Глава 10
Монгольское нашествие

После гибели Владимира Смоленского на Калке Владимир Рюрикович, выживший в этой страшной битве, занял киевский трон как старший князь и любимый двоюродный брат Мстислава, поддержкой которого он пользовался до самой смерти последнего. Но как только Мстислав покинул этот мир, из-за Киевского княжества возникла масса проблем. Владимир быстро вспомнил обиду, нанесенную отцом Даниила, который заставил Рюрика уйти в монахи. И за этот поступок умершего Романа он теперь начал мстить его живому сыну.

Как князь Киева, Владимир заключил союз с Михаилом Черниговским, и оба они пошли войной на Даниила. Они не хотели, чтобы тот владел Подольем, и ревниво относились к его притязаниям на Галич. Теперь Даниил заключил союз с поляками, а так как главными войсками, выставленными против него, были половцы, Даниил попросил Котяна, который был дедом его жены, остановить эту войну. «О, отец! – просил он. – Останови эту войну; станем с тобой друзьями». Хан немедленно покинул своих союзников и сделал шаг в пользу Даниила, сокрушая все на своем пути. Потом он исчез, и война прекратилась сама собой, не причинив большого ущерба Даниилу.

Благодарный за такую услугу, Даниил не стал использовать поляков и отпустил своего союзника, который не потерял ни одного воина. Владимир Рюрикович, брошенный половцами, заключил мир с Даниилом и вскоре уже просил у него помощи в борьбе с Михаилом. Этот Михаил Черниговский, еще недавно бывший союзником Владимира, теперь пытался выставить того из Киева, так как очень хотел заполучить этот древний город для себя.

С 1230 по 1240 г. в Галиче и Волыни, Чернигове и Киеве бушевала война. Не раз Владимир спасался бегством из Киева от Михаила, и не раз Михаил лишался Киева. Вся Южная Русь от рек Сан и Днестр до реки Десны попеременно и скоротечно переходила из рук Михаила и его братьев в руки их противников – Владимира и Даниила. Каждая сторона добивалась победы, а потом терпела поражение. Даниил много раз приходил на помощь Владимиру. В одной из этих войн эти двое князей переправились через Днепр и захватили Чернигов; они воевали на Десне и захватили много городов в других землях. Не раз Михаил появлялся со своим войском на реках Сан и Днестр. Он захватил Галич и оставил княжить там своего сына и наследника Ростислава. Михаил то давал Даниилу города, то нещадно изгонял его с галицких земель. Временами один из них бежал от другого в Венгрию, и они периодически были друг с другом то во враждебных, то в дружеских отношениях. Однажды Даниил и Владимир потерпели поражение от Михаила и приведенных им половцев. Владимир был схвачен этими половцами и не мог в течение какого-то времени купить себе свободу. В день пленения Владимира под Даниилом был убит конь, и князь едва спасся с этого поля боя. Затем опять Михаил потерял не только Киев и Галич, но и Чернигов. В конце концов Михаил оказался в таком отчаянном положении, что стал искренне просить мира и возместил Даниилу убытки. «Я много грешил против тебя, – сказал он, – не сдерживал своих обещаний, причинил тебе большой ущерб, но сколько раз я желал действовать иначе и не мог из-за вероломных галицких бояр, которые не давали мне сделать это. Теперь я клянусь, что никогда не буду враждовать с тобой». И Даниил со своим братом Василько приняли Михаила как родственника.

Но это случилось в 1239 г., когда владения Михаила пришли в ужасное запустение, а город Чернигов стоял в развалинах. До этого страшного периода войны и распри были постоянным явлением в Южной Руси. В это неспокойное время в Киеве фактически не было князя, так как город переходил из рук в руки так часто, что период, в течение которого один князь отвоевывал его у другого князя, был гораздо длиннее, чем то время, в течение которого тот сидел на троне после своей победы. Вместо того чтобы спрашивать, кто в то бурное время правил Киевом, лучше спросить, кто из выдающихся русских князей не княжил в нем. То же самое можно сказать о Галиче. Трудно было сказать, кто в нем правил.

В 1220 г. некоторые галичане, верные народу, тайно пригласили Даниила приехать и править их княжеством. При его приближении бояре – сторонники Венгрии – закрыли городские ворота, сожгли мост через Днестр и использовали всякую возможность, чтобы ему противодействовать. Но люди из Услицы, Бобрки и с Прута пришли, чтобы встретить князя, «рожденного для них», и не было силы, которая могла остановить их.

Забыв о сопротивлении короля Венгрии и помня только о его личной доброте, Даниил не причинил никакого вреда принцу Беле, который был зятем Мстислава. Он позволил ему уехать в Венгрию и даже доехал с ним до Днестра. Интриганы-бояре теперь склонились перед Даниилом, и лишь один из них – изменник Судислав уехал с королевским сыном. Люди швыряли камни в этого боярина и кричали: «Убирайся, ты, возмутитель спокойствия, ты, изменник!»

Однако на следующий год против Даниила сложился новый заговор, и на протяжении десятилетия, начавшегося с 1230 г., в Галиче не прекращались заговоры и беспорядки. Бояре называли Даниила князем, а сами захватили в княжестве все. Распад всех общественных связей и всеобщий упадок лояльности распространялись с нарастающей быстротой. Раньше над всеми возвышались только такие бояре, как Судислав и Владислав по прозвищу Рыжий, а теперь появилась целая толпа бояр, о которых никто и слыхом не слыхивал; дурной славой пользовались Волдрис и Климята, но никто не знал, какого они роду-племени. Некий Добруслав захватил всю низменную часть княжества, хотя он имел на нее не больше прав, чем грабитель. В это же время некий Григорий Васильевич захватил верхнюю часть Перемышля. Некий Судич – внук священника – активно занимался грабежами везде, где только мог. Также были известны Лазарь Домажирич и Ивор Молибожич – двое преступников из простолюдинов. Такие бояре «вызывали большие беспорядки и много грабили», – пишет летописец. Эти люди распоряжались судьбой Галича, заключали договоры то с венграми, то с поляками, то с русскими князьями. От одних союзников они кидались к другим и снова отворачивались от них, предлагая служить тому, кто мог обещать им прибыль, к которой они стремились. В такой ситуации, в какой находился Галич, Даниил потерял всю свою вотчину, не сохранил ни пяди земли для себя во всем этом огромном регионе, а затем снова с явной уверенностью вернулся на трон своего отца.

Король Венгрии по совету бояр иногда сам приезжал, а иногда посылал туда своих сыновей. Бельский с братьями встал на сторону бояр и поднял меч на Даниила. В конце концов пришел Михаил Черниговский, чтобы отомстить Даниилу за нападения на его земли, и, кроме того, Михаил вспомнил о преступлении, совершенном в отношении его родственников в Галиче, – об ужасной смерти сыновей Игоря от рук бояр. В этом городе, где была пролита их кровь, он счел своим долгом вернуть честь своей семьи. С той поры Галич оказался разорванным на клочки, и им на протяжении коротких отрезков времени правили то галичане, то люди со стороны. Не раз интриганы-бояре падали в ноги Даниилу и молили о пощаде, а простой народ твердо стоял на его стороне во все времена. Наконец Бельский прекратил строить козни. «Я сам вижу, – сказал он Даниилу, – что не могу быть ни с кем, а только с тобой». И тогда поляки заключили с Даниилом мир, а за ними и король Венгрии Бела IV.

Но за каждым успехом Даниила следовала измена бояр. Они строили заговор то с целью сжечь его вместе с братом в их дворце, то убить за столом во время пира. И снова они натравливали Бельского на Даниила.

Затем они созвали врагов Даниила со всех уголков Руси, за чем последовали новые вторжения поляков и венгров. Михаил Черниговский снова больше сблизился с Венгрией, чем с Даниилом. Он устроил брак своего сына Ростислава с одной из многочисленных дочерей Белы и поддерживал постоянный союз с Польшей. Таково было положение дел в то десятилетие, начавшееся в 1230 г.

