Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В первую ночь рождественских каникул я не могла заснуть, даже после того, как дочитала старый роман Стивена Кинга и начала последний том Демилля. Мне нравилось читать о событиях, которые не имели абсолютно ничего общего с моей жизнью, и фантастичность историй я считала их преимуществом. Роман уснул позже, чем обычно, потому что поздно лег днем, и теперь он сопел на другой стороне моей кровати и скидывал с себя одеяло быстрее, чем я успевала накрыть его озябшие ножки.
Я обновила список задач на стройке и добавила в телефоне несколько заметок к документу, посвященному моему мистическому роману. Но песочный человечек все еще отказывался меня навестить. Я бы хотела обвинить в этом двойную порцию пирога, но знала, что бессонница, вызванная перееданием, это проблема людей, ведущих куда более простую жизнь.
Заливка фундамента отрезвила меня. Проект был не просто в миллион раз сложнее, чем я воображала, он был лишь метафорой того, что мне на самом деле предстояло сделать. Я обманом заставила себя поверить, что, построив дом, мы перестроим нашу семью. Дом и семья — две совершенно разные сущности, и им нужны разные ресурсы. И я понимала, что взялась за непосильную задачу в обоих случаях, как если бы я завела в качестве питомцев одновременно сенбернара и слона.
Мне нужно было помедитировать, найти мир внутри себя и избавиться от прошлого прежде, чем строить будущее. Но я боялась того, что я могла встретить, если бы снова оказалась в том ярком мире, куда я попадала, когда расслаблялась и позволяла себе плыть по течению. Если конкретнее, я боялась тех, кого я могла там встретить. У меня больше не было подруг, а теперь меня пугали и двое воображаемых людей, которых я считала своими союзниками. Я страшилась встретиться с ними точно так же, как страшилась повторения кошмара с незапирающейся дверью.
Кэролин была моим вдохновением, она была сильной женщиной, которая не боялась высказывать свое мнение, защищать себя, строить новую жизнь, когда старая разваливалась на куски. Я представляла, что она поддерживает меня, дает мне опору, когда я чувствую себя одиноко. Но каким-то образом постепенно из голоса поддержки она превратилась в гневный шепот, и я начала подозревать, что она была чем-то большим, чем темная сторона моего собственного разума. Чтобы изгнать Кэролин или хотя бы заново открыть для себя ее положительные качества, мне нужно было встретиться лицом к лицу с другим беспокоящим меня призраком — Бенджамином.
Худой, словно выветрившийся на солнце старик видел меня насквозь. Он видел мою не физическую, а душевную наготу, и это было страшнее, чем продемонстрировать растяжки на животе или родинку под правой грудью. Я начала расставаться с чувством, что я жертва Адама и Мэтта, и это было неплохо, но меня пугало собственное темное желание мести. Я не могла долго все валить на Кэролин, которую сама и выдумала. А раз оно изначально и полностью было моим собственным желанием, то, значит, Бенджамин знал об этих мыслях. Бенджамин узнает обо всем: и о том, что я оставалась с Адамом и позволяла его безумию вредить детям, и о том, что я не бросила Мэтта даже после того, как он швырял меня беременную об стены или оставлял синяки на моей шее. Я представляла, как он осуждающе нахмурится, с отвращением отвернется и скажет: «Бери пример с Кэролин. Она бы никогда в такое не ввязалась. Кэролин, подойди сюда, дорогая. Покажи Каре, как разобраться с этой заварухой. Сжалься над ней».
Даже не подумав о том, что мое беспокойство может его призвать, я натянула одеяло до подбородка и соскользнула прямо в мир медитации вместо сна. Свет в этом мире был таким теплым и приветливым, что я забыла про страх. Кэролин, как обычно, оставалась невидимкой, но Бенджамин был на месте, он сидел, скрестив ноги, и смотрел мне в глаза. Я не хотела его бояться, я хотела, чтобы он заговорил. Так что я сделала единственную вещь, которая пришла мне в голову, трюк, которому мой дедушка научил меня много лет назад: я отняла у моего врага его козырь. Никто не сможет заставить меня чувствовать себя парализованной страхом или манипулировать моими тайнами, если у меня их не будет. Я открыла мой разум и приветствовала старика, раскрыв все секреты.
— Вперед, — сказала я. — Взвесь хорошее и плохое во мне.
После того как он заглянет в каждый угол, я смогу покинуть это кошмарное место. Если ему не понравится то, что он увидит, то пусть проваливает. Он был частью моего собственного разума, порождением моего подсознания, а значит, я смогу вышвырнуть его, если захочу. Как только я подумала об этом, я поняла, что не права. Я не создавала Бенджамина, он просто существовал, и я не могла избавиться от него, так же как не могла заставить его говорить.
Наверное, я выглядела как бунтующий подросток, когда задрала подбородок повыше и отвела глаза.
— Что ж, вот она я, черт побери. Я — это я, и я — это то, что я совершила. Прими это или оставь меня в покое.
