Глава двенадцатая
Рокировочка
Если бы заводские дела шли хорошо, то Константин прождал бы компьютерный томограф до морковкина заговенья, потому что свободные деньги расходовались бы на более актуальные цели. Заводу, по большому счету, томограф нужен не был, поскольку при необходимости сотрудников можно было бы направлять на исследование в восемьдесят третью медсанчасть. Хлопотно, конечно, далеко, да и очередь не меньше, чем на неделю, однако же обследоваться можно. Иначе говоря — проблема над головой дамокловым мечом не висит.
Когда же дела идут плохо, а финансы напоминают решето, то лишняя дырка в этом решете ничего не изменит и, по большому счету, ничего не ухудшит. Точно так же, как насморк не скажется на состоянии человека, умирающего от тяжелой неизлечимой болезни.
За год правления нового генерального директора хорошие отношения между ним и Константином превратились в просто замечательные. Вячеслав Александрович оказался крайне толковым мужиком. Если прежнее руководство не мешало главному врачу медсанчасти зарабатывать деньги, то этот — помогал. За что и получал соответственно. И никогда не ломался, не набивал себе цену, что у его предшественника было любимейшим занятием. Если отказывал, то по делу, а если была возможность, то сразу же шел навстречу. На мамин вопрос: «Как тебе новый директор?», Константин ответил: «Такой лапочка, что прямо хоть женись!».
— Нам бы томограф… — вслух помечтал Константин, вручив генеральному ноябрьскую дань. — Аппарат, конечно, дорогой, но крайне выгодный. Как в смысле покупки, так и в смысле эксплуатации.
— Компьютерный или магнитно-резонансный? — деловито поинтересовался генеральный.
Во всем, что касалось техники, он разбирался досконально. Инженер Инженерыч, человек на своем месте.
— Для начала хотелось бы магнитно-резонансный, — вкрадчиво ответил Константин, намекая на то, что вообще-то нужны оба аппарата; магнитный томограф хорошо видит мягкие ткани, а компьютерный хорошо видит кости и позволяет оценить рентгеновскую плотность тканей, которая изменяется при заболеваниях.
Магнитно-резонансный томограф стоил дороже и потому Константин первым выбрал его.
— Я слышал, что они тянут на полтора миллиона долларов, — задумчиво сказал генеральный. — За что, интересно, такие деньги? Насколько я понимаю, аппарату такого рода триста тысяч — красная цена.
— В медицине все дороже, — вздохнул Константин. — Стоматологическая пескоструйка, несмотря на свою малую мощность, стоит втрое дороже полноценного пескоструйного аппарата.
Генеральный хмыкнул и попросил сутки на размышление, что можно было расценивать как согласие. Отказывал он, обычно, сразу. «Неужели выгорит?» обрадовался Константин и до следующей встречи с начальником даже думать о томографе боялся, чтобы не сглазить.
— Я думаю, что нет нужды напоминать вам, Константин Петрович, что положение завода оставляет желать лучшего, а перспективы перед нами раскрываются неутешительные, — начал генеральный. — Но пока что мы работаем и если у меня есть возможность улучшить медицинское обслуживание наших сотрудников, то я это с радостью сделаю. Даже с учетом того, что впоследствии этот дорогущий аппарат вместе со всем имуществом медсанчасти уйдет на сторону. Жить нужно сегодняшним днем.
«Я не себе этот аппарат покупаю, а тебе, — перевел сказанное Константин. — Так что будь готов раскошелиться в соответствующих масштабах».
Константин был готов раскошелиться ради стоящего дела и в мыслях сразу же простился с пятьюдесятью тысячами долларов. В принципе, он ничего не терял, потому что в качестве отката за томограф надеялся получить больше. Правда, надежды могли оправдаться лишь в том случае, если завод перечислит медсанчасти деньги на покупку томографа, а не передаст уже купленный аппарат.