Сын Большого Гнезда Ярослав начал княжить в Киеве в 1237 г. Неизвестно, от кого он получил его, но город достался ему без борьбы. В то время два князя могли заявить свои права на киевский трон, и каждый из них был малозначимым: Владимир Рюрикович, который все еще был должен часть своего выкупа половцам, и Изяслав. Возможно, Ярослав получил Киев от них. Он покинул Киев, узнав о том, что город Владимир разрушен монголами.

Теперь Киев захватил Михаил Черниговский и посадил своего сына в Галиче, но в 1239 г. он уехал из Киева, потому что монголы превратили в руины Переяславль на Альте и Чернигов и стали приближаться к древней столице. Монголы отправили к Михаилу послов с требованием сдаться. Киевляне схватили этих посланцев и убили. Михаил сразу же бежал. Теперь из Смоленска приехал Ростислав Мстиславович, но его тут же выдворил из Киева Даниил, который наконец прочно завладел Галичем. Но хотя Даниил теперь владел и Киевом, сам он не поехал туда, а послал боярина Дмитрия управлять городом.

Даниил полностью победил всех своих противников. Теперь он превзошел всех южнорусских князей и был сильнее, чем когда-либо его отец, потому что у него был Киев в добавление к Галичу и Волыни, но это было в 1239 г., когда близился уже страшный час и было слишком поздно наслаждаться плодами сражений и трудов, через которые он прошел. На следующий год Киев уже представлял собой «трупы, развалины и пепел», а Даниилу вскоре пришло требование от монголов: «Сдай Галич и сровняй c землей стены Волыни».

Поразительно, что монгольскому нашествию предшествовали не только бесчисленные войны и безумные ссоры, которые причиняли колоссальные страдания и боль, но и появление таких знамений на небе и таких чудес в различных уголках, которые повсюду вызывали нескончаемый ужас.

Начиная с 1224 г. – рокового года разгрома на Калке, естественный ход вещей, казалось, изменился на всей Руси. Случилась неслыханная засуха, а вместе с ней и сильная жара; горели хвойные леса, и по всей стране дымили торфяные болота; у птиц не было сил летать, и они безжизненно падали на землю. Осенью на небе появилась огромная комета; после заката она освещала все небо, протянувшись как длинное ужасное копье с запада на восток. Рассказывали о губительных наводнениях в далеких уголках, а также о бушующих пожарах. Новгород горел так, что пламя перекинулось через реку. Все думали, что городу пришел конец. Во Владимире случился такой пожар, какого никто не помнил. Помимо этого, случались землетрясения. Во Владимире во время церковной службы святые образа в храмах начали дрожать, а стены города – трястись. В Киеве каменный храм Святой Богородицы просел в углах. Неоднократно затемнялось солнце. Люди, которые разбирались в движении небесных тел, пытались успокоить народ, объясняя, что луна, проходя по небу, оказалась перед солнцем и таким образом скрыла его. Но на солнце были видны и другие влияния. Однажды во время восхода оно было словно маленькая звездочка, и никто не мог понять, куда делись его размеры. Потом внезапно оно появилось во всей своей величине. В другой раз оно посылало с неба огромные столбы света зеленого, синего и пурпурного цветов. Особенно страшно это выглядело в Киеве: из этих столбов разноцветного света образовалось яркое облако, которое ветер погнал вперед, пока оно не нависло над всем городом. Люди падали на колени и молили Бога о пощаде; они прощались друг с другом, уверенные в том, что близок конец света. Яркое облако снизилось, сдвинулось в сторону и упало в Днепр, где исчезло, не причинив никому вреда. В разных местах наступил страшный голод, самый сильный был в Новгороде, где не осталось ни одной кошки или собаки – все были съедены. Люди убивали собственных братьев и поедали их. Затем начался мор. В Новгороде не было кладбищ, которые могли вместить все трупы, и вокруг новых кладбищ, на которых были захоронены сорок две тысячи человек, поставили заборы. В Смоленске разбили четыре новых кладбища; на двух из них были похоронены шестнадцать тысяч человек, на третьем – семь тысяч, а на четвертом – девять тысяч.

Путаные и разрозненные истории об ужасном нашествии распространились среди людей. С востока – с земель волжских булгар приходили сообщения о дурных знамениях, и тогда рассказы о монголах распространились повсеместно. «Это они! – слышалось теперь отовсюду. – Это они нанесли русским князьям то страшное поражение на Калке».

Но кто были эти язычники, никто не мог сказать. Говорили, что они возникли от смешения рас, скрытых в неведомых краях; что существовало древнее пророчество относительно этого народа, которое гласило: «Они придут до скончания времен и захватят все».

Монголы ворвались из Заволжья, пронесясь по открытым пространствам, которые гораздо позже стали называть тамбовскими и саратовскими степями, и напали на границы Рязанского княжества.

Монгольское войско по тем временам было огромным. Русским казалось, что все люди Земли движутся из одной ее части в другую. Это войско возглавлял Батый – великий внук Чингисхана и сын его старшего сына Джучи.

Нападая на какой-нибудь регион, монголы окружали его, как загонщики окружают дичь в лесу, и двигались к определенному месту встречи. Батый послал в Рязань гонцов, и с ними поехала колдунья. Присутствие этой женщины сильно встревожило рязанцев. Посланцы привезли такое сообщение: «Отдайте одну десятую долю всего: одного князя из десяти, одного мужчину из десяти простолюдинов, каждого десятого черного, белого, каурого и пестрого коней; каждого десятого всякого животного и от всего богатства и всяких изделий дайте нам одну десятую часть».

Собрались князья и, посоветовавшись, отправили такой ответ: «Когда никого из нас не будет в живых, все, что останется, – ваше».

Монголы двинулись к столице княжества с огнем и мечом. Это было в декабре—январе 1237—1238 гг.

Для того чтобы помешать захватчикам войти в населенные места, князья вышли, чтобы сразиться с ними в степи. Бросившись навстречу наступающим ордам, они бились с отчаянной храбростью, но были полностью уничтожены. Ингварь, который был в то время в Чернигове с воеводой Коловратом, искал воинов и умолял половцев о помощи, возвратился домой и увидел пустыню. Города и деревни представляли собой обугленные руины, в которых лежали только трупы, их пожирали хищники и птицы-падальщики. Мертвые князья, воеводы и воины лежали на замерзшей траве, укрытые снегом. Лишь через большие промежутки времени стали появляться люди, которым удалось спрятаться в лесу и которые вышли теперь, чтобы поплакать над развалинами своих домов.

Монголы окружили город Рязань не только войском, но и стеной и местами укрепили эту стену прочным частоколом. Это они называли «забивать свинью». Так они говорили, радуясь, что никто не сможет спастись, когда город будет взят. Закончив строительство своей стены, они выдвинули тараны, чтобы проломить городские стены, и приготовили штурмовые лестницы.

Рязанцы сопротивлялись много дней и бились отчаянно. Они нанесли монголам огромный урон, но было ясно, что слабеют. Они не выпускали из рук оружие и были уверены, что в конце концов их возьмут, когда они совсем утратят силы. Монголы сменили свои штурмовые отряды, дав им отдых, и послали вперед свежие полки. Наконец им удалось пробить стены и поджечь город, швыряя тяжелые камни и горящие снаряды. Двадцать первого декабря 1237 г. они пролезли в проделанные бреши и через огонь и дым ворвались в город, рубя всех на своем пути.

В это же время на землях вокруг Рязани, во всех деревнях и монастырях происходили аналогичные захваты и побоища. Монголам было недостаточно захватывать большие и малые города, они уничтожали всех людей – от стариков до младенцев. Они развлекались, убивая отдельных людей с особой жестокостью; им также нравились массовые убийства людей. Опьянев от пролитой крови, они впадали в дикий, неконтролируемый экстаз.