Бенджамин не пошевелился, просто смотрел на меня, и только его замедленные движения век доказывали, что он не был статуей. Его губы не скривились в отвращении, и его брови оставались ровными, расслабленными. Морщины на его лбу появились из-за возраста и привычки улыбаться, а не от недовольства. У меня было ощущение, что он не только смотрит на меня, но и присматривает за мной, и тогда я заснула. Кошмаров не было, как и нотаций от Кэролин, и я поняла тогда, что ее недовольство и мои страхи — это разные вещи.
Когда я проснулась, Роман и Джада играли на втором этаже. Солнце встало, но это был облачный, серый зимний день из тех, что созданы для дремоты, просмотра кинофильмов и чашек горячего чая, горячего кофе и горячего какао. Не для нас, конечно, а для других людей. Для тех, чьи дома строили специалисты.
Я сделала кофе, смеясь над тем, каким важным стал этот темный напиток. Я никогда не была любительницей кофе, только изредка делала маленькие глотки и только тогда, когда в нем было больше сливок, чем кофе. Я еще не дошла до черного кофе, но уже приближалась к мейнстриму, добавляя лишь каплю сливок и почти отказавшись от сахара. Джада и Роман съехали по лестнице на попах, толстые пижамные штаны превратили ступеньки в горку. И все-таки, на мой взгляд, это было больнее, чем любой шлепок, который они могли бы у меня получить.
— Пирог! Я хочу яблоковый пирог и говяжину! — закричал Роман, победоносно воздев правую руку так, словно он лично изловил этого неведомого зверя.
— Именно для того и придуман рождественский пирог, — сказала я, отрезая себе ломтик яблока. — Чтобы им завтракать, — я всегда начинала рано выпекать десерты, чтобы потом растянуть их на все каникулы. — Но тебе придется подождать, пока придет Санта, говяжина будет готова только после этого.
Хоуп присоединилась к нам, сделав на завтрак тарелку буррито с мясом и фасолью. У Джады были хлопья и несколько свежих ягод клюквы в молоке вместо клубники. Мы все посмеялись над ее недовольным лицом, когда она съела первую ягоду, и еще больше, когда она упрямо прожевала вторую. Не все ягоды созданы равными, милое дитя.
Я посмотрела на дверь в комнату Дрю на втором этаже, надеясь, что он присоединится к нам, но зная, что он, скорее всего, подождет, пока кухня опустеет. И тогда он нальет себе кружку кофе, более черного и мужественного, чем мой, и унесет его наверх, чтобы выпить перед компьютером.
Мы с Херши быстро осмотрели переднее и заднее крыльцо в поисках всего, что может быть не в порядке. Затем я развернула чертеж мастерской на столе и стерла окно. Все окна, что я видела в мастерских, вечно были завалены поленницами дров или коробками гвоздей. Мы проведем электричество для ламп под потолком, а еще установим гаражную дверь: она будет пропускать достаточно света, и в нее можно закатить газонокосилку. Кроме того, меня пугала мысль о монтаже окон и дверей. Чем всего меньше, тем проще. Брус нам уже привезли, обернув пластиковыми лентами, словно гигантский подарок. Строительство мастерской будет отличной практикой, словно подготовка мини-дома.
Дрю, наконец, спустился за чашкой кофе и встал с ней у меня за плечом, разглядывая чертежи, которые мы нарисовали на обратной стороне домашнего задания Джады по математике.
— Хочешь испытать сегодня пневматический молоток? — спросила я, ожидая протеста.
— Конечно. Во сколько? — спросил он, выпрямляясь.
— Давайте оденемся и пойдем. Тут все равно нечего делать.
Дети натянули рабочую одежду и старые пальто быстрее, чем когда-либо на моей памяти собирались в школу. Я подумала, будут ли они так торопиться взять в руки молоток или гвозди через месяц или шесть месяцев спустя. Прелесть новизны иссякнет для всех нас, но, надеюсь, мы не утратим нашу целеустремленность. Если дети сдадутся, я не смогу закончить стройку одна. Никакого плана «Б». Другого выхода нет.
Город не разрешил бы мне установить временную опору для электрической проводки, что, наверное, было разумно. Так что я вызвала электрика, который пообещал, что возьмет недорого, если я закуплю компоненты и все подготовлю. Я сделала свою часть работы, даже прикрепила коробку счетчика к столбу и использовала бур, чтобы вырыть яму под столб — вот этим я бы предпочла не заниматься больше никогда: в красной глине было больше кварца на квадратный дециметр, чем шоколадных крошек в печенье, которое готовила Хоуп. Прошли недели, а электрик все откладывал свой визит, и мы остались без электричества и не могли подключить ни освещение, ни инструменты.
