Майским днем 1572 года умер папа Пий, как раз когда Джорджо вернулся во Флоренцию для работы над куполом. Только через тринадцать дней коллегия кардиналов избрала его наследника Григория XIII (в его честь назван григорианский календарь). И тот, не теряя времени, вызвал Джорджо в Рим. Снова великий герцог и герцог Флоренции отпустили своего художника. Для них не существовало лучшего способа прощупать ситуацию в Вечном городе, чем послать туда своего придворного и послушать, что он скажет.
Папа Григорий XIII был таким же строгим католиком, как и его предшественник Пий V. Когда незадолго до своего избрания он услышал про массовое убийство французских протестантов в ночь святого Варфоломея (устроенное 23 августа 1572 года Екатериной Медичи), то он приказал петь хвалебный гимн Te Deum Laudamus. Другими словами, он был похож на прежних понтификов. Своего незаконнорожденного сына он назначил на две важные должности: кастеляном замка Святого Ангела и гонфалоньером (носителем штандарта) Церкви.
Как и Пий, он с большим уважением относился к Вазари. Художник получил роскошные покои в Апостольском дворце, которые до этого занимал польский кардинал Станислав Гозий (у того был широкий выбор, где остановиться в Риме). Джорджо чувствовал воодушевление и писал своему другу Винченцо Боргини 5 декабря 1572 года:
«Разумеется, всё это время я был окружен большой заботой папы. И хотя он суровый человек и немногословен, тем не менее он показал мне, что любит меня и высоко ценит… Он выгнал польского кардинала Гозия из Бельведера, так что у меня теперь жилье еще лучше, потому что он меня превозносит, и я живу как король в окружении всех этих украшений, которые выражают его уважение к моим заказчикам, моим добродетелям и ко мне».
Украшения, о которых говорит Вазари, были фресками Федерико Цуккаро. Но теперь, когда Вазари стал жителем этого роскошного здания, он мог отдать своему сопернику должное. Никто никогда, говорил он, не удостаивался такой милости правителя, какой удостоился он у папы Григория. Даже великий Апеллес, которому Александр Великий позволил жениться на своей любовнице.
Прожив долгую жизнь и находясь под защитой своего высокого положения, Вазари мог лучше оценить прежних соперников. Они были представителями того же поколения, так же учились рисунку и так же стремились повысить статус художника и искусства в обществе. Коллеги и соперники Вазари сделали Рим и Флоренцию двумя великими культурными столицами Европы. Когда 23 ноября 1572 года умер флорентийский живописец Аньоло Бронзино, эта новость потрясла Вазари, который только недавно прибыл в Рим. Своим горем он делился с Боргини:
«Мне очень жаль… Бронзино. И я написал письмо Алессандро Аллори [ученику Бронзино]. Сказать тебе по правде, господин Приор [то есть Боргини], я плакал о нем. Это большая потеря. Помоги Боже этим молодым людям! Надеюсь, что искусство не умрет разом, этого я боюсь. Здесь нет никого, нет никаких тем. Все бегут от работы. Я успокоил мессера Алессандро, сказав ему, что теперь его очередь продолжить дело этого прекрасного человека, такого приятного и талантливого. Я сделаю теперь всё возможное и восполню то, чем пренебрегал прежде».
Бронзино родился в 1503 году, на восемь лет раньше Джорджо. Он был последним представителем того поколения, которое выковало отчетливый флорентийский стиль для герцога Козимо. Микеланджело, Россо Фьорентино и Понтормо давно умерли. А Вазари, который был младше их всех, тоже давно постарел. Дряхлеющий пожилой Козимо обращался к нему в письмах magnifico nostro carissimo («наш дражайший великолепный»). И Вазари по-прежнему был наиболее успешным художником в Италии южнее Венеции и пользовался уважением нового папы. Григорий выслал приболевшему Вазари своего личного лекаря. Вазари страдал хроническим кашлем, и ему было тяжело подниматься и опускаться по лесам, работая над фреской. Купол Брунеллески во флорентийском соборе маячил на высоте тридцати метров над полом, поэтому Вазари придумал систему лебедок, которые возносили его ввысь на платформу. Вазари переживал, что умрет раньше, чем закончит эту работу. И действительно, он успел завершить только самый верхний уровень.
