Носорог

Я бы хотел, чтобы люди осознали, что животные полностью зависят от нас, беспомощные как дети, и эта ответственность лежит на всех нас.

Джеймс Херриот

Содрогнувшись, я стал вглядываться в предмет, лежавший в моей руке: грубый, жесткий материал с неприятным запахом. Меня захлестывали противоречивые эмоции: беспомощность, отвращение, недоумение, растерянность и гнев, которые способна вызвать лишь глубокая несправедливость

Я все крутил и крутил этот предмет в руке, изучая каждую его грань. Меня не покидало ощущение изуверства, страдания, жестокости и смерти – все было заключено в нем. Но в то же время он оставлял проблеск надежды, признак того, что несмотря на развращенность человеческой натуры, против нее всегда будет вестись борьба.

В длину предмет был, наверно, сантиметров 15 и столько же в основании, темно-серый, почти черный, с неровной поверхностью, с одной стороны конусообразной формы. Пожалуй, он напоминал большой кусок лавового камня, но с уникальным и отчетливым запахом. Запах был, несомненно, животного происхождения – едкого, лежалого землистого навоза, недавно отфильтрованного, с невыносимым зловонием паленого волоса.

Несколькими секундами ранее Джефф небрежно кинул мне этот предмет с тем безразличием, словно это и вправду был какой-то ничего не стоящий камень. Но это был вовсе не какой-то ничего не стоящий предмет и совсем не камень. На самом деле это был один из самых ценных товаров на черном рынке, дороже, чем героин или кокаин, и запрещенная и незаконная грубая торговля этим товаром привела данный вид на грань вымирания.

Я держал в руке примерно килограмм рога носорога, который согласно текущим оценкам стоил около 65 000 фунтов стерлингов. Всего несколькими минутами ранее он принадлежал крупной самке белого носорога, лежавшей от меня в нескольких метрах.

Она лежала на животе, подогнув под себя передние и задние ноги, голова слегка покачивалась в нескольких сантиметрах от земли. Животное храпело, находясь в анестезийном беспамятстве. Ее глаза закрывала повязка, старая пара рейтузов, набитых тканью, служила удобными затычками для ушей. Вокруг нее суетились с десяток человек: кто-то проверял сердечный ритм и дыхание, другие вставляли ей в правое ухо внутривенный катетер, который был соединен с 5-литровым пакетом физраствора. Его держали над головой животного. Дротик, с помощью которого носорогу ввели смесь эторфина и азаперона в качестве анестезии, уже удалили. В образовавшуюся рану вкололи пенициллин, чтобы предотвратить инфекцию. Несколько фермерских рабочих лили на нее из больших чанов воду, чтобы защитить от нагревания на изнуряющем африканском солнце. Осуществление каждой процедуры требовало больших физических усилий. Еще одна группа держала натянутую толстую веревку, которая была обмотана вокруг задней ноги носорога – насколько хватало африканского здоровья! Мы сидели под одиноким кустом, вокруг ни деревьев, на которые можно было бы взобраться, ни объектов, за которыми можно было спрятаться. Если носорог неожиданно проснется, веревка даст нам несколько жизненно важных мгновений, чтобы успеть убежать. Учитывая вес носорога почти в 2 тонны и его способность развивать скорость до 40 миль в час, шутить с ним не стоило.

Мы все знали, что эта на первый взгляд очень организованная, контролируемая рутинная процедура могла в одно мгновение превратиться в смертельно опасную. Я научился никогда не расслабляться рядом с животными, а уж тем более рядом с диким животным такой громадной силы и скорости.

