Глава тринадцатая
Маргарита и мастер

Принимая человека на работу, Константин мог закрыть глаза на его недостатки (если, конечно, достоинства их перевешивали), но к полной ясности он стремился всегда. Нужно четко представлять, чем кандидат живет, почему он ушел с предыдущего места работы и что привело его в медсанчасть. Ответы вроде «мимо проезжал, решил заглянуть» или «случайно на глаза ваше объявление попалось» были провальными. Собеседование тут же прекращалось фразой: «пожалуй, я буду искать другую кандидатуру». Пусть у тебя нет весомых причин для устройства именно в это учреждение, но ведь можно же дать себе труд их придумать. Например, сказать: «такая современная клиника, как ваша, идеально подходит для полноценной реализации моих возможностей». Или проще: «хочется работать не абы где, а в хорошей клинике». Соблюди этикет — и создашь о себе хорошее мнение! Ну а если не хочешь утруждаться, то выход за твоей спиной, лестница в конце коридора справа. Когда какой-то особо настырный идиот интересовался, почему ему дали от ворот поворот, Константин сухо отвечал: «Потому что». Если сказать эти волшебные слова правильным тоном, то больше никаких вопросов не последует.

Если остепененный врач-томографист, молодая симпатичная и неглупая на вид женщина, меняет Центральную клиническую больницу гражданской авиации на медсанчасть загибающегося оборонного завода, то это не просто так. Если же «просто так», то она дура, а с дураками связываться себе дороже. Кандидатка промямлила что-то невнятное насчет того, что хочет работать рядом с домом, но Константина подобное объяснение не устроило. Это участковый терапевт или, скажем, врач приемного покоя может искать работу ближе к дому, потому что поликлиники и приемные отделения больниц похожи друг на друга как по организации работы, так и по отсутствию перспектив. Но если человек заканчивает аспирантуру, защищает кандидатскую диссертацию и получает специальность томографиста, то у такого человека явно есть амбиции и далеко идущие планы. Кладем на одну чашу весов крупную ведомственную клинику, а на другую — небольшую (давайте уж говорить честно) заводскую медсанчасть… Что перевесит? Опять же выигрыш в расстоянии получается несущественный — по большому счету, из Сокольников, где жила кандидатка, все равно куда ездить. Нет, причина не в расстоянии, а, скорее всего, в каком-то конфликте, шлейф которого осложняет трудоустройство на новом месте, вот и приходится искать что попроще. Константин и сам когда-то проходил через это. Но ты не таи, ты скажи — и тебя поймут.

— Скажите, Маргарита Николаевна, а с прежнего места вы ушли без осложнений? — прямо спросил Константин, внимательно наблюдая за выражением лица собеседницы. — Если я позвоню справиться, то не услышу ничего плохого?

— Могут со зла наговорить что-нибудь, — Маргарита Николаевна усмехнулась и неопределенно повела красиво изогнутыми бровями. — Осложнений у меня не было, я вообще до этого на работе стараюсь не доводить, но обвинения в неблагодарности мне высказали не раз. Мы, мол, тебя вырастили и выучили, специалистом сделали, всячески холили-лелеяли, в кадровый резерв записали, а ты, сволочь этакая, уходить собралась. Так что, если станут говорить что-то плохое, требуйте фактов, а не впечатлений. Когда мне можно будет вам позвонить?

Кандидатка встала и выжидательно посмотрела на Константина, который откровенно залюбовался ее стройными длинными ногами. Современные офисные костюмы просто шедевральны — с одной стороны они строгие, а с другой выставляют напоказ все достоинства, побуждая к харрасментам и адюльтерам.

— У меня есть еще несколько вопросов, если вы не возражаете, — сказал Константин.

Переведя взгляд на лицо кандидатки, он успел уловить насмешливый взгляд, который тут же стал вдумчиво-серьезным. «Хор-р-роша чер-р-ртовка», с удовольствием подумал Константин, склоняясь к положительному решению.

— Почему же, все-таки вы собрались уходить? — спросил он. — Место, можно сказать — родное, где все вас знают и, как вы выразились, холят да лелеют… А вы уходите? И куда хотите устроиться? В нашу медсанчасть. Нет, медсанчасть у нас хорошая, но она не идет ни в какое сравнение с центральной авиационной больницей. Может, вас побудили уйти причины сугубо личного характера? Вы простите, что я так прямо спрашиваю, но я должен хорошо понимать, кого я принимаю на работу. У нас коллектив небольшой, но, можно сказать, отборный, каждый человек на своем месте.

— Вы знаете старинную индийскую пословицу «Лучше быть головой мухи, чем задницей слона»? — поинтересовалась кандидатка и тут же сама ответила на свой вопрос. — Конечно же знаете. Можно сказать и иначе: «лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе». Вот вам моя единственная причина. Мне надоело быть фотографом при администрации и профессуре. Я хочу работать самостоятельно…

— Чтобы с вами считались и вас уважали, — закончил Константин.

