Глава одиннадцатая
Смена караула
Третьего декабря 1999 года Шариф Насирович не явился на работу. По номеру мобильного телефона механический голос отвечал, что абонент временно недоступен, а по домашнему номеру вообще никто не отвечал.
Запоями Шариф Насирович не страдал и привычки к внезапной перемене мест не имел. Образцом пунктуальности назвать его было нельзя, но и к безалаберным пофигистам он тоже не относился. И вообще заместители генеральных директоров по финансам и экономике просто так не исчезают. Или их похищают, или они бегут от каких-то неразрешимых проблем. Был еще один вариант — скоропостижная кончина или внезапная тяжелая болезнь кого-то из близких самаркандских родственников, но в этом случае Шариф Насирович обязательно предупредил бы о своем отъезде. И Константину непременно бы позвонил, поскольку третье число выпало на пятницу — первую пятницу месяца, день выплаты дани.
Заводской народ сразу же решил, что господина Бурханова похитили. Большинство считало, что это сделали бандиты — с такого человека есть чего взять, но были и такие, кто утверждал, что похищение организовали американские или китайские шпионы. А что тут удивительного? У того, кто рулит финансами секретного завода, можно выведать много интересного.
Константин тоже склонялся к версии с похищением, поскольку в случае бегства Шариф Насирович мог бы попросить рассчитаться с ним на день или два раньше, такое пару раз случалось. Не в секунду же он сорвался с места! Должен был спланировать, обдумать, определиться с местом и транспортом… Не на даче же он в подвале прячется, в конце концов! Нет, это все же похищение. Небось сидит сейчас бедолага в каком-нибудь гараже и с ужасом смотрит на раскаленный паяльник, которым машут перед его носом. Или на раскаленный утюг.
Однако же вечером Константину позвонила мама и сказала, что их общий знакомый просит выслать должок в Самарканд на имя Махкамовой Угилхон Таджиддиновны, год рождения — семьдесят четвертый.
— Ты лично с ним говорила? — уточнил Константин, сразу поняв, о ком идет речь.
— Да, — ответила мама. — Он к нам заходил, сказал, что сам не имеет возможности с тобой связаться, потому что должен срочно уехать. Кто-то у него в каком-то кишлаке умер…
«В Пакистан он дернул, стопудово, — подумал Константин. — Оттуда не выдают, да и новыми документами обзавестись не проблема, были бы деньги».
Деньги пришлось отправить, чтобы не создавать проблем бабушке и матери. Если бы они жили в Москве, то дорогой начальник остался бы с носом, потому что, по логике и по совести, никакой дани ему после бегства не полагалось. С глаз долой — из сердца вон! Потеря должности аннулирует все договоренности.
Генеральный директор во время получения дани вел себя как обычно. Поздоровался, выдвинул ящик стола, в который упал конверт с деньгами, спросил, все ли хорошо и после утвердительного ответа буркнул: «до следующего». Константин ненадолго задержался в приемной, чтобы поболтать с секретаршей генерального, но эта мымра ничего интересного не рассказала. Однако выглядела спокойной, значит — не опасалась за свое будущее. Или делала вид, что не опасается? Ничего, скоро состоится новогодняя корпоративная вечеринка, в ходе которой можно будет получить много ценной информации.
Однако, корпоратив не состоялся, поскольку буквально накануне, вдогонку уходящему году, сменился генеральный директор объединения. Прежний Папа ушел в никуда, то есть — на заслуженный отдых, а вместо него поставили никому не известного чувака по фамилии Вертушенко, ранее работавшего главным инженером Уральского электромеханического завода. Разумеется, при новом и непонятно каком начальнике никто не рискнул устраивать попойки-гулянки.
Люди предполагали разное. Одни говорили, что Вертушенко будет спасать завод, а другие придерживались противоположного мнения — прислали, чтобы все развалить и распродать, а то у прежнего генерального рука на это не поднималась, он же еще при Андропове выдвинулся, понимал службу.
