Глава пятнадцатая
Правосудие торжествует даже в тех случаях, когда у него нет для этого оснований
В шестьдесят восьмую больницу Константин поехал прямо из аэропорта. Нужно было как можно скорее получить внятную информацию, а телефоны для этого не годились.
Начмед Баранова, с которой Константин созвонился еще в Самарканде, ничего полезного рассказать не смогла. Лично к ней никто не обращался, проверяющие — двое мужчин средних лет, общались только с Ниной Лазаревной и бухгалтером Светой Мартышовой, которая искала им нужные документы. После того, как Нину Лазаревну увезла «скорая», проверяющие ушли, забрав с собой всю документацию за текущий год, опись они оставили… На закономерный вопрос: «Почему не позвонили сразу?», Баранова ответила, что не хотела портить Константину Петровичу отдых.
Ёшкина капитель! Какая трогательная забота о любимом начальнике — главбух в ходе начавшейся проверки попадает в реанимацию, а исполняющая обязанности главного врача не хочет портить ему отдых! Что за идиотизм?
«А может Ольга Леонидовна не такая уж и идиотка», — опасливо сказал внутренний голос.
«И на старуху бывает проруха, — ответил Константин. — Знает, что я поехал на родину, к маме, да еще и с Ритой, вот и постеснялась беспокоить».
Отношения с Ритой он на работе не выставлял напоказ, но и не скрывал. А что тут такого? Никакие правила не запрещают двум свободным людям любить друг друга на том основании, что один из них находится в служебном подчинении у другого. Тем более, что никаких злоупотреблений от этого не происходило. Особо крупных премий Константин подруге не выписывал, никаких поблажек не делал, а в конфликтных ситуациях с участием любимой женщины старался разбираться по справедливости. Иногда мог и замечание сделать. «Ты был тако-о-ой строгий! — умилялась после Рита. — Я про-о-осто трепетала…».
«Дома пожар, а маме сыночка будить жалко…», внутренний голос любил использовать аллегории.
«Чушь! — подумал Константин. — Баранова — моя ставленница и всем мне обязана! Я ее из терапевтов в начмеды поднял! Что она может иметь против меня? Зачем ей интриговать?».
«Предают близкие, — напомнило бессознательное. — Те, кому мы доверяем. Вопрос не в том, что она может иметь против, а в том, чего она может хотеть».
«Чушь! — повторил Константин. — У Барановой нет ни нужных связей, ни такого количества денег! Даже если она сядет на мое место, то медсанчасть прибрать к рукам не сможет!».
Однако логика уже работала в обратном направлении. Да, сама Ольга Леонидовна для столь грандиозных комбинаций не подходит. Она по натуре исполнитель, а не лидер и не комбинатор. За эту исполнительность, а также за усердие (хронически одинокие женщины отдают работе все силы) Константин ее в свое время и повысил… Но ведь кто-то может ее использовать как марионетку… Разве мало найдется желающих на такой лакомый кусок, как раскрученная и хорошо оснащенная медсанчасть? Далеко ходить не надо — начинай с генерального директора объединения. У него сейчас «лебединая песня», пиковая стадия обогащения, реализация последних возможностей… Вступать в конфликт со своим давним деловым партнером генеральный не рискнет — себе дороже. Одной истории с томографом (при правильной подаче) будет достаточно для того, чтобы Вячеслав Александрович пересел из своего руководящего кресла на скамью подсудимых… Но если заранее избавиться от Константина Петровича, то… Нет, генеральный все равно не рискнет, побоится… Скорее всего это кто-то другой… Знать бы кто именно…
В кардиологическую реанимацию Константина пустили без проблем, достаточно было представиться. Нине Лазаревне, как главбуху соседнего медучреждения, то есть почти что коллеге, выделили самую лучшую койку — в дальнем от входа углу реанимационного зала, да еще и отгородили ее ширмой.
Выглядела Нина Лазаревна нехорошо — лицо осунувшееся, глаза запавшие, кожа серая, губы синюшные, но нашла в себе силы улыбнуться и даже попыталась привстать, от чего Константин ее удержал. Дежурный врач сказал, что данных за инфаркт нет, в принципе можно было бы перевести в отделение, но решили оставить в реанимации до завтрашнего утра. Не чужой, чай, человек, можно сказать — коллега.