Джефф, управляющий фермой, только что закончил спиливать второй рог сабельной пилой фирмы Black & Decker. Он бросил рог одному из своих коллег, распрямился, застонал и потянулся, потирая поясницу. Ему было за шестьдесят. Одет в неприлично короткие голубые легкие хлопковые шорты и плотную с коротким рукавом рубашку цвета хаки, на ногах ботинки в стиле милитари. Настоящий фермер-африкандер, грубый и жесткий, но с огромным сердцем и нежной душой. Посвятив всю свою жизнь работе с дикими животными, он внутренне закалился. И все же жуткая реальность пребывания на переднем фронте борьбы с охотниками на носорогов не прошла даром. Каждое утро он выходил, чтобы проверить территорию своего охотничьего заказника площадью в 200 гектаров, боясь найти то, что он ожидал. Прежде мне лишь однажды пришлось видеть подобные снимки, и это было достаточно шокирующим зрелищем. Мне трудно было представить себе ощущение, когда ты находишь изувеченное животное, которое ты знал еще малышом, видел, как оно растет, как у него самого появляется детеныш, как оно выкармливает и воспитывает его. А если ты, ко всему прочему, еще знаешь, как сильно он страдал, прежде чем умер, это доставляет тебе просто физическую боль. Джефф сказал, что так случалось часто.

Причиной нашего присутствия и нашего участия в этой рискованной процедуре усыпления здорового животного была помощь в осуществлении программы по обезроживанию носорогов с целью предотвратить их убийство на ферме браконьерами. Надежда была на то, что если вернуть рогам их зачаточную форму, оставшаяся роговая ткань станет непривлекательной для браконьеров. Процесс спиливания рогов у животных строго контролировался. Владелец носорогов должен был получить специальную лицензию из Совета по проблемам парков, разрешающую спиливать у них рога.

После получения данной лицензии требовалось присутствие государственного ветеринара, который должен был наблюдать за процессом и документально зафиксировать всю операцию. Сегодня государственным ветеринаром был Дилерей, высокий, стройный молодой парень. Это была его первая работа после окончания ветеринарной школы, и в качестве таковой довольно непростое для новичка задание, чтобы диктовать свои правила этим закаленным жизнью фермерам. Но он был открытым, дружелюбным, приятным парнем, и на сборе группы в тот день сразу стало понятно, что Джефф и старшие работники испытывали к нему глубокое уважение и симпатию.

Когда Джефф закончил срезать рог, Дилерей и еще парочка студентов-ветеринаров засуетились у головы носорога, беря образцы крови из ушной вены, собирая образцы шерсти и когтей, подбирая любые оставшиеся фрагменты рога, вживляя чипы и фотографируя носорога. Все это было частью данных ДНК-идентификации, которые позволяли установить принадлежность рогов конкретной ферме, включая все характеристики животного, а также дату и время, когда были спилены рога. Учитывая невероятную ценность рогов, вся документация должна была быть безупречна, чтобы не допустить даже намека на коррупцию или необъяснимое «исчезновение» рогов.

Но несмотря на все предпринимаемые усилия, коррупция все равно была пугающе распространенным явлением. Каждый килограмм рога стоимостью в 65 000 фунтов стерлингов обеспечивал состояние, которое большинству африканцев пришлось бы зарабатывать всю свою жизнь. И это зачастую являлось слишком большим искушением.

Я вспомнил разговор, который у меня был двумя годами ранее с лесничим из национального парка Чобе в Ботсване, когда мы ехали с ним утром на загон зверя. Это была моя первая поездка в Африку, и мне хотелось узнать больше о проблеме браконьерства. Он сказал, что всего несколько месяцев назад парк потерял своего последнего черного носорога, убитого браконьерами, – жуткое потрясение для всех, кто сражался, в буквальном смысле, чтобы не допустить подобного исхода. Но что еще страшнее, когда они обнаружили рог с помощью трекера, вживленного под кожу животного, он оказался под кроватью одного из охранников парка.

– В этом заповеднике нельзя доверять никому, – сказал он.

Джефф отошел от носорога. С этим животным работа была завершена, но мы были только в самом начале пути. Оставалось еще девять носорогов, нам предстоял долгий и трудный день. Он взглянул на меня. Я все еще держал в руке тот кусок рога, что он мне бросил. Перехватив мой взгляд, он прочитал мои мысли.

– Ты удивляешься тому, как можно изуродовать такого красивого животного из-за чего-то, похожего на наши ногти? Или что-то вроде того?

– Что-то вроде того, – подтвердил я. – На вкус это наверняка отвратительно, и нужно быть полным глупцом, чтобы верить в его целительные свойства. Я просто не понимаю этого.

