Глава 9
Рынок смерти.
Нита слышала о нем много историй, и не только от своей матери. В то время как ее семья в основном работала в интернете, многие из более старых и авторитетных чернорыночных семей все еще сбывали товар на реальном рынке. Чтобы убедиться в качестве товара, его нужно увидеть собственными глазами – такого мнения они придерживались. Особенно так думали торговцы, которые продавали живых существ – их было трудно отправлять по почте.
Раньше самый большой реальный рынок в мире находился на восточном побережье Соединенных Штатов. Нита ходила туда в детстве только с родителями. Несколько лет назад рейд МПДСС вынудил торговцев переехать, и Нита слышала, что сейчас они расположились где-то на Среднем Западе.
Рынок смерти находился на каком-то из берегов Амазонки, однако Нита не знала, где именно. Определенно на перуанской стороне, но недалеко от колумбийской и бразильской границ. Люди садились на небольших взлетно-посадочных полосах в Колумбии и Бразилии, сплавлялись по реке, пересекали границу и приходили на рынок днем или ночью. Говорили, на рынке продают не только части тел…
Нита сглотнула. Все плохо. Очень и очень плохо.
Нита сидела в клетке на рынке, который славился продажей частей тел, в сотнях миль от всех знакомых. Сколько у нее времени до того, как ее начнут резать?
– Здесь должны быть люди, которые не имеют отношения к черному рынку, – сказала Нита, чувствуя, как голос становится выше. – Полиция? Жители ближайшего города?
Мирелла фыркнула.
– Нет, этот город был построен специально для черного рынка. Я слышала, рынок пытались разместить в других местах по всей Латинской Америке. Люди думают, что могут просто приезжать в Перу, Бразилию или куда-то еще, сорить деньгами налево и направо и делать все, что им захочется. Недавно я слышала, что торговцы рынка раздали взятки местной власти и полиции, чтобы разместить его в Андах, но жители соседнего фермерского городка узнали о происходящем и ночью сожгли рынок дотла.
Нита не верила своим ушам – люди никогда бы не предприняли подобных действий на рынках в США. Там, после того как торговцы купили власти с потрохами, местные жители просто отвернулись и сделали вид, будто ничего не происходит. Они не хотели видеть тьму и отказывались верить, что в их государстве может быть такой беспредел.
Они думали, раз США – это «страна первого мира», то в ней нет черных рынков или торговли людьми.
Идиоты.
Мирелла махнула рукой.
– А этот город? Он расположен так далеко, чтобы никакие местные жители не смогли добраться до него и прогнать торговцев, как случалось раньше. И в Перу, если ты расчищаешь и занимаешь участок земли в районе Амазонки, то ты владелец этого участка. Этот город принадлежит торговцам рынка. – Она нахмурилась. – Точнее, это не город. Я не должна его так называть.
Мирелла склонила голову и, немного подумав, сказала:
– Это торговый центр. И единственные люди здесь – это покупатели, продавцы и… – она встретилась глазами с Нитой, – и товар.
Нита хотела ответить, но передумала.
У нее очень большие проблемы.
Где-то поблизости открылась дверь. Нита напряженно прислушалась. Скрип двери был хорошо различим в шуме рынка и многолюдной болтовне, перемежающейся смехом и криками. Она различала и другие звуки, которые не могла распознать: хлопки, похожие на стук дождя по мегафону; карканье птиц и стрекот насекомых, похожий на стрекот цикад.
Дверь со стуком закрылась, и звуки стали приглушенными. Их сменил новый звук. Шаги.
Глаза Миреллы расширились. Она завернулась в одеяло и будто уменьшилась. Ее длинные волосы упали на лицо, и Нита невольно вспомнила о страусе, который, прячась, якобы прячет голову в песок. Если ты не видишь их, они не видят тебя.
Она слышала эхо голосов: одного – мужского, другого – женского.
– В этом и проблема, – говорил мужчина. – Как мне сделать что-нибудь из этого, если я не говорю по-испански?
– Ты справишься. – Интонация женщины была резкой и холодной.
Когда голоса зазвучали ближе, Нита поразилась: оба говорили по-английски, причем с американским акцентом. В говоре мужчины слышался акцент Восточного побережья, а в словах женщины проскакивали те звуки, которые Нита как-то слышала в восточной Канаде и в некоторых районах Среднего Запада.