— Меня на минутку пустили, так что давайте сразу о делах, — предупредил Константин. — Я сразу из аэропорта к вам, в медсанчасти еще не был.
— Пришли двое, подполковник и капитан, фамилии я не помню… — Нина Лазаревна говорила еле слышно, но Константин читал все по губам. — Показали удостоверения и сразу же спросили, где документация по ремонту подвала и двум аппаратам, которые списаны как негодные. Вот прямо сразу, без прелюдий. Капитан пошел к Свете за документами, не стал ждать, пока она их принесет, а подполковник начал на меня давить. Признавайтесь, пока есть возможность, это вам зачтется, мы знаем, что никакого потопа в подвале не было… Я ответила, что не понимаю, о чем идет речь, а он кулаком по столу ударил и что-то крикнул, я уже не слышала, что именно… Все закружилось перед глазами, а потом темнота. Кто-то нас сдал, Константин Петрович… Я лежу и думаю — кто же, кто?..
— И какие предположения? — поинтересовался Константин.
— Если посмотреть, кому это выгодно, то только Ольге Леонидовне, — после небольшой паузы ответила Нина Лазаревна. — Больше некому. Про эти комбинации, кроме нас с вами, знали только она и завхоз… Но завхоз…
— Я понимаю, — кивнул Константин. — Завхоз тут не при чем.
За начальником административно-хозяйственного отдела Мигалем, героическим в смысле выпивки отставным майором, числилось столько всего, что его можно было не подозревать — любой удар по главному врачу рикошетом бил и по Мигалю. Одной веревочкой связаны, по одной досочке ходим, если что, то на одной скамеечке (тьфу! тьфу! тьфу! не к ночи будь помянута) придется сидеть…
— И что теперь, Константин Петрович? — Нина Лазаревна с надеждой посмотрела на Константина.
— Прорвемся! — бодро пообещал Константин, похлопав ее по холодной руке.
Проверяющие стараются не из идейных соображений, а ради собственного блага — премий, повышения, присвоения внеочередного звания и прочих плюшек-пряников. Если выгода от бездействия будет больше выгод, приносимых действием, умный человек предпочтет первое второму. Конечно же, кубышкой придется тряхнуть изрядно, но что поделать? Опять же, не одному ему трясти — генеральный должен понести солидарные расходы, да и Нина Лазаревна поучаствует в этом благом деле.
Генеральный директор орал в микрофон так, что при открытом окне спальни его, наверное, можно было бы услышать и без телефона. Но Константин предпочитал вести серьезные разговоры при закрытых окнах, чтобы соседи не могли ничего услышать. Сам он, например, знал из случайно подслушанного, что дама, живущая за стеной в соседнем подъезде, имеет любовника по имени Максим, который забирает ее на своем автомобиле от арки соседнего дома и что этот Максим предпочитает жесткий секс. Нет, окна лучше закрывать. Конспирация — сестра спокойствия.
— Вы меня подставили! — возмущение генерального выглядело настолько искренним, что другой человек на месте Константина мог бы и купиться. — Подсунули липовый акт! Потратили деньги на ремонт, которого не было! Украли кардиограф и ультразвуковой аппарат! А я теперь должен за вас отдуваться!
Хотелось напомнить, что уважаемый начальник поимел с липового ремонта два миллиона триста семьдесят пять тысяч наличными, но по телефону делать этого не стоило. Да и при личной встрече тоже. Зачем? Ведь все и так ясно. Генеральный умывает руки пользуясь тем, что его соучастие в этих делишках доказать невозможно.
А почему проверяющие докопались именно к ремонту и двум несчастным аппаратам? Может, Ольга Леонидовна здесь совсем не при чем? У генерального может быть и другая креатура на роль марионетки… Ладно, разберемся в свое время. Главное — выпутаться из этой истории с наименьшими потерями, а там уже можно будет объяснить Вячеславу Александровичу, что некрасивые поступки могут повлечь за собой нежелательные последствия. Но этот сукин кот прекрасно понимает, что, подставляя его, Константин и сам подставляется, причем — конкретно-капитально… Но можно подать предостережение под соусом «мне теперь терять нечего». Только нужно подать осторожно, а то, чего доброго, генеральный распсихуется и закажет вредного главного врача. Он же из Екатеринбурга, столицы киллеров.