– Все объясняется отчаянием и трехтысячелетней традицией. Этому невозможно противостоять, и они даже не догадываются о той степени жестокости, которая связана с добыванием рога. И потом ребята, делающие эту грязную работу, находятся на грани нищеты и с трудом могут прокормить себя и свою семью. А тут приходит некто, предлагающий им сумму, которая им и не снилась, за определенную информацию или одну ночь работы. Ничего удивительного в том, что они тут же хватаются за это предложение. Мы можем презирать их, задыхаясь от гнева и содрогаясь от ужаса и неверия в то, что человек может быть таким бесчувственным и жестоким. А сами лежим в своих удобных постелях, смотрим телевизор в своих уютных домах и совершаем покупки в огромных супермаркетах, забитых всеми мыслимыми продуктами. Нам незнакомо чувство отчаяния от отсутствия еды и мысли, где в следующий раз найдешь ее. Для них выбор прост: либо животное, либо я. За каждым убитым браконьером стоит еще сотня желающих занять его место.

Прежде я никогда не задумывался об этом, мне открылся новый взгляд на вещи. И это прозвучало неожиданно хлестко, учитывая, что видел и пережил этот человек. Неожиданно проблема предстала передо мной в совершенно ином ракурсе. Мне стало стыдно, что я, иностранец, влезаю сюда со всеми своими предубеждениями и предрассудками, не догадываясь о нюансах проблемы.

Да, это была гнусная, незаконная торговля, которая ставила данный вид на грань исчезновения – здесь не может быть иного мнения, – но с другой стороны, никогда не найдется простого решения данной проблемы по причине ее многоплановости, и я только сейчас начал осознавать всю ее неоднозначность.

– Это порочные, подлые, безжалостные, кровожадные, бесчеловечные главари банд, возглавляющие картели, до которых я хочу добраться. Подвесить их за яйца и посмотреть, как они будут резать и стрелять после того, как я вырежу каждому из его лица кусок мяса.

Эмоции были грубыми, и слова били наотмашь. Слышать это было неприятно, но я испытывал те же примитивные чувства, а ведь мне еще даже не приходилось сталкиваться со всей этой реальностью во плоти.

Три года спустя я вернулся в Южную Африку. Утро началось довольно неспешно с расслабленного завтрака. У меня не было никакого жесткого расписания, никаких особых планов. У нас была смешанная группа из семи ветеринаров, прибывших из Америки, Англии и Южной Африки. Этим утром мы должны были обменяться опытом, знаниями, результатами проведенных исследований. Но полчаса спустя все изменилось. Дерику позвонили. Он, конечно, ожидал подобного, но надеялся, что этого не произойдет.

Саби, трехлетний белый носорог, которого они с Кобусом спасли и выходили после попытки его убить (мать животного убили браконьеры), этой ночью был изуродован браконьерами.

Саби было всего несколько недель, когда лесничие нашли его. Он тыкался носом в изувеченное тело своей матери. Малыш был в плохом состоянии, так как в него выстрелили три раза. Но несмотря на попытки браконьеров убить его или отогнать, он оставался рядом с матерью, которая была изрешечена пулеметными пулями и изрезана мачете в районе спины и ног.

А потом ей отрубили рог и оставили умирать в страшной агонии.

Будучи всего несколько недель от роду, малыш был абсолютно беспомощен. И когда Кобус обнаружил его, он знал, что единственный шанс для Саби выжить – это круглосуточная забота о нем. Они отнесли его на ветеринарную базу и начали выхаживать: кормили каждые два часа и часто спали рядом с ним за компанию. Это кажется невероятным, но вопреки всем прогнозам малыш полностью выздоровел и хорошо развивался.

В шесть месяцев он стал уже явно независимым, поэтому они решили, что лучше всего будет перевезти его в какое-нибудь безопасное место, где он социализируется с другими носорогами. И именно здесь два с половиной года спустя Саби вновь пришлось столкнуться с грубой, порочной жестокостью алчных людей. Но в этот раз она стоила ему жизни.

