Часть вторая

Глава 1

Она смотрела на пустой пузырек из-под снотворного, валяющийся на полу.

Еще недавно он был полным. Двадцать семь таблеток растворились в воде, две выпали из трясущихся рук и куда-то закатились, а одна…

Она оказалась во рту. Мария проглотила ее после того, как выронила предыдущие. Колотило ее от ужаса и усталости. Она не могла уснуть, как ни старалась. В итоге решила принять экспериментальный препарат, попавшим тайными путями в Россию из Канады. Он быстро подействовал, и Мария погрузилась в сон. Но какой! Ее затянуло в черную бездну, болтало там, в кромешной тьме, до тошноты. Мария пыталась выбраться, почувствовать тело, увидеть хоть лучик света, но погрязала всю глубже.

Когда она смогла наконец вынырнуть из дурмана, ее вырвало. Легче от этого не стало. Мария высыпала таблетки в унитаз. Они зашипели, растворяясь в стоявшей внизу воде. Или ей это показалось? Как и то, что они расплылись и стали напоминать застывшие в вопле лица. Чтобы не видеть их, Мария спустила воду, затем побрела в спальню, бросила на пол пустой пузырек, упала на кровать и снова провалилась в ад сновидения…

С того момента прошли сутки. Она не смогла пойти на работу, и весь день провела в кровати. Ела, пила травяной чай, смотрела добрые комедии, немного дремала, но, чувствуя, что отрубается, заставляла себя встряхнуться. Вечером смогла принять душ, привести себя в порядок и выйти на прогулку. Мария бродила под дождем, заглядывая в витрины, сидела в кафе: закрывалось одно, она переходила в следующее. Так встретила час ноль. Вернулась домой во втором. Тут же легла. И, как ни странно, легко уснула.

Пробудилась в пять, увидела пустой пузырек и передернулась. Больше никакого снотворного! Тем более экспериментального.

Зазвонил телефон. В шесть утра Марию обычно никто не беспокоил, кроме мамы. Та считала, что ее рады будут слышать в любое время. Не только дочь, все. Поэтому звонила в неурочный час не только родственникам, но и коллегами, начальству, журналистам.

– Салют, доча, – бодро поприветствовала Марию мама. Или, как она просила себя называть, Наташенька.

– Привет. Ты почему в такую рань не спишь?

– Я только пришла.

– Со смены? – Наташенька сейчас снималась в очередном «мыле».

– Обижаешь, со свидания.

– У тебя очередной роман? – Мамина личная жизнь в отличие от дочкиной била ключом.

– Внеочередной, – хихикнула она. – С Толей я еще не рассталась.

– Это оператор?

– Тот Ваня. И с ним я встречалась в прошлом году, когда снималась в «Боевой тетушке», – первоначально в названии фигурировало слово бабушка, но Наташенька добилась замены. – А Толя вообще не из нашей песочницы. Он владелец картинга. Помнишь, я ходила кататься?

Нет, Мария не помнила. В жизни деятельной Наташеньки было столько событий, что дочка в них путалась. Как и в ее кавалерах.

– На кого же ты променяла Анатолия? – полюбопытствовала Мария. Болтовня с матерью ее отвлекала.

– На Настика.

– Настеньку? – переспросила дочь. – Ты что, ориентацию сменила? – На старости лет, хотела добавить, да воздержалась. Наташенька обижалась, когда ей напоминали о возрасте. В душе ей было от силы двадцать пять.

– Не говори ерунды. Настик, от Анастас. Он грек.

– Где ты нашла грека?

– Здесь, в Сочи. – И о том, что съемки сейчас проходят на натуре, Мария тоже забыла. – У Настика своя таверна, мы в ней ужинали с группой, и он в меня влюбился.

Иначе не бывало. Наташенька была женщиной очаровательной: легкой, веселой, кокетливой. Она умела слушать, искренне восхищаться, справляться с ролью глупышки. А еще отлично выглядеть, не прибегая к услугам хирургов. Наташенька немного подкалывала лицо, делала утреннюю гимнастику, ходила на массаж, но и только. Никаких подтяжек и липосакций, только жизнелюбие.

Мария матерью восхищалась. Эта женщина смогла найти себя в зрелом возрасте. Выйдя замуж, она посвятила себя семье. Ушла из театра, перестала сниматься. Полжизни провела вдали от родного дома, переезжая вместе с мужем из одной страны в другую, и то были государства третьего мира, а не Франция или Испания. Тогда мама тоже была легкой, веселой и очаровательной. Но она не позволяла себе никаких вольностей. Другие посольские изменяли направо и налево, кто со своими, кто с местными. Не все, но многие. А Наташенька себя блюла. Хотя ей так не хватало романтики в отношениях с мужем. Папа Марии был сухарем. Серьезным, малоразговорчивым, но очень надежным. Он умер в пятьдесят семь. Маме было столько же. В таком возрасте трудно начинать новую жизнь. А Наташенька смогла!

– Доча, я чего звоню, – перешла к конкретике она. – У Настика есть сын чуть постарше тебя. Ему сорок один. Красавец, весь в отца. Разведен. Мини-гостиницу имеет. Хочу вас познакомить.

– Не теряешь надежды выдать меня замуж?

– Не теряю, – с нажимом проговорила Наташенька. – Я желаю тебе счастья, а какое оно, в одиночестве?

– Мам, как я познакомлюсь с твоим протеже, если он живет в двух тысячах километрах?