Генеральный никогда не озвучивал сумм, которые ему хотелось получить и не писал их от руки, а набирал цифры на дисплее калькулятора. Нравилось человеку играть в конспирацию — и все тут! Увидев цифру «200000», Константин вопросительно посмотрел на начальника — уж не добавил ли ты по ошибке лишний нолик. Генеральный отрицательно покачал головой, давая понять, что он не ошибся.
— Честно говоря, я ожидал чего-то другого, — сказал Константин, глядя в глаза начальника. — У меня нет возможности…
— Нет, так найдите, — мягко, по-отечески, посоветовал генеральный. — Вы же понимаете, кому что достанется в конечном итоге.
— До конечного итога еще дожить нужно, — резонно заметил Константин. — Должность у меня такая, что приходится отвечать за чужие ошибки. Эндоскопист какой-то сосуд поранит или кардиолог инфаркт пропустит, а снять могут меня. Я не готов так рисковать. Кто знает, буду ли я сидеть на своем месте в день «икс».
— Пока мы с вами понимаем друг друга, вам беспокоиться не о чем, — ответил генеральный. — У нас закон: своих не бросаем.
— Меня могут снять и по медицинской линии, — напомнил Константин. — Я же не только вам подчиняюсь, но и управлению.
— Меня тоже могут снять в любой момент, — генеральный вполоборота покосился на висевший за его спиной портрет президента. — Под одним Богом ходим, по одному канату. И мне бы не хотелось, чтобы плоды моих трудов пожинал мой преемник. Я вас понимаю, Константин Петрович, но и вы меня должны понять. Все мы рискуем и каждый старается свести собственные риски к минимуму. Но в данном вопросе мое слово последнее, потому что решение принимаю я!
Последняя фраза была произнесена с несвойственной генеральному ледяной резкостью. «Дернул же меня черт заговорить про этот проклятый томограф, будь он трижды неладен! — уныло подумал Константин. — Что делать? Задний ход врубать нельзя — отношения испортятся. И выкладывать двести тонн зелени за здорово живешь тоже не стоит, мало ли что может произойти…».
— Я должен подумать, — сказал он, виновато улыбаясь. — У меня сейчас примерно такое же положение, как и у нашего завода. Купил квартиру, вложился в ремонт, всю обстановку пришлось приобретать с нуля… За душой, мягко говоря, ни гроша, ни шиша. Но я постараюсь найти варианты.
— Я вас не тороплю, — генеральный снова перешел на отеческий тон. — Время терпит. Как определитесь — дайте знать.
Последнюю фразу следовало понимать как: «падать в цене я не намерен».
Кое-какие связи в системе за время пребывания в должности главного врача у Константина наработались. Задействовав их, Константин получил более-менее внятное представление о перспективах завода. Максимум протянет до 2005 года, но может закрыться и раньше, как-то так. Хорошо, будем рассчитывать на четыре года. С одной стороны, это довольно длинный срок, в течение которого может произойти многое, а с другой — довольно короткий.
Перспективы обретения собственной клиники маячили буквально перед носом. Ну что такое — четыре года? Сам уже больше десяти лет в Москве прожил, а иногда кажется, будто только вчера приехал сюда. Опять же, если в начале следующего года обзавестись магнитным томографом, то к концу года можно рассчитывать и на компьютерный. Разве плохо? Но двести тысяч зеленых — это вам не кот начхал… Ладно, допустим, что около семидесяти или, даже, восьмидесяти тысяч удастся отбить на покупке. Остается сто двадцать тысяч. Такой суммой Константин располагал, но, выложив ее, оставался практически без резерва на черный день. Если вдруг возникнут серьезные проблемы, а они у человека, жонглирующего денежными потоками, могут возникнуть в любой момент, то нечем будет откупаться. Да и сотрудники могут подставить по-крупному на ровном месте. Недавно в клинике «Лилия смайл» на улице Михайлова пожилого пациента перед удалением зуба обезболили так качественно, что он перестал дышать и умер прямо в кресле. Смерть от наркоза сама по себе является крупной проблемой, да вдобавок пациент оказался отцом заместителя префекта Юго-восточного округа… Шороху было! Главный врач клиники инфаркт на этом заработал и радовался тому, что его не посадили…
Кто может гарантировать, что в родной медсанчасти ничего подобного не случится? Никто!