Константин порадовался тому, что у него есть своя фирмочка, а также тому, что появилась возможность изменить расклады в свою пользу. Лучше давать больше, но в одни руки. Если новый Папа будет им доволен, то преемник Шарифа Насировича палки в колеса ставить не посмеет. Пока что обязанности зама по финансам исполняла начальница планово-экономического отдела, но все понимали, что ей это место не достанется — не того масштаба рыбка, чтобы в большой воде плавать.
По неписаным традициям новому генеральному директору полагалось вызывать к себе по одному руководителей структурных подразделений для более близкого знакомства и расстановки приоритетов. Константин прождал до двадцать седьмого января, но его так и не удостоили вниманием. Тянуть до февраля было нельзя — чего доброго Папа решит, что его пытаются кинуть, а это чревато фатальными последствиями. Он же не вчера родился, должен понимать, что ему причитается с коммерческих услуг, которые оказывает заводская медсанчасть.
Константин долго прикидывал размер ясака. Мало дашь — обидишь босса. Много дашь — себя обидишь. Наконец, решил дать столько же, сколько дал бы прежнему Папе. В случае недовольства можно будет сослаться на то, что январь — плохой, неприбыльный месяц. Десять дней все гуляют, а после длительного расслабона у многих не остается денег для хождения по врачам.
Новый начальник принял Константина сразу же, без маринования в приемной, что Константин счел хорошим знаком — простой человек, не гоношистый, с таким нетрудно будет поладить.
Поздоровавшись, генеральный сразу же выдвинул ящик и выжидательно посмотрел на посетителя. «Их что, на каких-то курсах этому учат?» подумал Константин, дивясь сходству начальственных привычек.
Закрыв ящик, генеральный сказал, что ему надо закончить одно срочное дело и попросил Константина подождать в приемной. Константин оценил деликатность нового начальника — не стал сразу же заглядывать в конверт и пересчитывать дачку, решил сделать это без свидетелей.
Ждать пришлось не долго — какие-то считанные минуты. Генеральный не стал передавать приглашение через секретаршу, толстую пожилую тетку с выпученными глазами (не иначе, как с щитовидкой нелады), а выглянул в приемную сам. Смотрел приветливо, улыбнулся — стало быть доволен. «Молодец! — похвалил себя Константин. — Попал в цвет!».
— Как вам работается, Константин Петрович? — спросил начальник, усевшись в кресло. — Есть проблемы?
— Работается нормально, — ответил Константин. — Проблема одна — как бы заработать побольше денег. Я, Вячеслав Александрович, по натуре добытчик, а не проситель. Стараюсь не тянуть деньги с завода, а приносить их. Разумеется, на общем фоне наш вклад выглядит крошечным, но тем не менее…
Первым делом следовало получить благословение на продолжение коммерческой деятельности. Было бы оно, а все остальное приложится.
— Я видел цифры, — сказал генеральный. — Они производят неплохое впечатление.
— Стараемся, как можем, — Константин позволил себе легкую улыбку. — Времена нынче такие, коммерческие.
— Может, вас вообще снять с финансирования? — иронически прищурился генеральный.
— Я не против, — поддержал шутку Константин. — Только тогда вам придется оплачивать лечение сотрудников завода по коммерческим расценкам.
Оба сдержанно посмеялись. «Есть контакт!», удовлетворенно подумал Константин.
— Вот как раз по поводу лечения сотрудников я и хотел с вами поговорить, — взгляд генерального стал серьезно-тяжелым. — Лично я ничего не имею против коммерческой медицины. Но мне не очень-то нравится, а, если точнее, то совсем не нравится, что за некоторые услуги нашим сотрудникам в нашей ведомственной медсанчасти, приходится платить.
Слова «нашим» и «нашей» были произнесены с нажимом.