– Это два часа лета. По Москве дольше на машине едешь. Бери билет и прилетай.

– У меня работа.

– Возьмешь отпуск.

– Не могу. У нас новый повар, надо контролировать.

– Пару отгулов. В Сочи на две ночи. Как тебе?

– Ты же знаешь, я не люблю вот так срываться.

– Если не хочешь знакомиться, так и скажи, – обиженно пробухтела мама.

– Не хочу, – не стала спорить дочь.

– Все еще по Антошке сохнешь?

– Что за глупости? Нет, – солгала Мария. – Просто полюбила одиночество. Не хочу, чтобы мою гармонию кто-то нарушал.

– Да какая гармония? – вспылила Наташенька. – Маешься ты, будто не вижу! Что-то гложет тебя постоянно.

Знала бы она что, не предлагала бы заводить мужчину. Даже кота. Хотя Мария пробовала. Купила «бракованного» британца, уже взросленького, кастрированного, ласкового. Думала, с ним будет не так страшно засыпать. Но кот не смог жить с нервной, напряженной Марией. Ему с ней было некомфортно, и он сбежал через окно.

– Давай я прилечу через пару недель? – предложила Мария. Понимала, надо менять обстановку хоть иногда. – Давно не была на море, а в Сочи вообще не помню, когда. До всех преображений точно.

– Поздно будет.

– Море высохнет? Или сын твоего Настика успеет жениться?

– Наша съемочная группа тут до воскресенья. Так что ранним утром понедельника я буду уже в Москве.

– Кавалера с собой заберешь?

– Нет, он нужен тут. И бизнесу, и семье, у него еще двое детей и четыре внука, и мне. Хорошо иметь поклонника на Черноморском побережье. Дома у меня Анатолий есть. – Она зевнула. – Пойду покемарю немного. У меня съемка после обеда и до заката. Сделаю красивые фоточки для инстаграма. – Наташенька активно его вела, тогда как у Марии даже аккаунта своего не было.

Мать и дочь попрощались, первая отправилась в кроватку, вторая в ванную принимать контрастный душ.

Пока мылась, а потом укладывала волосы, думала о словах Наташеньки, описывающих чувство Марии к Антону. Сохнешь, сказала она. Совершенно верно. Зная, что Антону нравятся женщины в теле, Мария пыталась поправиться, но не получалось, она расстраивалась и еще больше худела. Был период, когда она весила сорок восемь кило. Сейчас пятьдесят семь, и это нормально для ее метра семидесяти двух.

Она влюбилась в Антона еще в детстве, в возрасте восьми лет. Он был старше на четыре года, считай, взрослый парень. Высокий, красивый, спортивный – он отлично играл в крикет и сквош. На нее, малявку, внимания не обращал. Впрочем, девочки Антона вообще мало волновали. Он был заводилой, хулиганом. То организовывал вылазки в город, на базар, чтобы воровать по мелочи, то в пустыню, там пацаны ловили змей и скорпионов, жарили их на костре. А еще взрывали патроны. Найти их в стране, где постоянно происходили военные конфликты, было нетрудно.

Общаться с Марией Антон начал, когда ей десять исполнилось. Парень очень хотел научиться играть на гитаре, а Наташенька владела и ею, и фортепиано, и аккордеоном. Она согласилась давать Рыжову-младшему уроки за символическую плату. Мария на них присутствовала, потому что тоже бренькала, но не по собственному желанию, ее заставляли. Так и сблизились.

Антон к тому времени уже стал проявлять интерес к противоположному полу. Из-за нравившейся девочки и учился играть. Марию же он воспринимал как ребенка. Но она не отчаивалась. Придет и ее время. Тем более мама говорила, что их порода скороспелая. Казалось, только вчера была плоской угловатой девчонкой, лазающей по деревьям, а сегодня уже девушка с формами и томиком французских новелл под мышкой. Не знала мама, что Мария уже всего Мопассана тайком прочитала. Оставалось ждать телесного созревания.

Оно случилось в двенадцать. Антону тогда было шестнадцать и через год он должен был вернуться в Россию, чтобы поступить там в универ. Жить собирался то у дедушки с бабушкой, то у дяди – тогда братья Рыжовы еще дружили. Геннадий даже пару раз приезжал в Пакистан. Благо была возможность, как у журналиста.

Вскоре Мария серьезно заболела. Чем, врачи так и не выяснили. Она лежала в больнице, не имея сил двигаться, и очень плохо соображала. Болело все, но не остро. Думали, заражение крови, но нет. Не вирус. Не рак. Марию пичкали всевозможными лекарствами, но ей становилось только хуже. Тогда отец решился на крайнюю меру, он повез свою чуть живую дочь в горы к шаману-отшельнику.

Она могла не выдержать тяжелой дороги, но все обошлось. Довезли ребенка. И вылечили, проведя с Марией какой-то древний обряд. Она плохо помнила подробности, только ощущение покоя, которое наступило, когда шаман наложил на ее голову обагрённую кровью жертвенного барана руку.

В Исламабад Мария вернулась выздоравливающей. Антон навестил ее, принес любимых сладостей. Сообщил о трагической гибели деда с бабушкой. Сокрушался по поводу того, что их не отпускают в Россию.

Тогда они виделись последний раз перед долгой разлукой. По рекомендации врачей Марию увезли из Пакистана, его климат перестал подходить ей. Некоторое время девушка с мамой пожила в Москве, потом переехала в Тунис, куда перевелся отец.