Щедрый сосед, Тимоти, предложил нам проложить удлинитель вдоль холма, мимо его пруда и к его насосной станции, чтобы можно было пользоваться инструментами, пока нас не подключат. Тимоти был долговязым янки, который настолько прижился на юге, что посадил в своем саду бамию и коровий горох и приобрел псевдоюжный выговор, забавлявший меня полным отсутствием грамматических ошибок. Я не собиралась соглашаться на его щедрое предложение, но тем холодным декабрьским утром мы поступили именно так. Я подключила и запустила маленький воздушный компрессор, который купила в хозяйственном магазине со скидкой. Дрю с горящими глазами подключил к нему пневматический молоток. Я притворилась, что полагаюсь на него, так как он был единственным, кто прочитал инструкцию. Но на самом деле этот безумно выглядящий инструмент вызывал у меня смесь ужаса и восторга. А Дрю, как любому пятнадцатилетнему мальчишке, молоток куда больше напоминал оружие для отстрела зомби из видеоигры, чем орудие тяжелого труда.
Джада собирала большие камни, чтобы наметить очаг на заднем дворе, а Хоуп — ветки для костра. Роман наполнил ведро плодами амбрового дерева — мы собирались использовать их для растопки. На самом деле я разводила костры не больше пары раз в жизни, но у меня была пачка спичек, толстый телефонный справочник и бездна решительности. Нам нужно было теплое место для перерывов и сборов, место, которое бы дарило ощущение каникул, пусть они и будут длиться лишь минуты.
Я сложила первую стену мастерской, начав с самой простой стороны. Этот этап строительства назывался монтажом. Название я знала, а вот сам процесс представляла себе смутно. Каркас дома напоминает скелет. Но «сборка скелета» звучит жутковато, так что соединение всех похожих на рёбра досок, которые прячутся внутри стен, называют просто монтажом. Я начала с пятиметровых брусьев пять на десять сантиметров, которые должны были образовать верх стены. Через каждые сорок сантиметров я ставила крестик карандашом. Затем я сделала то же самое с брусом для нижней части стены, положила оба бруса на бетонный пол в двух с половиной метрах друг от друга, а между ними — брусья длиной два с половиной метра. Мастерская была большой, четыре на десять метров, так что для практики у нас было много длинных ровных поверхностей.
— Этот брус полный отстой, — сказал Дрю, помогая мне раскладывать доски в соответствии с карандашными крестиками. — Посмотри на этот, он заворачивается, словно лента, в нем полно сучков.
— Ага. По-моему, они даже разной длины. Ты думаешь, это важно?
Он пожал плечами:
— Я думаю, они просто продали тебе самый отстойный товар, который смогли найти.
Мы сколотили первую стену и выяснили, что длина очень даже важна.
— Нам придется ее разобрать, — сказала я. — И подрезать их все до нужной длины.
Дрю начал измерять брус, размышляя, какая длина нам нужна, и помечая каждую доску своим неоново-оранжевым строительным карандашом.
— Ты уверена, что заказала то, что нужно? — спросил он.
Конечно, я сомневалась. В этом проекте не было ничего, в чем я бы не сомневалась.
— Я сказала пять на десять. Продавец спросил: «Длина — два с половиной метра?» Я ответила «да».
Дрю взялся за молоток, и мы оба слегка вздрагивали от каждого удара, а я была в ужасе от того, что он может пробить мне ногу, пока я стою на коленях, удерживая своим весом кривые брусья на месте. Несмотря на наши страхи, мы ухмылялись как дураки.
— Выглядит идеально! — сказал он.
Я с трудом сдержалась, чтобы не исполнить танец победителей.
— Джада, иди сюда, помоги нам со стеной!
Она встала с одного конца, Дрю встал посередине, а я встала с той стороны, которую нужно было выровнять с передней частью бетонной плиты. Мы приподняли стену, маленькая Джада толкала изо всех сил, наклоняясь вперед, пока сама не зависла по диагонали, ее брекеты сияли на солнце. Голова кругом. Мы были всесильными героями, которые создали настоящую стену из кучи никудышных досок. Стена шаталась и изгибалась под сильными порывами ветра, напоминая нам, что мы все же смертные. Дрю вбил первую скобу. Я накинула шайбы на болты, торчащие из плиты, и затянула на них гайки. Потом я отошла в сторону, Роман пристроился у моего бедра, а остальные дети встали в ряд. Все вместе мы восхитились хорошо сделанной работой.
— У нас получилось, — сказала я, чувствуя облегчение и прилив энтузиазма. — И вот доказательство.
На самом деле монтаж одной стены не доказывал ничего, кроме того, что мы были настроены решительно. Но все же эта стена впечатляла куда больше, чем залитый бетоном фундамент. Она возвышалась над землей, словно живое существо.
— Можно теперь устроить костер? — спросила Хоуп. — Роману нужно просушить штаны.
— Зефирки! — закричал Роман. О том, что их можно запекать, он узнал из какого-то телешоу.
Я знала, что Хоуп потребовалось много смелости, чтобы задать вопрос. Когда ей было пять, подсвечник из вулканического стекла взорвался у нас на столе в гостиной, лужа воска растеклась по поверхности и загорелась. Мне хватило секунды, чтобы затушить пламя, но страх навсегда поселился в душе Хоуп. Она не ходила смотреть на фейерверки и тревожно кружила по комнате, когда я зажигала слишком много свечей сразу. До этого дня открытый костер на улице был бы для нее чистым безумием.