— А что в этом плохого? — серые глаза кандидатки вызывающе сверкнули, а в голосе звякнул металл.

«Заводная, — отметил Константин. — С пол-оборота. Как Ника. Значит, темпераментная».

— В этом нет ничего плохого, — сказал он. — Даже наоборот. Врач должен внушать уважение, а любой хороший специалист ставит себя таким образом, чтобы с ним считались. Это нормально и естественно. Но все должно быть в рамках уместного. Никакой самостийной анархии я не потерплю. Все распоряжения администрации безоговорочно исполняются. Каждый сотрудник прежде всего должен думать о интересах и репутации учреждения, а затем уже — о своих собственных. Но при этом никто не станет относиться к вам, как к «фотографу», это я вам гарантирую. Я, Маргарита Николаевна, живу по принципу: «если хочешь иметь уважение, то умей проявлять его».

— Все-все распоряжения администрации должны безоговорочно исполняться? — взгляд Маргариты Николаевны снова стал насмешливым.

— Все-все-все! — подтвердил Константин. — А как же иначе?

— Это меня пугает! — Маргарита Николаевна легонько вздохнула. — Я же вижу, как вы на меня смотрите и догадываюсь о том, какими могут быть ваши распоряжения. А у меня принцип — никаких служебных романов, тем более с руководством. Похмелье от этого бывает тяжелым.

Константин не сразу нашел, что и ответить. Брякнуть правду: «Я захотел вас сразу же, как увидел!»? Неловко как-то. Сказать: «Нет-нет, у меня и в мыслях такого не было!»? Глупо. Она по взгляду все поняла. И еще издевается — принципы у нее, видишь ли!

— А если вы заведете роман с мужчиной, который впоследствии станет вашим начальником, это не будет нарушением принципа? — спросил Константин и тут же ужаснулся: «Боже! Что я несу?».

— Здесь? — удивилась чаровница, окинув своим лучезарным взглядом кабинет. — Я так не привыкла…

Константин так очень даже привык, но время было неудобное — начало одиннадцатого. В приемной, судя по доносящимся оттуда обрывкам фраз, кто-то уже сидит, да и вообще в это время не дадут спокойно пообщаться. Другое дело — после обеда. Все сотрудники знают, что с двух до четырех Константина Петровича лучше не беспокоить, у него что-то вроде сиесты. Но до двух — милости просим. Константин считал, что лучше путь сотрудник лишний раз обратится к нему попусту, чем наломает дров по своей инициативе. И вообще отец родной должен быть доступен детям. От кого еще они могут получить совет да напутствие?

— Не здесь, — поспешно сказал он. — Лучше вечером. У меня дома. Я живу один.

— Я тоже одна, — чаровница снова вздохнула. — В одиночестве есть своя прелесть, но иногда оно напрягает… Когда и где мы встретимся?

Константина слегка удивило мгновенное переключение с лирического тона на деловитый. «Ушлая баба, — подумал он. — Щучка. А то и акула…». Ушлые женщины ему нравились. И деловые тоже. Кого не выносил, так это простодушных дур из категории тупых телок. Выкладываются в постели они по полной программе, каждый раз словно в последний, но до и после поговорить с ними не о чем, а без интеллектуальной приправы секс получается пресным и быстро надоедает. А с Маргаритой Николаевной явно было о чем поговорить… «С Маргаритой Николаевной? — сверкнуло в мозгу озарение. — Так она полная тезка булгаковской Маргариты! А он, стало быть, Мастер? Да, вроде того, только с маленькой буквы, потому что зовут его Константином, и он свое славное имя на псевдонимы менять не намерен».

— Здесь поблизости есть одно милое заведение, — сказал он. — Называется «Черепаха и кит». Держат сербские цыгане. Баранину готовят божественно, да и все остальное тоже на уровне…

— На уровне — это хорошо, — одобрила чаровница. — Где и во сколько встречаемся?..

Константин давно пришел к выводу о том, что пищевое поведение человека напрямую коррелирует с сексуальным. Женщины, озабоченные подсчетом калорий, которые не едят, а всего лишь отведывают понемногу, любят так же сдержанно и скучно. Удовольствия от них ровно столько же, сколько и им от еды. А те, кто ест с аппетитом, в постели ведут себя также аппетитно — берут от тебя все и даже немного больше, но и воздают соответственно. Маргарита Николаевна отдала должное тушеной баранине и острым жареным колбаскам, запивая все темным элем, а затем заявила, что пиво без водки — деньги на ветер, и попросила заказать ей текилы.