Их упоение и массовые убийства продолжались много дней. После этого стоны и крики в разрушенном городе и его окрестностях прекратились, и все стихло. Некому было стенать и плакать, так как все лежали мертвые и замерзшие. Когда монголы исчезли, не осталось ничего, кроме почерневших камней и обугленных останков. От множества больших и малых городов и деревень не осталось ничего, лишь камни, зола и мертвые тела. Можно было сказать, что Рязанского княжества больше практически не существовало. Когда монголы появились на южной границе их княжества, несчастные рязанские князья послали гонцов к своим родственникам в Чернигов и во Владимир умолять князя Юрия о помощи. Коловрат, который был послан в Чернигов, привел небольшое количество людей на развалины своего родного города. Пораженный и обезумевший при виде развалин, он ринулся вперед, чтобы нанести удар монголам с тыла. Он перехватил их ночью, когда они покидали границы Рязанского княжества. Монголы пришли в ужас, увидев его. «Это те мертвые рязанцы, – кричали они, – которые восстали и пришли отомстить нам за свою смерть!»

Эти безымянные русские бились как одержимые. Затем, захватив у убитых ими монголов их мечи и бросив свое оружие, они стали рубить и резать с еще большим неистовством. Во всем монгольском войске поднялся шум и гам, начался хаос. Однако монголам удалось схватить пятерых яростных преследователей, которых они привели к хану – своему военачальнику. «Кто вы?» – спросил хан. «Не удивляйся, о, царь, – ответили они, – что у нас есть силы наполнить чашу смерти для всех монголов. Мы слуги князя Ингваря из полка Коловрата, посланные проводить тебя и твоих воинов с честью. Мы проводим столько, сколько сможем».

Шурин Батыя Таврул предложил схватить Коловрата. Он вышел против него на бесстрашном жеребце, но Коловрат разрубил монгола надвое – от головы до седла, на котором тот сидел. Тогда монголы окружили горстку героев, которые стояли как крепость, и никто из них не сдался. Все они были убиты после отчаянной схватки. Хан похвалил мертвых и подарил пяти выжившим свободу. «Русские хорошо знают, – сказал он, – как испить чашу смерти со своими князьями».

Князь Юрий не оказал помощи Рязани. Он сказал, что лично выступит против врага и будет действовать самостоятельно.

Теперь монголы пошли на Юрия. Старая дорога из Рязани во Владимир проходила через Коломну и Москву по сравнительно богатой и населенной территории. Юрий послал войска в оба города. В Коломну он отправил своего сына Всеволода, а в Москву – другого сына, Владимира, такого юного, что к нему был приставлен воевода Филипп. Оставив жену и семью во Владимире и уверенный в том, что за его стенами они будут в безопасности, он сам поспешил на север, чтобы набрать войско и подготовиться к битве. Его племянники из Ростова и Ярославля, сыновья Константина, поспешили присоединиться к его войску, и он надеялся на возвращение своего брата Ярослава с полками из Киева.

Монголы не тратили понапрасну времени в Коломне. Они перебили ее жителей и сожгли город. Один из выживших рязанских князей присоединился в Коломне к войску, посланному Юрием, но в сражении, которое последовало почти сразу же, полегли все, кроме сына Юрия. Он спасся, быстро бежав во Владимир, чтобы встретить еще более страшную смерть в этом обреченном городе.

Судьба Коломны вскоре постигла и Москву; город был взят штурмом и разграблен. Филипп был убит вместе с другими защитниками, которые пали, храбро сражаясь. Пока монголы делили богатые трофеи и радовались, они сожгли город. Обычных пленных они быстро перебили, знатных людей – распинали, сдирали с них кожу заживо или сжигали. Сына Юрия Владимира они увезли с собой. Несметное войско – то самое войско, о котором арабские историки писали, что на его пути «земля стонала, птицы падали замертво, а дикие звери лишались чувств», теперь развернулось и ушло в разных направлениях. От этих частей отделились еще более мелкие подразделения и пошли по всем дорогам. Они брали города и поселки, как сеть собирает рыбу под водой. Люди толпами бежали из городов и деревень. Они прятались в пещерах, темных лесах и оврагах, не зная, как спастись и где искать убежища. Те, которые жили близко, слышали от тех, которые пришли издалека, что монголы везде убивают, жгут, грабят церкви, режут молодых и старых на своем пути; другие уводят множество пленных в свои лагеря. Страшно было смотреть на этих пленных – босых и истощенных.

Третьего февраля 1238 г. монголы появились у Владимира и окружили город. Жители Владимира отвергли предложение сдаться и со смятением наблюдали, как враг укрепляет свой лагерь и готовится к штурму. Монгольские военачальники объезжали вокруг города и осматривали его оборонительные укрепления. Затем, к всеобщему удивлению, огромная толпа конных военачальников приблизилась к главным воротам города. Монгольские военачальники спросили: «Князь Юрий среди вас?» Защитники ответили, выпустив стрелы. Монголы ответили тем же: каждый из них послал по стреле в кресты церковных куполов, золотом блестевших на солнце. Затем они сделали знак прекратить стрельбу и начать переговоры. Когда владимирцы прекратили стрелять, чтобы посмотреть, что будет дальше, монголы показали юного сына Юрия, взятого в плен в Москве, и спросили, знают ли они его. Поднялся крик. Братья пленного – Всеволод и Мстислав захотели сделать вылазку и спасти его, но люди их удержали. Все от воеводы до последнего человека в городе поклялись биться, пока живы. Все заявили, что готовы умереть за Божьи храмы, и эти простые людские слова были не пустым звуком.

Епископ Владимирский посоветовал всем приготовиться к смерти и последнему часу и не думать больше о проходящей жизни, уверив людей, что Христос не забудет ни о ком, кто примет мученический венец. Все, кто слышал эти слова, отважно защищали город. От стара до млада все люди должны были воевать на стенах города или там, где было необходимо. Все вооружились, готовясь к предстоящему штурму и сражению. На второй или третий день осады по городу распространилась весть, что монголы взяли Суздаль, а Ростов сдался. Люди на городских стенах увидели на суздальской дороге монгольские полки, быстро приближавшиеся к городу, а затем мужчин, женщин, монахов и монахинь – множество людей, попавших в плен.

В тот день монголы трудились с раннего утра до ночи, подвозя бревна и различные устройства и устанавливая свои стенобитные машины. На следующее утро стало ясно, что они не сидели сложа руки всю ночь. Теперь город окружала деревянная стена. В последние двадцать четыре часа ни один человек в городе не спал. Никто не снимал одежду всю прошедшую неделю. Все знали, что их город обречен. Князья и вся семья Юрия, многие бояре и простые люди надели монашеские рясы, искренне готовясь к смерти.

В воскресенье 14 февраля 1238 г. Владимир был взят штурмом и захвачен. На заре монголы были уже на стенах, и до полудня все было кончено. Они не сразу заняли все части города, хотя ворвались в него одновременно с разных сторон – со стороны рек Клязьма и Лыбедь, через Золотые ворота и со стороны валов. С одной стороны монголы насыпали длинный холм, следы которого видны даже в наши дни. Они поднялись на этот холм и спустились с него по лестницам уже внутри городских стен.

Новый город был завален трупами. В старом городе продолжалась упорная оборона и шла страшная резня. Кровавый бой шел и с внешней стороны стен. Монголы убивали каждого, кто пытался спастись. Потом началось разграбление Владимира. Куда бы ни заходили монголы, они хватали все, что находили; они содрали все украшения с церквей и унесли все ценное. Везде, где встречали сопротивление, они приносили кипы хвороста и выжигали все на своем пути.

Когда враги перескочили через стены, все жители Владимира, способные носить оружие, ринулись сразу «испить чашу смерти», прекрасно зная, что сопротивление бесполезно. Молодые князья, рассчитывавшие прорваться через вражеские порядки, были разрублены на куски. Воевода Петр Ослядюкович упорно противостоял монголам со своими «детушками» – жителями Владимира, не покинувшими его. Они яростно бились на стенах, у стен за пределами города и на его улицах. Кровь текла до полудня – и не для того, чтобы добиться победы, так как люди знали, что это невозможно, а чтобы убить как можно больше язычников и умереть в бою за святую православную веру и свою страну.