Мелькнула, было, мысль о том, что томограф можно приобрести совместно — половину стоимости завод оплатит напрямую, а другая половина будет проведена через Константинову фирму «КонПИ». Однако от этой мысли сразу же пришлось отказаться — генеральный на такое сроду не пойдет, скажет: «хотите напополам, так выкладывайте половину сами». А если бы даже он и согласился, то ему высшие инстанции такую аферу провернуть не дадут. Одно дело — покупка оборудования для своей медсанчасти и совсем другое его покупка на паях с какой-то левой фирмой. Тут за версту будет пахнуть паленым… Нет! Томограф должен купить завод! А впоследствии он, конечно же, перейдет к «КонПИ»… Во всяком случае, хочется на это надеяться. Но генерального нужно уломать на половину от того, что он запросил, причем сделать это так, чтобы не испортить отношения.
«Попроси рассрочку на вторую половину, — ехидно посоветовал внутренний голос. — На десять лет, под семь процентов годовых…».
Константин не возражал бы и против пятнадцати процентов, но разве генеральный пойдет на это? Он ясно дал понять, что играет по правилу «или — все, или — ничего». А если ничего, если сказать, что сумма неподъемная, то отношения дадут трещину, которая со временем может привести к полному разладу. Было бы ужасно обидно остаться с носом в тот момент, когда до исполнения заветной хрустальной мечты осталось всего-ничего.
Отдать все, а если вдруг грянет гром, то продать квартиру? Тоже не вариант — только купил, привел в порядок и обставил. Опять же, не факт еще, что новую купить удастся. Что тогда? До смерти по съемным кочевать?
Но томографа о-о-очень хочется, а если с первым все гладко пройдет, то вскоре и второй можно будет приобрести…
Мысли бегали по кругу, лихорадочно, но непродуктивно. Состояние можно было охарактеризовать фразой: «И хочется, и колется, и болит, и матушка не велит».
В сложных ситуациях важно не позволять себе расслабляться, это Константин усвоил давно. Насколько бы безвыходным ни казалось бы положение, надо действовать, искать пути и способы, что-то предпринимать, но не сдаваться… От бабушки Константин однажды услышал фразу: «Никто тебя у параши не посадит, пока ты сам рядом с ней не усядешься». Поймав удивленный взгляд внука — что за лексикон такой непривычный? — бабушка усмехнулась и пояснила: «это я от деда твоего набралась».
Во вторник, соблюдая давно установленную традицию, к Константину заявилась Женечка. Привычно порадовалась тому, как хорошо он обустроил свою квартиру и так же привычно пожаловалась на новую главную медсестру поликлиники механического завода, с которой у нее за полгода никак не могли выстроиться нормальные отношения. Женечка раза три намекала Константину, что была бы счастлива работать под его чутким руководством, а один раз прямо спросила, нельзя ли ей вернуться в медсанчасть, но Константин твердо стоял на том, что вместе им работать не следует.
— Валька случайно увидела в бухгалтерии накладную на дезинфицирующие средства, когда за перерасчетом ходила, — взахлеб тараторила Женечка. — Знаешь, что поликлиника закупает? В жизни не угадаешь! Австрийский концентрат «Биосан» по три тысячи за канистру! А на самом деле для уборки выдают хлорку, которую приносят с завода. Нет, ты прикинь, что она творит! И не стесняется!
— Главная медсестра закупками не ведает, — заметил Константин. — Это главный врач «творит». Выступишь по поводу концентрата — вылетишь с работы, да еще и с волчьим билетом. Правдолюбцы никому не нужны.
— Даже тебе? — снова взялась за старое Женечка. — Знаешь, мне все больше кажется, что у тебя в медсанчасти есть другая женщина…
«Не одна, а целых три!», мысленно ответил ей Константин, но вслух строго сказал:
— Если кажется, то нужно перекреститься.