На следующий день Константин приехал в медсанчасть в половине шестого утра. Нужно было прошерстить бухгалтерские документы и переговорить кое с кем из сотрудников до появления проверяющих. Рита ночь после возвращения из Самарканда провела у себя, но вечером трижды звонила узнать как идут дела.
— Ну что может измениться за сорок минут?! — недовольно спросил Константин.
Вообще-то это спросил не он, а какой-то сердитый ворчун, засевший внутри после разговора с генеральным. Константину хотелось разговаривать с Ритой иначе — как-никак единственный близкий человек, если не считать оставшейся в Самарканде матери — но ворчун успел первым.
— Мне просто захотелось сказать тебе еще раз, что я тебя люблю… — обиженно ответила Рита. — Извини, если помешала.
— Да нет… — начал, было, Константин, — но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Проверяющие явились ровно в десять часов. Оба были деловито-строги, но за рамки вежливости не выходили, что внушало надежды на благополучное разрешение проблемы. Разумеется, прямо, что называется — в лоб, Константин деньги предлагать не собирался. Дождался момента, когда остался наедине с подполковником Обёртышевым, и завел речь о том, что ни одно доброе дело не остается без вознаграждения. Вроде как рассуждал о врачебной профессии, но смотре при этом выразительно и в нужных местах делал многозначительные паузы.
— Напрасно утруждаетесь, Константин Петрович, — строго сказал Обёртышев. — Переиграть не получится, придется отвечать за содеянное.
«Хорошо если только за это» чуть было не сорвалось с языка, но Константин вовремя успел его прикусить — не тот был момент, чтобы ерничать. Строгое «переиграть не получится» означало, что главного врача кто-то «заказал». Точнее, не самого главного врача, а его должность.
По двести восемьдесят пятой статье Уголовного кодекса, карающей за злоупотребление должностными полномочиями, Константина могли лишить свободы на срок до четырех лет. За нецелевое расходование бюджетных средств, совершенное группой лиц по предварительному сговору в особо крупном размере, свободы могли лишить и на пять лет. У нас не Америка, сроки не плюсуются, а поглощаются, но, тем не менее, отсиживать несколько лет Константину совершенно не хотелось. Если уж суда не избежать, то надо постараться свести наказание к минимуму и получить отсрочку исполнения приговора, иначе говоря — условное наказание. Оставаясь на свободе, он еще может побороться за медсанчасть — вдруг что-то да получится.
Будучи человеком предусмотрительным, Константин заранее расстилал соломку везде, где только можно, но своим личным адвокатом обзавестись не удосужился, как-то незачем было. А зря. Теперь приходилось лихорадочно искать надежного защитника. Времени на поиски было немного — как только завершится назначенная следователем экономическая экспертиза, будет возбуждено уголовное дело. Константина, Нину Лазаревну и завхоза отстранят от работы, но, скорее всего, оставят на свободе под подпиской о невыезде и к этому моменту адвокат непременно должен быть.
— Знаешь, у меня на примете есть один дядечка, довольно толковый, — сказала Рита в самый разгар поисков. — Я с ним лично не знакома, знаю только, что он отмазал отца моей подруги от обвинения в незаконной приватизации какого-то санатория в Наро-Фоминском районе. Подруга говорила, что он настоящий волшебник — вывернул дело наизнанку и нашел столько нарушений, что суд направил дело на дополнительное расследование, в ходе которого все обвинения были сняты.
— Что за подруга? — поинтересовался Константин.
— Да так, работали когда-то вместе, — ответила Рита. — Ты ее не знаешь.
Круг общения Риты за пределами медсанчасти был для него terra incognita. Рита редко упоминала о ком-то из своих знакомых, причем предпочитала обходиться без имен и подробностей. «Одна моя подруга», «мой бывший коллега», «давний знакомый»… Константин был знаком только с неким Альбертом, который снабжал Риту какой-то невероятно замечательной латвийской косметикой. Эта косметика, разумеется — сделанная только из натуральных ингредиентов с добавлением янтаря (как, интересно, они его добавляют?), не была сертифицирована в России, поэтому ввозить ее приходилось тайком и продавать тоже без лишней огласки, через распространителей. Знакомство с Альбертом было случайным. Однажды Константин застал в кабинете Риты странную сцену — подруга отсчитывала тысячные купюры какому-то хмырю с «хвостиком» на затылке и массивной серьгой в левом ухе.
— Вообще-то полагается наоборот, — пошутил Константин. — Пациенты должны платить докторам.