Орды монголов сокрушали все перед собой; численность везде побеждала. И новый и старый город были взяты штурмом, и столица горела вся из конца в конец одним огромным пожаром.

Княгиня Юрия вместе с родственниками, невестками и внуками, все боярские жены и дочери, многие простые люди и священники с женами и детьми и сам епископ укрылись во Владимирском соборе. Дым и пламя горевшего города достигли его стен, а вокруг были слышны крики приближавшихся монголов. Люди внутри собора искали спасения на хорах. Задыхаясь от дыма, они хотели бы сойти вниз, но внизу стояла плотная толпа, которая напирала наверх. Монголы взломали дверь собора и, ринувшись внутрь, хватали золото и серебро, церковные сосуды. Они резали и рубили людей, которые не смогли спрятаться, и тех, кто пытался забраться на хоры. Затем они принесли поленья и хворост, заполнив ими собор, и подожгли его. Дым столбом поднялся в соборе. Рев огня в горящем здании и победные крики диких завоевателей слились в один горестный гул, похожий на стон, смешиваясь с воплями и молитвами умирающих. Епископ благословил всех, вскричав: «О, Господи, протяни к нам Твои невидимые руки и прими души Твоих чад». Крепкие стены собора не рухнули; они выстояли в огне.

Ужасы Рязани повторились во Владимире. В полон увели только молодых женщин, монахинь и сильных мужчин. Больных, немощных и старых убивали на месте и безо всякой жалости. От города Владимира остались только дымящиеся развалины. Когда монголы ушли с руин столицы, не слышно было ни человеческого стона, ни крика, так как все, кто был в этом городе, лежали мертвыми.

Перехватить Юрия и уничтожить его войско не стало трудной задачей для кровожадных захватчиков. Они нашли его в ярославских землях на берегах реки Сити. Среди других князей был его любимый племянник Василько – сын Константина, к которому его умирающий отец попросил Юрия относиться как к своим собственным сыновьям. Убитый вестью из Владимира, Юрий казался оглушенным и бесконечно повторял: «Зачем я остался жить? Почему я не умер вместе с ними?» Горе по погибшим детям и жене тонуло в боли из-за разрушенного города, уничтоженных людей, епископа и духовенства. Добровольцы, стекавшиеся в его войско, приносили похожие вести со всех концов: «Враги убивают всех людей, сжигают все; они везде!» Оставалось только одно – уйти далеко на север. Но из Вологды и даже из Галича за Волгой приходили вести о таких же повальных побоищах и уничтожении. Три тысячи людей, разосланных в качестве разведчиков на север, вернулись с одним и тем же сообщением: «Враг нападает и там, монголы вокруг нас – далеко и близко, они везде».

Вскоре сражение началось и на реке Сити и сразу же стало самой страшной массовой бойней. Численность сокрушала все. Едва монголы начали, как победа уже была за ними. Люди, которые не были смертельно ранены и смогли подняться с поля боя, а также те немногие, которые не были ранены и бежали, прятались в лесах. Великий князь Владимирский Юрий лежал мертвым в огромной груде тел – головы на теле не было. Еще страшнее была смерть Василько. Молодой князь был взят монголами в плен живым. Привлекательный душой и телом – о нем приближенные говорили, что не будут служить никому другому. Он понравился и монголам. Батый пытался склонить его к дружбе. «О, темное царство мерзости, – ответил Василько, – Бог отдал меня в твои руки, но ты не можешь разлучить меня с христианами». Он отказывался принимать пищу и питье от язычников. Разгневанные его упорством, они убили его самым жестоким образом и выбросили его тело на съедение диким зверям. Тело молодого князя было найдено в лесу с помощью женщины, которая сказала, что своими глазами видела, как его пытали, и Василько похоронили вместе с его дядей Юрием. Тело Юрия без головы, как оно было найдено на поле боя, положили в гроб, но потом голова была найдена и положена вместе с телом, и два тела позднее были отвезены в Ростов для захоронения.

После уничтожения Владимира, Ростова и Суздаля все Владимирское княжество было разорено. Земли, которые находились под властью Владимира, Ярославля, Костромы, Твери и Москвы, вместе с частью новгородских и вологодских земель теперь представляли собой руины и ужас. Везде одни и те же следы монголов. Такие известные города, как Тверь, Торжок, Волоколамск, Ярославль и Молога, были разграблены и сожжены до основания, равно как и деревни и поселения без счета. Русские смотрели на это вторжение как на свидетельство гнева Божия, как на зло вроде наводнения или землетрясения, неотвратимое и всесильное. Когда монголы появлялись в маленьких деревнях, люди становились беспомощными от ужаса; те, которые сумели спастись, бежали в леса, закопав имущество в тайном месте. Все, что оставалось, предавалось огню и мечу. Такого безграничного горя никогда еще не было на Руси. Выжившие священники по всей стране призывали всех готовиться к своему последнему часу.

Монголы косили людей, как косарь косит траву. Когда они вступали на территорию какого-то княжества, они рассылали во все стороны передовые отряды, которые, как саранча, уничтожали все на своем пути. Из монастырей и деревень они забирали все сколько-нибудь ценное. Из запасов зерна они брали столько, сколько им было нужно, и сжигали оставшееся, хвастаясь, что трава не будет расти там, где они прошли.

Большая оттепель спасла Северо-Западную Русь. В первые дни марта монголы, оказавшиеся в ста верстах от Новгорода, встревожились из-за подъема воды в реках и повернули назад. Везя с собой свои бесчисленные сокровища и понукая длинные вереницы пленников, они быстро двигались на юго-восток в регионы, где были пастбища для коней. По пути они пришли в Козельск, где встретили самое упорное сопротивление. Один отряд монголов атаковал город в течение сорока двух дней, но ему удалось взять город штурмом только после того, как ему было прислано подкрепление ханом Батыем, разгневанным таким сопротивлением. Город был полностью уничтожен, но его слава никогда не померкнет в русской истории.

У деревянных стен этого города монголы потеряли четыре тысячи человек и троих князей. Когда наконец они ворвались в город, их встретили старики и подростки, мужчины и женщины, которые ринулись на них с ножами, топорами и другим оружием и бились отчаянно за каждый дом, каждую улицу. Вынужденные постепенно отступать, они укрылись в кремле или крепости и бились до тех пор, пока не погиб последний защитник. Малолетний князь Василий, говорят, утонул в людской крови.

Монголы назвали этот город «Мо балиг» («город горя»). Такое же название они дали городу Бамиану в Хорезмийской империи, где один из внуков Чингисхана по имени Моатаган пал, пронзенный стрелой, и мать этого молодого человека – дочь Чингисхана – встала во главе десятитысячного войска и не оставила в этом месте ничего живого – ни мужчин, ни женщин, ни детей, уничтожая даже собак, кошек и все на своем пути в своей мести.

После того как Батый прочно обосновался в волжских степях, он начал строить Сарай – столицу своей орды. Он расчистил эту территорию и изгнал половцев. Половецкий хан Котян взял остатки своих людей – сорок тысяч человек – и поселился в Венгрии. Король дал ему земли при условии, что он и его племена примут католичество. Оставшиеся половцы присоединились к монголам, и с того момента они перестали существовать как народ на русских землях.

Переяславль на Альте и Чернигов теперь были обречены, и все, кто мог уехать из этих мест, поспешили в другие края искать убежища.