Неподалеку раздался разочарованный вздох мужчины. В следующую секунду прибывшие завернули за угол, и теперь Нита могла их рассмотреть. Оба остановились и оценивающе разглядывали ее.
Женщина казалась широкой, но не полной. Просто у нее были широкие плечи и талия, которая, должно быть, раньше была осиной, но с возрастом становилась толще. Стянутые в тугой пучок каштановые волосы прорезала седина, а лицо было белым, как майонез. Нита сделала вывод: эта женщина редко видит солнце.
Мужчина выглядел не старше двадцати – двадцати двух лет. Смуглая кожа, крепкая фигура, темные волосы и глаза. Он был ниже женщины и, вероятно, примерно на дюйм ниже Ниты. В том, как его глаза скользили по комнате, и в том, как подрагивали губы, точно пытаясь сложиться в улыбку, было что-то неправильное.
– Ну что ж, – сказала женщина. Выражение ее лица было одновременно равнодушным и скучающим. – Она очнулась.
Стараясь держать подбородок высоко, чтобы не показывать страх, Нита поднялась на ноги. Она приказала себе не дрожать и попыталась ограничить адреналин, кортизол и другие гормоны страха, размножающиеся, как возбужденные кролики, но почти сразу поняла, что это невыполнимая задача. Руки снова задрожали.
Женщина повернулась к собеседнику:
– Давай, Ковит.
Ковит повернулся к Ните, и она невольно сделала шаг назад. Его глаза блестели, улыбка на лице была какой-то слишком возбужденной, слишком счастливой и слишком кривой. Увидев ее движение, он фыркнул и закатил глаза.
– Расслабься, скоро все закончится.
Его голос прозвучал разочарованно.
Женщина нажала на кнопку, и дверь камеры с тихим щелчком открылась. Глаза Ниты расширились – Ковит приближался.
– Что вы делаете? – удалось пропищать Ните. Ее упавший голос был полон ужаса.
Никто не удосужился ей ответить.
Вздохнув от предвкушения, Ковит достал из кармана выкидной нож. Взгляд парня был мягким, рот слегка приоткрылся в улыбке.
Ните совсем не понравилось выражение его лица.
Он открыл дверь и увидел, как Нита невольно сделала еще один шаг назад. Женщина, стоявшая за спиной Ковита, вытащила пистолет, зарядила его, сняла с предохранителя и стала ждать. Вероятно, эти меры предприняты на тот случай, если Нита попытается проскочить мимо Ковита и сбежать.
А ведь она рассматривала такой вариант. Дверь была открыта. Если Ните удастся как-то пройти мимо Ковита, а затем увернуться от пуль, выпущенных из пистолета … нет, это невозможно. Но что, если она выхватит у Ковита нож и пригрозит расправиться с ним? Сможет ли она это сделать? Нита взглянула на холодное, скучающее выражение лица женщины, и у нее промелькнула мысль: застрелит ли та Ковита, если до этого дойдет?
Нита могла только предполагать удастся ли ей одолеть Ковита и отобрать у него нож. Вероятность этого была примерно такой же, как вероятность выиграть в лотерею без билета, ведь Нита совсем не подготовлена и до сих пор находится под действием препарата.
Ковит шагнул в камеру, закрыв дверь своим телом, криво улыбнулся и, не сводя глаз с ее лица, покрутил нож в пальцах. Он выглядел… голодным.
Горло Ниты сжалось, стало трудно дышать.
О боже. Что он собрался делать?
Только что Ковит улыбался ей своей кривой улыбкой, а в следующую секунду метнулся вперед со скоростью легкоатлета. Инстинктивно Нита подняла руки, чтобы закрыть лицо, и отшатнулась. Вместо того чтобы вонзиться в плоть, нож полоснул ее по руке. Ните как будто сняли кожу – так больно это было.
Содрогнувшись всем телом, Ковит шумно вдохнул, на лице его появилась довольная, кривая ухмылка. Он снова занес нож, нанося новый удар.
Вскрикнув, Нита немедленно отключила все ноцицепторы. Боль – или, по крайней мере, способность воспринимать ее – исчезла.
Когда Ните было семь, мать рассказала, как останавливать боль, а отец говорил, что отключать болевые рецепторы можно только в случаях крайней необходимости. Боль возникает по какой-то причине, и ее нельзя игнорировать.