Она сложила пирамиду из маленьких веточек над смятыми страницами из телефонной книги. Любой бойскаут был бы впечатлен. Я зажгла спичку и поднесла ее к странице «П». Оранжевые языки пламени лизали фамилии Прим, Примбл и Прайм. Я думала, что мне понадобится вся телефонная книга, чтобы развести наш первый костер, но этого маленького огонька оказалось достаточно. Джада дала мне ветки толщиной с мое запястье и толстое полено с влажным мхом на одной стороне.
Хоуп воткнула длинные ветки в землю чуть подальше от огня и вывесила на них штаны и носки Романа.
— Вот вышел на опушку и вдруг увидел это: штаны, внутри которых никого, представьте, нету! — сказала я, цитируя любимое стихотворение доктора Сьюза, которое всегда так пугало моих детей, что они засыпали, крепко обнявшись. Роман захихикал и потыкал грязные штанины палочкой. Они болтались и раскачивались, что еще больше насмешило его. Он уже надел свою сменную одежду. Учитывая все лужи на стройке, ребенок будет переодеваться каждый час. Я натянула на его ноги пластиковые пакеты поверх носков под обувь, но ему явно нужна была пара резиновых сапог. Еще одна проблема стройки, к которой мы не подготовились.
В тот день мы смонтировали всю мастерскую, включая и входную дверь метровой ширины, но не поставили гаражную. Я хотела прочитать об этом побольше, прежде чем мы попытаемся установить тяжелую верхнюю балку. Помимо того что мы укрепили брусья подпорками, мы прибили к ним крест-накрест длинные брусья, которые шли через всю стену по диагонали. Я понятия не имела, насколько конструкция будет устойчивой без стропил, так что я решила не рисковать.
Пустое строение было длинным и узким.
— Похоже на корабль, — сказала я, когда мы все отошли, чтобы насладиться проделанной работой.
— Словно кит, с ребрами и всем таким, — сказала Джада. — Которому отрубили голову.
— Тюк. Тюк. Тюк. — Роман махал сучковатой веткой возле куска бруса у переднего угла мастерской.
Я задержала дыхание, подумав о том, способны ли мы вообще построить что-то достаточно крепкое, чтобы оно устояло хотя бы под натиском двухлетнего ребенка. Но мастерская выдержала и его удары, и сильный порыв ветра, от которого ворох палой листвы закрутился, будто танцующий дервиш. Я закрыла глаза и улыбнулась. Впервые в жизни я создала что-то, что было настолько больше меня самой.
Роман выбросил свою ветку и потер глаза. Тихий всхлип превратился в длинный зевок. Он совсем утомился после длинного дня, который, возможно, назвал бы лучшим днем в своей жизни. Грязь, камни, палки — лучшие друзья двухлетнего ребенка.
Тем вечером я нашла схему монтажа стропил и совет, как нарисовать схему мелом на плите, чтобы правильно разложить, совместить и закрепить доски. Это был прекрасный метод, и жаль, что я не прочитала о нем вовремя. Нашу плиту теперь пересекала сеть скоб, которые мы бы не решились вытащить.
Следующим утром мы с Дрю модифицировали эту идею — вбили в землю колья, чтобы составить грубую схему. Я сделала, кажется, сотни диагональных прорезей в диагональных брусьях, и он сколотил их вместе. Позже я узнала, что мы использовали в два раза больше дерева, чем нужно, и соорудили крышу, которая выдержала бы и трехметровый слой снега. Она, может, и получилась прочной, но даже близко не симметричной.
Я прикинула на глаз, сколько метров площади нам нужно было обить листами фанеры полтора на два с половиной метра.
— Ну, кажись, не дворец, — сказала я, как всегда говорил мой папа, когда проект несколько отклонялся от совершенства.
— Что более важно, — добавил Дрю, — это не моя комната.
На следующий день я встретила на складе пиломатериалов возле горы бруса парня по имени Пит, жующего мятный табак. Это был коренастый рыжеволосый мужчина с красными щеками, похожий на пожарный гидрант. Он родился здесь, в Литл-Роке, и никогда не выезжал за пределы штата. «Какой смысл уезжать из отличного места», — сказал он. Я узнала об этом и о многом другом, потому что Пит не имел представления о личных границах. Он так и сыпал советами по строительству вперемешку с совершенно лишними сведениями о себе. Я рассказала ему о своей стройке, и он дал мне свою визитку на случай, если мне понадобится помощь. (И с чего он взял, что у нас на стройке могут возникнуть какие-то проблемы?)
Я спрятала его номер, не планируя допускать незнакомца к нашему семейному проекту. Но когда он объяснил ошибку, которую я допустила при заказе бруса для мастерской, он завоевал мое расположение. Что самое прекрасное, он был первым встреченным мной человеком, который считал, что я смогу построить дом, и не демонстрировал даже намека на улыбку кредитора. Короче, он мне понравился.
— Эти брусья два с половиной метра длиной — для всякой ерунды. Типа как построить раму для заливки бетона — там не важно, что брус кривой или сучковатый. Дешево, но для монтажа не годится. Никто их для этого не берет, — он свил пальцы на своем округлом животе, будто беременная женщина. — Если вы их используете, главная проблема в длине.