Когда зимой снова замерзли реки, а степь покрыл снег, монголы со свежими силами снова отправились захватывать города и убивать новые тысячи людей. Батый снова послал нескольких своих туменбаши, под командованием которых было по десять тысяч человек, на север, чтобы покончить с землями, граничившими с Владимирским княжеством. Это задание они основательно выполнили в декабре 1238 и январе 1239 г. А тем временем Батый взял Переяславль, разрушил храм Святого Михаила, убил епископа и всех, кто был бесполезен в качестве пленных, забрал все имущество людей и церквей и пошел на Чернигов. Стены этого города были проломлены с помощью метательных снарядов – каждый из таких камней весил столько, что нужны были пять человек, чтобы поднять его. Затем город был взят штурмом и сожжен, его жители перебиты, а каждый дом разграблен. Один из молодых князей пал вместе с воинами. Летописец утверждает, что старшие князья бежали в Венгрию. Действительно, наследник Михаила Ростислав, которого отец оставил в Галиче и которого оттуда вскоре изгнал Даниил, уехал, чтобы жениться на дочери короля Белы. Сам Михаил, который в это время занимал место Ярослава в Киеве, вскоре понял, что там оставаться невозможно.

Когда Чернигов был разрушен, Батый приказал своему брату идти на Киев и провести разведку. С черниговского берега Днепра тот увидел этот город – мать городов русских и поразился его красоте. В Киев были отправлены послы с требованием сдаться. Киевляне их убили, а Михаил бежал из столицы. Он направился, как он думал, в безопасное место – Венгрию, чтобы присутствовать на свадьбе своего сына. Но, узнав о разрушении Чернигова Батыем, Бела решил не выдавать свою дочь за Ростислава. Тогда Михаил вместе с сыном поехал к мазовецкому князю Конраду.

Киев, покинутый другими князьями, теперь занял более смелый, чем Михаил, смоленский князь Ростислав. Но Даниил Галицкий не позволил Ростиславу там оставаться и сам захватил древнюю столицу. Он не стал ждать в Киеве Батыя; он послал своего боярина Дмитрия оборонять город. Даниил бросил даже Волынь и Галич и уехал в Венгрию, а оттуда в Польшу, так как сам Бела был охвачен таким ужасом, что бежал от монголов и не знал, где ему укрыться.

В 1239 г. все русские земли, если они еще не были под монголами, смотрели на свою такую судьбу как на неизбежность. Монголы наводили такой панический ужас, что люди утрачивали способность что-либо делать. Весь этот период с декабря 1237 г., когда была уничтожена Рязань, до декабря 1240 г. был временем, когда люди видели только разрушение и плен, и конец этому настал только тогда, когда нечего было уже разрушать, а все богатства Руси были уже в руках монголов.

Для людей эти три года слились в один отрезок времени, заполненный болью, ужасом и отчаянием. Можно сказать, что они утратили способность ощущать и вести счет временам года. Эта Русь, которая при Ярославе Законодателе и его внуке Мономахе столь легко побеждала своих врагов и которая при Всеволоде Большое Гнездо – внуке Мономаха, несмотря на все свои разделы и конфликты, все еще сохраняла какую-то видимость единства, уже не существовала.

На берегах Сана и Днестра царил такой же ужас перед монголами, как и на берегах Десны и Днепра. С севера – из Владимира, Новгорода – не шли полки, да их и не ждали; ни один князь не шел на помощь, да никто их и не ждал. На всей Руси стояла тишина, как на кладбище или в пустыне. Монголы не захватили Новгород, но лишь только потому, что считали его подданным Владимира. Они насытились кровопролитием и считали владимирские земли окончательно покоренными. Чтобы избежать дальнейших бед, Новгороду пришлось полностью связать себя с Владимиром и вместе с ним нести тяжесть его бремени. Кроме того, далекий север не очень привлекал монголов. За Новгородом жили чудь – ряд племен и народов финской группы, земли которых простирались до берегов Ледовитого океана. Монголы не считали, что Новгород может стать центром региона, опасным для их власти, и поэтому они оставили древнюю столицу Рюрика в целости. Если бы у них нашлась причина наказать Новгород, они разрушили бы его до основания, как разрушили Рязань и Владимир.

Поход на Киев Батый готовил с колоссальным размахом. С ним в поход отправились его братья и родственники: Гуюк – сын великого хана, Мангу и Байдар – внуки Чингисхана, а также множество знаменитых полководцев – Бурундай, Субэдэй и другие. Все войско насчитывало более пятисот тысяч человек.

Покончив с Русью, Батый намеревался идти в Венгрию и уничтожить эту страну. Он уже послал туда требование покориться и упрекнул короля в том, что тот принял хана Котяна с его половцами, которых Батый считал рабами, убежавшими от своего хозяина.

Как только Днепр замерз, монгольское войско переправилось на его другой берег. Монгольских воинов было так много, их повозки так пронзительно скрипели, ржание их коней и рев их верблюдов были такими оглушительными, что люди в городе, как утверждалось, не могли услышать, что они говорят друг другу. Сначала нападавшие окружили Киев, затем построили деревянную стену, а потом вывезли свои механизмы и стали беспрестанно днем и ночью метать в городские стены огромные камни. Горожане храбро защищали мать городов русских, но среди защитников было мало воинов; князья были настолько недальновидны, что даже тогда, когда враг уже выступил в поход, они продолжали бороться за престолонаследие. Когда монголы проделали достаточно брешей в стенах, они ринулись в них, и началась рукопашная схватка. Киевляне отчаянно дрались. Битва бушевала с утра и до вечера, но к ночи подавляющая численность врага пересилила, и монголы захватили стены города. Той ночью киевляне построили новую стену перед первой; даже женщины и дети помогали в ее строительстве, и на следующий день битва продолжилась. Люди выходили из каждого дома, храма и монастыря и бились насмерть во всех частях города. В храмах собрались толпы людей, и от их веса и иного воздействия на хоры и крыши рухнули стены. Многие погибли в рукопашной схватке, другие задохнулись в дыму, но никто не сдался, так как все знали, что их всех ждет одна судьба.

Несколько дней кряду продолжались убийства людей и разрушение зданий. Владимирская церковь рухнула; Софийский собор, построенный Ярославом Законодателем, сохранился лучше всех: основная масса этого храма осталась целой, и в нем есть одна нетронутая часть стены, на которой до наших дней сохранилось изображение Богоматери. В Пещерном монастыре были уничтожены древний храм и стены; от Золотых ворот, построенных Ярославом, остались только руины. Чем сильнее люди защищали остатки своего города и бились до своего последнего часа, тем радостнее захватчики уничтожали его. Они перебили стариков и детей до последнего. Если в других городах им нравилось устраивать массовую резню и опустошение, то теперь они делали это с десятикратным рвением. Укрепления и святилища города никогда не подвергались разрушению с такой яростью, и нигде не были монголы так безжалостны, как в Киеве – городе церквей. Они не щадили даже могил, они вскрывали их и топтали черепа и кости древних князей. Опустошение было таким тотальным, что в течение всего XIV в. и в XV в. большая часть города оставалась пустошью, покрытой обломками. Остатки каменных строений, стоявших веками, ушли в землю, их засыпала пыль, а затем и все эти руины скрылись под ней. От того Киева, который во времена Ярослава Законодателя и Мономаха путешественники сравнивали с Царьградом, остались только воспоминания. Он пал в декабре 1240 г. и уже больше не восстановился в своем былом величии до настоящего времени.

Защитник Киева – боярин Даниила Дмитрий был полуживым приведен к Батыю, который повторил свою похвалу: «Русские хорошо знают, как пить чашу смерти», подарил ему жизнь и взял этого героя с собой в поход на Волынь и Галич. Боярин, продолжавший служить своему князю, пытался увести хана от мысли разрушить Галич. Он посоветовал ему быстро пойти в Венгрию и отомстить ее королю за укрывательство Котяна с его половцами, сказав так: «Пора идти на венгров; если ты не пойдешь на них сейчас, они соберут огромное войско и не допустят тебя в страну. А она у них сильная». Так сказал Дмитрий Батыю, оплакивая про себя Галич.