Когда Дерик закончил разговор, на его лице были шок и неверие. Он с трудом подыскивал слова, еле сдерживая слезы. Бесчисленное количество раз он сталкивался с убийством носорогов, но в данном случае это касалось его лично. Он полез в верхний карман куртки, достал сигарету и повернулся, чтобы выйти из комнаты, теребя карман в поисках зажигалки. В комнате, где несколько минут назад царила атмосфера беззаботности с шутками и смехом, теперь воцарилась странная тишина. Мы обменялись взглядами, но никто из нас не мог говорить из-за шока, да и нечего здесь было сказать. Мы услышали, как на веранде снова зазвонил телефон Дерика, а потом раздались отчетливые гортанные звуки языка африкаанс. Запах сигаретного дыма проник теперь в комнату. Мы молчали, каждый погрузился в свои мысли. Когда телефонный разговор закончился, а сигарета была докурена, Дерик присоединился к нам.

– Они хотят, чтобы мы пришли и помогли им проводить вскрытие, – объявил он. – Сперва полиции и экспертам-криминалистам нужно осмотреть место преступления и собрать улики, а потом уже наступит наша очередь. Сразу предупреждаю, это неприятное зрелище. Но такова реальность. Выдвигаемся через полчаса.

Поездка стала довольно мучительным опытом. Дорога по большей части прошла в молчании. Каждый из нас думал о своем, когда мы всматривались в проплывавший за окном африканский ландшафт. Разговор, когда он возникал, мог начаться с обыденных мелких тем и закончиться эмоциональным обсуждением вопросов, как остановить браконьеров, защитить носорогов, и была бы ли легализация торговли рогами носорогов решением проблемы, или же мы просто слишком наивны и не понимаем, что битва уже давно проиграна.

Тремя годами ранее я был убежден, что нужно всего лишь легализовать торговлю рогами носорогов. Если разрешить людям разводить носорогов на фермах, как любых других животных, и продавать кость, то это с лихвой обеспечит рынок необходимым товаром, собьет цену и устранит необходимость убивать животных. Это казалось таким простым решением давно назревшей проблемы. Если бы меня спросили, я бы процитировал положения, установленные в 1970-х годах Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения (СИТЕС). Именно тогда началось продвижение идеи создания крокодильих ферм – системы разведения животных в неволе, целью которой было предотвратить охоту на крокодилов и кражу яиц в дикой природе. И это спасло нильского крокодила, находившегося на грани исчезновения. Но если все сработало в случае с крокодилами, то почему бы не применить похожую тактику в отношении носорогов? Но как это часто бывает, чем невежественнее человек в каком-либо вопросе, тем проще ему найти решение.

К сожалению, решение данного вопроса связано с множеством разных факторов. И в каждом случае нужно спрогнозировать возможный исход, но убедиться в его правильности можно только после принятия конкретных действий, когда уже невозможно ничего исправить. Один неверный шаг – и ты столкнешься с новой проблемой, которая может быть даже катастрофичнее первой.

Так является ли легализация торговли рогами носорогов решением проблемы? Три года спустя я был настроен более скептично.

В 2001 году во всей Южной Африке было убито три носорога. В 2016 году трех носорогов убивают каждый день – недопустимая тенденция, которая приведет к полному исчезновению вида в течение ближайших двадцати пяти лет, если только не будут предприняты какие-то кардинальные меры. Так что же способствовало столь неслыханному росту? На протяжении сотен лет считалось, что рог этого экзотического животного из дальних стран обладает лечебными свойствами, излечивая любые болезни – от ревматизма, подагры и брюшного тифа до укусов змеи, пищевого отравления и даже рака. По мере роста благосостояния жителей азиатских стран все больше людей стремилось приобрести рог носорога в качестве статусного символа, просто чтобы показать, что они могут себе позволить. А потому потребность в этом товаре резко возросла. В настоящее время ежегодная мировая потребность в рогах носорогов оценивается примерно в 16 миллионов тонн. Считается также, что около 40 миллионов тонн рогов хранится отдельно: это рога тех животных, которые были спилены законным путем ради спасения самих носорогов. Если бы торговлю легализовали, то этими запасами можно было наводнить рынок и устранить необходимость убивать животных. Но здесь возможны два варианта. Допустим, что случаи браконьерства действительно сократятся, но запасы рогов будут расходоваться быстрее, чем их можно будет пополнить. На то, чтобы собрать текущий запас, ушло пятнадцать лет. И как только он закончится, при теперешней степени потребности в товаре уровень браконьерства вернется к прежнему. С другой стороны, уровень браконьерства может остаться таким же высоким даже при условии наполнения рынка имеющимися запасами рогов. Цена продажи в этом случае упадет, сделав товар доступным для более широких слоев населения. А это в свою очередь увеличит потребность с 16 миллионов тонн в год до 20 миллионов, а то и больше.

