Глава 10
Нита не могла сказать, сколько времени она проплакала. Казалось, несколько часов, но, возможно, и несколько минут. Время утратило единицы измерения, однако даже если они и были, Ните было слишком плохо, чтобы это замечать.
Как ее мать могла такое сделать?
Конечно, Нита поступила неправильно. Да, вероятно, ее поступок стоил им миллионы, но… это всего лишь деньги. Ее семья не на мели. У них было около десятка банковских счетов, о которых Нита знала, и, скорее всего, еще несколько, о которых не знала. Они годами отмывали и скрывали деньги, полученные от продаж на черном рынке. Семье не грозила бедность.
К тому же у отца Ниты была настоящая работа с настоящей зарплатой, налоговыми декларациями и всем прочим. У них не было проблем с финансами.
О чем думала ее мать? «Пусть Нита проведет несколько ужасных дней в плену, усвоит урок, а потом я приду и освобожу ее»?
Нита цеплялась за эту слабую надежду. Мать вполне могла придумать такое наказание.
– С тобой все в порядке? – раздался тоненький голосок с другой стороны комнаты.
Нита отвернулась от Миреллы.
– У меня сейчас нет желания разговаривать.
– Извини. Я должна была предупредить тебя насчет занни.
– Все нормально.
– Не волнуйся. Сеньора Рейес держит его на коротком поводке. Она не позволяет таким чудовищам разгуливать на свободе.
Нита обернулась и посмотрела на Миреллу с отвращением.
– Поэтому мы сидим в клетках? Потому что таким чудовищам, как мы, тоже нельзя позволять разгуливать на свободе?
Мирелла закатила глаза.
– Мы здесь, потому что выставлены на продажу. Это другое.
На продажу.
Именно так – сейчас в клетке сидела сама Нита. Это она ждала монстра-садиста, который отрежет ей ухо или свяжет, чтобы выколоть глаз. Это ее кровь будет брызгать на стены, а крики – будить людей по утрам. В голове внезапно зазвучал голос Фабрисио, который умолял ее о помощи, и вдруг Нита подумала: кого она сама будет просить о пощаде?
Да и маловероятно, что она ее получит.
Нита зажмурилась и свернулась калачиком на кровати. Сейчас ей хотелось только одного – побыть наедине со своими мыслями. Мирелла на этот раз все поняла и не приставала к Ните с разговорами.
«Какую часть мне отрежут первой?» – подумала Нита.
«Прекрати. Немедленно. Это не поможет», – сказал внутренний голос.
«Ты хочешь, чтобы я просто это игнорировала?»
Пауза.
«У тебя это очень хорошо получается».
Так и есть.
Нита представила свой секционный зал. Перед глазами встает гладкий металлический стол для вскрытий, на нем тело занни. Такого же, как тот, которого она расчленяла несколько дней назад. Такого же, как Ковит. Нита подходит и начинает работу. Она представляет ложечку, которой выковыривает глаза. Представляет сердце – руки в перчатках осторожно кладут его в банку. Медленно, шаг за шагом, она расчленяет тело, пока не остается ни одной неупакованной и неподписанной части. И даже костей.
Вот оно. Так гораздо лучше. Она чувствует себя спокойнее. Теперь все под контролем, и она готова посмотреть на мир.
Нита сделала глубокий вдох. Она не знала, как далеко зайдет наказание матери, поэтому не могла рассчитывать на спасение. Нита должна выбраться сама. Ее мать уважала такие решения. Возможно, этого будет достаточно, чтобы получить прощение.
«Значит, у тебя есть вариант на случай, если мать не придет тебя спасать?» – прошептал тоненький голос в голове.
«Заткнись, – сказала ему Нита. – Папа этого не допустит. Он бы никогда на это не согласился. Если за мной не придет мама, то придет он».
– Теперь тебе лучше? – спросила Мирелла.
Нита оглянулась на девушку и в свете люминесцентных ламп заметила, что ее кожа потрескавшаяся. Возможно, из-за сухого воздуха.
– Нормально.
Мирелла мягко улыбнулась.
– Никому не нормально.
Нита вздохнула и подперла рукой подбородок. Раз уж ее соседка не хочет молчать, можно попытаться добыть какую-то информацию.
– Так ты знаешь, который час?
– Нет. – Мирелла пожала плечами. – Лампы включены все время. Еду приносят, когда захотят. Я не заметила никакой системы.
Просто здорово. Интересно, сколько времени прошло с момента ее похищения и слышал ли об этом отец?
– Э-э, Нита. – Мирелла бросила на нее косой взгляд, которым учителя смотрят на провинившихся учеников. – У тебя, э-э… интересный испанский. Откуда ты?
Нита пожала плечами.
– Мой папа из Чили, но до шести лет я жила в Мадриде. Я из…
Откуда она? Она родилась в Испании, росла в Штатах, Германии, Вьетнаме, а теперь и в Перу. Впрочем, ее не тянуло ни к одному из этих мест. Ну, разве что к Чикаго, потому что там сейчас жил отец.