Эта страна Наташеньке нравилась больше, а все из-за французского колорита. Мария же мечтала вернуться в Пакистан. В Тунисе безопаснее, мягче климат и нравы, много русских, кухня, приближенная к европейской, в ресторанах подается вино, но… В нем нет Антона. Мария писала ему письма. Он ответил на пару, но коротко и сухо. Остальные проигнорировал. И девушка… нет, не перестала писать – отправлять, да.

Мария взрослела, у нее появлялись ухажеры, но ни один не нравился ей так же сильно, как Антон. Когда она получила аттестат, на семейном совете решили, что она останется в Тунисе. Мария рвалась в Москву, но там за ней некому было присматривать, и папа сказал «нет». Вот исполнится восемнадцать, делай, что хочешь. А пока ты на моем попечении, изволь слушаться. Мария попыталась поспорить. Била на то, что всегда считала – в их семье демократия. Наташенька предложила проголосовать, чтобы по-честному, по-правовому. И поддержала мужа. Два против, один за. Мария остается, но ее права не попраны.

Спустя год девушка попала-таки в Москву. Но на первое время с мамой. Поступила в университет туризма и сервиса. Начала учебу. Наташенька, убедившись в том, что дочери можно доверять, вернулась к мужу.

У Марии началась новая самостоятельная жизнь. В ней были и парни, но дело до постели дошло только с одним из них. Секс девушке не понравился. Причем настолько, что на избранника своего Мария больше не могла смотреть без легкого отвращения и порвала с ним. Подруги говорили, зря. И убеждали в том, что комом не только первый блин, но и секс. Почти у всех воспоминания о нем негативные. Но Мария повторять не хотела. В ближайшее время точно. Решила, что пока не созрела для плотских утех. Начала наливаться стремительно, но резко прекратила. Наверное, виной тому загадочная болезнь, настигшая ее в двенадцать. Или разлука с Антоном? Марии казалось, что процесс завершится, когда они воссоединятся.

Она все ждала случайной встречи, пока не поняла, что нужно действовать. Ей уже двадцать, Антону двадцать четыре, не успеешь оглянуться, молодость пройдет, а хуже – он женится. Узнать адрес его проживания попросила отца. Тот воспользовался посольскими связями и сделал это. Мария отправилась к дому, где жили Рыжовы. Нагрянуть в гости не решилась, заняла наблюдательную позицию возле подъезда. Увидела отца, Василия Ивановича, маму Кристину, но к ним подходить не стала. Ждала Антона.

На третий день ей повезло. Рыжов-младший приехал на машине в компании друзей. Парни были веселы, чуть пьяны, они хохотали, подкалывали друг друга и обсуждали завтрашний поход в бар «Кривая коза».

Мария намотала это на ус и ретировалась.

На следующий день, прихорошившись, она отправилась в «Кривую козу». Место оказалось весьма специфическим, в нем на барных стойках танцевали пьяные девицы, официантки за дополнительную плату позволяли пить из своих пупков, а на маленькой сцене играл голый ковбой в сапогах и шляпе, прикрывая свои причиндалы гитарой. Именно таким Мария себе представляла гнездо разврата, и Антон в него хаживал, какой кошмар!

Оказалось, парни отмечали в «Кривой козе» скорую женитьбу одного из них. Где еще устраивать мальчишник, как не в подобном баре?

Они сидели за большим столом, много пили, в том числе из пупков, а Мария устроилась за барной стойкой. Но пила не текилу, как Антон с друзьями, а безалкогольный коктейль. Она нервничала. И все порывалась уйти. Не в таком месте нужно встречаться после долгой разлуки. «Или именно в таком? – возражала себе она. – Антон всегда был хулиганом, и ему нужна отвязная девчонка!»

Захмелев, парни начали знакомиться с женщинами. Благо их было много в баре. Как поняла Мария, они туда именно за тем и ходили, чтобы цеплять мужичков на ночь. То есть не те представительницы слабого пола, к кому на кривой козе не подъедешь. Мария находилась среди них, и предполагала, что к ней тоже кто-то подкатит. Скорее всего, Антон. А почему нет? Она стройная блондинка с точеными чертами лица и ногами от ушей, а ее лицо ему покажется знакомым. Но тот скользнул по ней взглядом и только. А его друзья на нее и внимания не обратили. В «гнезде разврата», как оказалось, такие, как она, спросом не пользуются.

Мария расстроенно смотрела, как Антон клеит какую-то размалеванную бабенку, когда он заметил ее взгляд, и на его лице появилось недоумение. Чего пялишься, дурочка? Тогда Мария сделала единственное, что пришло ей в голову: изобразила игру на гитаре. Рыжов опешил. Что за пантомима? Бабенка не в себе, что ли? Но, заинтересовавшись, подошел.

– Это что ты такое показала? – и повторил ее жесты.

– Намекнула.

– На… Даже стесняюсь представить, что именно?

– Наше с тобой общее прошлое, Антон. Моя мама учила тебя игре на гитаре.

– Мари? – Она закивала головой. – Черт побери, да ты совсем взрослая!

– Мне двадцать, – и все же добавила: – Почти, – потому что собиралась пригласить его на юбилей.

– Рад тебя видеть! – Наконец Антон ее обнял. От него пахло алкоголем и дешевыми духами размалеванной швабры, но даже это не испортило момента. То была первая близость – в детстве и юности они обходились без тесных телесных контактов. – Но что ты тут делаешь, малышка Мари? В этом гадюшнике?

