Глава пятая,
^{в которой описано коронование Миши Трубникова и все, что этому предшествовало}

Очнулся Миша в сугробе. Он лежал, побледневший, с закрытыми глазами, как убитый, на меху шубы, совсем маленьким мальчиком. Барон растирал ему виски снегом. В переулке было тихо и звездно. Шум и духота ресторации казались приснившимися.

– Ну вот, ну вот, и все прошло, – проговорил барон ласково и просто. Цилериха же не было.

Миша встал. Слабость и пустоту чувствовал он, будто после угара. Очень хотелось спать и есть.

Барон взял его под руку. Медленно они шли по переулку с темными окнами и едва протоптанной тропинкой между сугробов.

– Не привык я, – сказал Миша, как бы извиняясь. – Простите, что утрудил вас. Куда же мы пойдем?

– Не беспокойтесь, пожалуйста, я думаю, вам хорошо бы передохнуть и погреться. Трактиры все уж закрыты. Вот разве согласитесь зайти к другу моему. Его дом сейчас за углом. Там не спят всю ночь, а мешать нам не будут. Можно расположиться, как дома.

– Хорошо, – согласился Миша, испытывая сладкую безвольность.

В дом вошли не стуча, так как дверь барон открыл своим ключом. Слуга спал в передней на шубах. Синие свечи горели в низких подсвечниках, и ладаном навстречу входящим пахнуло.

Проведя Мишу коридором, барон ввел его в большую комнату, видимо, библиотеку, сплошь заставленную шкафами. В глубине стоял маленький стол со свечой, накрытый на две персоны, в камине пылали дрова.

– Видите, нас ждали, – промолвил барон, жестом приглашая сесть в кресло у стола.

Острые, незнакомые на вкус блюда быстро подавались и убирались бесшумно входящим и снова уходящим слугой.

Лицо Мишино горело от вина и близкого огня камина. Барон оставался простым и милым собеседником, ни одним жестом, ни одним словом не напоминавшим тех странных и страшных минут. В разговоре старался он не обращаться к Мише, чтобы никак его не называть. Говорили о предметах посторонних. Миша с непривычным оживлением рассказывал о лицейских проделках. Барон слушал, улыбаясь и мешая догоравшие поленья в камине.

– Ну а как же, однако, мы решим? – сказал вдруг барон, не изменяя тона, но так, что Миша понял, о чем он спрашивает, и все-таки трусливо переспросил:

– Что вы хотите решать?

– Три святых амулета. Красный рубин – любовь, зеленый изумруд – власть высокая, мутный опал – мудрость. Выбирать час пришел, Ваше Высочество, выбирать.

– Хорошо, – тихо и задумчиво ответил Миша, не удивляясь и глядя на пламенные цветы угля, – хорошо. Рубин, изумруд, опал, – и еще тише добавил: – Рубин.

Барон встал. Миша тоже поднялся.

– Я готов, Ваше Высочество. Не угодно ли вам будет за мной последовать?

Он отпер незаметную, под цвет стены окрашенную дверь между двух шкапов. Зала открывалась перед ними. Два старика, беседуя на диване в углу, не обратили на вошедших никакого внимания. Все люстры и канделябры блестели, зажженные и отраженные в зеркалах.

– Сию минуту, Ваше Высочество, – шепнул барон и, плавно скользя по паркету, быстро удалился, оставив Мишу посередине ярко освещенной пустой залы с колоннами и розовыми амурами по стенам. Миша не знал, что делать ему. Он оглянулся на стариков – те по-прежнему шепотом говорили, кивая друг другу седыми напомаженными головами.

Через минуту шум быстрых шагов донесся из соседней комнаты. Дверь распахнулась. Прямо на Мишу вышла высокая, несколько полная дама под руку со стариком. За ними следовало много гостей.

– Милый принц, вот и вы пожаловали к нам. Я так счастлива! – говорила дама, смотря на Мишу. – Я очень счастлива.

Опуская смущенно глаза, Миша все-таки успел невольно как-то рассмотреть улыбающиеся губы и локоны с высокой прически.