– Я не знаю.
– Э-э, ну ладно… – удивленно протянула Мирелла, а затем тактично сменила тему. – Я видела, как ты заживляла рану. Это круто.
– Не совсем. – Нита посмотрела на девушку с серовато-розовой кожей. Она не очень хотела говорить о себе с незнакомкой. – Какая история у тебя?
Мирелла пожала плечами.
– Ты когда-нибудь слышала о розовых дельфинах в реке Амазонке?
– Ага. Слышала. Ученые до сих пор не могут сказать, почему они розовые. Я где-то читала, что такой цвет обусловлен минералами, находящимися в воде. В другом же источнике говорилось, что такими дельфины стали из-за того, что их кровеносные сосуды располагаются близко к коже.
Нита очень хотела поехать к Амазонке и увидеть розовых дельфинов. Она просила у матери съездить туда в ее день рождения, но та отказалась без всяких объяснений.
– На самом деле они как фламинго – едят пищу из-за которой и приобретают такой цвет. Если едят другую – становятся серыми. – Мирелла говорила медленно, как будто с маленьким ребенком, и Ните захотелось дать ей пощечину. – Но мне больше нравится легенда.
– Не поняла.
– Ну, среди тех, кто живет вдоль Амазонки, ходит древняя легенда, – устраиваясь поудобнее, Мирелла скрестила ноги и запрокинула голову, – о том, что в деревню приходит бледный мужчина в шляпе, охмуряет девушек и, если ему удается привлечь одну из них, забирает ее с собой к реке, где она становится его невестой, а потом топит ее в воде.
Нита нахмурилась.
– Разве не русалки топят людей?
– Они тоже, – неохотно признала Мирелла. – Более популярная версия легенды гласит, что дельфины просто оплодотворяют женщин, а на следующее утро уходят, но мне больше нравится вариант с утоплением.
Нита признала, что ей тоже.
Мирелла поменяла позу.
– Если ты снимешь с бледного мужчины шляпу, раскрывается его истинная сущность – дельфина. Он несется к реке и уплывает в другой город – охотиться за новыми невестами. Говорят, его обувь превращается в сома, а пояс – в угря, а… Ну, еще много чего говорят.
Нита моргнула.
– Так ты можешь превратиться в дельфина?
– Нет, конечно, – фыркнула Мирелла.
– Тогда к чему ты клонишь?
Мирелла скрестила руки на груди и нахмурилась.
– Я пыталась рассказать тебе предысторию.
– Да, но это всего лишь легенда. – Нита попыталась скрыть раздражение в голосе. – Меня интересуют факты. Кто ты?
– Я человек, – окрысилась она. – Такой же, как ты.
Нита вздохнула.
Мирелла продолжала дуться.
– Однако моя пигментация похожа на дельфинью. Я меняю цвет в зависимости от рациона. Все эти истории были основаны на легендах о моем народе.
Нита прислонилась к стеклянной стенке своей камеры.
– У тебя есть еще какие-нибудь способности, кроме этой?
– Нет.
– Никаких других изменений?
Нита и не надеялась услышать другой ответ. Цвет кожи меняется благодаря наличию в пище каротеноидов. Люди, особенно младенцы, тоже могут в некоторой степени менять свой цвет. Она читала о детях, которые становились желто-оранжевыми из-за того, что ели слишком много моркови, а их матери почти всегда списывали это на желтуху. Еще в далеком детстве Нита пыталась менять свой цвет, но делать это оказалось сложнее, чем ей казалось, плюс в ее коже изначально было много меланина.
С тех пор она не пыталась экспериментировать с цветом кожи, хотя думала, что сейчас ей удастся его изменить. Может, в двенадцать лет и круто быть искусственным хамелеоном, но в данный момент Нита не видела смысла, тем более вряд ли сильно поможет.
– Насколько я знаю, никаких.
– Это бесполезно.
Мирелла посмотрела на Ниту со злостью.
– А у тебя есть другие способности, кроме самоисцеления?
Нита задумалась. Ее мать умела увеличивать свои мышцы, придавая им почти сверхчеловеческую силу. А есть ли такая способность у самой Ниты?
Как ей это сделать? Сможет ли она заставить мышцы расти быстрее? Ей хотелось еще и ускорить процесс, поэтому, возможно, ей удастся синтезировать эффект стероидов. В висках застучало – она принялась за работу.
Боли Нита не чувствовала – болевые рецепторы были отключены. Но кровь в висках стучала, и удары отдавались в ушах, будто низкочастотные басы. Это говорило об одном: сегодня она перенапряглась, а в крови все еще оставался успокоительный препарат. Но Нита не прекращала до тех пор, пока рука не отяжелела настолько, что она едва смогла ее поднять.
Затем, встав на ноги, она изо всех сил ударила кулаком по стеклянной стенке.