Однако, несмотря на все свои жалобы, Вазари по-прежнему оставался в хорошей форме. В начале февраля 1573 года, когда дни были короткими, а ночи длинными и снег лежал сугробами на улице вокруг Бельведера, он совершил обычное паломничество в Семь церквей — путь протяженностью в двадцать километров. Папа Григорий сделал ему выговор за то, что он не жалеет себя. Вазари рассказал об этом подвиге Боргини:
«[Григорий] обнаружил, что я сходил в Семь церквей пешком, и немного поругал меня. Но я совсем не устал, так что Его Святейшество отпустил мне грехи».
Молитва в Семи церквах относительно недавно стала традицией в Риме и была связана с фигурой харизматика (а впоследствии святого) Филиппо Нери. Этот флориентиец, на три года младше Вазари, переехал в Рим в 1534 году. Нери собирался отправиться за границу миссионером, но внезапно решил исполнять монашеские обеты в Риме среди бедных и больных.
Однако вскоре его веселый нрав, разнообразные беседы и страстный интерес к истории Церкви привлекли к нему последователей из всех слоев общества. Причины его популярности были просты: он превращал посещение церкви в пикники, библейские истории соединил с музыкой, сочиненной среди прочих и его другом Джованни Пьерлуиджи да Палестрина.
В 1552 году Филиппо Нери провел свое первое паломничество в Семь церквей для шести-семи человек. Через десять лет за ним последовало уже несколько тысяч. Посетить все церкви в один день означало получить полную индульгенцию, отпущение всех накопившихся грехов. Даже немощные люди были в силах одолеть этот сложный маршрут. Богатые пилигримы часто объезжали Семь церквей в карете. В результате молитва могла занять несколько дней. Большинство людей отправлялось в путь весной или летом, пользуясь тем, что день становится длиннее, а погода теплее. То, что Вазари, богатый человек шестидесяти двух лет, предпринял пешее паломничество в холодные дни февраля, показывает, как убедителен был миссионер Филиппо Нери. Паломничество сопровождалось песнями, а заканчивалось обычно гомилиями, которые читал сам Нери, и, разумеется, в финале всех ждала совместная трапеза.
Вазари не только заботился о душе, но и мудро устраивал свои земные дела в предчувствии смерти. Хотя у него и Никколозы не было детей, в 1573 году он изменил завещание так, чтобы разделить свою собственность между пятью племянницами и двумя племянниками. (Не осталось никаких упоминаний о детях, которых родила ему сестра Малышки, что свидетельствует только о том, как мало мы знаем даже о человеке, оставившем после себя столько документов.) Свой дом в Ареццо с садом и прекрасными фресками он оставил детям своего брата Пьетро, с предупреждением, чтобы они ничего не меняли внутри. Это указание сохранило дом, и теперь мы можем его увидеть таким же, как при жизни Вазари. Малышка получила другую его собственность. Изначально их семейная капелла находилась в приходской церкви Санта-Мария. Но в XIX веке ее перенесли в аббатство Святых Флоры и Луциллы. Этот монастырский комплекс появился еще в XIII веке на краю города. Но уже во времена Вазари город поглотил его, и он сам перестроил церковь по изящному классическому проекту. Там и находится его совместный автопортрет с Малышкой: они изображены в обличии Никодима и Марии Магдалины.
В марте 1573 года Вазари был уверен, что успеет закончить Царскую залу вовремя, к празднику Тела Христова, который выпадал в том году на 21 мая. Как многие художники того времени, он рисовал лица и руки в последнюю очередь, когда вся работа мастера и его подмастерьев была закончена. С помощью Боргини он сделал надпись, которая выражала почтение двум его господам: папе и великому герцогу Тосканскому.