Батый тем более хотел поспешить в Венгрию, потому что узнал, что туда уехали Михаил Черниговский и Даниил Галицкий. Однако это не изменило его план, хотя, возможно, и ускорило его осуществление, так как поход на Галич и Волынь отличался быстротой. По дороге Батый взял город Ладыжин, который упорно сопротивлялся и отказался сдаться. В случае сдачи Батый обещал жителям города пощадить их и их город. Наконец, они вспомнили о его обещании и сдались. Он перебил всех до последнего. Мимо Каменца он прошел, потому что тот казался неприступным. Столицу Волыни – город Владимир – он взял штурмом и не пощадил никого. С Галичем он поступил точно так же.

Двигаясь от Владимира-Волынского вдоль реки Буг, монголы дошли только до Бреста. Там, у границы с Литвой, Батый остановился. Огромные болотистые леса вселяли тревогу в него и его воинов, и он решил повернуть назад. Как еще один пример жестокости после уже столь многих примеров, монголы разрушили Брест и перебили всех его жителей. А затем они пошли на юг.

Один из полков войска Батыя в 1240 г. вступил в Польшу, разграбил ее провинцию Люблин и с огромной добычей возвратился в Галич. Однако монголы вновь появились в Польше зимой, переправившись через Вислу по льду, но, не дойдя до Кракова, они снова повернули к Галичу, нагруженные большим количеством добычи и гоня перед собой множество пленных, среди которых были несколько видных деятелей Польши. За ними пустился вдогонку губернатор Володмир, который захватил их врасплох у города Поланца и убил многих. Увидев, насколько невелик атаковавший их отряд, монголы повернули, совершили яростный рывок и обратили их в бегство, а затем продолжили свой поход. Однако вскоре они вновь появились в Польше с новыми силами. Дворяне Сандомира и Кракова собрали свои войска и выступили навстречу наступавшим монголам, но в последовавшей схватке они потерпели поражение, понеся огромные потери.

Болеслав IV в это время занимал трон Кракова. Боясь оставаться в крепости, он вместе со своей семьей укрылся в замке у подножия Карпат, а потом – в монастыре в Моравии. Многие польские дворяне последовали его примеру, сбежав в Венгрию или Германию; простые люди искали убежища в лесах, болотах и горах. Завоеватели вступили в Краков 24 марта 1241 г. и подожгли город, который они обнаружили брошенным. Затем они пошли к Бреслау – столице Силезии, разоряя земли, по которым проходили.

Достигнув Бреслау, они увидели, что он превращен в пепел его жителями, которые укрылись в крепости вместе с гарнизоном. Обложив город со всех сторон на несколько дней, монголы сняли осаду и присоединились к другой части своего войска, чтобы вместе с ней идти против армии, собравшейся под Лигницем, где Генрих – герцог Силезский стоял во главе войска численностью около двадцати тысяч человек. Монголов вел военачальник (в польских хрониках он назван Пета), войско которого было намного больше войска Генриха. Разгром поляков был полным. Генрих бежал с поля боя лишь с четырьмя офицерами; его конь пал, потому что был ранен, и Генрих пересел на другого коня, но был окружен, схвачен и лишился головы. Поляки понесли тяжелые потери. Написано, что для выяснения числа убитых врагов монголы отрезали у каждого трупа ухо, и этими ушами были заполнены четыре больших мешка.

Теперь они шли вперед, неся огонь и кровь до самых границ Богемии и Австрии. Пока одна часть войска Петы вела осаду Ольмюца в Моравии, несколько других его частей грабили и опустошали окрестные земли. Командующий войском в Ольмюце Штернберг совершил успешную вылазку из крепости, перебил около трехсот монголов и благополучно вернулся в цитадель. Через несколько дней монголы сняли лагерь и ушли в Венгрию, где присоединились к огромному войску под командованием Батыя. Было ясно, что они осаждали Ольмюц только для того, чтобы разграбить его окрестности.

Прежде чем вступить в Венгрию, Батый послал письмо королю Беле с требованием покориться монгольскому хану, если он хочет спасти свою жизнь или жизнь своих подданных. Бела оставил без внимания это требование, и единственной предпринятой им оборонительной мерой была отправка небольших воинских отрядов для защиты карпатских перевалов.

В народе царило большое недовольство королем Белой, так как у него не было никаких военных способностей. Другой причиной недовольства был тот факт, что он принял половецкого хана Котяна и позволил ему с сорока тысячами половецких семей поселиться в Венгрии. Обретение такого количества подданных увеличило власть короля, а надежда на обращение язычников в христиан доставляла ему удовольствие. Но эти половцы вызывали такую неприязнь у населения, что в 1240 г. Беле пришлось созвать на собрание священнослужителей и дворян королевства, а также половецких вождей, на котором было решено, что половцы должны рассеяться по другим провинциям и необжитым землям, где они могли бы пасти свои стада. Котян со своими главными военачальниками принял крещение, но ненависть населения не утихла.

Батый проник в Венгрию через перевал под названием Русские ворота, где к нему присоединились те части его войска, которые опустошали Польшу. Оттуда он пошел на Пешт и, встав лагерем на расстоянии полудневного перехода от города, разграбил окрестности. Население, думавшее, что половецкий хан Котян тайно вступил в сношение с Батыем, выражало свое недовольство королем и требовало смерти Котяну и его людям. Они напали на Котяна, который защищался какое-то время, но был побежден и убит. Это убийство лишь умножило беды Венгрии. Весть об этом облетела всю страну, и крестьяне стали нападать на половцев и безжалостно убивать их. Но уцелевшие половцы объединились и позже отомстили за своих сородичей.

Когда венгерская армия собралась, король вышел из Пешта навстречу монголам. Результат сражения имел самые катастрофические последствия для венгров. Король своим спасением был обязан быстроте своего коня. Он нашел убежище у Карпатских гор, где встретил своего зятя, который тоже искал укрытия в этих краях.

Пока эти события разворачивались в центре Венгрии, монгольский военачальник Кадан прошел по Трансильвании, захватывая имущество местного населения, оскверняя храмы и уводя пленных.

Монголы бездействовали летом 1241 г., но в декабре того же года один их отряд переправился через Дунай и разбил лагерь у города Остригома (или Грана). Осажденные уничтожили все самое ценное, убили своих лошадей и заперлись в каменных зданиях для обороны. Придя в ярость от потери добычи, монголы позаботились о том, чтобы ни один из них не спасся. Они схватили и жгли на медленном огне видных жителей города, чтобы заставить их выдать, где они спрятали свои богатства.

В этот момент Батыю пришла весть о смерти великого хана Угэдэя, а вместе с ней – и приказ немедленно возвращаться в Монголию.

Варвары проникли даже в Австрию, а один их отряд дошел до Нойштадта возле Вены, но отступил, узнав о приближении большого войска. После уничтожения Остригома Кадан с частью войска был послан против короля Белы. Бела, нашедший убежище в Австрии, удалился вместе со своей семьей в Аграм (современный Загреб. – Пер.) в Хорватии, где оставался все лето. Узнав о том, что Кадан идет к Аграму, он перебрался в хорватский город Спалато (современный Сплит. – Пер.) на побережье Далмации, а затем в Трау (современный Трогир. – Пер.). Кадан шел с поразительной быстротой. Остановившись на несколько дней на реке Сирбиум, он собрал венгерских пленных, захваченных в походе, и приказал всех их перебить. Прибыв в Спалато и узнав, что короля там нет, он немедленно пошел к Трау и встал лагерем на берегу напротив острова в Адриатическом море, где нашел убежище Бела. Там монголы оставались весь март, а затем после разграбления Каттаро, Сварио и Дривасто и истребления всех мужчин, женщин и детей, попадавших в их в руки, они вернулись через Герцеговину и Сербию к войску Батыя. Во время похода Кадан получил приказ поторопиться, так как все монгольские князья были вызваны в Монголию.

