Глава девятнадцатая
Il n’y a pas de bonne fête sans lendemain
Сразу же после того, как над медсанчастью зажглись красные буквы «КЛИНИКА «НАДЕЖДА», у руля встал другой человек — незнакомый Константину чувак по фамилии Видгорчик, прежде работавший заместителем главного врача шестьдесят четвертой больницы по амбулаторно-поликлинической работе. Согласно данным разведки, Маргарита Николаевна покинула медсанчасть по-английски, не попрощавшись с коллективом и не представив ему своего преемника. Стало быть — «ушли» ее по-плохому. Так ей и надо! Сильно подмывало позвонить коварной стерве и спросить, где она сейчас трудится и как вообще обстоят ее дела, но Константин этого делать не стал. Как-то не по-мужски, да и не будет Рита с ним разговаривать. Но спустя некоторое время он позвонил в справочную Центральной клинической больницы гражданской авиации и спросил, можно ли записаться к томографисту Кипаровой. Предложили записаться на следующую среду. Константин согласился — пусть Рита увидит его имя в листе записи и поймет, что ему известно, какой разворот сделала ее судьба. На прием, разумеется, не пошел.
Парижа за проведенную там неделю, толком увидеть так и не удалось. Прилетел в половине четвертого, пока добрался до гостиницы, забронированной через туристическое агентство, был уже вечер. Побродил по окрестностям, выпил кофе с французским пирожным, отлакировал бутылкой вина и вернулся в номер, отсыпаться перед напряженным завтрашним днем.
Завтрашний день ушел на знакомство с Дамьеном и подробный рассказ о мытарствах главного врача Константина Петровича Ива́нова. Общались через переводчика, пожилого батумского грека, которого тоже обеспечило агентство. В надежде на скидки-поблажки Константин рассказал переводчику о своих греческих корнях. Тот оживился, начал вещать на тему «наши повсюду», но не скинул ни цента, жлобская душа.
Слушая Константина, Дамьен то и дело повторял дурацкую фразу «Il n’y a pas de bonne fête sans lendemain». Но в целом француз оказался деловым и быстрым — уже к полудню следующего дня подогнал вопросы, над которыми Константин с переводчиком просидели до позднего вечера — один отвечал, а другой переводил. Новый день был потрачен на разбор ответов с Дамьеном и подписание документов, необходимых для публикации. В завершение тот несколько раз сфотографировал Константина своим глазастым аппаратом и пообещал, что материал выйдет в следующую пятницу. За переданные из рук в руки полторы тысячи Константин, к слову будь сказано, никаких чеков или расписок не получил — здесь чернили не хуже, чем дома.
Пятый день своего пребывания в столице Франции Константин собирался посвятить осмотру достопримечательностей, но переводчик предложил побывать в одной общественной организации с длинным незапоминающимся названием, которая занималась защитой прав граждан России и прочих постсоветских государств. Вероятнее всего мужик хотел обеспечить себе еще один день работы, но Константин согласился, не столько в надежде на какую-то пользу, сколько ради получения опыта, который мог оказаться полезным для несчастной жертвы тоталитарного произвола. Организация находилась в долбаных бебенях, куда на такси пришлось ехать более часа (во сколько обошлась поездочка туда и обратно лучше не вспоминать). Сначала пришлось долго общаться с сотрудником, который вел первичный прием посетителей, а затем еще дольше с тремя деятелями более высокого ранга. Общаться через переводчика вообще дело не быстрое, да еще и собеседники периодически начинали что-то обсуждать между собой, судя по выражению лица переводчика — в благоприятном для Константина ключе. Взамен потраченного времени и денег (переводчика пришлось еще и обедом угощать, потому что правозащитники даже чаю-кофию не предложили) Константин получил заверения в том, что передовая общественность не оставит его дело без внимания. Какая общественность и какая польза будет от ее внимания — одному Богу известно.
Все это копание в прошлом разбередило душу настолько, что она потребовала срочного лечения. Полечился Константин так качественно, что заснул в шестом часу утра, а проснулся, соответственно, в шестом часу вечера, с тяжелой головой и муторным осадком в душе. Вот уж воистину «Il n’y a pas de bonne fête sans lendemain»! Посидел полчасика в обжигающе горячей ванне, прогулялся до ближайшего магазина, еще немного полечился, но не так, чтобы войти в штопор (еще чего не хватало вдали от дома!) — вот и еще один день прошел, а послезавтра уже улетать обратно.