За три недели до церемонии открытия Боргини советовал своему другу поостеречься, выражая почтение главе другого государства в надписи, которая будет находиться в Ватикане:
«Мне кажется, что эти слова — “великий герцог Тосканы” и т. д. — могут стать поводом, чтобы однажды обвинить тебя, поскольку времена постоянно меняются. Я не уверен, что стоит рисковать именами наших господ, ибо, окажись они под запретом, публичная надпись бросится всем в глаза. Если придется ее убирать — это еще хуже, так что лучше не показывать свои чувства».
Мы уже знаем, что расчетливые похвалы и обвинения, забота о поверхностном впечатлении, лицемерие и тщательное сокрытие своих мыслей были ключом к выживанию при дворе в XVI веке. Политическая ситуация оставалась сложной и всё время менялась, так что в какой-то момент даже уязвленный Григорий приказал Вазари изменить содержание одной из фресок. Одну из надписей, которыми сопровождались картины, наследник Григория позже приспособил к текущим политическим обстоятельствам.
Последним искушением для Вазари стало то, что испанский король Филипп II, большой любитель искусства и коллекционер, попытался переманить его в качестве придворного живописца с окладом в полторы тысячи скуди в год. Это было в пять раз больше, чем его теперешнее жалованье, к тому же предполагалась отдельная плата за каждую картину. Двадцать или десять лет назад он, наверное, вступил бы в игру. Но теперь, когда ему было шестьдесят, а его друзья умерли или умирали, ему, уставшему и физически слабому, не хотелось сниматься с места. «Я больше не желаю славы», — написал он Боргини 16 апреля 1573 года.
«Я не хочу больше почета и всего этого изнурительного труда и беспокойства. Я возношу хвалу Господу за оказанные мне почести и буду рад вернуться и наслаждаться тем, что имею, этого и так для меня слишком много. Теперь, когда я написал так много военных столкновений, столько войн, в стольких соревнованиях принял участие, я заработал всё, что мне будет нужно до могилы».
Возможно, он знал от Тициана, который работал на Филиппа и не получал от него денег, что король редко сдерживает свои щедрые обещания.
Кроме того, письмо к Боргини показывает, что Вазари снизил темп, сосредоточился на том, чтобы закончить эти важные заказы, не заглядываясь на другие. Царская зала открылась в срок, 21 мая 1573 года. И Вазари, и папа остались довольны. Вазари даже счел Царскую залу своим шедевром. Хотя она и должна была соперничать со станцами Рафаэля и капеллой Паолина Микеланджело, она всё же кардинально отличалась от них тем, что сюжеты фресок были посвящены недавним событиям. Рафаэль изображал возвышенные проявления Божественной справедливости и торжества философии. Микеланджело писал сцены из Библии: «Обращение святого Петра», «Распятие святого Петра». Вазари пришлось изображать, как он жалуется Боргини, «так много военных столкновений, столько войн»: «Резню гугенотов» (1572), «Битву при Лепанто» (1571), «Союз Пия V, испанцев и венецианцев» (этот союз распался уже к 1573 году). Было мучительно рисовать ужасы Варфоломеевской ночи рядом с возвышающей дух «Афинской школой» Рафаэля.
У Вазари всегда были смешанные чувства по поводу Рима. Этот город подарил ему щедрые заказы, папские почести и вдохновение на написание эпохальной книги. Но, будучи тосканцем, особенно тосканцем из относительно прохладного Ареццо, в Риме он страдал от жары и многолюдности и вообще считал его не самым приятным для жизни местом. Рим, который Вазари знал лучше всего, был постоянной строительной площадкой. Вазари иногда называл его уменьшительным «Ромачча» («прогнивший Рим»). Но когда в мае 1573 года он собирался уехать из этого города, его охватила тоска. Свои чувства он, как обычно, доверил Боргини:
«Мой господин Приор, Рим хорош для меня. Он столько раз собирал меня по кускам, и теперь даже слепой увидит, что это прекрасный и великий зал, и Господь в этих непростых обстоятельствах удалил от меня всех помощников, которые критиковали меня, и, сделав это, наградил меня всеми победами, и мне не нужно платить палачу за порку».