Узнав, что Батый покинул Венгрию, Даниил и Василько выжидали некоторое время, прежде чем возвратиться на Русь. Они не знали, где их семьи, да и живы ли они, и их радость была безгранична, когда они нашли их. По дороге домой из Польши они не могли приблизиться к Бресту из-за ужасного трупного запаха. Мало что осталось от города Владимира-Волынского, разрушенные храмы которого были заполнены мертвыми телами.

Батыю, который навел ужас на всю Европу опустошением Венгрии, Хорватии, Сербии, Болгарии, Молдавии и части Польши, не понравились эти земли. Запад был слишком тесен для кочевого народа, а Русь стала провинцией монголов. В сравнении с ней Венгрия и Польша пострадали мало. Батый разбил свои палатки и построил Сарай, как уже говорилось, на берегу Нижней Волги, откуда было удобно и легко посылать войска во всех направлениях и держать завоеванную Русь в повиновении. Золотая Орда, как с той поры люди стали называть резиденцию хана на Руси, славилась богатством даже во времена Батыя.

Преемником Чингисхана, умершего в 1227 г., стал его старший сын Угэдэй, который правил с 1229 по 1241 г. За годы его правления Батый завершил завоевание Руси.

На Руси, покоренной монголами, стало известно, что в Монголии появился новый верховный правитель, но внук Чингисхана Батый остался их правителем. Ему был всецело передан контроль над кипчакской ордой, и его владения теперь простирались от Уральских гор до Дуная. Теперь он считал все русские земли своей собственностью и заявил их князьям, что они не могут жить на земле хана, если не склонятся перед ним.

Так началось тяжелое монгольское иго, которому суждено было продлиться более двухсот лет.

Закон монголов в отношении их подданных был короток и по сути своей сводился к следующему: не только их семьи и имущество, но и сама их жизнь находились в полной власти хана. Этот универсальный, фундаментальный и неизменный закон применялся ко всем завоеванным регионам. Нужно было каждый год отдавать десятую часть урожая и всякой продукции. Каждый человек подлежал военной службе в монгольском войске, против кого бы воевать его ни послали. В каждом большом городе были назначены баскаки, чтобы наблюдать за точностью исполнения этих обязанностей и держать в повиновении и народ, и князей. Сначала князья, которых хан оставил у власти, должны были являться в Орду каждый год с данью. Помимо этого, хан мог призвать их к себе, когда ему было нужно. Они должны были являться к нему, согнув колени, кланяясь и стукаясь лбом в землю. Они вынуждены были привозить особые подарки хану, его женам и приближенным.

Являясь к хану, князья должны были соблюдать различные церемонии. Например, при входе в его шатер каждый человек должен был переступать порог, не касаясь его; если человек задевал его, то наказанием ему была смерть. Прежде чем быть допущенным пред очи правителя, князья должны были пройти через многие ритуалы шаманов. Их заставляли кланяться огню, кустам, теням мертвых ханов, проходить между двух костров, а колдуны и колдуньи, разжегшие их, при этом произносили заклинания.

Так как ритуал отвешивания поклонов кустам, огню и теням умерших правителей проходил перед изображениями на войлоке и шелке, то все выглядело так, как поклонение идолам. Князья также должны были хвалить монгольские обычаи, пить напиток из кобыльего молока и есть монгольские блюда. Малейшая демонстрация отвращения или равнодушия была опасна. Так как монголы остро чувствовали отношение, то у них доброта чередовалась с террором. В Орде все знали, перед какими людьми они находятся, кому оказывать почести, а кому нет. Правители регионов, находившихся под властью монголов, но вдали от Сарая и граничивших со свободными землями, встречали более вежливый прием, чем те, которые были ближе. Вот что утверждал человек, который жил во времена Батыя: «Монголы берут меньшую дань с тех, чьи земли находятся далеко от них и граничат с другими – свободными землями, и с тех, кого они по какой-нибудь причине боятся. Они обращаются с этими дальними подданными с большей добротой, чтобы они не нападали или чтобы другие повиновались им с большей охотою». Жестокому и кровожадному Батыю нравилось иногда очаровывать тех князей, которые склонились перед ним, и проявлять по отношению к ним великодушие, и в таких случаях он казался самым сердечным хозяином.

И хотя вся Русь находилась под монгольским игом, оно наибольшей тяжестью легло на ее центральные земли, которые действительно были сердцем Руси и составляли Владимирское княжество. Ярославу было невыразимо труднее управлять, чем князьям Волыни и Галича. После того как Киев был стерт с лица земли или вмят в нее, а Батый не проявил желания захватывать ни Венгрию, ни Польшу, Галич и Волынь, как ближайшие соседи этих стран, оказались в самом легком положении из всех русских княжеств.

Во время своего первого похода на Русь Батый не тронул западные смоленские земли, а во втором – не пошел в северном направлении дальше Бреста. В князьях Волыни и Галича он имел своих последних представителей. На западе находились земли, которые русские по своим причинам представили Батыю как земли, мало зависимые от их власти, фактически иностранные земли, и нарочно называли их не Русью, а Литвой. Таким образом, из всех русских князей положение Даниила было самым благоприятным по отношению к монголам. Что касается его черниговского соперника – князя Михаила, то можно сказать, что его владений уже не существовало. Чернигов и Курск были в самом худшем положении, потому что находились ближе всех к монголам. Вот почему после завоевания Руси Даниил и Михаил каждый по-своему выделились из других русских князей.

Даниил с детства не знал, что такое отдых, и лишь в зрелые годы после бесконечных трудов и усилий получил Галич и Волынь непосредственно перед монгольским нашествием, чтобы оказаться в положении обреченного, из которого он не видел выхода. Его княжества, в которые входили пограничные земли с Юго-Западной Русью, во времена главенства Киева были издавна привлекательны для древней столицы, но так как Киевская Русь уже больше не существовала, а Северная Русь оказалась во власти монголов, правитель Волыни и Галича должен был выбрать одно из двух: либо сформировать из своих земель новое отдельное государство и отделиться от остальной Руси – а в одиночку он не мог выстоять и должен был бы добровольно или против своей воли объединиться со своими западными соседями – поляками и венграми, а так как они были тесно связаны со Священной Римско-Германской империей, он не смог бы избежать союза с этой державой (его могли бы вынудить присоединиться к Римской католической церкви), либо у него был другой выход – признать и укреплять древнюю связь Волыни и Галича с остатками Руси, с той Русью, которая началась во времена Рюрика в Новгороде и приняла крещение в Днепре при князе Владимире. Но в этом случае ему пришлось бы испытать на себе монгольский плен и принести в жертву свою землю ради блага общей страны, терпящей большие страдания. Ему пришлось бы тогда держаться князей дома Владимира, которые были превращены в рабов, и нести с ними то же горькое бремя, которое выпало на их долю. Его православная вера запрещала ему присоединяться к Риму и Западу. Но присоединиться к другим русским князьям и остальному русскому народу, покоренному монголами, тоже для него было невыносимо; его гордость не могла вынести этого, и поэтому всю оставшуюся жизнь он томился в положении, из которого не было спасения и нравственного выхода.

Венгрия и Польша, сокрушенные монгольским вторжением, спаслись только потому, что были слишком тесны для кочевников-монголов, которым были нужны свобода передвижений и пространство, которые имелись на Руси. Но венгры и поляки, гордые тем, что остались в безопасности, хоть и потерпели поражение и потеряли своих соотечественников, которых в каждом сражении монголы захватывали в плен, объясняли ситуацию иначе. Запад больше не боялся монгольского вторжения. Рим, который во времена отца Даниила пытался привести «Галицкое королевство» к католичеству, не переставал с гордостью указывать Даниилу на свободу Запада от монгольского ига и обещать право на такую же свободу. Папа римский объяснил Даниилу, что единственным средством спасения его страны от монгольского рабства, в которое она попала из-за своей ереси, был «возврат в лоно Католической церкви». Он обещал в этом случае помощь поляков и венгров и всей Римской империи и предлагал одновременно корону и королевский титул. Даниил отказался от титула и короны, но честно попросил военной помощи. Он попросил, чтобы Германия, Венгрия, Богемия, Польша и все подчиненные папскому престолу страны поднялись, чтобы совместными силами совершить нападение на язычников-монголов. Рим призвал все страны выступить против монголов, и Даниил получил уверения, что помощь с Запада не заставит себя ждать.