Нита упала на попу и, царапая ногтями цемент, поползла назад. Она пыталась максимально увеличить расстояние между собой и Ковитом. Напрягшись всем телом, она ожидала нового выпада, но его не последовало. Ковит застыл на месте. Улыбка исчезла, выражение лица изменилось. Он больше не выглядел жестоким – его вид стал испуганным.
– Ты ее остановила, – прозвучал его полный изумления голос.
Нита сглотнула, воздух как будто застрял в горле. Она схватила себя за руку. Сердце колотилось так неистово, словно пыталось вырваться из груди и побежать. На пол брызнула кровь. На ноже Ковита висел кусочек плоти. Нита удвоила скорость свертывания. Виски запульсировали в знак протеста – сегодня она очень часто прибегала к своей способности, к тому же была почти без сил.
– Остановила что? – дрожащим голосом спросила Нита.
В широко раскрытых глазах Ковита читалась обеспокоенность, голову он склонил так, что только Нита могла видеть его лицо. Его голос прозвучал чуть громче шепота:
– Ты остановила боль.
Черт возьми, откуда он знает? Если только…
– Ты занни.
Он нахмурился.
– Ненавижу это слово.
Он не отрицал. Нита облизнула губы, ища подходящий ответ, но в голову ничего не приходило.
Ситуация становилась все хуже и хуже. Один из ее похитителей был зависимым от боли мучителем. И похоже, эта женщина – его начальница.
У Ниты огромные проблемы.
Она уже почти забыла о женщине, когда та вдруг заговорила:
– Выходи, Ковит. Можешь поиграть с этим позже. Мы получили то, что нам нужно.
Не сводя глаз с Ниты, которая лежала на полу, свернувшись в клубок, Ковит медленно попятился на выход. Дверь за ним захлопнулась, послышался щелчок замка.
Женщина казалась довольной.
– Смотри, как быстро заживает эта рана. Ей как будто уже несколько дней. Все, как обещали.
Моргнув, Нита посмотрела на свою руку – рана действительно заживала довольно быстро. Проходил процесс рубцевания. Через несколько часов Нита будет готова нарастить новый слой кожи.
– Хорошая работа. – Женщина кивнула Ковиту. – Угол как раз такой, какой нам нужно. Камера все зафиксировала.
Нита посмотрела на маленький черный шарик с мигающей красной лампочкой, который висел в верхнем углу комнаты. Камера давала прекрасный обзор на нападение, но не захватывала лицо Ковита.
Он кивнул, несколько прядей волос упали на глаза. Словно собираясь с духом, он сделал короткий вдох и повернулся к женщине, которая улыбалась широкой кривоватой улыбкой – Нита такую уже видела.
– О, мисс Рейес, это было чистое удовольствие.
Женщина – Рейес – с отвращением скривилась.
– Не сомневаюсь.
После этих слов она повернулась и покинула комнату. Ковит продолжал улыбаться ей вслед. Когда она ушла, на его лице снова появилось задумчивое, тревожное выражение. Бросив на Ниту последний, оценивающий взгляд, он последовал за Рейес.
После его ухода Нита выдохнула. Легкие жгло так, словно их охватило огнем. Она дрожала от страха – все сильнее и сильнее. И тут Нита поняла, что не просто дрожит. Она рыдает. Нос заложило, а по щекам катились слезы.
Нита пыталась сказать своему телу, что это запоздалая реакция и опасность уже исчезла, но оно ее не слушалось. Обхватив руками ноги, она спрятала лицо между коленями и рыдала до тех пор, пока рубашка не промокла от слез.
Она плакала не только потому, что ее похитили; не только потому, что один из ее похитителей – питающийся болью психопат.
Дело еще и в другом: они знали, кто она такая; знали, что она умеет контролировать свое тело, и ожидали этого. Именно поэтому она стала их целью.
Во всем мире было только три человека, которые знали, что она умеет делать: сама Нита – разумеется, она не продавала себя; ее отец – он никогда бы ее не предал; и мать, обещавшая Ните, если та ее ослушается, такое наказание, которое она в жизни не несла.
Она почувствовала, как изо рта вырывается жалкое хныканье. Других вариантов не было.
Мать продала ее торговцам черного рынка.