На то, чтобы у взрослого носорога нарос 1 кг роговой ткани, уходит примерно восемнадцать месяцев. Подсчитано, что в дикой природе обитает еще 29 тысяч носорогов, и этого количества никак не хватит для того, чтобы восполнить текущую потребность. Нужно добиться двух вещей: запросы должны быть снижены, а количество рожденных малышей носорогов должно превышать ту скорость, с которой их убивают.

Легализация торговли – это всего лишь один из возможных компонентов решения проблемы, но, помимо всего прочего, в самые глубокие слои населения должны проникнуть культура и просвещение, повысив уровень сознательности людей.

Приехав на ферму, мы припарковались в некотором отдалении от загонов, где держали по ночам носорогов. Нас встретила Лиза, управлявшая заказником. Она явно плакала, но старалась держать себя в руках, вежливо встречая нас. Но как только она встретилась взглядом с Дериком, из ее глаз вновь потекли слезы. Этих двоих объединило глубокое, откровенное горе – словно родителей, потерявших ребенка. Когда они обнялись, чувство потери перешло в гнев, и Лиза взорвалась, перейдя на африкаанс. Но нам не нужно было переводить ее, чтобы понять смысл сказанного. Лиза возглавляла этот охраняемый секретный заказник на протяжении почти десяти лет. Заказник служил для двух целей: был надежным домом для носорогов, куда их можно было переместить, когда заповедник подвергался нападениям браконьеров, и если животным требовалась реабилитация и уход после действий браконьеров. Работа, которую выполняла Лиза и ее команда, была бесценной в рамках общей борьбы против безжалостных браконьерствующих картелей. Но вся созданная ею система находилась сейчас под смертельной угрозой. Трагедия с Саби стала для всех настоящей бедой. И мысль о возможных последствиях для заказника заставляла содрогнуться: каждый оставшийся здесь носорог мог повторить судьбу Саби. И сейчас очень многое решало время: нам следовало поторопиться придумать тактику защиты животных.

Полиция и команда экспертов-криминалистов уже прочесывали место в поисках улик. Мы следили за ними на расстоянии: им требовалось какое-то время, чтобы закончить свою работу, и мы держались в отдалении, чтобы сохранить нетронутым место преступления.

Наше внимание тут же переключилось на загон, располагавшийся ближе к дому, где держали двух детенышей носорогов, которым было не больше нескольких месяцев. Нас, как магнитом, неудержимо влекло к ним. Лиза, которая уже пришла в себя и вновь вошла в роль хозяйки, следовала за нами.

– Это Сетемба и Изибинди. На зулусском их имена означают «надежда» и «мужество». Их матери были убиты браконьерами. Сетембе отрубили уши, а у Изибинди было несколько глубоких ран в голове и в боку от ударов мачете. Такое часто случается. Для браконьеров молодые животные – это помеха, и они пытаются отпугнуть и яростно набрасываются на них. Иногда убивают, но чаще всего жестоко калечат, – она помолчала мгновение, собираясь с мыслями. – Связь между матерью и детенышем настолько сильная, что несмотря на ужасные раны и увечья, утром они всегда находят друг друга. Часто бывает заметно, что мать отдала все силы, до последней капли, чтобы защитить свое потомство: будучи изувеченной, она все равно ползет сквозь заросли буша к тому месту, где нашел укрытие ее малыш. Матери редко доживают до утра из-за тяжести полученных ран. И поэтому утром малышей обычно находят рядом с телом матери: они тычутся в голову, кричат, чтобы она встала, и не понимают, почему та не реагирует. Думаю, нет более тягостного зрелища во всей природе, чем малыши, оплакивающие свою мать. Их пронзительный визг и жалобный вой разрывают тебе сердце. Тут любой человек зарыдает.

