Глава 17

– Что-то ты тихий какой-то нынче утром, юный Джек, – заметила Ма Ма Гомбе через пару дней после встречи с носорогами.

– Да все думаю, – вздохнул я. – Пытаюсь разобраться, что мне делать, когда вернусь к повседневной реальности. Месяцы, проведенные здесь, доставили мне больше наслаждения, чем вся остальная жизнь. Не знаю, как вообще буду возвращаться.

В этот момент мы шли сквозь рощу, состоявшую из пальм и густого подлеска. Ма Ма Гомбе повернулась ко мне.

– Юный Джек, возьмись-ка за это дерево.

Я посмотрел на дерево, на которое она указала. Таких пальм до приезда в Африку я не видел нигде. Ее ствол снизу доверху был покрыт шипами длиной в четыре дюйма.

Ма Ма Гомбе увидела мое замешательство, но не отступала:

– Обхвати ствол этой пальмы, юный Джек… Хотя нет, давай-ка лучше крепко обними дерево. Изо всех сил.

Я протянул руку и коснулся шипов. Они и на ощупь оказались твердыми.

– Ма Ма Гомбе, я не могу обнять это дерево. На нем шипов, должно быть, с тысячу. Если я его обниму, они проткнут меня насквозь!

– Да быть такого не может! – делано поразилась она и указала – мол, давай, обнимай.

Я потрогал колючки с другой стороны. Они тоже были твердыми и острыми.

– Ма Ма Гомбе, да оно же все шипами покрыто! Не могу я его обнять.

– Ты только что сказал мне, что думаешь о том, как тебе быть тогда, когда ты вернешься к реальности, – ответила Ма Ма Гомбе. – Если сейчас ты не в реальности, то должен суметь обнять это дерево. Если это нереальность, то никакие шипы тебя не проткнут.

Я растерянно уставился на нее.

– Будь очень осмотрителен, юный Джек. Наши слова могут указывать разуму, во что ему верить. И если мы произносим одни и те же слова достаточно долго, даже наша душа начинает думать, что они реальны. Скажи мне, разве эти деревья не реальны? – спросила она. – Разве носороги и леопард, которых мы видели пару дней назад, не были реальными? Разве я нереальна? Когда ты говоришь, что реальность – что-то другое, а не все это, ты говоришь своей душе, что этого не может быть, что ты этого не заслуживаешь. Слишком многие люди уверены, что то, на что они тратят свое время, более реально, чем то, на что они хотели бы его тратить.

– Но это же моя реальность, Ма Ма Гомбе! – запротестовал я.

– Хочешь, чтобы я снова попросила тебя обнять это дерево? – прищурилась она.

– Нет, – отказался я.

– Это и есть твоя реальность, юный Джек. Прямо сейчас, прямо здесь, все это реально. Это твоя реальность. Вот если бы ты не вернулся, та, другая жизнь, которой ты жил прежде, существовала бы по-прежнему?

– Да, – ответил я. – Пусть не для меня, но для того, кто ею жил бы.

– А разве ты не жил бы здесь, в этом очень реальном мире, в то время как та, другая жизнь продолжала бы существовать?

– Жил бы.

Ма Ма Гомбе рассмеялась.

– Что такое? – не понял я.

– И сейчас, когда ты утверждаешь, что это не может быть твоей реальностью, потому что это нереально, наверное, где-нибудь в том месте, где жил ты, какая-нибудь старуха ведет точно такой же разговор с молодым африканцем. Только он утверждает, что твой прежний образ жизни не может быть его реальностью, потому что, мол, «вот это реально, а то нереально». А тем временем ты здесь со мной, и ты утверждаешь, что все это – его прежняя реальность – ну никак не может быть реальным, потому что реально то, что делает он!

Она покачала головой.

– Юный Джек, наш образ жизни, наш способ существования, наша среда, то, что мы делаем каждый день, – все это таково, каким мы разрешаем ему быть. Что угодно может быть нашей реальностью – стоит нам только раскрыть свой разум и осознать, что все это так же реально.

Глава 18

Другой замечательной особенностью моих странствий с Ма Ма Гомбе (не считая животных) были люди, с которыми она меня знакомила.

Однажды во второй половине дня, когда мы отдыхали в тени большого дерева, на дальней стороне поросшей травой долины появился пастух со стадом коз. Когда он приблизился, я разглядел, что это уже пожилой мужчина, однако не такой старый, как Ма Ма Гомбе.

Он подошел к нашему дереву и опустился на землю, козы разбрелись вокруг, пощипывая траву.