Осмотр достопримечательностей прошел в стиле «галопом по Европам» и потому особого удовольствия не доставил. Но тот, кто обозревал Париж с Эйфелевой башни, может считать, что он видел все-все-все, только издалека. Очень тянуло завершить знакомство с Парижем и вообще весь вояж в компании какой-нибудь симпатичной француженки и предложение на улицах было хорошее, что называется — на любой вкус, но Константин постремался. И без того проблем предостаточно, ну ее эту продажную любовь с ее букетами заболеваний!
Замотался настолько, что забыл купить подарки дочери и Женечке. Хорошо хоть, что вспомнил об этом в аэропорту. Женечке купил духи в ее любимом приторно-сладком стиле (настоящие французские!) и умопомрачительный комплект кружевного белья, а Марианне наручные часы с огромным циферблатом. Продавщица, бегло и почти без акцента говорившая по-русски, заверила, что это последний писк молодежной моды, по которому сходят с ума от Парижа до Токио. И не соврала, добрая женщина, дай Бог ей мужа богатого и круглого сироту — увидев подарок, Марианна сначала замерла, словно не веря своим глазам, а затем повисла у отца на шее и сказала, что он лучший папочка на свете (как будто ей было, с кем сравнивать!). Женечка поблагодарила за подарки более интенсивно. Сначала исполнила перед Константином эротический танец в полученных кружевах, а потом отлюбила так, что крепкая кровать румынского производства еле выдержала этот натиск. А когда лежали обессиленные, не могущие даже повернуться друг к другу, спросила:
— Я ведь лучше француженок, правда?
Константин не стал говорить правду — мол, не с кем мне сравнивать, а сказал то, что любимая хотела услышать:
— Ты лучшая! И вообще, и в моей жизни!
Практически не соврал, поскольку на сегодняшний день Женечка и впрямь была лучшей женщиной в его жизни — верной, надежной, всепрощающей и донельзя любвеобильной. Опять же — за время знакомства с ним она капитально прогрессировала в развитии и теперь с ней можно было порассуждать на разные интересные темы, начиная с сравнения творчества Ахматовой и Цветаевой (первую Константин не уважал совсем, а вторую уважал безмерно) и заканчивая схожими моментами в картинах Бергмана и Тарантино. Умные люди тянутся к хорошему, к прогрессу, а дураки всячески пытаются убедить себя в том, что они — самые умные, и, в результате, деградируют все больше и больше. Как-то так и никак иначе.
Через три недели от Дамьена пришла бандероль с десятью экземплярами газеты. На почтовые расходы француз попросил оставить ему сто евро. Когда Константин удивился — что так много? — Дамьен закатил глаза и покачал головой: «О, друг мой, у нас все так дорого!». Константин дал ему стольник, но, вернувшись в гостиницу, спросил у портье, сколько стоит отправка в Москву трехсотграммовой бандероли. Оказалось, что всего-навсего восемь евро! Неприятно было чувствовать себя дойной коровой. Но что поделаешь? Таково селяви.
Поездка в Париж обошлась в полтора раза дороже планируемого. И вообще жилось как-то неуютно, поскольку постоянно приходилось запускать руку в кубышку. А кубышка-то не бездонная — раз да два и дойдешь до дна. До дна, если честно, было еще далеко, поскольку в свое время, пока была возможность, Константин как следует постарался ради собственного благосостояния, но само сознание того, что он только берет, не пополняя, убивало наповал. Жить в кредит сильно вредит, даже если ты берешь в кредит у самого себя.
А что прикажете делать эндокринологу из районной поликлиники? На частной клиентуре озолотиться? Ой, не смешите. Больничные листы продавать? Кому они сейчас нужны, да и нестоящее это дело, особенно при наличии в анамнезе непогашенной судимости. Состояние было таким, что впору кожей с жопы торговать, как выражалась великая актриса Фаина Раневская. Как тут не вспомнить дедушку Константина Христофоровича, Царствие ему Небесное, который считал, что любой уважающий себя мужчина должен владеть ремеслом, позволяющим зарабатывать хорошие деньги. Этот завет передала Костику бабушка вместе с рассказами о том, какие замечательные брюки шил по вечерам ее муж-футболист — «сидели, как вторая кожа, Костик, и все дефекты фигуры скрывали начисто!». Умненький Костик не совсем понимал, как вторая кожа может скрывать все дефекты фигуры, но про ремесло запомнил. Да вот беда — так и не удосужился им обзавестись, поскольку всегда считал надежным ремеслом свою врачебную специальность. Блаженны верующие… Это, с позволения сказать ремесло, кормит, когда ты сидишь на нужном месте, весь обвешанный регалиями. А в районной поликлинике оно всего лишь позволяет не умереть с голоду — почувствуйте разницу.