Мы наблюдали за этими двумя маленькими носорогами, которые выглядели счастливыми и довольными, бегали и играли друг с другом, не обращая на нас никакого внимания. И было сложно осмыслить, что эти малыши уже немало успели пережить за свою короткую жизнь. Что еще выпадет на их долю? Как сложится судьба этого вида? Их поколение живет в переломный период: удастся ли им избежать полного уничтожения или им обоим суждено стать еще двумя примерами жуткой статистики браконьерской деятельности, доказательством гибели из-за человеческой алчности?

Прошло еще два часа, прежде чем команда экспертов-криминалистов завершила свою работу. Старший офицер полиции направился к дому Лизы, где мы собрались. Втроем с Лизой и Дериком они долго беседовали на африкаанс. Очевидно, он объяснял, что удалось найти его команде. И хотя мы не понимали деталей разговора, выражения их лиц говорили нам о многом. Было ощущение, что Лизе и Дерику сообщали о последних действиях их доблестного сына, убитого в сражении. Горе, гнев, отчаяние и вина – все это было написано на их лицах.

Позднее мы узнали все, что произошло, от начала до конца. Было полнолуние. В полнолуние случаи браконьерства увеличиваются в три раза из-за очень хорошей видимости. Преступников было двое, и все улики указывали на то, что им было хорошо знакомо расположение загонов, внутреннее их устройство, а также сам Саби. Следы вели прямо к вольеру. Они точно знали, к какому животному идут, и где оно находится. Это была работа своих. Я сразу же вспомнил сказанные Джеффом три года назад слова: «В этом заповеднике никому нельзя доверять». Встав у внутреннего окошка для кормления, они приманили Саби с помощью еды, а потом выстрелили ему два раза в голову с прямого расстояния. Однако этими первыми выстрелами они не смогли его убить, и носорог в ужасе бросился бежать. Тогда браконьеры выстрелили еще три раза: первая пуля попала в верхнюю часть шеи, вторая – в спину, а третья – в голову сбоку. Ему удалось проковылять еще метра три, пока он наконец не рухнул замертво.

С тяжелым и унылым чувством шли мы к вольеру, пытаясь мысленно представить картину, которая ждала нас там, чтобы хоть как-то подготовиться к этому зрелищу. Но к подобному невозможно было подготовиться.

Мы зашли в вольер с дальнего от убежища конца. Несколько офицеров полиции и криминалистов все еще стояли вокруг Саби, закрывая его от нас: нам видна была только задняя часть его туловища.

С этого ракурса могло показаться, что это был еще один усыпленный носорог. Перемещаясь по вольеру, можно было различить пятна ярко-красного цвета на его темно-серой коже. Но только когда собравшиеся вокруг Саби люди заметили наше присутствие и повернулись, чтобы поздороваться, нам открылась вся жуткая картина. Передняя часть морды, от глаз до носа, была срезана. На том месте, где были нос и два рога, теперь зияло кровавое месиво из костей и мышечной ткани. Спекшаяся кровь покрывала бока того, что осталось от его морды. Одинокий маркер торчал из раны от пули на боку головы, из которой текла струйка крови. Он отмечал смертельный выстрел. Еще одним чудовищным зрелищем было открытое месиво из костной плоти на месте правой ноги. Позже мы узнали, что из-за увеличившихся случаев торговли поддельными рогами носорогов теперь браконьеры старались заодно отпилить и ногу в качестве доказательства того, что рог был действительно взят у носорога.

Пока до нас медленно доходило все произошедшее, мы словно лишились дара речи. Было во всем этом какое-то жуткое несоответствие: Саби, казалось, мирно лежал, но его увечья говорили о страданиях, что он перенес, а еще о порочности и алчности человеческого рода. Фермеры, Дерик и остальная команда приступили к вскрытию трупа под наблюдением офицеров полиции. К большому облегчению, наша помощь не потребовалась. Мы сели на покрытый сухой пылью пол вольера в нескольких метрах от того места, где тело Саби медленно утрачивало свою великолепную красоту по мере проведения знакомой нам процедуры. Все молчали. И снова каждый погрузился в свои мысли, размышляя и пытаясь как-то свыкнуться со всем этим. Нам, шестерым ветеринарам, приходилось прежде видеть сотни мертвых животных, рассматривать жуткие раны и испытывать отчаянную горечь. Но здесь было другое: намеренная, целенаправленная, злобная и убийственная жестокость, порожденная небывалой человеческой жадностью и вылившаяся на невинное красивое животное.