— Сотрудники завода пользуются тридцатипроцентной скидкой на коммерческие услуги, — сказал Константин, сильно удивленный таким поворотом разговора. — Больше при всем желании я сбросить не могу. Но если вы настаиваете, можно увеличить скидку до пятидесяти процентов, правда это уже будет работа в убыток…
На самом деле убыток начинался со восьмидесятипроцентной скидки, но генеральный этого знать не мог, так что ломать комедию можно было спокойно.
— Вы меня не поняли, Константин Петрович, — генеральный покачал лысой головой. — Речь идет не о скидке, а о бесплатных услугах для наших сотрудников. Люди — это наше главное богатство…
«Популист хренов, — подумал Константин, глядя на генерального. — Ты будешь очки зарабатывать, а мы станем лапу сосать? Мало тебе бесплатных обедов».
С семнадцатого января обеды в заводских столовых стали для сотрудников бесплатными. Халява была не полной — бери, что хочешь и ешь, сколько влезет! — а ограниченной. Сотрудникам раздавались талоны, в обмен на которые можно было получить салат, первое, второе и стакан компота или чая. На талонах были проставлены даты, так что отоварить разом несколько было невозможно. Константин в столовую не ходил, но, те, кто питался там регулярно, жаловались как на качество бесплатных обедов, так и на заметно уменьшившиеся размеры порций. Лучше уж заплатить, но поесть вкусно и сытно, тем более что стоили раньше обеды недорого. Особенное негодование вызывала нормированная выдача хлеба — по два тонюсеньких кусочка на талон. Ну прямо хоть со своим хлебом приходи!
— Я все понимаю, Вячеслав Александрович, но люди, которые оказывают платные услуги тоже кушать хотят, — сказал Константин, когда генеральный перестал разглагольствовать на тему заботы о людях. — И не только кушать. Мне проще все похерить, чем работать в минус. Вы же понимаете, что как только иглоукалывание или мануальная терапия станут бесплатными, спрос сразу же возрастет и «уличный» клиент к специалистам просто не сможет пробиться, поскольку заводской контингент имеет приоритет. А к гомеопату станут записываться за полгода вперед. Что бы не получить бесплатную консультацию? Наш народ обожает халяву и лечиться тоже любит. При всем моем уважении…
— Вы меня не поняли, — снова покачал головой генеральный. — И сильно сгущаете краски. Что значит «получить бесплатную консультацию»? Если нет показаний для обращения, то кругом, шагом марш! Потом вы же должны знать, что частые обращения за медпомощью в нашей системе не приветствуются. Чем толще амбулаторная карта, тем больше шансов угодить под сокращение. Но главное не в этом, а в том, что вы забегаете вперед паровоза и не даете мне договорить. Я не агитирую вас работать даром, отнюдь! Я хочу предложить новую схему работы, при которой коммерческие услуги, оказанные нашим сотрудникам, будет оплачивать завод…
«Я заснул в приемной и вижу сон…», подумал Константин, не веря глазам и ушам.
— Так и людям будет хорошо, и вам не разорительно, — генеральный испытующе посмотрел в глаза Константину. — Как вам такое предложение?
— Предложение замечательное, — честно признался Константин, только что незаметно ущипнувший себя за ляжку. — Но будут ли у завода всегда средства? А то если через несколько месяцев все вернется на круги своя, то…
— Средства будут! — заверил генеральный. — Но у меня встречный вопрос — сумеете ли вы осваивать полученные деньги?
«Да я при желании золотой резерв страны могу обналичить, главное, чтобы никто не мешал!», чуть было не вырвалось у Константина, но вслух он сказал иное:
— Освоим, Вячеслав Александрович! Не подведем!
— Тогда я в понедельник объявлю, что с первого марта…
— С первого февраля! — перебил Константин, благо момент был такой, что и перебить начальника можно. — Зачем тянуть с хорошим делом, Вячеслав Александрович? Я за выходные подготовлю все бумажки, а в понедельник мы быстренько все оформим. Опять же люди скажут: «Всего месяц руководит Вячеслав Александрович, а у нас уже и обеды бесплатными стали, и вся медицина!».