– Пришла послушать музыканта.

– Этого? – не поверил Антон, указав на голого ковбоя.

– Он настоящий виртуоз. Но не признанный. Поэтому выступает в гадюшниках.

– Буду знать.

– Антонио, – донеслось из-за столика, где расположилась компания. – Мы скучаем по тебе! – Скучала, естественно, ядовитая девица (она душилась духами «Пуазон», что в переводе с французского – «яд»).

– Извини, мне нужно вернуться к ребятам. Давай, в следующий раз встретимся вдвоем и в более приятной обстановке? Оставь мне свой номер.

– Давай, я лучше запишу твой.

Так и сделали, и Антонио вернулся за стол и в объятия душно пахнущей девицы. Мария же через пять минут покинула бар.

Рыжову она позвонила на следующий же день, они поболтали, потом еще и еще. Но встретиться смогли только через три недели. Антон позвал ее на дачу. Мария обрадовалась, думала, они проведут время вдвоем. Но увы, собралась целая компания, и она оказалась одной из многих.

В следующие выходные Мария отмечала свой день рождения. Тоже за городом, но на турбазе. Естественно, Антон был приглашен. Тот не мог отказать Мари, приехал. Но не один, с девушкой. И они ночью кувыркались в той комнате, которую именинница облюбовала для них с Антоном и даже немного украсила.

С той барышней он не долго встречался. Но на смену ей пришла не Мария. Антон воспринимал ее как подружку и только. Глупенькая и по уши влюбленная двадцатилетка решила, что все из-за внешности. Ему нравились другие: фигуристые, темноволосые, яркоглазые. И Мария начала отъедаться, перекрасилась, сделала татуаж, от которого потом мучительно избавлялась при помощи лазера. Но все усилия оказались напрасными, Антон не стал смотреть на нее иными глазами. Другие же парни перестали смотреть вообще: настолько новый имидж оказался неудачным. Пришлось возвращаться к прежнему.

Не зная, что еще предпринять, Мария решила закрутить роман с другом Антона. Пусть видит, что она может нравиться. Но и это не помогло. Рыжов только порадовался за них, а когда у ребят ничего не вышло, огорчился. И попытался их помирить.

Новый год они справляли компанией, и Антон в кои веки был один, без подружки. Мария решила этим воспользоваться. Притворившись пьяненькой, потянулась к его губам. Хотела жарко поцеловать, но наткнулась на щеку – Антон подставил ее, чтобы не дать, как они говорили, засосать себя в десны. Было обидно.

Мария немного отдалилась от него после этого. Но Рыжов, как будто того не заметил. Тогда он начал вникать в бизнес матери, намереваясь его расширить, ему было не до друзей. Со всеми виделся редко, а с малышкой Мари, как с единственной девушкой из близкого окружения, подавно. С парнями можно оторваться, выпить, завалиться в стриптиз, на охоту сгонять, а с Мари только поболтать да вкусняшками полакомиться – оба сохранили любовь к восточным сладостям.

Именно в этот период Антон познакомился с будущей женой. Как рассказывал потом, нестерпимо захотел обрести надежный тыл. Жанна казалась ему идеальной кандидатурой на роль супруги. Она москвичка, профессорская дочка, хорошо воспитанная, не испорченная. Ее вояжи по шопинг-центрам и злачным местам так умилительны. Девочка вырвалась из-под опеки, вот и чудит. Но по-детски. Не было в Жанне ни испорченности, ни алчности, ни гордыни. И он по уши в нее влюбился. Значит, нужно жениться.

Мари пригласили на свадьбу. Она не пошла. Специально уехала не просто из города – из страны. На Средиземное море, но не к родителям. Ей нужно было побыть одной. Но даже там, на заграничных берегах, Марию не оставляло желание завалиться на свадьбу, чтобы ее испортить. Она придумывала разные способы, и некоторые были вполне осуществимы, хотя походили на скверные голливудские сценарии и самой страдалице казались абсурдными.

После свадьбы Мария еще больше отдалилась от Антона. Она не могла видеть его счастья с другой, а у него с Жанной все было прекрасно. Мария же научилась быть довольной жизнью. Радоваться мелочам. И однажды встретила достойного мужчину. Взрослый, умный, состоятельный, он влюбился в девушку без памяти. Позвал замуж через два месяца после знакомства. Мария ответила «да», но настояла на шикарной свадьбе. Сам жених отказался бы от нее, он уже вступал в брак, но ради любимой готов был на пышное торжество. Все девушки о нем мечтают, так почему бы не побаловать невестушку?

Он был прав, но не совсем. Мария действительно грезила о белом платье со шлейфом, лимузине, клятвах у алтаря, скрипичном оркестре, утопающем в живых розах банкетном зале, вырезанных изо льда фигурках лебедей… Но рядом с собой видела Антона Рыжова. Только его. Так что на пышной свадьбе она настаивала по другой причине: хотела показать, как ей повезло, как она счастлива. Ему назло! Думать так было глупо, но очень по-женски. Сколько таких же, отвергнутых, назло выходили замуж за нелюбимых, шли по рукам, как другая крайность – оставались старыми девами. Или, узнав о неверности супруга, изменяли тайком, но с особым цинизмом, намеренно рожали от других. Мстили, как они сами говорили. По мнению Марии, творили глупости. Она же поступит правильно, выставит счастье напоказ.