«Если», — сказал он. «Если вы их используете». По крайней мере, он не сказал: «Если вам хватило глупости их использовать». Видимо, по тому, как я покраснела и отвела глаза, он догадался, что именно так мы и поступили.
— А что не так? Ведь потолок в двух с половиной метрах от пола? Гипсокартон и фанера тоже по два с половиной метра? Значит, и брус тоже должен быть такой длины. Разве нет?
— Но у вас есть верхняя и нижняя балки. Не забывайте. Используйте брус длиной два с половиной метра, и ничего не совпадет. Слишком высоко. При монтаже важно, чтобы все идеально совпадало. Вам нужны более короткие брусья, и тогда вместе с балками получится то, что надо.
М-да, это было очевидно. По крайней мере, теперь. Удивительно, как я не сообразила раньше. Терять мне уже было нечего, к тому же я начала привыкать к тому, что выгляжу дурой, поэтому спросила:
— А если кто-то все-таки использовал этот брус, чтобы смонтировать, например, мастерскую, это можно как-то исправить? — я посмотрела на носки своих туфель, ожидая, что окончательно лишусь присутствия духа прямо тут, в отделе двадцать три. — В смысле, кроме как отодрать их и начать с начала?
— В мастерской я бы ничего не разбирал. Но придется сделать кое-что дополнительно. Нужно будет нарезать полосы из вагонки, чтобы добрать разницу, — прибьете их сверху, под карнизом. Сайдинг все прикроет. Но получится не очень ровно, так что снизу, наверное, тоже понадобится лишняя полоса сайдинга. Исправить все внутри будет сложнее. Прибейте свои панели, ДСП или что вы там запланировали, а внизу я набил бы пару досок. Вот что бы я сделал.
Хвала всему святому, я еще не заказала лес для всего дома. Я возблагодарила не только бога, но и Пита за его помощь, и мы пожали руки, хотя он явно испытывал соблазн обнять меня как дальнюю родственницу, которую он наконец отыскал среди пиломатериалов и никудышного бруса два с половиной метра.
— Звоните мне в любое время, если понадобится. Я построил пару домов, и я могу помочь вам за двадцать пять баксов в час. Могу привести товарища, который берет столько же. Разберемся со сложными местами и уйдем, пока не понадобимся вам снова.
Я ушла в уверенности, что маленький Пит не менее велик, храбр и благороден, чем любой рыцарь в сияющих доспехах. И я не сомневалась, что на моем пути еще встретятся драконы.
Мы с Дрю последовали совету Пита насчет стен мастерской. Фанера укрепила конструкцию, так что мы чувствовали себя немного увереннее, карабкаясь по крыше и прибивая фанеру и рубероид. Я поняла, что нельзя устанавливать стропила до того, как прибьешь фанеру. Лазить по неустойчивым каркасам стен, держащимся на скобах, было опасно. И я снова порадовалась, что мы практиковались на маленькой мастерской, а не на двухэтажном доме, где любая проблема вырастет в масштабе и может обернуться смертельной опасностью. Я вообще не думала, что проект опасен, пока он оставался на бумаге. Мне приходили в голову синяки и занозы, но на стройке перспектива отпилить часть тела или упасть с большой высоты казалась вполне реальной.
Я наняла компанию, специализирующуюся на установке гаражных дверей, чтобы они смонтировали дверь, когда мы прикрепим балку. Это оказалось разумным решением, судя по тому, сколько они провозились, чтобы дверь плавно открывалась и закрывалась. К концу рождественских каникул наша мастерская была защищена от дождя и запиралась, хотя назвать ее полностью готовой было бы преувеличением. Снаружи не хватало сайдинга и кровли, внутри — теплоизоляции и панелей. Дрю хотел продолжать работу и отделать мастерскую полками для инструментов и досками с колышками, но я не желала, чтобы она отвлекала нас от дома, как бы страшно нам ни было взяться за пятнадцать сотен шлакоблоков, сложенных возле фундамента. Мастерская требовалась нам как место для хранения инструментов на стройке. С деталями мы разберемся позже. Часики тикали, и нам было чем заняться до тринадцатого сентября — дня финальной банковской инспекции.
Первая проверка уже завершилась: банк убедился, что я трачу их деньги на дом, а не на кокаин, и город также направил своего инспектора, еще до заливки, чтобы проверить, установила ли я арматуру.
Все было подписано и готово, нам не хватало только смелости. О, а еще электричества и воды. Электрик так и не объявился, и водопроводчик исчезал при каждом удобном случае. Конечно, я была сама себе водопроводчиком, но это не мешало мне беситься от того, что нас до сих пор не подсоединили к городской водопроводной сети. Я все еще пыталась разобраться, как прокопать семидесятиметровую канаву к дому, и поскольку городская труба находилась на противоположной стороне дороги, мне нужно было найти кого-то, кто сможет прокопать траншею под дорогой. В данном случае задача во всех смыслах превосходила мои возможности.