— Это мой поставщик натуральной косметики, — пояснила Рита, — выложив на стол перед хмырем последнюю купюру.
С адвокатом, умеющим выворачивать дела наизнанку и выводить своих клиентов из-под карающего меча правосудия, определенно стоило познакомиться. Фамилия у адвоката была необычная — Вяче́слов, а звали его обычно — Михаилом Юрьевичем, как Лермонтова.
— Я — Вяче́слов, а не Вячесла́в, — сказал адвокат при знакомстве. — Фамилия такая.
— А я Ива́нов, а не Иванов, — в тон ответил Константин, почувствовав интуитивное расположение к собеседнику.
Выслушав подробную исповедь Константина, адвокат смешно надул и без того пухлые щеки и покачал головой.
— Сложный случай? — спросил Константин.
— С легкими ко мне не приходят, — усмехнулся адвокат. — С легкими — это к нотариусу. Скажу сразу — оправдания для вас я добиться не смогу…
Константин уже не раз слышал эту фразу. Значение имело то, что говорилось дальше.
— Как говорил Конфуций, правосудие торжествует даже в тех случаях, когда у него нет для этого оснований, — продолжал Михаил Юрьевич. — А в вашем случае основания налицо. Но если вы станете следовать моим советам, то условный срок я вам гарантирую. Но вы должны покаяться, возместить до суда весь нанесенный ущерб и найти какую-нибудь условно благовидную причину, толкнувшую вас на этот шаг. Тяжело больных родственников не имеете?
— Слава Богу — нет, — Константин суеверно постучал костяшками пальцев по огромному и совершенно пустому столу адвоката. — У меня вообще с родственниками не густо — дочь в Москве, которая живет с моей бывшей женой, и мама в Самарканде.
— Мама в Самарканде? — оживился адвокат. — Это хорошо. Мама, как я понимаю, уже в годах?
Константин молча кивнул.
— И живет одна?
Последовал еще один кивок.
— И здоровье не ахти?
— Ну какое «ахти» может быть, если дело идет к семидесяти годам? — ответил вопросом на вопрос Константин. — Но пока терпимо.
— И ведь она хочет переехать в Москву, к вам, а на переезд и устройство на новом месте нужно много денег, — бойко зачастил Михаил Юрьевич, помогая себе руками. — И пока мама не получит российского гражданства лечиться ей придется платно. Да и вообще родную мать лучше лечить в частных клиниках, а не в государственных… А вы, Константин Петрович, насколько я понял в данный момент свободны от брачных уз?
— Полностью и абсолютно, — ответил Константин, не понимая, какую выгоду можно извлечь из его холостого статуса.
— Вы собираетесь жениться, — начал развивать очередную спасительную мысль адвокат. — У вас есть на примете подходящая кандидатура, но женитьба означает переход на более высокий уровень ответственности, не только моральный, но и материальный. Нужны деньги… Кстати, а дочери вашей сколько лет?
— Четырнадцать скоро исполнится.
— Замечательно! — теперь адвокат жестикулировал так активно, что по кабинету потянуло ветерком. — Скоро придется думать о поступлении в вуз и вступлении во взрослую жизнь, а это такие затраты! Все это, в целом и совокупности, толкнуло вас, Константин Петрович, на поступки, которых вы теперь искренне стыдитесь. Вы не преступник, вы — жертва. Жертва обстоятельств!
— Можно еще сказать, что я на ипподроме крупно проигрался, — пошутил Константин, которому адвокат нравился все больше и больше.
— А вот этого не надо! — нахмурился Михаил Юрьевич. — К игрокам отношение негативное, ведь они сами виноваты в своих проблемах. А вы должны предстать жертвой обстоятельств!
К сожалению, на суде замечательный (и крайне недешевый) адвокат сплоховал. Выступал неубедительно и вяло, совсем не так, как перед Константином наедине, и не смог в полной мере использовать подарок, который преподнесла его подзащитному судьба.
