятся занятые люди. Также Белецца обнаружила, что мы в среднем склоняемся к мысли о том, что занятые люди в принципе работают быстрее, лучше приспособлены к многозадачности, и что их работа важнее других. Совершенно естественно в таком случае выглядит хвастовство своей занятостью в социальных сетях. Белецца с ее командой исследовали феномен так называемого «скромного хвастовства» – посты людей (причем подчас очень известных) в соцсетях, призванные аккуратно и ненавязчиво показать, насколько их авторы круты. Исходя из того, что 12 % таких постов включали в себя хвастовство своей занятостью и тяжким трудом, можно смело заключить, что эпоха, когда богачи и знаменитости кичились тем, что им, наоборот, не нужно ничего делать, ушла в прошлое.

Но, возможно, дела обстоят так не по всему миру. Белецца размышляла на тему: не означает ли феномен американской культуры предпринимательства, в рамках которой на пьедестал возводится мысль о том, что любой может добиться всего, чего угодно, если будет достаточно усердно трудиться, что занятость как символ статуса – также чисто американское явление? Другими словами, является ли базис «американской мечты» исключительно американским? Чтобы проверить эту гипотезу, она дала почитать группе американцев и группе итальянцев историю о тридцатипятилетнем мужчине (в тексте у американцев его звали Джефф, у итальянцев – Джованни), который очень много и усердно работал. Тем временем у других двух групп американцев и итальянцев на руках оказался текст про другую версию Джеффа/Джованни, которая почти совсем не работала. Ожидания Белеццы оправдались: участники родом из США склонялись к более высокой статусной оценке трудоголика и к более низкой – лентяя, тогда как итальянцы в среднем предполагали, что Джованни-трудоголик так много работал как раз из-за нужды, а другой Джованни был настолько богат и успешен, потому что ему не надо работать вовсе. Так что, как мы видим, dolce vita все еще не исчезла в Италии – еще одна причина, по которой я обожаю эту страну.

К сожалению, здесь, в Британии, отношение к этому вопросу ближе к американскому, чем к более продвинутому мироощущению наших европейских соседей. Но как бы вы ни относились к занятости как к символу статуса, уже совершенно точно ясно, что предсказанное предками расслабленное будущее так и не наступило. Кто считает, что сбудется предсказание Джона Мейнарда Кейнса насчет того, что к 2030 году стандартом станет пятнадцатичасовая рабочая неделя, поднимите руку. Когда Wellcome Trust, спонсировавший «Тест на отдых», объявил в январе 2019, что они «рассматривают» перевод всех 800 сотрудников своего головного офиса на четырехдневную рабочую неделю, это сочли столь необычной политикой, что их заявление попало на передовицы многих новостных изданий. Естественно, если это не будет сопровождаться снижением нагрузки, может статься, что людям придется работать, как проклятым, без перерывов, чтобы за эти четыре дня успеть сделать все то же самое, что раньше делалось за пять. Кто знает, поживем – увидим.

Хорошая новость заключается в том, что опросы на тему распределения времени показывают, что у нас стало в среднем больше свободного времени, чем было у родителей и бабушек с дедушками в 50-х годах прошлого века. Часто, к сожалению, этот эффект для нас самих совершенно не очевиден. Кажется, что мы заняты и загружены, как никогда прежде. Возможно, виной тому все больше размывающаяся граница между работой и свободным временем, в результате чего многим людям постоянно кажется, что они «на связи» 24 часа в сутки, даже если их работодатель от них этого не требует. Дело даже не в том, что работа слишком часто стала прерывать отдых, а в том, что это стало постоянно присутствующей в жизни вероятностью. Мы на автомате постоянно проверяем свои смартфоны на предмет новых сообщений, даже в моменты, когда вероятность возникновения на работе какого-то форс-мажора, требующего немедленного внимания и действий, стремится к нулю. Именно поэтому мы тут же отвечаем на электронное письмо по работе, пришедшее в полночь в субботу или ранним утром в воскресенье, вместо того чтобы отключить дисплей смартфона или закрыть ноутбук и отложить все это до утра понедельника. Собственно, даже если мы не станем отвечать на это письмо, оно все равно самим фактом своего прихода заставит нас думать о работе вместо отдыха.

И это проблема отнюдь не только стран первого мира. Во многих странах с достаточно низким ВВП у миллионов людей граница между работой и отдыхом точно так же тонка и призрачна. Женщина, продающая фрукты с маленького лотка у дороги в глубинке какого-нибудь Бангладеша, может, и «не работает» большую часть дня – она может отдыхать, может даже прикорнуть на рабочем месте. Но отключиться от своей работы она не в состоянии – покупатель может появиться в любой момент и прервать ее отдых. В более передовых странах ситуация точно такая же, просто роль «покупателя» выполняют сообщения и эмейлы. В этом есть некое символичное кармическое равенство, но хорошего в этом все равно мало. Богач ты или бедняк, в богатой стране живешь или в бедной – от работы очень непросто отключиться, даже когда ты не на работе.