Сказал и сразу же осекся — уж не переборщил ли? Не пересиропничал? Но нет — не переборщил. Генеральный заулыбался, взгляд его потеплел, щеки порозовели, а на прощанье он не только протянул Константину руку, но и встряхнул ее, когда пожимал.
Известная народная мудрость велит ковать железо, пока оно не остыло. Дойдя до двери, Константин остановился, обернулся к начальнику и сказал, как будто бы только что вспомнил:
— У меня к вам есть огромная просьба, Вячеслав Александрович! — проникновенный взгляд плюс виновато-стеснительная улыбка. — Хотелось бы взаимодействовать с финансовой службой без проволочек и лишней волокиты. Все мы люди занятые, не хочется попусту время тратить.
— Благоприятные условия для работы я вам обеспечу, — пообещал генеральный. — Надеюсь, что вы меня не разочаруете.
«Все-таки мало дал, — подумал Константин. — Ничего, зато в следующий раз папочка сильно обрадуется».
Вернувшись в свой кабинет, он пригласил главного бухгалтера и сказал ей:
— У меня для вас две новости, Нина Лазаревна, хорошая и плохая. С какой начинать?
— Давайте с плохой, — ответила мудрая женщина. — Только не говорите, что вас снимают, этого я не переживу.
«Да ты третью мировую переживешь и не поперхнешься», мысленно усмехнулся Константин. Он ценил Нину Лазаревну, уважал, всячески лелеял, но при том относился к ней с легкой неприязнью. Было в ней что-то такое, неуловимое и невыразимое, какая-то отталкивающая червоточинка. Но ничего, вместе не спать, щей не хлебать, детей не крестить — можно и без любви обойтись.
— Не дождетесь! — ухмыльнулся Константин. — Плохая новость у меня такая — наши с вами выходные накрылись медным тазом.
Другая женщина начала бы охать и ахать — да как же так? ой, у меня столько планов было! — а Нина Лазаревна даже бровью не повела. Надо, значит — надо!
— Но зато скоро мы станем жить лучше и веселее!
Нина Лазаревна и эту новость восприняла ровно, только трижды стукнула костяшками пальцев по столу — ах, не сглазить бы.
На финансы новый генеральный директор поставил броскую эффектную брюнетку, в которой Константин сразу же, в момент представления ее коллективу, угадал начальственную любовницу. Люди могут держаться друг с другом ровно-деловито, но взгляды все равно расскажут правду внимательному наблюдателю. Генеральный смотрел на Аллу Ильиничну с обожанием, а она на него — призывно. Парочка, надо сказать, получилась комичная — в нем росту метр с кепкой, а она слегка недотягивала до двух метров, да еще и ходила на высоченных каблуках. Он полный, даже тучный, а она — худая, но не тощая. Короче говоря, получилась живая иллюстрация к правилу о притяжении разноименных зарядов.
В финансах Алла Ильинична, несмотря на наличие степени МВА, не разбиралась совершенно. Стратегические решения за нее принимал генеральный директор, а повседневными делами начальница планово-экономического отдела Ольга Станиславовна, с которой у Константина давно установились продуктивные рабочие отношения, приправленные легким флиртом (эка невидаль — переспали разок-другой под настроение).
Генеральному Константин исправно платил дань, Алле Ильиничне делал приличные подарки на день рождения, Восьмое марта и Новый год, а Ольге Станиславовне выказывал уважение мелкими дачками и все были довольны, а больше других — сам Константин.
К лету стало ясно, что вытянуть завод из той пропасти, в которую он давно уже потихоньку скатывался, невозможно. А, может, истинным намерением нового руководителя был развал предприятия, а не его спасение. Однако обеды оставались бесплатными, хотя и испаскудились до невозможности. Ассортимент салатов свелся к двум самым дешевым вариантам — капустному и капустно-морковному, супы стали такими жидкими, что через них можно было увидеть Ташкент (любимое бабушкино выражение), а мясо и рыба предлагались исключительно в виде котлет, на восемьдесят процентов состоящих из хлеба. Известно же, что халява сытной не бывает.