Стекло задрожало, но не треснуло. В отличие от трех пальцев Ниты.
Завалившись назад, она упала на пол и посмотрела на свои изогнутые пальцы и запястье с разорванными сухожилиями, которые нужно было восстанавливать. Если бы Нита могла чувствовать боль, то, вероятно, уже визжала бы как резаная. Что ж, рядом с Ковитом отсутствие боли было непредвиденным преимуществом.
Вздохнув, здоровой рукой Нита передвинула сломанные пальцы на их прежние места.
Может, ей следовало сначала научиться наносить удары?
Издав приглушенный стон, она прислонилась спиной к стеклу и остановила синтез стероидов. Затем расслабила мышцы, позволяя реагентам рассосаться в крови. Кожу слегка покалывало – искусственные мышцы исчезали. Видимо, это не вариант.
Мирелла разглядывала ее широко раскрытыми глазами, но Нита на нее не обращала внимания.
Тяжело дыша, она на мгновение прикрыла глаза. Боже, как же ужасно она себя чувствовала. Ей не следовало этого делать. Может, Нита и не чувствовала боли, но истощение, тошнота и ощущение того, как косточки сломанных пальцев трутся друг о друга, никуда не делись.
Она застонала. У нее не было энергии даже на то, чтобы подлечить пальцы.
Дверь в помещение открылась. Раздался стук, за которым последовали шаги. Мирелла снова съежилась под одеялами.
Нита открыла глаза и увидела идущего по коридору Ковита. В руках он нес две тарелки с едой, под мышками торчали бутылки.
Подойдя к камере Миреллы, он просунул тарелку через ящик, стоявший перед дверью. На ней было что-то розовое. Ковит кормил ее креветками? Как-то неприлично роскошно. Хотя, скорее всего, они пытались сохранить розовую пигментацию кожи Миреллы с целью продажи. Мать Ниты поступала бы так же.
Затем Ковит подошел к камере Ниты, поставил поднос в ящик и закрыл дверцу, активируя рычаг. Дверь на ее стороне открылась. Процессом управлял хитрый маленький механизм, поэтому открыть обе двери одновременно было невозможно.
Нита потянула поднос на себя. Однако почти сразу поняла, что никакой это не поднос, а большой кусок хлеба, просто такой твердый, что его можно было бы использовать как поднос. На хлеб положили несколько ложек фасоли, пару кусочков курицы и рис. Ни тарелки, ни столовых приборов.
Вытащив «поднос» из ящика, Нита подтянула его к себе.
– Спасибо, – непроизвольно вырвалось у нее.
Ковит моргнул – как будто удивился, что она что-то сказала.
Нита прокашлялась и продолжила:
– Хотела спросить – здесь есть душ. Как мне его включить?
Она пожалела о своих словах почти сразу. Взгляд Ковита был странным, а выражение его лица говорило, что он услышал одновременно забавный и грустный вопрос. Ей это не понравилось, но душ очень хотелось принять.
Судорожно дернув рукой, как будто отмахиваясь от ее вопроса, Ковит наконец ответил:
– Ты не сможешь.
– О, – выдавила Нита.
Нахохлившись, словно птенец, он не сводил с нее взгляда. Лицо его было совершенно бесстрастным.
– Но я смогу.
Нита склонила голову набок.
– Скоро вернусь, – сказал Ковит.
Затем повернулся и ушел. Она смотрела ему вслед.
Секундой позже Мирелла, все еще завернутая в одеяло, наклонилась вперед и прошептала:
– Ты говорила с ним!
– Да. А ты нет?
– Конечно, нет. – Мирелла сглотнула и, зажмурившись, прошептала: – Он монстр.
Нита не собиралась возражать.
– Я хочу принять душ. И не смогу сделать это, если буду молчать.
Мирелла принялась за еду.
– Ты сумасшедшая, – жуя, сказала она.
– Возможно.
Ковит вернулся через десять минут. В руках он держал полотенце, сложенные спортивные штаны и футболку большого размера. Удивившись, но не говоря ни слова, Нита села на кровати. Бросив одежду в ящик для еды, Ковит протолкнул его к Ните.
– Я включу его через две минуты и выключу через десять.
Ковит уже повернулся, чтобы уйти, и Нита крикнула:
– Спасибо.
Перед тем как завернуть за угол, он остановился, посмотрел на нее своими темными, слегка безумными глазами и улыбнулся.
Улыбка была не очень приятной.
Думая о занни на секционном столе, Нита ответила ему своей улыбкой. Она представляла, как скальпель разрезает его плоть. Поначалу чувствуется небольшое сопротивление, затем инструмент входит легко – как нож в масло.
Ковит засмеялся. Смех прозвучал более искренне и менее резко, чем ожидала Нита. Он одарил ее еще одной кривой, но вроде бы не угрожающей улыбкой и неожиданно сказал:
– Пожалуйста.