Глава III

Рассказывает о том, как я познакомился со своей женой

В течение двух дней, скрываясь среди дюн, я рыскал вокруг дома, постепенно достигнув совершенства в тактике выслеживания. Невысокие холмы и пологие овражки плавно перетекали один в другой, образуя множество укромных уголков, в высшей степени подходящих для этого увлекательного, хотя, возможно, малопочтенного занятия. И все же, несмотря на выгодные условия наблюдения, о Нортморе и его гостях удалось узнать очень мало.

Под покровом темноты старая няня относила на виллу корзинки со свежей провизией. Нортмор и молодая леди – иногда вместе, но чаще врозь – по часу, а то и по два гуляли возле плывунов. Я пришел к выводу, что маршрут был выбран ради секретности, поскольку побережье было открыто только в сторону моря. Однако подобное обстоятельство вполне меня устраивало, ибо в непосредственной близости располагался самый высокий из песчаных холмов с наиболее неровной поверхностью. Лежа в углублении и оставаясь незамеченным, я мог сколько угодно наблюдать за Нортмором и его гостьей.

Высокий человек словно исчез. Он не только ни разу не вышел за порог, но даже ни разу не посмотрел в окно – во всяком случае, так, чтобы я смог его увидеть. Дело в том, что днем я не осмеливался заходить за определенную воображаемую черту, поскольку из окон верхнего этажа можно было обозревать ближнее пространство дюн; а по вечерам, с наступлением темноты, когда решался пробраться дальше, нижние окна наглухо закрывались ставнями, словно в ожидании осады. Порою приходило в голову, что высокий человек не встает с постели: такой неуверенной выглядела его походка в ночь высадки на берег. Иногда же казалось, что он куда-то уехал, а Нортмор и молодая леди остались на вилле вдвоем. Уже тогда предположение вызвало в душе смутный, но энергичный протест.

Независимо от того, связывали пару супружеские отношения или нет, дружественный характер их общения вызывал сомнения. Хотя до моего слуха не долетали даже обрывки разговоров, а поймать выражение лиц удавалось крайне редко, поведение обоих отличалось сдержанностью и даже чопорностью – свидетельством то ли недостаточно близкого знакомства, то ли враждебности. В обществе Нортмора девушка шла быстрее, чем во время одиноких прогулок – однако мне всегда казалось, что взаимная склонность между мужчиной и женщиной должна замедлять, а не ускорять шаг. Больше того, она держалась на расстоянии ярда от спутника и, как будто пытаясь защититься от возможного контакта, несла в руке зонт. Нортмор, в свою очередь, постоянно приближался. Девушка снова отодвигалась, так что в результате маршрут следовал по диагонали пляжа и, если бы продолжался еще некоторое время, непременно привел бы в воду. Однако в последний момент, словно невзначай, молодая леди переходила на другую сторону, а Нортмор оказывался между ней и морем. Должен признаться, что наблюдал за хитрыми маневрами с удовольствием и одобрением, усмехаясь при каждом ловком движении.

Утром третьего дня гостья некоторое время гуляла в одиночестве; причем, к своему глубокому огорчению, я заметил на лице следы слез. Должно быть, вы уже поняли, что сердце мое не осталось равнодушным, а прониклось интересом более острым, чем я был готов признать. Незнакомка двигалась энергично и в то же время легко, держа голову с невообразимой грацией. Каждый шаг вызывал восхищение, а весь облик красавицы дышал чистотой и благородством.

День выдался настолько погожим, спокойным и теплым – с невозмутимым морем и в то же время пикантной свежестью воздуха – что, вопреки обычаю, молодая леди уступила искушению выйти на повторную прогулку. В этот раз ее сопровождал Нортмор, и спустя некоторое время я заметил, как он завладел ее рукой. Она сопротивлялась и даже издала возглас, больше похожий на крик. Не сознавая странности поступка, я вскочил на ноги, однако тут же заметил, что Нортмор снял шляпу и низко склонился, словно извиняясь. Не оставалось ничего иного, как снова залечь в укрытие. Пара обменялась несколькими фразами, после чего, еще раз поклонившись, Нортмор ушел с пляжа и направился в сторону дома. Когда он проходил мимо, в глаза бросилось очевидное смятение: взволнованное и в то же время хмурое выражение лица, стремительная походка и резкие взмахи трости. Казалось, обиду и разочарование он вымещал на траве. Не без удовлетворения отметил я следы собственной отличной реакции как в глубокой ссадине под правым глазом, так и в огромном синяке на подбородке.