Но все-таки я по-прежнему была уверена, что мы справимся. Я даже купила крошечную мебель для нашего игрушечного дома, так что Джада и Хоуп могли прикрепить к его стенам книжные полки, поставить викторианский диван и развесить картины в рамах. Хоуп связала крошечные коврики и позволила Роману запустить в дом его человечков из конструктора Lego с условием, что она или Джада помогут им обойти ловушки.
Роман был не единственным, кто пробирался через минное поле. Я все еще поглядывала в зеркало заднего вида, высматривая Адама, и просыпалась посреди ночи в уверенности, что Мэтт нависает надо мной и тянет руки к моей шее. «Фи-фа». В любом месте, кроме стройки, я чувствовала себя маленькой, ни на что не способной и такой же слабой, как и все предыдущие годы. Херши патрулировала двор, безмолвно обещая защитить нас. Она поджимала хвост, натыкаясь на незнакомые запахи. Интересно, помнят ли собаки подробности собственных страданий, как люди. Бывает ли у собак посттравматический стресс? Надеюсь, что нет.
Поздним вечером в сочельник я догоняла задачи по работе и даже написала пару страниц. Мне было сложно заснуть, пусть я и очень устала. Наконец, с помощью медитации я погрузила себя в беспокойный сон. Бенджамин, кажется, исчез, после того как я, наконец, примирилась с ним. Я скучала по его маленькой стране безвременного света.
Меня разбудил тусклый зимний свет, но я спрятала голову под покрывало и заставила себя снова заснуть. Роман зевал в кроватке возле меня и поднимал руки над головой, потягиваясь так, как это умеют только двухлетние дети. У него не было точного представления о том, что такое Рождество, и ему не приходило в голову, что это особенный день. В следующем году все будет иначе. Когда ему исполнится три, мы вряд ли сумеем загнать его в постель часов до четырех утра.
Я выскользнула из кровати и на цыпочках прошла в гостиную, чтобы включить гирлянды на елке. Херши зарычала, и я услышала шум на улице. Пусть мы не видели Адама несколько лет, я все время со страхом ждала его появления, особенно на праздники и дни рожденья. Лампочки мигали, в этом году все они были красные, словно маленькие предупреждающие огоньки. Опасность. Опасность. Опасность.
Мой жаворонок, Джада, захихикала, и я подпрыгнула. Она сидела, скрестив ноги, на диване и срывала, словно лепестки, красную оберточную бумагу в снежинках с маленькой коробки, которую она достала из своего носка. Согласно нашим сложным рождественским семейным правилам, подарки в носках доставались тем, кто вставал раньше, а вот подарки под елкой должны были дождаться, пока соберется вся семья.
Роман подбежал ко мне, с сонными глазами и раскрасневшимися щеками. Он споткнулся, но восстановил равновесие и рванул к елке.
— Санта! — закричал Роман. — Можно открывать!
— Пойди разбуди Дрю и Хоуп! — сказала я. — Мы откроем подарки, когда приедет бабушка!
Его ладони шлепали по деревянным ступенькам
— Вверх. Вверх. Вверх, — говорил он, поднимаясь быстрее, чем я бы хотела.
Я поставила греться кастрюлю молока для классического какао, которое будет прилагаться к нашему традиционному русскому печенью на рождественский завтрак. Эту традицию ввела моя бабушка Дорис, я не видела причин ее отменять. Печенье и какао — идеальное сочетание.
Хоуп и Дрю сбежали вниз вместе с Романом, их энтузиазм был почти таким же поддельным, как и мой. Они приучились выбрасывать все плохое из головы и жить дальше. Они слишком долго привыкали хранить секреты, чтобы запросто избавиться от этой привычки. Я пообещала себе, что мы этим займемся, но не сегодня. Я устала вкалывать на нескольких работах, а потом еще и трудиться на стройке после захода солнца. Праздники вытянут из меня последние силы.
— Хо! Хо! Хо! Кто хочет печенье? — я принесла поднос с их любимыми рождественскими кружками и пирамиду печенья в гостиную. Я долила какао в моей кружке и кружке Дрю крепким кофе до половины, и сын прикрыл глаза, наслаждаясь первым глотком горячего напитка. Теперь его улыбка выглядела искренней, и я ответила на нее, вспоминая, как он падал в грязи и хохотал на стройке. Это было хорошее воспоминание, мое любимое, и теперь я верила, что мы соберем достаточно много таких воспоминаний, чтобы они перевесили плохие, которые мы слишком долго коллекционировали.
Машина моей мамы припарковалась раньше, чем я успела съесть свое печенье.
— Бабушка тут! — заверещала Джада.
— Бабушка принесла печенье! — закричал Роман, подбегая к двери.
Как всегда, она привезла с собой истинный дух Рождества. Мы не видели ее несколько месяцев, и ее темные волосы отросли, так что она стала напоминать своих индейских предков.