Мы пытались крепиться, каждый из нас скрывал боль под маской гнева. По крайней мере, так нам казалось, пока мы не услышали пронзительный мяукающий звук. Поначалу мы не понимали, откуда он и что означает. Довольно раздражающий, неприятный звук. Но так как он не замолкал, до нас стало доходить, что это плач встревоженного носорога, о котором упоминала Лиза. Всматриваясь между деревянными стойками, разделяющими два вольера, мы разглядели носорога, стоящего у соседней двери. Он без устали, как заведенный, ходил вдоль изгороди и все время возбужденно скулил. Мы никогда в точности не узнаем, что означали эти крики – эти бессознательные, полные эмоций детские крики. И хотя опасно наделять животных человеческими свойствами, но тогда невозможно было не услышать в этих криках неподдельную искренность и боль – крик растерянности, горя и тревоги. Почему его друг не отвечает? Почему вокруг него суетится так много людей? Почему такой отчетливый запах крови, который он внутренним чутьем осознавал как опасность, как что-то неправильное?

Для нас же этот жалобный и слабый крик, исходивший от такого невероятно большого и сильного существа, стал последней каплей. Словно бы он умолял нас от имени всех носорогов сделать что-то. Я отвернулся, радуясь тому, что мои глаза скрыты солнцезащитными очками. У меня уже больше не было сил сдерживать слезы.

НОСОРОГИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Ceratotherium simum: белый носорог.

Ареал: существует пять отдельных видов носорогов. Два вида родом из Африки и три – из Южной Азии. 98,5 % белых носорогов обитает в пяти странах (Южная Африка, Намибия, Зимбабве, Кения и Уганда).

Продолжительность жизни: 40–50 лет.

Среда обитания: преимущественно открытые, поросшие травой равнины, хотя другие виды предпочитают болотистую местность или лесистые участки.

Питание: белый носорог – пасущееся животное в отличие от черного носорога, предпочитающего веточный корм. С помощью своей широкой плоской верхней губы он может сорвать даже самую короткую траву.

Период беременности: 16–18 месяцев.

Вес: новорожденные носороги весят 40–65 кг, во взрослом возрасте – от 1700 кг (самки) до 2300 кг (самцы).

Развитие: самки обычно живут группами до 14 особей. Самцы предпочитают держаться в одиночку, но остаются с самкой в период гона до 20 дней. Самка вскармливает одного детеныша, производя потомство каждые 3–5 лет. Малыш остается рядом с матерью примерно до 3‑х лет. Самки достигают половой зрелости в районе 5 лет, самцы – примерно в 7 лет.

Температура тела: 36,6–37,2 °С.

Интересный факт: название «белый носорог» не относится к его окрасу, вопреки бытующему мнению, а произошло из неверного перевода голландского слова «wijd», означающего «широкий»: имеется в виду ширина его рта, которая отличается от узкого заостренного рта черного носорога.

Охрана: из пяти видов носорогов Международный союз охраны природы относит черного, яванского и суматрского к «видам, находящимся на грани исчезновения», индийского носорога – к «виду, находящемуся под угрозой исчезновения», и белого носорога – к «виду, близкому к уязвимому положению». Статистика по носорогам выглядит просто шокирующей: в дикой природе осталось всего около 275 суматрских носорогов и только 60 яванских. В период с 1960-х по 1990-е годы численность популяций черных носорогов снизилась с 70 000 до 2410, а индийских – до 1870. В 2007 году во всей Южной Африке браконьерами было убито 13 носорогов, в 2014 году это количество составило 1215, что соответствует примерно трем животным в день. Несмотря на то что в дикой природе насчитывается около 20 000 белых носорогов и примерно 4500 черных, при текущей скорости истребления животных браконьерами через 25 лет на территории Африки не останется ни одного носорога. Но еще страшнее, что из-за особо жестокого способа убийства эти животные умирают в страшных мучениях. Организация Saving the Survivors – потрясающая благотворительная организация, которая занимается лечением и уходом за всеми видами диких животных, но в особенности за носорогами, ставшими жертвой браконьеров или несчастных случаев. См. .