Некоторое время девушка стояла неподвижно, глядя на островок и дальше, в сияющее синевой море, а затем, вздрогнув и словно очнувшись от глубокой задумчивости, быстро и решительно зашагала по пляжу. Судя по всему, недавнее событие потрясло ее до такой степени, что она забыла, где находится, и направилась прямиком к краю плывуна – туда, где зыбкий песок был особенно коварным и опасным. Еще два-три неосторожных шага, и угроза жизни могла стать реальной; поэтому я поспешно скатился с крутого склона и бросился следом, громко призывая остановиться.

Услышав голос, незнакомка обернулась. В ее облике и поведении не было заметно ни тени страха: напротив, она направилась ко мне походкой королевы. Я же предстал босиком и в одежде простого моряка, если не считать повязанного вокруг пояса египетского шарфа. Скорее всего, с первого взгляда молодая леди приняла меня за забредшего сюда в поисках наживки жителя рыбацкой деревни. Впервые близко увидев гордое лицо, встретив прямой, повелительный взгляд, я испытал восхищенное изумление красотой, превзошедшей самые смелые ожидания. Невозможно было не восторгаться незнакомкой, которая держалась столь независимо и смело, в то же время сохраняя необычную, притягательную скромность. В течение всей достойной преклонения жизни моя жена сохраняла старомодную сдержанность манер – великолепную черту женского характера, придающую особую ценность милым фамильярностям.

– Что это значит? – спросила молодая леди.

– Вы шли прямиком к плывуну, – ответил я.

– Вы не из этих краев, – продолжила она. – Говорите, как образованный человек.

– Полагаю, что даже в этой одежде имею право на подобное звание, – подтвердил я.

Однако острый женский взгляд уже заметил пояс.

– О! – воскликнула незнакомка. – Вас выдает шарф.

– Вы произнесли слово «выдает», – парировал я. – Можно ли попросить не выдавать меня? Ради вашей безопасности пришлось заявить о себе, но если Нортмор узнает о моем присутствии, последствия могут оказаться более чем неприятными.

– Вы знаете, с кем разговариваете? – спросила она.

– Не с женой Нортмора? – уточнил я вместо ответа.

Не отводя пристального взгляда, она покачала головой.

– У вас честное лицо. Будьте так же честны, как ваше лицо, сэр, и скажите, чего хотите и чего боитесь. Неужели думаете, что я способна причинить вред? Полагаю, в вашей власти причинить вред мне! И все же не выглядите недобрым. Что же заставляет вас – джентльмена – рыскать в этом безлюдном месте, подобно шпиону? Признайтесь, кого именно ненавидите?

– В моей душе нет ненависти, – ответил я. – Как нет и опасения встретиться с кем-то лицом к лицу. Меня зовут Кэссилис. Фрэнк Кэссилис. Бродяжничаю ради собственного удовольствия. Я – один из самых давних друзей Нортмора; однако три ночи назад, когда обратился к нему вот в этих дюнах, он набросился на меня с кинжалом и ранил в плечо.

– Значит, это были вы! – воскликнула она.

– Почему он это сделал, – продолжил я, не обращая внимания на реплику, – понятия не имею и не желаю знать. Я не очень расположен к дружбе и не могу похвастаться обилием приятелей, однако никто не сможет прогнать меня, напугав и даже ранив. Еще до прибытия Нортмора я остановился в приморском лесу Грейдена и по-прежнему там обитаю. Если полагаете, мадам, что несу опасность вам или вашим близким, то действенное средство в ваших руках. Скажите хозяину поместья, что я разбил лагерь в Хемлок-Ден, и сегодня же ночью он сможет спокойно прикончить спящего путника.

С этими словами я снял перед незнакомкой шляпу и начал подниматься по крутому склону холма. Почему-то в душе возникло ощущение чудовищной несправедливости: я почувствовал себя одновременно и героем, и жертвой. А ведь на самом деле нечего было сказать в свою защиту, нечем было объяснить странное поведение. В Грейдене меня удерживало вполне естественное, хотя и малопочтенное любопытство. Наряду с этим мотивом постепенно набирал силу и второй побудительный стимул, однако в то время я еще не смел должным образом объяснить его даме своего сердца.