— Приличная девушка должна как следует напиться пред тем, как отдаться мужчине, с которым она знакома меньше суток, — объяснила она, лукаво подмигнув Константину. — Иначе ее будут терзать угрызения совести…

— И сожаления о утраченной невинности! — в тон подхватил Константин.

— Эту потерю я пережила в девятом классе, — Маргарита Николаевна, (впрочем, после открывшего вечер брудершафта — просто Рита) пренебрежительно махнула рукой, давая понять, что потеря была невелика. — Сначала все было как в сказке — шампанское, свечи, шелковые простыни, пела Билли Холидей… Я чувствовала себя принцессой… Но в самый разгар страстей заявились родители моего кавалера. На даче вырубили электричество, и они решили вернуться на день раньше. Принцессу обозвали проституткой и выгнали из дома, не дав толком одеться… А принц спокойно наблюдал происходящее. Впрочем, не так уж и спокойно — трясся, как осиновый лист. Я его наказала за трусость. Рассказала всем, что корешок у него малюсенький и кончает он в три секунды. Не так уж и наврала, если честно… Надеюсь, что с твоими родителями проблем не будет?

— Мои родители живут в Узбекистане, — успокоил Константин. — Ну и вообще я уже взрослый мальчик, как ты могла заметить.

— Возраст не имеет значения, — возразила Рита. — У нас… то есть уже — у них, работал в приемном доктор Лебедев, не меньше сорока ему было, а то и все сорок пять. Так ему маменька обеды в судочках на работу возила, чтобы сы́ночка не портил желудок больничной едой или сухомяткой. А если он дежурил — то и ужины. С собой брать нельзя. Остынет же, а разогревать — это уже не комильфо, нужно кушать свежее. Представь картину — в приемнике очередь на госпитализацию, Лебедев пашет в поте лица, а вокруг него бегает маменька и причитает: «Буся! Ну так же нельзя! Супчик остынет!». Народ просто валился со смеху.

— А ведь, наверное, это хорошо, когда тебе кто-то привозит на работу свежеприготовленные обеды, — подумал вслух Константин.

— На меня в этом смысле рассчитывать не стоит, — предупредила Рита. — Мои кулинарные способности не простираются дальше очистки банана и вообще я эгоистка. Предпочитаю, чтобы заботились обо мне.

После трех часов, проведенных в «Черепахе» (текилу пришлось заказывать четырежды), у Константина сложилось такое ощущение, будто они знакомы много лет. С Ритой было легко, а легкое начало романа — это многообещающий позитивный симптом.

К полуночи акции всех любимых женщин Константина Петровича Ива́нова, бывших и действующих, упали ниже плинтуса, а сам Константин Петрович, на тридцать пятом году жизни, постиг смысл чеховского выражения «увидеть небо в алмазах». По потолку в самом деле пробегали цепочки ярких вспышек — так сильно эндорфины по мозгам шандарахнули. И спала Рита хорошо, эстетично — не разметывалась по всей кровати и не храпела. Надо сказать, что маленькая ложечка дегтя в этой огромной цистерне сладчайшего меда все же имелась — Рита курила, в том числе и в паузах между любовными баталиями. Константин, за компанию, снова приобщился к этому пороку, пообещав себе, что будет курить мало и только в обществе любимой.

После нескучной ночи завтракали так, словно приехали из голодного края — смолотили приготовленную Константином глазунью и все сырно-колбасное, что было в холодильнике.

— Oh Danny boy, the pipes, the pipes are calling! — пропела Рита, когда с завтраком было покончено. — Пора заниматься делами. Тебе — работать, а мне — искать работу.

— Я думаю, что ты ее уже нашла, — усмехнулся Константин. — И даже прошла испытательный срок. Приезжай к часу. Оформишься и, заодно, на собрании тебя представлю.

— Хорошо, — кивнула Рита. — Но у меня есть один вопрос. Что если вдруг когда-нибудь…

— Я не смешиваю личное с рабочим! — ответил Константин. — Прекращение наших отношений никак не отразится на твоем рабочем статусе. Пока ты работаешь нормально — ты спокойно работаешь.

На четвертом месяце романа, который бил ключом и не собирался иссякать, Константин начал задумываться о прелести моногамных отношений. Чего уж греха таить — мимолетные удовольствия он позволял себе даже в начальном периоде своего единственного (и хотелось надеяться, что и последнего) брака. Ника поначалу казалась упоительно восхитительной, но… Впрочем, дальше можно не продолжать, ибо один мудрец, не исключено, что и сам Конфуций, сказал, что значение имеет то, что говорится до «но», а на сказанное после можно не обращать внимания.