Готовились к торжеству долго. Мария стремилась к идеалу. Но когда до свадьбы оставалось всего ничего, Антон сообщил о том, что их не будет. Жанна на сносях, плохо себя чувствует, а он не может оставить ее одну. Рыжов прислал корзину цветов, набор сладостей и поздравительную открытку. Мария все изничтожила. Даже халву и щербет смыла в унитаз. Остальное разодрала и растоптала.

Мария хотела все отменить, но не смогла так поступить с женихом и родителями, которые ждали свадьбы с нетерпением, а Наташенька еще и артистические номера подготовила. Пришлось действовать согласно сценарию. Когда все было позади, Мария выдохнула. Но ненадолго. Предстояло свадебное путешествие. Хорошо, что не на райские Мальдивы или Сейшелы, где молодожены остались бы вдвоем. Мужу не нравился пассивный отдых, и он организовал вояж по экзотическим странам. Переезды, экскурсии, восхождения и спуски, рассветы и закаты, новые встречи, истории, ощущения. Мария и думать не думала, что в этой поездке произойдет страшное. Но именно во время медового месяца у нее начались панические атаки, нарушился сон. Муж решил, что причина этому перенапряжение и смена часовых поясов. Отменили часть поездок, остались на северном Гоа, где все располагает к релаксу. Но Марии лучше не стало. Правда, она научилась скрывать это от благоверного. Он понял, что его обманывают, только после того, как сообщил жене о непредвиденном прекращении путешествия (его срочно вызвали на работу). Мария так обрадовалась этому, что не смогла сдержаться.

– Неужели наш медовый месяц так ужасен? – обиделся муж. – Я делал все, чтобы ты наслаждалась им, а ты, оказывается, ждешь не дождешься его окончания.

– Просто мне нехорошо. И чем скорее я пойму, что со мной, тем раньше начну лечение.

– Я думал, все позади.

– Увы…

– Ты изменилась после посещения горного шамана. Он напугал тебя?

– Нисколько. Такой, как он, спас мне жизнь. Я доверяю шаманам-отшельникам. И знаю, как бы не был страшен ритуал, он нацелен на добро.

Они вернулись в Москву. Муж приступил к работе, Мария отправилась по врачам. Ходила от одного специалиста к другому, но если ей и становилось лучше, то ненадолго. Пришлось ночевать в отдельной комнате. Жить по собственному распорядку. Скрывать многое от окружающих. Родители не были в курсе проблем дочери. Да что там! Мама до сих пор не знает, как тяжко ей приходится.

Так они прожили год. Не плохо и не хорошо. Нормально. Мари думала, что хуже ей. Она не любит и снова страдает от загадочной болезни. Еще ей не рекомендуют заводить детей. Запретить не могут, потому что точный диагноз не поставлен, но и зеленый свет зажечь не решаются. Беременность и роды на здоровую психику действуют стрессово, а что с покалеченной сотворят, никто не знает. Да и на тело надежды нет. В пубертатный период отказывало, значит, гормональные всплески ему вредят.

В общем, Мария пребывала в уверенности, что в их паре страдалица она. Но оказалось, муж держится из последних сил. И только потому, что любит… Но уже не так сильно, как прежде. И тут основную роль сыграло то, что он не получал отдачи. Только благодарность. И за чувство, и за заботу. Но Мария не любила его. Значит, питала чувства к кому-то другому или была не способна на любовь. Что хуже, не ясно.

Они развелись мирно, без скандалов. Но друзьями не остались. Мужу, теперь бывшему, было обидно, что его, такого замечательного, так и не полюбили. А Марии было за это стыдно. Поэтому, разведясь, они расстались окончательно.

Как сложилась судьба бывшего, она не узнала. У них так и не появилось общих друзей и некому было сообщить, что у него и как. У Марии же дела шли хорошо, а личной жизни не было совсем. Она посвящала себя работе. Еще будучи в браке Мария помогла открыть маме школу искусств. Папа скоропостижно скончался, и вдове требовалось занятие. Поскольку Наташенька имела актерское образование, а также опыт занятий с подростками (не только Антона учила играть на гитаре, но вела кружок самодеятельности в посольской школе), было решено направить ее энергию и таланты в привычное русло. Муж Марии посодействовал этому, взял на себя оформление. Сама она все организовывала, искала помещение, набирала персонал, занималась рекламой. Наташенька не мешала и этого было достаточно.

Школа открылась, начала успешно работать. Мария принимала непосредственное участие в ее руководстве, но выкладываться начала лишь после развода. Теперь зарабатывать приходилось самой, вот и крутилась. За два года вывела школу на новый уровень. Из простенького досугового центра она превратилась в престижную творческую мастерскую. К ним стали водить своих чад как богатые, так и известные люди. Был среди них востребованный телережиссер. Он и пригласил Наташеньку в свой сериал на второстепенную роль. Та согласилась сниматься, не раздумывая. Тогда она не знала, что ее героиня так понравится зрителю, что с ней начнут снимать все больше эпизодов. Мама была вынуждена разрываться между телестудией и школой, но она справлялась.

Когда сериал закончился, той же командой был запущен другой. Наташеньке и в нем нашлась роль. Тоже не главная, но яркая, комическая. Отказываться от такой – грех.