Стоит ли говорить, что той ночью я не мог думать ни о чем и ни о ком другом? Вопреки тому, что положение и поведение прекрасной незнакомки могли бы вызвать подозрение, в сердце моем не зародилось даже тени сомнения в чистоте ее помыслов. Я был готов поклясться в ее полной невиновности и не сомневался, что, хотя сейчас обстоятельства темны и туманны, объяснение тайны докажет, что участие молодой особы в событиях справедливо и необходимо. Признаюсь: сколько бы ни напрягал воображение, так и не смог понять ее отношений с Нортмором, но, невзирая на некоторое недоумение, не утратил убежденности в правоте своих выводов, поскольку они основывались не столько на рассуждении, сколько на интуиции. В конце концов, устав от сомнений, я незаметно уснул с мыслью о таинственной красавице.

На следующий день незнакомка появилась на берегу примерно в тот же час, а как только песчаные холмы скрыли из виду окна виллы, подошла ближе и негромко окликнула меня по имени. Я с изумлением заметил, что она смертельно бледна и чрезвычайно взволнована.

– Мистер Кэссилис! Мистер Кэссилис!

Услышав призыв, я не заставил себя ждать, а сразу покинул укрытие и спрыгнул на пляж. На лице молодой леди отразилось огромное облегчение.

– О! – воскликнула она и вздохнула так, как будто с сердца свалился тяжелый камень. – Слава богу, вы по-прежнему целы и невредимы! Почему-то показалось, что если останетесь в живых, то непременно сюда придете! (Разве не странно? Природа так быстро и мудро готовит наши сердца к близости длиною в жизнь, что уже на второй день знакомства мы с женой испытали безошибочное предчувствие. Я надеялся, что она станет меня искать, а она не сомневалась, что найдет.)

– Нельзя, – торопливо продолжила она. – Вам нельзя здесь оставаться. Обещайте, что больше не будете ночевать в этом лесу. Не представляете, как я страдаю. Глаз не сомкнула: постоянно думала о нависшей опасности.

– Опасность? – переспросил я. – Но от кого же исходит опасность? От Нортмора?

– Нет, – возразила она. – Неужели думаете, что я ему что-то о вас сказала?

– Не от Нортмора? – недоуменно повторил я. – Тогда от кого же? Не знаю ни одного заслуживающего опасения человека.

– Не спрашивайте, – последовал ответ. – Все равно не смогу ничего сказать. Просто поверьте и бегите отсюда. Поверьте и уходите немедленно – как можно быстрее, если дорожите жизнью!

Призыв к тревоге – плохой способ избавиться от горячего молодого мужчины. От подобных слов упрямство мое лишь возросло, и я решил, что честь приказывает остаться. К тому же, искреннее беспокойство прекрасной дамы бесповоротно утвердило в отчаянном намеренье.

– Не сочтите любопытство чрезмерным, мадам, – возразил я, – но если Грейден настолько опасен, то, оставаясь здесь, вы тоже рискуете. Не так ли?

Она взглянула укоризненно, но промолчала.

– Вы и ваш отец… – продолжил я, однако она перебила почти испуганно:

– Мой отец! Откуда вы о нем знаете?

– Видел вас вместе на берегу, – ответил я. Не знаю, почему, но, вполне соответствуя правде, объяснение тотчас убедило.

– Однако, – заверил я, – не стоит меня бояться. Вижу, что у вас есть серьезная причина скрываться. Можете поверить, что сохраню тайну так же надежно, как если бы лежал на морском дне. Долгие годы не разговариваю почти ни с кем, кроме лошади, но даже ее пришлось увести подальше от этого места. Следовательно, вполне можете рассчитывать на мое молчание. Так что, дорогая юная леди, скажите правду: вам действительно не угрожает опасность?

– Мистер Нортмор назвал вас честным человеком, – ответила незнакомка. – Беседуя с вами, верю его словам, а потому отвечу: вы правы; нам с отцом угрожает ужасная, ужасная опасность, и, оставаясь здесь, вы ее разделяете.

– Ах! – удивленно воскликнул я. – Значит, слышали обо мне от Нортмора, и он отозвался добрым словом?

– Я сама спросила его вчера вечером, – ответила она с некоторым сомнением. – Притворилась, что несколько лет назад встретила вас в городе, и завела разговор. Да, пришлось обмануть, но выхода не было: вы поставили меня в затруднительное положение, а выдать вас я не хотела. Он отозвался очень высоко.