— Я пробовала, — предельно серьезным тоном ответила Женечка. — Не помогает.
— Давай не будем, ладно? — попросил Константин, удивляясь про себя неугасимой женечкиной настойчивости. — Такому милому созданию, как ты, занудство совершенно не к лицу.
От комплиментов, даже самых маленьких и привычных, Женечка мгновенно таяла и переключалась в романтический режим. «Однако, бухгалтера в поликлинике идиоты, — думал Константин, целуя подругу. — Как можно держать на виду накладные?».
В его бухгалтерии с накладными обращались как с секретными документами — держали на столах только те, с которыми работали в данный момент, а если заходил кто-то из сотрудников, то папки сразу же захлопывались или же документы переворачивались лицевой стороной вниз. Да и вообще хождение в бухгалтерию не приветствовалось. Есть вопросы по расчетам? Изложите их в письменном виде и отдайте секретарю… Очень удобная система.
Чертовы накладные засели в уме занозой. Константин думал о них во время любовных игр, сверял что-то во сне, и после пробуждения в первую очередь подумал о том, что тот руководитель, у которого работа с бухгалтерскими документами не поставлена должным образом, долго на своем месте не усидит.
«Уж не патологическая обстоятельность начала у меня развиваться?!», испугался Константин, не успев еще встать с постели.
Патологическая обстоятельность, также именуемая вязкостью мышления, может развиваться при эпилепсии, которой Константин не страдал, а также при опухолевых заболеваниях головного мозга, от которых никто не застрахован. Зацепится мышление за что-нибудь, например — за накладные, и начинает топтаться на месте…
Настроение сразу же испортилось. Ничего себе начало нового дня! Эх, если бы был под рукой томограф, то можно было бы проверить голову…
Томограф!
Накладные, которых посторонним видеть не следует!
«Какой же ты стал тупой! — не то посочувствовал, не то упрекнул внутренний голос. — Талдычу тебе, талдычу…»
Размышлять о причудливой связи бессознательного с сознательным не было времени. Гениальная (иначе и не скажешь!) идея требовала детального осмысления.
— А мы вам рокировочку, Вячеслав Александрович… — бормотал под нос Константин, идя по Рязанскому проспекту (от дома до работы он ходил пешком практически в любую погоду, за исключением особо мерзопакостной — рукой подать, да и полезно для здоровья). — Получай гамбит, паразит… Коготок увязнет — всей рыбке песец… Огхизинга́ кхутогхи́м… Вали кулем — потом разберем…
Узбекский мат почему-то вспоминался в минуты наивысшего довольства собой. Дедушка Фрейд непременно нашел бы этому подходящее объяснение, но у Константина были другие, более важные занятия и вообще он не имел склонности к рефлексивным самоанализам.
В медсанчасти Константин пробыл до двух часов дня, а затем поехал на встречу с нужным человеком. Домой за машиной возвращаться не стал, поскольку офис нужного человека находился в самом центре Москвы — у станции метро «Кузнецкий мост», куда не стоило соваться на железном коне, лучше уж на своих двоих, быстрее будет. Опять же, если удастся обо всем договориться, то можно будет порадовать себя вкусным ужином в каком-нибудь уютном заведении, а после такой радости за руль садиться противопоказано.