Завхоз Мигаль представил справки о том, что он состоит на учете в наркологическом диспансере как хронический алкоголик и в психоневрологическом с посттравматической эпилепсией, последствием армейской контузии. Линия защиты у Мигаля была железобетонной: «Голова болит так, что ничего не соображаю и не помню, а как выпью, чтобы боль хоть немного снять, так вообще ничего не соображаю. А если не выпить, то приступ будет, а после приступа вообще ничего не помню!». Ну просто Венедикт Ерофеев! Как будто черновой вариант бессмертной поэмы «Москва-Петушки» читаешь. При таком раскладе на Мигаля, которому все, как с гуся вода, можно было вешать все подряд, что Константин с Ниной Лазаревной и сделали. Но Михаил Юрьевич подвел. Один раз запутался в своих пространных речах, другой раз — обмолвился, и вышло так, будто Мигаля оговаривают. А у того был адвокат категории «дай Бог каждому», молодой, но хваткий, которому пальца в рот не клади…
Короче говоря, Константин выехал на искреннем раскаянии и добровольном возмещении ущерба, нанесенного его действиями. Делили на всех, а раскошеливаться пришлось одному. Нина Лазаревна ныла, что у нее за душой ни гроша, еле-еле на адвоката наскребла, чему, в принципе можно было верить. Константин знал семейную тайну Нины Лазаревны — ее единственный сын был наркоманом, который полгода кололся на родительские деньги, а следующие полгода лечился на родительские деньги, и так без конца. А на генерального директора рассчитывать не приходилось совсем, ибо он еще до суда скоропостижно скончался в своем кабинете. Согласно официальной версии — от закупорки мозгового сосуда тромбом, но ходили слухи, что его отравили. Слухи косвенно подтверждала биография нового генерального директора, который в системе не работал ни единого дня. До девяностого года он был партийным работником среднего звена, а затем пошел по банковской линии и одно время был советником мэра по вопросам экономики. Знающие люди (поди разбери, что они знали, а что выдумывали!) объясняли, что мэрская группировка все же смогла одержать победу над ведомственной и теперь беспрепятственно сможет прибрать к рукам агонизирующий завод.
«Все же есть какая-то высшая справедливость, — злорадствовал Константин, окончательно убедивший себя в том, что в его бедах был виновен покойный генеральный директор. — Трепыхался Славик, комбинировал, по головам шел, партнеров подставлял… А что теперь? Лежи на спинке ровно, наблюдай за тем, как травка снизу растет».
Суд признал Константина виновным по предъявленному обвинению и приговорил его к условному наказанию в виде двух с половиной лет лишения свободы с испытательным сроком в два года, в течение которого ему было запрещено занимать государственные должности.
Большую рыбу хорошо ловить в мутной воде. Ольга Леонидовна, исполнявшая обязанности главного врача на время отстранения Константина, после смерти Вячеслава Александровича осталась без крыши и поддержки. Константин надеялся «перевербовать» коварную предательницу, предложив объединить ее должностное положение с его связями и деньгами. Лучше уж клиника на паях с партнершей, чем ничего. Тем более что контрольный пакет Константин надеялся оставить за собой. А тот, кто контролирует положение дел, всегда найдет способ избавиться от партнера.
— Хренового адвоката ты мне присоветовала, — упрекнул Константин Риту, когда они отмечали завершение суда. — На словах — орел, а на деле — петух.
Не праздновали (что тут праздновать?) а именно отмечали, ставили точку в долгом беспокойном деле.
— Главное, что тебя не посадили, — Рита прильнула к нему и жарко поцеловала в щеку. — Мы можем продолжать любить друг друга.
— А если бы меня посадили, ты бы приезжала на свидания? — спросил Михаил после ответного поцелуя. — Бывают же длительные свидания, на трое суток.
— Но тебя же не посадили, — ответила Рита и прозвучал ее ответ как отрицательный.
«Она права, — поспешил оправдать подругу Константин. — Убогие казенные каморки, возможно, что и с клопами, серые простыни, другие зеки в щелки подсматривают и комментариями обмениваются… Какая тут радость? Нет смысла приезжать».
«А вот Женечка бы приезжала», сказал внутренний голос, но Константин не обратил на это замечание внимания, поскольку Рита запустила одну руку ему под рубашку, а другой расстегнула «молнию» на брюках.
Женечка была готова на любые жертвы, лишь бы остаться рядом. День прихода лучше каждый раз согласовывать? Хорошо, как скажешь! На этой неделе не получится и на следующей тоже? Хорошо, но можно мне прийти в среду днем, пока ты будешь на работе, чтобы прибраться? Или тебе удобнее в другой день? А что сварить — борщ или рассольник? Ну просто идеальная женщина, при условии, что держишь ее немного на расстоянии.