Из глубин памяти всплыл массажист Хайтовский, похвалявшийся тем, что на бирже он заколачивает вдесятеро больше, чем руками. В свое время на Хайтовского нажаловалась одна сексуально озабоченная дура из планового отдела завода, которую массажист «не так трогал» во время массажа пояснично-крестцового отдела позвоночника. Константин быстро погасил дуру, не дав скандалу разгореться в полную мощь, но Хайтовский, тем не менее, психанул и уволился, сказав на прощанье те самые слова про биржу.
«А вдруг? — подумал Константин. — Чем черт не шутит?». Подумал и позвонил. Хайтовский охотно откликнулся на предложение «посидеть за рюмкой чая». По части рюмок он был тот еще любитель, но пока массажист орудует руками, как нужно, запах ему не в укор. Он же не хирург, в конце концов.
— Прибыль там может обломиться нешуточная, — сказал Хайтовский, отвечая на вопрос Константина. — Но и потерять все недолго. Я, например, в прошлом году прое…ал на спекуляциях почти все, что имел. Вам чего хочется — быстрой наживы или стабильного заработка?
— Скорее стабильного заработка, — признался Константин. — Пусть прибыль будет не такой уж большой, но чтоб уж не лишиться последнего.
— Тогда — фьючерсы на нефть! — не раздумывая, заключил Хайтовский и начал посвящать Константина в тонкости процесса.
С непривычки многое было непонятно, но добрый человек растолковывал все до полной ясности. Константин в очередной раз убедился в том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Прикрыл в свое время сотрудника — и он тебя учит полезному.
Хайтовский посоветовал начинать с малого — с трехсот тысяч рублей.
— Ничего себе «малое»! — ахнул Константин, собиравшийся начать с двадцати тысяч. — Целый капитал!
— Вступать в игру с меньшими суммами не имеет смысла, — ответил Хайтовский. — На нефти навар небольшой, но, зато и риск тоже относительно небольшой, если, конечно, с ума не сходить. Артиста Безручкина знаете? Он в прошлом году на нефти два миллиона прое…ал. Зеленых, не деревянных! Это же как бывает? Раз — удача, два — удача и человек начинает считать себя гениальным игроком. Тут-то ему и капец!
— А есть ли какие-то руководства по этому делу? — спросил Константин.
— До хрена! — усмехнулся Хайтовский. — Только их пишут те, кто совсем не в теме. Так везде — сам ничего не умею, но других учу. До всего своим умом доходить надо. Но вы не пугайтесь, с нефтью все довольно предсказуемо. Главное — уловить ритм!
«И не прое…ать последнее», мысленно добавил Константин.
На вникание в тему ушло около месяца и еще пара недель потребовалась для того, чтобы наконец-то решиться и начать. Решился, начал. Спустя полгода удивлялся — и чего это я раньше не играл? Всякое случалось, но чаще все-таки оставался в плюсе, а не в минусе.
С первого выигрыша Константин заказал Дамьену новую статью — о том, как живет на родине врач, ищущий справедливости в Евросуде. Об этом они говорили еще во время подготовки интервью. Дамьен хотел построить статью на контрасте между нынешней работой Константина и его работой в должности главного врача. «Я напишу так, что читатели будут рыдать», обещал Дамьен.