В троллейбусе, а затем в метро, Константин читал газету. Перед важным разговором нужно расслабиться, отрешиться от суеты, дать голове отдохнуть. Газеты, напичканные пустопорожней бессмыслицей, подходили для этой цели идеально. Выйдя из метро, Константин несколько раз произнес: «Вагаршак Артаваздович», сначала медленно, а затем бегло. Если у человека, с которым предстоит общаться, труднопроизносимое имя, то лучше потренироваться заранее. Люди крайне болезненно реагируют на искажение их имен. Что уж скрывать — и сам не без греха, всех поправляет: «не Ивано́в, а Ива́нов». Ива́нов, любитель мягких диванов…
За привычку использовать диван служебного кабинета в неслужебных целях подчиненные прозвали главного врача Диванычем. А что? Нормальное прозвище, уважительное и дружелюбное. Не то, что у товарища Худайбердыева, директора школы, в которой учился Константин. Того сначала звали Худаем, а затем сократили прозвище до общеизвестной трехбуквенной комбинации. Прикольным было то, что директор откликался на свое прозвище — как услышит, так головой начинает вертеть…
В офисе Вагаршака Артаваздовича церемоний было больше, чем при королевском дворе. Сначала одна из трех красоток, сидевших за рецепционной стойкой, провела Константина в некое подобие гостиной и предложила кофе. К маленькой чашечке с бодрящим напитком прилагалась дюжина вазочек со сладостями. Следуя восточному этикету, Константин пригубил густой, словно сметана, кофе и съел кусочек халвы. При всем желании, больше он ничего съесть и выпить не успел, потому что явилась другая девушка и пригласила его пройти в приемную генерального директора.
В приемной ритуал повторился, только в более скромном виде — вазочек оказалось всего четыре и сладости в них лежали не восточные, а европейские — миниатюрные шоколадки да печенье. Константин снова пригубил кофе и съел шоколадку. Только подумал — не попробовать ли и из другой вазочки? — как секретарша пригласила его в кабинет. И как пригласила — встала, распахнула дверь и сделала приглашающий жест рукой. Ну, разве что, только в пояс не поклонилась.
— Хотите кофе? — первым делом спросил хозяин кабинета.
— Благодарю вас, Вагаршак Артаваздович меня уже два раза угостили, — церемонно ответил Константин, порадовавшись тому, что сумел произнести сложное имя без запинки.
Выслушав Константина, Вагаршак Артаваздович постучал длинным пальцем по высокому лбу мыслителя — то ли привычка такая, то ли намек собеседнику — и сказал:
— Звучит привлекательно, но пахнет плохо.
— Вам-то какая печаль? — удивился Константин. — Вы хорошо заработаете, причем практически ничем не рискуя.
— Не рискуя? — с кривой усмешкой переспросил собеседник. — Это вам так кажется. Только не надо мне говорить, что тот, кто не рискует, не пьет шампанского. Я пью только коньяк…
По доносившемуся от Вагаршака Артаваздовича запаху Константин уже понял, что тот предпочитает крепкие напитки, причем — в хороших дозах.
— Была бы у вас частная организация, тогда другое дело… — продолжал Вагаршак Артаваздович. — Но проворачивать такое с государственной конторой, да еще и с оборонным заводом я не согласен. Себе дороже. Много вопросов может возникнуть.
— Вопросы к вам могут возникнуть только в момент отгрузки, — возразил Константин. — Но разве ваши менеджеры не люди? Разве они не могут случайно ошибиться? И потом я же знаю, кто вас крышует…
— Откуда знаете?! — сразу же вскинулся Вагаршак Артаваздович. — От кого?
— Помилуйте, — развел руками Константин, — об этом все знают. Я сейчас даже и не вспомню, кто мне это сказал. И вообще — разве можно торговать такими солидными товарами без надежного прикрытия? Это же не простыни-наволочки!
— Я, между прочим, с простыней начинал, — поведал собеседник. — При социализме это было очень выгодно, гораздо выгоднее обуви или трикотажа, только мало кто это понимал… Хорошо, допустим я соглашусь на вашу авантюру. Как все это будет сделано технически?
Константин изложил свое видение процесса.
— Мне надо подумать, — Вагаршак Артаваздович снова постучал себя пальцем по лбу. — Но сразу скажу одно — расчет будет не после отгрузки, а после установки. Установим, подождем пару дней, убедимся, что все хорошо и тогда рассчитаемся. Вы согласны?
— Лично я согласен, — ответил Константин. — Но мой директор может не захотеть ждать столько времени.