В том же письме говорится о возвращении в Рим следующей весной. Но, наверное, Вазари предчувствовал, что эта поездка станет последней. Он остановился с членами семьи Фарнезе в Капрарола и Орвието, а потом встретился с женой в Читта-делла-Пьеве и поехал с ней в Кортону, затем в Ареццо, Ла Верну, Камальдоли, Валле Омброзу (сегодня Валломброза) и наконец во Флоренцию.
Он приехал как раз вовремя. Артрит совсем подкосил герцога, и теперь тот в основном лежал в кровати. Голос его стал сиплым шепотом, и, похоже, ему оставалось недолго. Художник и покровитель были связаны друг с другом почти всю жизнь. Вазари был на восемь лет старше герцога. Он пережил убийство герцога Алессандро и восхождение Козимо. Вазари участвовал во всех важных событиях его тридцатишестилетнего правления, кроме разве что войн.
Козимо использовал творения Вазари, чтобы снискать лавры покровителя искусства и обладателя изысканного вкуса. Козимо основал орден Святого Стефана, но это Вазари спроектировал церковь и дворец для ордена. Теперь, когда оба они страдали от болезней и старости, Вазари так описывает их встречи:
«Весь отпуск я провел с великим герцогом, который хочет, чтобы я был рядом, и хотя он не может говорить, он всё равно хочет слушать, он был очень рад рисункам великого купола, которые я показал ему».
Между ними всегда существовала социальная пропасть. Но герцог Козимо имел в своем окружении не так много тех, кого он мог считать друзьями, и он до самого конца ценил общество художника.
Вазари курсировал между одром своего покровителя и высоким насестом внутри купола Санта-Мария-дель-Фьоре. Самым сложным моментом в этом заказе было подниматься и спускаться по лесам. Еду ему отправляли лебедкой, и таким же порядком он спускал вниз горшок. Но ему всё равно приходилось раз за разом проходить эти триста шагов вверх и вниз.
Последние два письма Джорджо датируются июлем 1573 года. Знаменательно, что они рассказывают о папе Григории и герцоге Козимо. Винченцо Боргини он пишет о своем визите в палаццо Питти: «Вчера великий герцог был очень доволен, потому что я провел у него четыре часа и показывал ему тот рисунок, он любовался им». Это последнее письмо своему другу он подписывает так: «Tutto Tutto Tutto Vostro» («весь, весь, весь ваш сир кавалер Джорджо Вазари»).
Несмотря на свое ужасное состояние, Козимо прожил еще около года и умер 24 апреля 1574 года. Джорджо Вазари пережил своего покровителя и скончался 27 июня. Ему было шестьдесят три года. В дневнике флорентийца Агостино Лапини Вазари упоминается наравне со светилами, такими как Козимо и архиепископ Антонио Альтовити, сын Биндо Альтовити:
«Двадцать седьмого июня 1574 года умер Джорджо Вазари из Ареццо, превосходный архитектор и художник, который был архитектором нового здания магистрата перед монетным двором Флоренции. Также он расписал прекрасный балкон и часть Большого зала в герцогском дворце. Он начал работу во флорентийском соборе и дошел до тех царей под светильником, и множество других прекрасных вещей сделал он тут, во Флоренции».
Удивительно, что Лапини забывает о «Жизнеописаниях», перечисляя сделанное Вазари.
Джорджо был похоронен в капелле, построенной по его собственному проекту в церкви Санта-Мария в Ареццо, которая была разобрана и включена в монастырь Святых Флоры и Луциллы в XIX веке. В конечном счете мужская линия рода Вазари оборвалась, и семейное имущество перешло братству Санта-Мария-делла-Мизерикордиа, которому часто доставалось добро бездетных семей. Но его величайшее наследие — то, которое он оставил потомкам, объединив живопись, архитектуру, биографию, теорию искусства и изобретя новую дисциплину — историю искусства.