Мама приехала в машине, доверху набитой едой и подарками — идеально запакованными, с большими бантами и лентами. Она была моей лучшей подругой во всем мире, единственной, кто знал о том, что случилось с Адамом, с Мэттом, и о других сложных моментах моей жизни. У жертв домашнего насилия часто нет друзей, и им редко удается сохранить хорошие отношения с родными. Каким-то образом мы с мамой остались близки, но и от нее я скрывала слишком много. Я решила, что налажу все, когда дострою дом. У нас будет время, чтобы восстановить отношения, которые начали разрушаться годы назад, когда она развелась с папой. Я не заметила, когда я перестала смотреть в будущее, но теперь этот навык вернулся, и в уме я складывала завтрашние дни один к одному, как аккуратно подобранные кирпичики.
Мысль о том, что после стройки все будет прекрасно, превратилась в своего рода молитву, которую я без конца повторяла про себя. После стольких трудных лет мне нужно было верить, что до хороших времен рукой подать. Более того, мне нужно было верить, что их приближает мой собственный усердный труд. Я хотела видеть доказательства того, что впервые в жизни мое будущее в моих руках.
На самом деле это было не так. Но если бы мы знали, насколько непредсказуема жизнь, мы бы боялись даже за угол повернуть.
Мы распаковывали подарки медленнее, чем обычно, один за другим, а не набрасываясь на все сразу. В этом году подарков было меньше, чем раньше, и явно преобладала строительная тематика. Мы разворачивали пояса для инструментов, рабочие ботинки и прорезиненные перчатки, словно это были лучшие сезонные новинки с подмостков Милана. Джада стала рисовать мелом на большом куске оберточной бумаги, пока Хоуп делала селфи в своей розовой каске. Когда я открыла рукодельную книжку с купонами от Джады, по которым можно было получить обнимашки, перемешивание цемента, выполнение домашних дел и монтаж стен, я поняла, что где-то в пути мы перестали притворяться и правда начали радоваться Рождеству.
Но тут к праздничному веселью примешалось что-то мерзкое, во мне забурлил дерзкий гнев в адрес Адама и Мэтта, которые испортили мне столько лет. Он пришел от кого-то другого, от Кэролин. Я вообразила, как заражаю их сознания страхом. На секунду я представила, что стою над ними в два часа ночи и показываю им, что значит бояться — бояться по-настоящему.
Я намотала отрезок блестящей золотой ленты на пальцы и затянула ее так туго, что пальцы превратились в толстые красные сосиски. С глубоким вздохом я отпустила ленту и скатала кусок синей бумаги со снеговиками в тугой комок. Преодолевать страх и воспитывать уверенность в себе было хорошо, превращаться в копию Адама и Мэтта — нет.
— Ты поставила курицу? — спросила Хоуп.
Я поморщилась.
— Прости, я так увлеклась, готовя идеальное какао, что даже не подумала об обеде.
— Говяжина! — сказал Роман. — Я хочу говяжину!
— Как ты узнал, что у нас будет говяжина? — мама пощекотала его и нажала кнопку на его новом пожарном грузовике. Сирена взвыла, и низкий голос сказал: «Потушить огонь! Потушить огонь!»
Он засмеялся и включил мигающую красную лампочку, к которой следовало бы прикладывать предупреждение о возможном эпилептическом припадке. Джада возила машину по дому, осторожно обходя углы. Я открыла рот, чтобы сказать ей не заходить на кухню, но Хоуп меня опередила:
— Никаких пожарных на кухне! Мы с бабушкой делаем шпинатный соус. Рождественский обед откладывается до двух. И если вы еще раз заедете на кухню, мы съедим вас! — она выгнала обоих, стуча деревянной ложкой по миске для салата.
Джада и Роман выбежали с кухни, смеясь, как будто не верили ее угрозам.
Дрю изучал функции своего нового телефона, единственного подарка, не имевшего отношения к строительству. Его наушники снова были на месте. Я подошла поближе и заглянула через плечо, молча показав на игру «Скрэббл». Ритм техно, доносящийся из его наушников, подсказывал, что ему нужно побыть одному, но я не хотела, чтобы он снова ускользнул от меня. Мы запустили «Скрэббл», и без проверки орфографии я была обречена на проигрыш. Играли мы лениво и оба больше старались придумывать нелепые слова, чем набирать баллы.
Джада и Роман вышли из-за угла, оба в плащах, тапочках-монстрах и раскрашенные помадой. Херши отпрыгнула в сторону, унося свою гигантскую праздничную кость в более спокойный угол возле комнаты для стирки.
— Я — супергерой! — Роман поднял руки и побежал по комнате через лабиринт новых игрушек и рулеток, плащ развевался за его спиной. — Подарки! Хо! Хо! Хо! — сказал он, а затем разогнался и поскользнулся в своих тапочках-монстрах. Он пролетел на животе около метра и поднялся сам, плача так горько, что помада размазалась. Я подняла его и схватила пачку салфеток, чтобы вытереть слезы и следы помады.
— Чую запах говяжины, — сказала я ему.
Роман засмеялся, изворачиваясь, чтобы слезть на пол. Я стянула с него тапки, прежде чем освободить.
Хоуп с мамой добавляли последние штрихи к роскошному обеду, пока я расставляла прапрабабушкин фарфор. Мои тыквенный и яблочный пироги отправились в духовку перед тем, как мы сели. Они будут обжигающе горячими, когда мы закончим основное блюдо, и ни в ком, кроме Дрю, не останется места для пирога. Остальные оставят их для ночного перекуса.