— Если не захочет, то пусть идет со своим замечательным предложением в другое место! — Вагаршак Артаваздович коротко хохотнул, давая понять, что и в другом месте ответ будет таким же. — Это вообще чья идея — его или ваша?
— Общая, — соврал Константин. — Директор поставил задачу, а я нашел решение.
— Значит — ваша, — констатировал Вагаршак Артаваздович. — У вас армяне в роду были?
— Насколько мне известно — нет, — ответил Константин, немного удивившись такому вопросу.
Можно было считать, что встреча прошла успешно. Ясно, что Вагаршак Артаваздович уже принял решение, а время ему понадобилось для сбора информации о контрагенте. Предварительную он получил еще до встречи, а теперь станет копать глубже. Ну и пусть себе копает! Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы со спичками не играло.
Генеральный директор, как и ожидал Константин, сначала ужаснулся.
— Как можно покупать компьютерный томограф под видом магнитного?! Да вы что?!! Вы вообще представляете, как это будет выглядеть?! Да как вам такое вообще в голову могло прийти?!
Константин дал ему возможность выпустить пар, а когда начальник обессиленно расплылся в кресле, провел разъяснительную работу.
— О том, что значится в накладной, на заводе будут знать четыре человека — вы, Алла Ильинична, я и мой главный бухгалтер, — Аллу Ильиничну Константин упомянул приличия ради, поскольку дурной привычки вникать в финансовые документы у нее не было. — Все прочие будут знать, что для медсанчасти купили томограф. Какой? А тот, который там стоит — компьютерный. Монтаж произведет продавец и с ним же заключим договор на обслуживание. Продавец в доле, так что будет молчать…
— Будет! — хмыкнул генеральный. — До тех пор, пока за жабры не возьмут!
— Продавца за жабры? — усмехнулся Константин. — Да вы знаете, под кем он ходит?
Узнав о том, кто крышует фирму Вагаршака Артаваздовича, генеральный выпятил нижнюю губу и уважительно покивал. «Созрел!», отметил в уме Константин и повел атаку с другой стороны.
— Я ведь как пришел к этой идее, Вячеслав Александрович? — вкрадчиво начал он. — Вы поставили мне задачу, и я был обязан ее решить. Однако же у меня не было необходимых ресурсов, и я начал искать варианты. Вы же прекрасно понимаете, что я не мог вас подвести…
— Вы сейчас меня подводите, — простонал генеральный. — Под монастырь!
— Никоим образом! — горячо возразил Константин. — О каком монастыре может идти речь? Все будет сделано тихо, а через пару лет ситуация изменится кардинальным образом и никого уже не будет волновать, что именно было куплено и по какой цене…
Не прекращая уговоров, Константин взял с директорского стола калькулятор и набрал на дисплее цифру «250000». Вагаршак Артаваздович согласился на откат в триста тысяч долларов, и Константин был готов удовлетвориться шестой частью.
И так выходило хорошо. Во-первых, он получал томограф, не выворачивая свою заначку. Напротив — можно будет пополнить ее пятьюдесятью тысячами. Во-вторых, проглотив такую аппетитную наживку, генеральный плотно садился на крючок. «Ты мне еще и магнитный томограф купишь, и косметологическое отделение оборудуешь по высшему разряду», думал Константин, улыбаясь и качая головой в такт своим словам.
Вернувшись в свой кабинет, Константин вытянулся в струнку перед зеркалом и доложил своему отражению:
— Товарищ Главный! В ходе ожесточенных боев наши войска сокрушили оборону противника и вышли на заранее намеченные рубежи!
— Молодец! — ответило отражение.
Четырнадцатого марта 2001 года в компьютерный томограф загрузили первого пациента — заводского инженера, у которого флюорография выявила затемнение в левом легком. Радость главного врача была двойной — он получил не только вожделенный аппарат, но и новую одалиску, которая этим аппаратом рулила.
Одалиску звали Маргаритой и ударяла она в голову не хуже одноименного коктейля.