В медсанчасти Константин ввел двойные стандарты оказания коммерческих услуг, точнее — добавил к обычному стандарту сильно урезанный, предназначенный для заводского контингента. Внешне все выглядело пристойно, тем более что заводская публика не общалась с получателями полновесных коммерческих услуг. Ну, разве что в коридоре словечком перекинутся, так это не считается.
Игольщик Подолянский на одном из собраний позволил себе глупую шутку — сказал, что заводских вместо дорогих иголок можно и зубочистками колоть. Константин на это ответил, что клоунам положено работать в цирке и что он, будучи чутким и гуманным руководителем, не препятствует творческому развитию своих сотрудников и не собирается никого удерживать. А после собрания пригласил Подолянского в свой кабинет и сообщил, что в будущем месяце тот должен заплатить по двойному тарифу — штраф за наглость. Да еще и пару раз, вроде как случайно оговорившись, назвал дурака Подлянским. Такой вариант фамилии к его личности подходил лучше.
Константина разозлила не столько сама шуточка, сколько ее смысл, идущий вразрез с данным им установкой — никаких внешних отличий, никакого пренебрежения обязанностями и вообще ничего, вызывающего недовольство пациентов быть не должно. Заводскому пациенту можно и нужно назначить десять сеансов массажа вместо двадцати, можно сократить время сеанса, но массаж при этом должен быть настоящим, таким, чтобы кости трещали, а мышцы пели. Иначе медсанчасть начнут склонять-поминать точно так же, как бесплатные заводские обеды, а из этого ничего хорошего не выйдет. Это добрая слава на месте лежит, а плохая бежит далеко.
Пятнадцатого июня, за день до своего дня рождения, умерла бабушка. Скоропостижно, точнее — мгновенно, от кровоизлияния в мозг. Стояла у плиты, карауля закипающее молоко, и вдруг упала. Падая, ударилась головой о плиту, отчего на виске образовалась ссадина. Из-за этой ссадины маму несколько дней изводили допросами, уговаривая признаться в убийстве бабушки. Разумеется, сами в это не верили, а просто вымогали деньги. Константин прилетел в Самарканд в день вскрытия тела, которое подтвердило естественную причину смерти.
Константин предложил похоронить бабушку в Москве, а, заодно, и маму хотел взять с собой. Что ей делать одной в Самарканде? Но мама настояла на том, чтобы похоронить бабушку рядом с дедом на самаркандском христианском кладбище, которое в обиходе называли «Русским». Она всегда хотела лежать рядом со своим мужем, значит так тому и быть. О переносе в Москву дедушкиного праха мама даже разговаривать не стала. «Ты что несешь? Мертвых тревожить нельзя!», возмутилась она. Разумеется, и сама осталась в Самарканде, вроде как до тех пор, пока не справит годовщину, но Константин чувствовал, что мама и после не захочет переезжать. Большинство представителей некоренных национальностей свалили из Узбекистана в первые годы после обретения им независимости, за ними массово ломанулись в Россию узбеки и таджики, а мама с бабушкой держались за Самарканд так крепко, словно были прямыми потомками легендарного (и, скорее всего, никогда не существовавшего) Самара, основателя этого города.
— Ну как ты не понимаешь! — удивлялась мама в ответ на очередное предложение переезда. — Я здесь всю жизнь прожила, здесь все родное, я всех знаю и все меня знают. И климат хороший, никакого сравнения с московским.
Есть люди, которым новое в радость или, хотя бы, в интерес, а есть такие, которых даже незначительные перемены приводят в смятение. Константин относился к первому типу (не иначе как в деда пошел), а мама — ко второму и ничего поделать с этим было невозможно.