– Что же вы молчите, Ваше Высочество? – услышал Миша голос, напомнивший ему Цилериха. Гости обступили его тесным кругом. – Вы даже не хотите поздороваться со мной?

– Сударыня! – сказал Миша, багровея. – Сударыня! – И, нагнувшись, он поцеловал протянутую руку, не поднимая глаз на говорившую.

Хорошо запомнил Миша в беглом взгляде нежные, прекрасные руки, которые дама обе протянула ему навстречу; прикоснувшись же губами к руке, ощутил он дряблую холодную кожу, наполнившую его нестерпимым отвращением.

Подняв глаза, увидел Миша стоящим перед собой Цилериха в зеленой ермолке. Его руку держал, только что поцеловав; дама же в смущении отступила.

Миша так и остался, не опуская руки Цилериха, а тот улыбался ехидно:

– Ошибочка вышла, Ваше Высочество.

Все заговорили, стараясь замять неприятный случай, и дама, опять ласково взяв Мишу под руку, прошла в другие комнаты, показывая его всем и говоря:

– Какой прекрасный у нас принц!

Но Миша не мог забыть и успокоиться; гадко было ему, и голова кружилась, и хотелось бежать, но нельзя было.

Комнаты большие и маленькие, залы, гостиные, диванные, все были освещены как для праздника, но музыка не играла, громко говорили только там, где были дама и Миша, а в соседних покоях стояло молчание, так что странно было даже, открыв двери, находить полную комнату гостей. Тревога овладевала Мишей, хотя ничто не предвещало опасности: дама ласково пожимала его локоть, все гости учтиво кланялись и старались при приближении принца принять вид веселости. Раза два в толпе мелькало лицо Цилериха. Мише хотелось ему что-нибудь крикнуть, броситься на него, но, как бы угадывая это намерение, тот быстро скрывался. Барон тоже изредка попадался и улыбкой старался ободрить Мишу. Дама редко обращалась со словами к Мише, что позволяло оставаться и ему молчаливым.

– Разве вам не нравится наш праздник, на котором вы повелитель? – спросила она. – Все желанья, все желанья должны свершиться сегодня. Скажите, чего вы хотите?

– Я хочу уйти отсюда, – сказал Миша вяло.

– Но почему? Но почему? – заволновалась дама, пожимая Мишин локоть все сильнее. – Что случилось? Что отталкивает вас? Вы не хотите празднества – будет тишина и молитвы. Вы хотите?

– Я хочу уйти отсюда, – не делая никакого движения, повторил Миша.

– Это невозможно, – сказала дама и с тем же нежным видом повела Мишу дальше, повторяя всем уже не в первый раз: – Какой прекрасный у нас принц сегодня!

Гости кланялись и улыбались, приветствуя, как привычные придворные, принца, который шел среди них с лицом гордым и печальным.

Наконец дама сказала громко:

– Почему же музыка не играет и никто не танцует?

Будто услышав условленный пароль, все стали выходить из залы в коридор, мужчины в одну сторону, дамы – в другую. Барон подошел и, взяв Мишу под руку, увел его от дамы. Когда они проходили коридором, Миша сказал:

– Я хочу уйти отсюда.

– Одну минуту, Ваше Высочество, – ответил тот.

В маленькой комнате перед зеркалом лежали корона, мантия и цепь из драгоценных камней. Барон возложил их на Мишу.

– Теперь все исполнилось. Вы коронованы. Нет запретов перед вами.

Миша чувствовал, что теряет сознание. Ему хотелось посмотреться в зеркало, чтобы еще раз увидеть того пылающего и прекрасного отрока в далматике, но вдруг как бы холодный ветер вернул ему силу желания, и он твердо сказал:

– Я узнал теперь все. И сейчас я уйду один. Так нужно и так будет.

Барон несколько удивленно посмотрел на Мишу, как бы не узнавая его, но покорно поклонился и бросился подбирать мантию, которую Миша небрежно сбросил к ногам.

Миша вышел в переднюю. Слуга проснулся.

– Уходите, сударь? – спросил он и нашел Мишину шинель среди вороха других военных, штатских и дамских шуб.