Рыдать — так рыдать. Потерянную работу Константин описал самыми радужными красками, а нынешнюю представил в таком виде, что сам едва не разрыдался. Со смеху. Холодный осенний день… Человек, которого жизнь заставила продать свой автомобиль, садится в битком набитый автобус и едет на работу… Идти от остановки до поликлиники далеко… Ветер швыряет дождевые капли в лицо и то и дело выворачивает зонт наизнанку… В поликлинике — дикие очереди, коридоры забиты раздраженными людьми, которым пришлось вставать в пять часов утра, чтобы за два часа до открытия поликлиники занять очередь за талонами на прием к врачу… На каждого пациента в среднем отводится около семи минут, но большая часть этого времени уходит на заполнение различных бумажек — в тоталитарном государстве чихнуть нельзя, без заполнения соответствующего документа… Хочется задержаться на работе подольше, чтобы разобраться с некоторыми сложными пациентами, но кабинет поделен между двумя врачами, и сменщик уже торопит — уходи, пошло мое время!.. (кабинеты делят между собой только участковые врачи, но кто во Франции это знает?) А если захочешь задержаться вечером, то тебя грубо выставит вон охранник… Может и дубинкой огреть — ему, скотине, разрешено применять силу в случае сопротивления… В тоталитарной стране много дурацких запретов и один из них — запрет на нахождение на рабочем месте после окончания рабочего времени… Существует отдельная инструкция, с которой всех знакомят под расписку… (эти европейцы такие доверчивые, им любую лапшу на уши вешать можно) По окончании работы часто приходится возвращаться домой пешком — а это десять километров! — потому что общественный транспорт более-менее сносно ходит только по утрам… Придешь домой — и падаешь в кровать, на то, чтобы поужинать и принять душ не остается сил…
— Бедный мой, бедный… — ахала Женечка, когда Константин читал ей вслух трагическую часть своего опуса. — Какой же ты бедный… Иди ко мне, я тебя утешу, бедолажку… Брось ты эту свою работу и найди другую, получше…
Ну если уж впечатлилась Женечка, всю свою жизнь прожившая в Москве и знающая местные реалии, то сентиментальные доверчивые французы зальют газетку горючими слезами и розовыми соплями…
У главного врача Ива́нова была совсем иная жизнь — утром у подъезда его ждал мерседес с персональным водителем… (а что? такое, ведь, тоже бывает!) В его клинике царила благодать… Умные и вежливые врачи решали все проблемы своих пациентов… Ну и так далее…
— Я бы очень хотела поработать в такой клинике! — сказала Женечка, прослушав вторую часть опуса. — Она даже лучше нашей. Жаль, что все это выдумка.
Подруга обскакала Константина. Теперь она работала в клинике профессора Неунывайко, талантливого харизматичного шарлатана. Ехать до работы было далеко — на северо-восточную улицу Матроса Дедушкина — но ради такой зарплаты можно было бы и до Солнечногорска кататься.
— За что тебе платят такие деньги? — удивлялся Константин, получавший в поликлинике, как врач и кандидат, втрое меньше.
— За хорошую работу, — скромно отвечала Женечка. — Я, как администратор, получаю полпроцента от оборота. Только с белого, но все равно хорошо.
Еще бы не хорошо! Константин Петрович Ива́нов явно что-то недотумкал в молодости, когда двинулся по эндокринологической стезе. Нужно было явиться в Москву прямым потомком Авиценны, восточным травником в хренадцатом поколении и наладить торговлю целебными настоями древности на основе аптечной ромашки и прочего, имеющегося под рукой, сырья… Катался бы сейчас, как сыр в масле! Черный оборот обычно в три раза больше белого. Если так, то этот Неунывайко миллионер! Баксовый!
Но, как говорят французы — si jeunesse savait, si vieillesse pouvait. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Поздновато уже что-то менять. Хотя, если удастся получить дюжину миллионов, то можно открыть свою шарлатанскую клинику. Пусть Неунывайко северо-восток окучивает, а доктор Ива́нов займется юго-востоком. Женечка поможет наладить процесс так, чтобы дело с первых дней двигалось бы по правильной колее и приносило хороший доход… А там посмотрим кто кого…
Несмотря ни на что, Константин Петрович Ива́нов верил в свою счастливую звезду и даже знал, как она называется — Этами́н, ярчайшая звезда в созвездии Дракона. Спустя полтора миллиона лет Этами́н станет ярчайшей звездой на земном небе… Константин назначил ее своей личной звездой из-за схожести судеб — у него тоже все получалось не сразу, через тернии и кочки, но в конечном итоге все должно быть замечательно.
— Смотри не уйди из своей «Правильной клиники»! — предупредил он Женечку. — Врастай в эту сферу как следует! Может, когда-нибудь, мы с тобой что-то аналогичное замутим.
— С тобой — все, что пожелаешь! — ответила Женечка. — Хоть под венец!
— Я — агностик, — напомнил Константин. — Какое может быть венчание? И вообще ты прекрасно знаешь мою позицию по этому вопросу.
— Tempora mutantur, et nos mutamur in illis! — блеснула знанием латыни подруга, намекая на то, что позиция может измениться.
Получив от Дамьена очередную бандероль с газетами, Константин пообещал себе, что, когда все закончится (разумеется — победой!), он обклеит этими газетами спальню. Есть такая технология — сначала наклеивают газеты на стену, а затем валиком наносят на них слой лака. Получается стильно и долговечно.