– Ма Ма Гомбе, смотрю, с тобой новый искатель приключений, – сказал он.

– Да, – ответила она. – Это – Джек. Он здесь для того, чтобы воплотить часть своей Большой пятерки для жизни.

– Ох и везучая ж ты! – вздохнул мужчина. – Всегда ходишь-бродишь по земле, знакомишься с новыми людьми. Жаль, что моя жизнь не похожа на твою, Ма Ма Гомбе. Я вот вечно переживаю, что моих коз задерут львы или что часть их заблудится. И не каждый день найдется живая душа, чтоб поговорить.

Я представился новому знакомому и заметил:

– Если вам не нравится пасти коз, почему бы не заняться чем-нибудь другим?

– Я – Эпелпо, – сказал он в ответ. – А чем бы я занялся? Я – козопас.

– Быть козопасом – часть вашей Большой пятерки для жизни? – поинтересовался я.

– Ох, он точно из твоих искателей, Ма Ма Гомбе, – со смехом воскликнул мужчина. – Тоже все про Большую пятерку талдычит, – он повернулся ко мне. – Да я даже не знаю, какая она у меня, Большая пятерка. А если б и знал, когда б я все это делал? Мне ж надо с козами управляться.

– Ну, коз ведь и продать можно, – предположил я.

– Продать моих козочек? Да я всю жизнь работал, чтобы завести такое большое стадо. Кроме того, это единственное, что я умею делать хорошо.

– Может быть, вы могли бы еще чему-нибудь научиться, – возразил я. – Сколько времени вы учились пасти коз?

– С козами учиться не перестаешь никогда, – с укором заметил он. – Работенка всегда найдется. Будь я свободен, как вы с Ма Ма Гомбе, может, тогда у меня и появилось бы время подумать о своей Большой пятерке для жизни. Вам-то легко! А мое стадо с каждым годом становится больше и больше. Мне это потруднее будет.

Наш разговор продолжался в этой очень знакомой манере еще пару минут. Ма Ма Гомбе сидела молча, и я наконец тоже умолк. Вскоре пастух поднялся на ноги.

– Ну, мне пора, – сказал он. – Дел по горло. Посидел бы я тут, с вами, полюбовался видами, подумал о своей Большой пятерке, как вы двое, да только кому-то надо заботиться о козах.

Когда он ушел, я повернулся к Ма Ма Гомбе:

– Ты за время этого разговора и двух слов не сказала.

Она улыбнулась.

– Я думала, тебе стоит самому разобраться, кто он такой.

– Он мог бы столько сделать, – вздохнул я. – Почему он не продаст половину своего стада и не оставит себе половину обязанностей? Или не наймет кого-нибудь приглядывать за стадом? Он так вцепился в свое недовольство, что не видит, что оно мешает ему двигаться вперед. Говорит, что, когда у него будет больше свободы, тогда и подумает о своей Большой пятерке для жизни. Когда станет счастливее, тогда и будет думать о ней. Не понимает, что, если бы начал воплощать свою Большую пятерку, то у него были бы и свобода, и счастье. Ему следовало бы просто…

– Нет, юный Джек, – перебила меня Ма Ма Гомбе. – Еще раз: будь осторожнее со словами. Если мы не хотим, чтобы нам указывали, что мы должны делать со своей жизнью, то и сами не должны указывать другим. Это его жизнь. И те трудности, которые ты увидел, – это его трудности. Ему их и преодолевать.

– Да просто мне кажется, что у него столько разных вариантов, чем можно было бы заняться, – пробормотал я.

– Это правда. Но он должен решать, а не ты и не я. Если бы вы еще немного поговорили, Эпелпо рассказал бы тебе, что он делает то, что делает, ради своей семьи. Он много раз говорил мне, что жена и дети зависят от него, и поэтому измениться он не может. Когда Эпелпо начинал свое дело, у него было пять коз. Со временем он довел их число до двадцати, а потом и до размеров нынешнего стада, в котором коз много-много. Однако он все время беспокоится, что этого недостаточно.

– А сколько у него детей? – спросил я.

– Пятеро, – ответила Ма Ма Гомбе. – И особой близости между ними нет. Бо́льшую часть своей жизни он проводит в поисках лучших пастбищ, на которых козы смогут нагулять жир и родить здоровеньких козлят. Тогда у него будет много коз для семьи. Теперь почти все его дети уже выросли. Они очень мало общаются с отцом, мало что помнят о нем, кроме его приходов и уходов. Зато коз у них много. И таков его выбор.