Не стоит и говорить, что за вторым сериалом был третий. Потом продолжение первого. Телеконвейер не останавливался. Школа ушла даже не на второй – на третий план, поскольку Наташенька начала ходить на свидания. До этого держала траур. Целых три года. Не только из уважения к памяти покойного супруга, но и из страха. У Наташеньки за всю жизнь никого, кроме мужа, не было. А в последние годы не было и его: супруги не занимались сексом, им и без него было хорошо. Но если у нее появится новый мужчина, придется вспоминать, каково это. И стремиться к тому, чтобы было не хуже, чем с мужем. Так бы и тянула, если б не короткий и бесперспективный роман с итальянским актером. Он снимался у них в эпизоде. Марчелло когда-то был суперзвездой, его хорошо знали при Брежневе, Наташенька, как и многие советские женщины, была в него влюблена. И вот кумир молодости на одной с ней съемочной площадке. Он уже не тот, что раньше, как-никак за семьдесят перевалило, но по-молодецки бодр, весел, напорист. Марчелло похлопал Наташеньку по попе в гримерке, в ресторане, куда пригласил вечером, под столом залез ей под юбку, в такси поцеловал и позвал в гостиницу. Она согласилась. Так итальянский ловелас расколдовал Наташеньку.

Школу пришлось закрыть. Марии не хотелось ею заниматься. То было детище матери. Она в него душу вкладывала, а дочка только силы.

Денег у нее скопилось достаточно. Еще и наследство перепало – умерла бездетная отцовская сестра. Так что надобности в работе у Марии не было. Но она устраивалась в разные места, лишь бы не сходить с ума от безделья. И хостес в ресторане был, и на телефоне горячей линии сидела, и торговала элитной бижутерией. Везде платили мало, требовали много, поэтому Мария из всех мест увольнялась, пока не понадобилась Антону. Сейчас она на месте. Рядом с тем, кого по-прежнему любит.

* * *

Она застала не только Антона, но и Жанну. Бывшие супруги ругались.

– Какого черта ты наплел про меня и Кулика ментам? – кипятилась Жанна.

– Поделился со следователем информацией.

– Ввел его в заблуждение! И только чтобы испортить мне жизнь.

– Ты сильно преувеличиваешь свою значимость, – холодно парировал Антон. Он крайне редко повышал голос, а на Жанну никогда, знал, ее бесит его спокойный тон. – Мне давно нет до вас, тебя и твоей жизни, никакого дела.

– Поэтому ты шаришь в моем доме, желая найти вещи моих предполагаемых любовников?

– Они лежали на виду.

– Не было у меня ничего с Аркадием, дурак. Он готовил мне.

– Так забирала бы его.

– И лишилась бы шпиона? Кулик рассказывал мне обо всем, что у вас тут творилось.

– А тебе не все равно? Мы давно расстались, и как я живу, не твое дело.

– Как ты – да. Но с тобой мой сын. И я должна знать, в каких условиях он воспитывается.

– Какая чушь, – фыркнул Антон.

– Олды, вы задолбали, – послышался голос Ярослава. Оказалось, он все слышал – стоял в дверях, попивая любимую газировку. В доме имелись натуральные соки, холодный чай, компот, сваренный новым поваром, но парень дул одну колу. – В огромной квартире не спрячешься от ваших терок!

Как догадалась Мария, олды – это старики на современном сленге. Во времена ее юности родителей называли предками.

– Извини, мы думали, что ты спишь, – буркнула Жанна.

– Поэтому решила разбудить меня своим ором?

– Не говори так с матерью, – сделал ему замечание Антон. – А ты, Жанна, сбавь тон. Ты и правда очень громко разговариваешь.

– Нет, я на тебя ору. Потому что ты козел, Рыжов. Причем глупый. Хотел сделать бяку мне, а подгадил и себе тоже.

– Каким же образом?

– Я рассказала полиции о том, что твоя женушка подкатывала к Глебу. Так что он был твоим соперником, Антошенька.

– Ты что несешь? – простонал тот.

– Разве ты не знал, что они тесно общались?

– Глеб иногда приносил Аше еду, и они разговаривали на урду. Он пытался учить язык.

– И она его пускала. Мужчину!

– Володя тоже к ней вхож. Для богини…

– Бывшей.

– Их не бывает. Так вот для богини слуги не мужчины.

– Эта замарашка решила, что она лучше доктора с высшим образованием и шефа с кучей дипломов и наград?

– Ее так воспитали.

– Плохо воспитали, – запальчиво проговорила Жанна. – Считать кого-то ниже себя, но при этом их домогаться.

– Все, я больше не могу тебя слушать! – пусть на полтона, но Антон повысил голос. В стране, где он рос, Жанну давно бы отшлепали по губам.

– Это я убил Кулика, – заявил вдруг Ярослав.

Родители резко повернули к нему головы.

– Что, привлек я ваше внимание? – хохотнул он.

– Больше не говори такого, – рассердилась Жанна. – Твои шутки могут быть неправильно истолкованы.

– Не веришь, значит, мне? Думаешь, у меня кишка тонка?

– Ярик, прекрати!

– Кулика я терпеть не мог. И за шашни с тобой, и за его вороватость – видел, как он тырит у папы алкоголь. Но больше всего за стряпню. Он не умел готовить.

– Точнее, отказывался ляпать твои любимые гамбургеры и жарить во фритюре картошку. Я Глеба просила этого не делать. Надеялась, ты похудеешь…

– Ты не мог убить Глеба, сынок, – бесцеремонно прервал ее Антон. – Это сделали ночью, а ты в это время всегда находишься дома.