Рита была женщиной необычной. Необычной в полном и всестороннем смысле этого слова. Сказать ей: «переезжай ко мне, станем жить вместе, раз уж нам так хорошо вдвоем» было нельзя. Посмеется-пошутит, придумает очередное ласково-ироничное прозвище (последним было «Ланселот Кабинетный») и на том все закончится, так и не начавшись. А повторять предложение не стоит. Будешь выглядеть занудой, проще говоря — дятлом. Переезжай ко мне… Тук-тук… Переезжай ко мне… Тук-тук… Ну переезжай же ко мне, противная… Тук-тук… А пошел ты со своим предложением знаешь куда?!

Нет, нужно было действовать элегантно и при том — ошеломляюще, а у творчески одаренного Константина как раз такая возможность была. В книжном магазине на улице Михайлова, который в последнее время все больше и больше превращался в канцелярский, он купил набор из шести фломастеров и три листа ватмана первого формата (по одному не продавали, да и запас не мешает — вдруг запорешь с непривычки). Спасибо школьному учителю черчения Николаю Николаевичу Брежневу, однофамильцу великого человека — таки привил нерадивому Костику Ива́нову умение писать каллиграфическим почерком. Каллиграфии Константин предавался под настроение, а в повседневности карябал, как курица лапой, потому что врачебная работа вырабатывает привычку писать торопливо, в стиле крещендо.

При очередном визите Рите был почтительно вручен свиток, перевязанный алой лентой. Почтительно означало обеими руками и с поклоном. С учетом того, что Константин был одет в черный шелковый халат, расписанный красными драконами, получилось весьма аутентично, в восточном стиле — эмир бухарский жалует любимую наложницу рубаями собственного сочинения.

Рубаи получились неплохими, можно было гордиться не только стилем, но и тем, как изящно в них было вплетено предложение.

— Слово «пожитки» меня умиляет, — сказала Рита. — Чувствуется в нем какая-то быстротечность… Не «прожить», а всего лишь «пожить». Знаешь, давай лучше оставим все, как есть, но на всякий случай я буду иметь в виду, что у меня в запасе есть двадцать одна попытка.

— Достаточно будет одной, — ответил Константин, расстроившись из-за неудачи своей лирической эскапады. — Ты только скажи…

«Оно и к лучшему, — начал утешать внутренний голос, обрадовавшись тому, что в кои то веки ему есть, что сказать. — По крайней мере Женечку расстраивать не придется, пускай приходит по вторникам…».

Женечку, конечно, расстраивать не хотелось — прикипел за эти годы к ней всей душой. Но просыпаться рядом с Ритой каждое утро хотелось больше. Наваждение? Возможно, что и так. Но, когда сильно хочется, тут уж не до самокопательных рассуждений. Вынь — да положь.

«Возможно, что и к лучшему, — ответил самому себе Константин, — но все равно печально».

Рита уловила его настроение (несмотря на постоянные рассуждения о собственном эгоизме, она была очень чуткой) и порадовала в этот раз особенно хорошо. Впрочем, словами этого не передать… Утром Константин поднялся с постели с таким чувством, будто он в эту ночь умер и родился заново. «Умер», потому что сил не осталось никаких, а «родился», потому что душа была переполнения радостью: «Неужели это происходит со мной, Господи?! Неужели со мной происходит это?!».

Придет время — и все изменится к худшему, поскольку к лучшему менять просто некуда. Но, пока еще это время не пришло, можно было упиваться своим счастьем. Как говорится, Млечный путь им обоим в помощь…

Иногда, под настроение и от нечего делать, Константин мечтал о том, как хорошо было бы обзавестись собственным островом где-нибудь в теплых морях-окиянах, где нашлось бы место для всех значимых в его жизни женщин. Каждой — по отдельному коттеджику, а он бы жил среди них этаким богдыханом (можно навсегда уехать из Самарканда, но внутренний Самарканд останется с тобой до конца жизни). Но, воспарив в радужные эмпиреи, тут же одергивал себя — о чем ты, парнишша? Какой, нахрен, остров? Клиникой бы своей обзавестись…

На своей клинике Константина заклинило конкретно. Можно сказать — вусмерть.

С приходом Риты в медсанчасть отношения с Машенькой и стоматологом Светланой Геннадьевной были прекращены. Константин повел себя достойно — сказал каждой «отставнице», что она ни в чем не виновата, сделал обеим хорошие прощальные подарки и пообещал, что прекращение отношений никак не отразится на их работе. Обе приняли подарки (какая дура откажется от цацек с настоящими брюликами?), обе назвали Константина «подонком, разбившим вдребезги их жизнь» (ну словно сговорились) и обе написали заявления на увольнение. Что ж — вольному воля, спасенному рай. Бабушка учила маленького Костика не бежать вдогонку уходящему автобусу — все равно не догонишь, только расшибешься, а спокойно ждать следующего. Константин этот совет хорошо запомнил. Опять же, замечательной во всех отношениях Риты и уютно-привычной Женечки ему было вполне достаточно. За числом он никогда не гнался, предпочитал качество.