Из всех русских князей один Даниил правил несколько лет, и при этом Батый не призывал его в Золотую Орду. Он не платил монголам дани и не ездил к хану на поклон. Но обещанная помощь с Запада не пришла, и в 1250 г. от Батыя прибыли послы, которые повторили сообщение, посланное другим русским князьям: «Негоже жить на земле хана, не склонившись перед ним». К этому было добавлено: «Отдай Галич».

Даниил мог отдать Галич, удалиться вглубь Волыни и довольствоваться половиной своей вотчины; кроме того, земли за Брестом завоеваны не были. Но, истово помолившись, Даниил сказал: «Я поеду к Батыю».

Когда Даниил добрался до Киева, он увидел картину страшного несчастья. Он помолился архангелу Михаилу и попросил монахов молиться за него, а затем поплыл вниз по реке в Переяславль. Оттуда он направился прямо в Золотую Орду от одного монгольского стойбища до другого и сильно горевал, когда видел языческие обряды на Русской земле. На землях, которые веками были православными, люди поклонялись огню, солнцу, луне, земле и мертвым предкам. За Волгой вблизи Сарая он еще больше встревожился, когда узнал, как в Орде его будут принуждать проходить языческие ритуалы. К этому времени большинство других русских князей уже находились в Орде, и монголы заявляли, что ни один из них не нарушил церемоний, установленных для приема. Один из монгольских вельмож сказал Даниилу: «Как бы ни был велик князь Владимирский Ярослав, но и для него не было сделано исключение. Он кланялся кустам, и ты поклонишься». Даниил сплюнул и сказал: «Дьявол говорит твоими устами. Бог закроет их, чтобы оградить мой слух от подобных речей».

Но Батый не только спас Даниила от всего, что могло показаться идолопоклонством, но и радостно и с необычной сердечностью приветствовал его. Когда князя ввели в шатер и он поклонился хану, что казалось для него унизительным, Батый сказал ему: «Даниил, ты долго не приезжал, но сейчас ты здесь и хорошо сделал, что приехал. Ты теперь наш. Прими наш напиток». И ему принесли кубок. Князь опустошил его и поклонился, произнеся обычные слова, которые говорили все князья в таких случаях: «Бог дал тебе власть. Я повинуюсь тебе по Божьей воле». Он снова поклонился и поприветствовал супругу хана. «Иди, – сказал Батый и добавил, когда Даниил уже собрался уйти: – Ты не привык к молоку, выпей вина». И когда тот прощался с женой хана, ему принесли от Батыя кубок вина. Монголы задержали Даниила в Орде на меньшее время, чем других князей. Подтвердив его права на Волынь и Галич, его любезно отпустили.

Велика была радость домочадцев Даниила, когда он вернулся к ним живым и невредимым. О его успехе говорили все. Тем летом король Венгрии послал ему такое сообщение: «Бери мою дочь за своего сына Льва». Король боялся Даниила, потому что тот ездил в Орду и, кроме того, на реке Сан он разбил зятя короля и изгнал его из Галича. Когда свадьба состоялась, Даниил вернул всех пленных венгров. Так он и король наладили дружеские отношения. Другой сын Даниила Роман женился на Гертруде – дочери умершего герцога Штирии. Теперь Роман заявлял права на Штирию как на приданое Гертруды. Король Богемии, королева которого была дочерью этого же герцога, тоже претендовал на это наследство.

Даниил вместе с королем Польши Болеславом – зятем короля Белы – вступил в войну с королем Богемии. Он сделал это, чтобы наладить дружеские связи на Западе и таким образом избавиться от монголов. Он пытался убедить своих западных соседей присоединиться к нему и с этой целью вступил в их круг и начал действовать. Но с самого начала и до конца каждое обещание помочь было несерьезным – пустым звуком, и ничем иным. Папа римский прекрасно видел, что его усилия бесплодны. Не только в Германии, но и в Венгрии и Польше все, что он говорил, оставалось без внимания. Наконец, Даниил оставил папские обещания без ответа. Тогда к нему был послан легат, который должен был привезти ему корону и помазать его королем на западный манер. Уже не первый раз приезжали к Даниилу с этой целью, но он всякий раз отказывался под различными предлогами. Например, ранее он сказал легату, что не время проводить коронацию, когда его земли в такой опасности, – не корона ему нужна, а сильные воины. Но теперь папский посланник застал Даниила в самом подходящем месте, и время было самое подходящее для задуманной цели: тот находился в Кракове, по дороге из Богемии в Галич в окружении своих союзников после победы и захвата города.

Он отказался и на этот раз, сказав: «Я в чужой стране». Но папский легат, польские князья и магнаты уговаривали Даниила принять предложенный дар. «Папа почитает греческую церковь, – сказал папский посланник, – и проклинает всех, кто оскорбляет ее. Он собирается созвать собор, чтобы объединить обе церкви. Помощь от папы придет очень быстро». Польские князья торжественно обещали, и их магнаты им вторили, что после принятия Даниилом короны они пойдут на монголов войной».

В 1253 г. Даниил был коронован в Дрогичине. Его подчинение Риму было полным, как казалось польским князьям. Но, нарушив все торжественные обещания, ни поляки, ни венгры и пальцем не пошевелили, чтобы выступить в поход против монголов.

На следующий год Батый, который наблюдал и прекрасно понимал проблему, стоявшую перед Даниилом, отправил к нему своего посланника, известного своей проницательностью, с приказом сровнять с землей и уничтожить все крепости в Волыни и Галиче. Никогда еще он не приказывал галицкому князю столь решительно, как будто чтобы показать миру, что он в курсе сложившейся ситуации и является ее хозяином. Понимая, что никакое сопротивление ему не поможет, Даниил удалился в Волынь и послал своего брата Василько и своего сына Льва встречать Бурундая – этого проницательного посланника. «Снеси свои крепости!» – сказал Бурундай. И все они были снесены по его приказу. Стены Владимира-Волынского хоть и были деревянными, но такими крепкими и массивными, что не было возможности снести их до прибытия посланника, поэтому Василько их немедленно сжег. Бурундай похвалил такую расторопность и даже пообедал с Василько в тот день. Но когда этот посланник отбыл, приехал другой и сказал: «Бурундай приказал мне заровнять ваши траншеи». «Выполняй приказ», – сказал Василько. Баймур со своими людьми засыпали каждую траншею и сровняли все земляные укрепления, окружавшие стены Львова – города, который основал сам Лев и назвал своим именем. Потом Бурундай приказал обоим князьям идти с ним на войну. Добавив к своим воинам воинов из Волыни и Галича, он напал на Литву, потом взял с собой Василько воевать с Польшей и пошел на сандомирские и люблинские земли.

При таком повороте событий Даниил порвал все отношения с Римом и поэтому был немало удивлен, получив новый упрек от папы в недостаточном послушании Святому престолу. На это он никак не ответил.

Так как Даниил не любил столицу Галич за то, что с ней были связаны воспоминания о бесконечных обманах и беспорядках, он основал город Холм – новую столицу и построил несколько православных храмов. С той поры его жизнь протекала в печали, так как из его положения не было выхода. Он находился в заколдованном круге и был бессилен решить головоломку, которую представляло собой его положение; он мог с ужасом смотреть на него, но не мог вырваться из этого круга. Он умер в Холме в 1266 г. и был похоронен в церкви Святой Богородицы, которую он же и основал. Честь, которую ему оказал Батый, настолько ранила его душу, что его слова об этом были записаны: «О, хуже беды – честь, оказанная монголами». Аналогичный удар он получил в Дрогичине, когда на него обманом возложили корону вопреки его желанию.