– Ты уверен, папа? – насмешливо спросил Ярик.

– Что значит…

– Ты и сейчас думал, что я у себя в комнате. И вечером, пожелав мне спокойной ночи, уходишь к себе, уверенный, что я ложусь спать или играю до рассвета. Но я иногда выхожу гулять. И меня не бывает несколько часов. Думаешь, почему я переехал со второго этажа на первый?

– Ближе к кухне, – съязвила Жанна.

– К выходу.

– Нет, этого не может быть, – не поверил Антон. – Мне сообщил бы консьерж.

– Он хотел, но я даю ему денег. Вру, что ты запрещаешь мне видеться с любимой девушкой, потому что она из простой семьи.

– Я проверю записи с камер.

– Они хранятся неделю, а я последний раз выходил… раньше этого срока.

– Когда?

– Не скажу. Иначе ты уволишь консьержа.

– Но зачем ты сбегаешь среди ночи? Это опасно.

– Мы находимся в самом центре. Тут жизнь кипит круглые сутки. Я просто гуляю.

– В «Макдоналдс» он бегает, – безапелляционно заявила Жанна. – Набивает там брюхо гамбургерами да картошкой фри, не чувствуя на себя осуждающих взглядов.

Мария решила себя обозначить. Она знала, как огрызается на мать Ярик, когда она напоминает ему о лишнем весе. Парень в ответ укорял ее в том, что она его бросила из-за этого. Сын толстый, поэтому недостаточно хорош. Хотя в те годы он был всего лишь пухленьким. Мог перерасти, но начал заедать стресс. И до сих пор не может остановиться. Всем говорит, что болеет, потому что для окружающих Ярик баловень судьбы: папа богатый, мама красавица, оба его любят и пестуют, кто чем может и хочет, а что развелись, так ерунда, у каждого второго семья неполная.

– Всем доброе утро, – бодро проговорила Мария, войдя в гостиную. – Антон, ты еще не на работе?

– Бегу, – спохватился он. – А с вами, юноша, мы еще поговорим.

Ярик пожал полными плечами и зашагал к себе. Комнату он на самом деле сменил недавно. Выбрал маленькую спальню под лестницей. Не такую убогую, как у Гарри Потера, но и не сравнимую с бывшей. В той и пространство, и шумоизоляция, и куча встроенной техники, и игровые автоматы, а на потолке интерактивная карта звездного неба. Но Ярику все это теперь без надобности. Ноутбук, телевизор, приставка, наушники и удобное кресло, вот и все, что нужно. Да еще растреклятая газировка.

– Ты все слышала? – спросила у домоправительницы Жанна после того, как за ее бывшим мужем захлопнулась дверь.

– Нет, – решила обмануть ее Мария, но не тут-то было.

– Брось. У тебя всегда ушки на макушке. Тоже шпионишь, но уже для Антона.

Мария не посчитала нужным что-то на это отвечать. Естественно, она знала, что творится в доме, но в личную жизнь его обитателей не лезла и уж тем более не докладывала о ней Антону. Его жена Аша на самом деле относилась к Глебу Кулику по-особенному. Она принимала его у себя, когда выходила в общие помещения, искала взглядом и что-то им говорила, а еще передавала бумажки, в которых якобы записывала слова на урду. Но если Кулик всего лишь хотел освоить язык, не легче ли было обратиться к Санти? Та владела им не хуже.

– Неужели ты удержалась и не рассказала Антошке о недостойном поведении его жены? – не отставала Жанна. – Та строит из себя невесть кого, а сама обычная шлюшка. Ничем не лучше вашей новой поварихи.

– Ты уже и на нее ярлык навесила?

– Я людей насквозь вижу. Тебя в том числе. Все еще влюблена в Рыжова? Ждешь? Зря. Он с тобой не будет. Ты слишком правильная и благополучная. Скучная, то есть.

Знала бы она, как далека Мария от благополучия. Но та не для того ото всех свою тайну хранила, чтобы выболтать ее Жанне, лишь бы доказать, как та ошибается на ее счет.

К счастью, в этот момент ее позвала Руслана. Мария проследовала с ней в кухню.

– Антон сказал, что в субботу у него будут гости из Пакистана! – выпалила Лана. Она была очень взволнована.

– Не знала. Но это обычное явление, подготовимся.

– Я понятия не имею, чем их кормить.

– Они и европейскую кухню знают, и русскую. Главное, свинину не подавайте.

– Это понятно. Но хочется угостить их чем-то родным, любимым. А у меня даже специй нет нормальных.

– Не слушайте Антона, – отмахнулась Мария. – Нет в тех специях, что ему из Пакистана присылают, ничего особенного. Куплю я вам сегодня у индусов такие же.

Она подошла к кофемашине и сделала себе латте.

– Но пару уроков вам, наверное, взять не помешает.

– Хотя бы один, ознакомительный. Не знаете, кто бы мог мне его дать?

– Дайте подумать, – Мария бросила в кофе сахар и принялась его медленно помешивать. – Ваш предшественник брал уроки кулинарии у какого-то пакистанского шефа.

– У вас нет его номера, случайно?

– Нет, но я помню название кулинарной школы – «Шафран». Можно узнать телефон в интернете, позвонить и все выяснить.

– Да, пожалуй, – как-то неуверенно проговорила Лана.

Такая бойкая с виду, а чуть что теряется. Но Мария с этим сталкивалась не раз. Например, ее мама боялась звонить в ЖЭК. Дочь делала это за нее. А ее бывший муж стеснялся записываться к врачам. Не к проктологу или, не дай бог, венерологу, даже к окулисту, лору. И тоже поручал это Марии.

– Хотите, я позвоню в «Шафран» и все разузнаю?

– Буду вам очень признательна, – облегченно выдохнула Лана. – А то у меня совсем нет времени…

– Тогда не отвлекайтесь.

И покинула кухню, прихватив с собой латте. Она решила выпить его в зимнем саду.

Оказавшись там, села на скамейку, сплетенную из ротанга, в зоне азиатских тропиков. Она не очень нравилась ей из-за влажности. Для растений создавали привычную среду, а Мария ее плохо переносила. Ей нравилась зона средиземноморья, с финиковыми пальмами, цитрусовыми деревьями и магнолиями, которые хоть и не цвели буйно, но пахли приятно. Но сейчас она выбрала Азию из-за водопада. Он умиротворяюще журчал, а ей требовалось успокоение. Из себя Марию вывела ругань Рыжовых. Во-первых, она еле терпела скандалы, в ее семье их не было, во-вторых, злилась из-за того, что Антон выбрал в жены не ее, а эту склочную, злую на язык и крайне эгоистичную женщину. Да, раньше она была лучше, но не другой же!

Но Жанна ладно. Эта хотя бы адекватная. В отличие от второй жены. Аша же…

Мария, как человек с отклонениями психики, недоумевала, почему ей подобные не борются со своей болезнью. Более того, они ее пестуют. А близкие им потакают. Все же понимают, что Аша никакая не богиня. Даже она сама в глубине души. Но нет, она требует особого к себе отношения и все с этим соглашаются. Интересно, почему кого-то, назвавшегося Наполеоном, отправляют в дурдом, а возомнившую себя небожительницей селят во дворце, разбивают для нее тропический сад посреди Москвы, исполняют все ее прихоти. Все – для дикарки из далеких земель, которую когда-то давно нарекли богиней, и она считалась таковой несколько лет. Девушкой Аша стала в тринадцать, сейчас ей почти двадцать пять. Половина жизни прожита в статусе простого человека, не пора ли свыкнуться с этим?

Раздражала Марию Аша. Не меньше, чем Жанну. Хоть в чем-то женщины были заодно.

Мысли о псевдобогине не способствовали умиротворению, и Мария отогнала их. Заняла мозг делами. Если в субботу будут гости, надо пригласить помощницу по хозяйству, сантехника – в одном из туалетов вода долго не уходит, парикмахера для Василия Ивановича, он поприветствует партнеров сына, но за столом с ними не сидит.

Что-то грохнул. Мария вздрогнула и едва не выронила чашку. Благо в ней осталось немного кофе, а то бы облилась.

– Ильджас?

Садовник показался из-за массивного валуна. За ним планировался сад камней в японском стиле, но Антон потерял к нему интерес. Участок пустовал, и Герасим сносил туда кадки с растениями, нуждающимися в лечении.

– Доброе утро.

Садовник мотнул головой. Странно, ведь он отлично слышал и, как казалось Марии, вполне сносно говорил. Но ему было проще молчать. Объясниться можно и жестами. А если их не понимают, картинками. Ильджас отлично рисовал. А писал по-русски плохо, в его деревне язык не преподавали, и он без ошибок мог накарябать только известное слово из трех букв. А другое, уже на букву «б», он выговаривал, пусть медленно и без мягкого знака. Хитрец всего лишь сильно заикался и не хотел учить русский, вот и притворялся немым.

…Но Мария могла ошибаться.

– Что-то случилось? – спросила она, заметив обеспокоенный взгляд Ильджаса. Обычно его лицо было безмятежным, как у медитирующего далай-ламы.

Теперь он кивнул. Мария поднялась со скамейки. Садовник махнул ей, приглашая следовать за собой. Затем скрылся за валуном.

Мария решила, что он хочет показать полумертвый экзотический кустарник или загибающийся цветок, естественно, редкий, и попросить купить удобрение. С простыми растениями он сам справлялся, приобретал для них «лекарства», а чек приносил домоправительнице. Она как-то проверила, не мухлюет ли. Нет, не мухлевал. Более того, покупал дешевле, чем везде, потому что брал на рынке, где когда-то загружал машины.

Ильджас подвел Марию к большущей кадке. В ее центре торчал чахлый кустик. Он его то ли сажал, то ли выкапывал, потому что растение держалось некрепко, а в земле торчала лопатка. Садовник взял кустик за жидкую крону и потянул.

– Корни подгнили? – спросила Мария.

Он ткнул пальцем в центр кадки. В место, откуда только что вытащил куст. Мария глянула и увидела пакет.

– Что это?

Ильджас жестами объяснил, что стал сажать заморыша и наткнулся на ЭТО.

Мария взяла пакет двумя пальцами, вытащила его. Внутри что-то твердое, не тяжелое. Еще ткань и… лента? Чтобы не ломать голову, Мария вытряхнула содержимое пакета на пол.

Сначала она увидела разломанную видеокассету. Вырванную из нее и запутанную пленку. И, наконец, поварской китель. Не новый, чуть потерявший свой первоначальный цвет. Уже не белый – сероватый. На груди имя Глеб Кулик.

А под ним огромное, расплывшееся кровавое пятно.