– Позвольте задать нескромный вопрос, – настойчиво продолжил я. – Опасность исходит от Нортмора?

– От Нортмора? – удивилась она. – О, нет. Напротив, он остается здесь, чтобы поддержать нас.

– А меня призываете спастись бегством? – перебил я. – Не слишком-то то хорошо обо мне думаете.

– Но почему вы должны рисковать? – недоверчиво уточнила она. – Мы – чужие люди.

Не знаю, что со мной случилось. С детства не поддавался подобной слабости, но ответ настолько расстроил, что глаза внезапно наполнились слезами. Однако взгляда я не отвел.

– Нет-нет, – проговорила она изменившимся голосом. – Вовсе не хотела оскорбить.

– Это я вас обидел. – Я умоляюще протянул руку, чем, видимо, тронул незнакомку, так как она сразу и даже с готовностью ответила тем же. Некоторое время я сжимал ладонь и молча смотрел в глаза – до тех пор, пока она не освободилась и, забыв о просьбе и об обещании, которого добивалась, повернулась, быстро побежала прочь и вскоре скрылась из виду. В этот момент я понял, что люблю ее, и с радостью осознал, что чувство мое не осталось без ответа. Впоследствии жена не раз отрицала изначальный интерес, однако говорила с улыбкой, убеждавшей не верить в серьезность слов. Я же не сомневаюсь, что если бы она с первой встречи не расположилась ко мне душой и сердцем, ладони наши не соприкоснулись бы так искренне и тепло. А когда все сказано, спорить уже не о чем – тем более что, по собственному признанию жены, она полюбила меня уже следующим утром.

И все же утром мало что произошло. В обычный час незнакомка пришла на пляж; снова, как и вчера, позвала меня, отчитала за то, что по-прежнему остаюсь в Грейдене, а, наткнувшись на упрямство, принялась расспрашивать о подробностях приезда. Я рассказал, каким образом случайно стал свидетелем высадки на берег, и почему решил остаться в поместье: частично из интереса к гостям Нортмора, а частично из-за его безумного нападения. Боюсь, что в отношении первой причины проявил хитрость, поскольку дал понять, что, едва увидев ее в дюнах, в первую же минуту ощутил неодолимое влечение. Испытываю душевное успокоение, признаваясь в обмане сейчас, когда любимая жена уже обитает на небесах и знает все, в том числе и честность моих первоначальных намерений, ибо, несмотря на частые угрызения совести, во время ее земной жизни мне так и не хватило смелости сказать правду. В браке, подобном нашему, даже столь крошечный секрет становится тем самым розовым лепестком из сказки, который не позволил принцессе уснуть.

Разговор перешел на другие темы, и я многое поведал о своем одиноком бродячем существовании, в то время как она внимательно слушала и мало говорила. Хотя беседа текла очень естественно и затрагивала множество нейтральных тем, мы оба испытывали приятное волнение. Однако слишком скоро ей пришлось уйти. Словно по обоюдному договору расстались мы без прощального рукопожатия, поскольку сознавали значительность церемонии.

Ранним утром следующего – четвертого – дня знакомства мы встретились в том же месте уже как давние друзья, хотя и с заметной взаимной робостью. Как только она вновь завела разговор о грозящей мне опасности – очевидно, видя в этом оправдание своего прихода – я, старательно подготовившись ночью, тут же сменил тему. Принялся рассказывать о том, как высоко ценю ее внимание к моей скромной персоне; о том, что прежде никто не интересовался моей жизнью; о том, что до вчерашнего дня у меня ни разу не возникало желания поведать о себе. Внезапно она взволнованно перебила:

– И все же, если бы знали, кто я, не стали бы даже разговаривать!

Я возразил, что думать так – чистое безумие, что как бы мало мы ни были знакомы, уже считаю ее близким другом. Однако заверения вызвали еще большее отчаянье.

– Мой отец вынужден скрываться! – воскликнула она.

– Дорогая, – ответил я, впервые забыв добавить «юная леди». – Какая разница? Даже если бы ваш отец скрывался двадцать раз подряд, неужели это повлияло бы на отношение к вам?

– Ах, но причина! – воскликнула красавица. – Причина… – она на миг умолкла, – постыдна!