Беседа за столом сосредоточилась на списке колледжей Хоуп, последних изобретениях Дрю и планах Джады попасть в Женскую национальную баскетбольную ассоциацию.
Роман заснул, окунув ложку в остатки своего соуса. Полоска картофельного пюре оставила у него на лбу пятно в виде логотипа Nike. Джада выглядела так, словно вот-вот уснет, она часто моргала, уставившись в свою пустую тарелку.
Мы провели ленивый день у камина, пересматривая рождественские фильмы. Мама часто подрывалась, чтобы что-то почистить или починить в доме или сложить вещи в стирку. Когда уже почти стемнело, она вышла и прополола мою клумбу, хотя дом готовился к продаже, и клумбе недолго оставалось быть моей. Мама твердо верила, что нужно прощать людей и помогать каждому возделывать его сад, пусть даже ее сердце было полно одиночества и бесконечного раздражения из-за ухода за моим больным братом. У нее была привычка постоянно придумывать себе задачи, чтобы не приглядываться слишком внимательно к собственным проблемам. Остается только порадоваться, что я не унаследовала эту черту.
Следующим утром Джада и мама встали первыми и, напевая, приготовили завтрак. Когда я была маленькой, мама всегда напевала, занимаясь хозяйством, и я переняла эту привычку у нее. Но у нее было красивое сопрано, а у меня хриплый альт. Дети рано научились включать радио во время моих выступлений.
Мы не могли позволить себе еще один выходной, поэтому натянули рабочие костюмы и отправились работать, пока остальные американцы поехали по магазинам на распродажи свитеров и уцененных елочных игрушек.
Мама взяла на себя задачу привести в порядок нашу гору инструментов в мастерской. Она придумала полки для задней стены и помогла Дрю повесить его долгожданные доски для инструментов над надежным столом, который стал нашим верстаком. Дрю приобрел раздражающую привычку все время говорить «Круче только яйца», и Роман выбрал этот день, чтобы подражать ему, крича: «Круче яйца!» каждый раз, когда он находил кусок сверкающего белого кварца или толстую белку, которую можно было загнать на пекан.
Я все сильнее раздражалась, чувствуя, что мы тратим время зря, ведь мы так сильно отставали от графика. Однако мы мало что могли, кроме как таскать шлакоблоки туда-сюда, пока я не решу, как именно делать фундамент. И поскольку край пруда заледенел, было явно слишком холодно, чтобы цемент как следует схватился. Но в основном я раздражалась из-за усталости. Мы занимались проектом всего месяц, и погода была так же отвратительна, как работа. Я так ужасно хотела все бросить, что часами составляла мысленные списки убедительных причин отменить стройку, а потом часами же упрекала себя в слабохарактерности.
Мой живот заворчал, пока я наполняла тачку камнями и ссыпала их в следы от покрышек на грязном заднем дворе. Обычно мы перекусывали на стройке крекерами, батончиками и сушеным мясом, но мама заранее приготовила четыре с половиной литра чили и подогрела его на старом папином треножнике над костром, который Джада и Роман подкармливали ветками, обрезками бруса и хлопающими в огне плодами амбрового дерева.
Когда мама позвала нас к позднему ланчу, мы помыли руки ледяной водой из термоса и сделали себе сиденья из паллет. Мама положила кусок фанеры на две крестовины и уставила ее пластиковыми мисками, пакетиками чипсов и нарезанным сыром — буфет для строителей. Мы ели медленно, грея руки горячими мисками, а носы — паром от чили.
— Горячо, — сказала я Роману. — Подуй на чили и будь осторожен с бобами.
— Горячие яйца, Дрю! Горячий чили, горячие яйца, — нараспев заявил Роман.
Херши кружила у нашего костра, внимательно приглядываясь. Наша собака была прирожденным пожарным, она отталкивала меня, когда я подходила слишком близко к огню, и лаяла, если пламя перекидывалось на листья. Дрю дал ей маленькую миску с объедками, и она села у его ног, с надеждой поглядывая на остальных.
Мама рассказывала истории о том, как проходило ее детство в сельском Висконсине, после того как ее отец вернулся со Второй мировой войны, лишившись голоса и сна. Мы слушали, пока стороны наших тел, повернутые к огню, не начали запекаться.
— Горячие яйца, холодные попы, — адаптировал Роман свою песню.
«Согретое сердце», — добавила я мысленно.
Я все еще хотела все бросить, не поймите меня неправильно. Но я знала, что не брошу, как и дети. Мы оставили позади худшие годы одиночества и перешли мост, который нас разделял. Сейчас возрождение нашей семьи казалось более достижимой целью, чем постройка дома.
Мы закрыли мастерскую и передвигали шлакоблоки, пока онемевшие пальцы и красные уши не вынудили нас отправиться домой — размораживаться. Никто из нас не назвал бы это лучшим Рождеством в нашей жизни, но, возможно, именно оно было самым важным.
Войти с помощью соц. сетей: