Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Порез над моим глазом скоро превратился в тонкую, не впечатляющую красную линию, а вот синяки были драматическими и уродливыми и тянулись от середины лба и под скулу. Я старательно держала лицо первые пару дней, но дети считали это личным вызовом и постоянно пытались заставить меня расхохотаться. Лучше уж так, поэтому я подыгрывала им, отчасти боясь, что рана будет расходиться раз за разом.
Моя рука заживала медленно, но оставалась достаточно подвижной, чтобы я могла продолжать работу. После того как мы установили двери, девочки забили гвозди и зачистили отверстия от гвоздей. Хоуп начала конопатить швы и затем готовить под покраску сначала отделку, потом стены и потолок. У нас было полно идей дизайна, но мы решили ограничиться двумя цветами. Для стен и потолков по всему дому мы выбрали «ванильный бренди», а для отделки — «пергамент», кремово-белый оттенок, который мне очень нравился, и не только из-за названия. Единое цветовое решение экономило нам часы мытья поддонов, кистей и валиков. Мы могли развлечься и позже — если у нас останутся силы.
Мой оптимизм работал без перебоев.
В середине августа столяры установили неотделанные шкафы в ванных и на кухне — вполне функциональные, хотя это и не совсем то, о чем я мечтала. Мы начали морить их, что заняло больше времени и, наверное, убило куда больше клеток мозга, чем я могла себе позволить. Хоуп была самой ловкой маляршей, но к концу работы она умудрялась перемазаться в краске или морилке с головы до пят. Остальные не понимали, как ей это удается, но мы не жаловались, потому что она работала быстрее всех.
Спустя какое-то время запах морилки совсем нас доконал, но как раз к этому моменту Пит помог нам сделать винтовую лестницу и перила, а столяр завершил работу над грубым подобием полок в моей библиотеке. Перед нами опять замаячили литры морилки и полиуретана.
Я оставила краску и морилку детям, а сама занялась кафельной плиткой. У моей ванной комнаты было несколько диагональных стен, опора для раковины также стояла по диагонали, так что работа превратилась в бесконечные походы вверх и вниз для распила плитки. Мою большую душевую тоже нужно было выложить плиткой от пола до потолка. В свободное время мы заливали бетонные основы для раковин, что оказалось куда сложнее, чем выглядело на YouTube. Моя мама потратила целые выходные, доводя до совершенства каркас, чтобы его легко можно было снять после заливки. Она зашпатлевала и заклеила красной изолентой каждый шов. Если бы не исключительное внимание к деталям, бетон навечно бы прилип к формам для заливки.
Все отделочные работы были неспешными и отнимали в десять раз больше времени, чем мы ожидали. Но хуже всего оказались паркетные полы наверху. Мы укладывали их более месяца. Почти полтораста квадратных метров паркета, состоящего из пятисантиметровых плашек, нужно было выложить в спальнях и гардеробных. Бывали дни, когда за шестнадцать часов размазывания клея и сбивания вместе шпунтованных плашек резиновым молотком мы продвигались всего на несколько метров. Роману мы дали задание выталкивать длинные пустые коробки от паркета из окна моей спальни, которое не открывалось до конца, так что он не мог выпасть оттуда вместе с ними. «Осторожно!» — кричал он, выталкивая очередную коробку, и хохотал, когда она падала на растущую кипу внизу.
К концу августа дом стал похож на настоящий. До завершения было еще далеко, но мы определенно увидели свет в конце очень длинного темного тоннеля.
Электрики установили около полудюжины ламп, а затем исчезли. У них произошла ссора, из-за которой они отказывались приходить в дом одновременно, что сократило скорость работы этих ленивцев раза в два или больше. Мы с нетерпением ждали появления розеток и работающих светильников, чтобы отказаться от удлинителей, тянущихся к нашему временному столбу для подключения инструментов и освещения. Я и сама знала, как делать розетки, но не имела права на их установку, к тому же это отняло бы ценное время, выделенное на бесчисленные отделочные работы. Да и договор, согласно которому я обещала им десять сотен долларов, заставлял меня сомневаться, стоит ли брать на себя такую ответственность, хотя и приближалось время комиссии.
Когда Траляля и Труляля, наконец, установили достаточно розеток и выключателей, чтобы провести испытания, мы выяснили, что все наши страхи были не напрасны. Веселящий дым и правда помешал им выполнить работу как следует. Они потеряли провода от моих мебельных светильников где-то под гипсокартоном и не смогли их найти. Дорогие колонки, которые я купила для гостиной, постигла та же судьба, и они стали бесполезными, потому что провода от них затерялись где-то в глубине стены под изоляцией. Никто из профессионалов понятия не имел, откуда начинать поиски. Внешние розетки выбивали пробки каждый раз, когда мы пытались их использовать, и во всем доме работала только одна телефонная линия, хотя в каждой комнате была по крайней мере одна телефонная розетка.
Я постоянно звонила им, чтобы они вернулись и все починили, но они не могли взяться ни за одну задачу, предварительно не пыхнув. Они не сумели заставить работать ни видеокамеры, ни монитор над парадной дверью, но в конце концов послали к нам друга, способного прочитать инструкцию.
Все эти вещи, которые от нас не зависели, ужасно раздражали, но все же мы довольно успешно справлялись с каждой новой задачей. Однако нам все еще казалось невозможным закончить стройку ко дню банковской и городской проверки, после которой нам бы дали акт приемки и ввода дома в эксплуатацию. Тем более что у детей снова начались уроки в школе и домашние задания, которые отнимали у нас рабочие часы.
Банк предоставил бы нам отсрочку, но это означало лишние штрафы и проценты, которые я не могла себе позволить. И, что важнее, мы сами не вынесли бы еще месяца или недели строительства. Девять месяцев работы по девятнадцать часов в сутки выжали из нас последние капли физической и нервной энергии. Срок сдачи был финальной точкой окончания невообразимо тяжелой работы, а также тикающим часовым механизмом бомбы.
В пять вечера в первую пятницу сентября, когда до завершения осталась всего неделя, я вернулась в дом, где мы жили, слишком усталой, чтобы разговаривать. Пару часов после школы дети делали уроки, а потом я поехала за ними. Но когда я зашла в дом, я не могла набраться сил на то, чтобы поехать обратно в «Чернильницу», а уж тем более сделать там что-нибудь.
Три недели подряд я спала от восьми до десяти часов в неделю, периодически устраивая себе дневной сон минут на двадцать на паллете в гардеробной Хоуп в «Чернильнице». И несмотря на это, успех все равно казался недостижимым. Мы еще не отлили бетонные основания для раковин, тем более не отделали их. А пока они не были готовы, мы не могли установить раковины, смесители и плиту на кухне. Эти задачи сами по себе требовали более недели работы, а ведь нам еще надо было сделать перила на крыльце спереди и позади дома, чтобы пройти проверку, а также установить унитазы и последние электрические розетки. Лестнице не хватало последнего слоя полиуретана, а бетонные полы на первом этаже пора было морить ксилоном. Нужно было установить наружные розетки и двери гаража, а еще залить бетонный подъезд к дому.
— Мне нужно прилечь, дайте мне всего двадцать минут, я поставлю будильник, — не знаю, успела ли я произнести эти слова вслух. Матрас поглотил меня, затягивая в самый глубокий сон за месяц. Бенджамина в нем не было. Я теперь редко думала о нем или Кэролин. В каком-то смысле я чувствовала, что переросла их. Бенджамин приходил, чтобы принести мне мир, а она делилась силой — но и то и другое я, кажется, наконец нашла внутри себя. Мы с детьми больше не были чужими людьми, как в первые дни строительства, когда мы таскали шлакоблоки и мешали цемент. Мы работали как команда, хорошо смазанный механизм. Мы дружно смеялись и чуть ли не читали мысли друг друга. Магия, которую мы нашли в доме, разрушенном торнадо, вдохновение, которое началось с Кэролин, возродилось в поместье «Чернильница».
— Осталась всего неделя, — прошептала я, улыбаясь в сне без сновидений.
— Привидение за окном! — закричал Роман. Джада засмеялась, а Херши залаяла, стуча когтями по полу. Еще одна игра в догонялки.
— Двадцать минут, — пробормотала я. — Да, можно мне, в конце концов, всего двадцать минут поспать? — не разлепив глаз, я нащупала свой телефон. Даже после того как я его нашла и поднесла к лицу, мне понадобилась целая минута, чтобы заставить глаза открыться. Раздался еще один вопль, орали на этот раз одновременно Джада и Роман, а Херши принялась лаять и скулить, пока я разбирала цифры на экране. Было семь. Два часа? Почему дети меня не разбудили? Мне пришло письмо из газеты, где я работала внештатно, с новым заказом, но его отправили в шесть утра.
Я проверила часы еще раз. Было семь утра. Я проспала четырнадцать часов. Две недели сна за раз. Как я только выжила.
Я приподнялась на локтях. Дрю стоял в дверях, его силуэт был заметно крупнее, чем до начала строительства.
— Готова поработать? — спросил он.
— Почему вы меня не разбудили? У нас так много дел. Я не могу позволить себе столько отдыхать! — я злилась, но больше всего я боялась, что песочный человечек украл у нас последнюю надежду уложиться в график.
Дрю рассмеялся:
— Мы пытались будить тебя каждые двадцать минут. Потом каждый час. Мы делали это по очереди каждые полчаса до одиннадцати вечера. Ты была практически без сознания. Так что мы дали тебе поспать.
Я встала, потянулась и улыбнулась. Боль, которая, как мне казалось, будет преследовать меня до конца жизни, исчезла.
— Я умираю от голода.
— Хоуп и Роман что-то готовят. Я сделал кофе, — он ухмыльнулся. — Не то чтобы тебе он был нужен.
За следующие десять часов мы проделали работу, на которую бы раньше у нас ушло три дня. В хорошем настроении мы работали так синхронно, словно читали мысли друг друга. Хоуп нужно было заняться домашним заданием, а Роман так устал к шести вечера, что плакал от каждого комариного укуса и на каждой кочке.
— Я отвезу вас домой, ребята, — сказала я наконец, — а потом вернусь, чтобы покрасить бетонный пол. Все равно вам лучше уйти на это время. У ксилона токсичные пары.
Полпути домой Джада распевала алфавит в обратном порядке. Я гордилась тем, что Хоуп ее не придушила. Мы были счастливы. Впервые за очень долгое время мы были просто счастливы. От этой мысли у меня по спине пробежали мурашки. Счастливые люди ленивы. Они теряют осторожность.
Я сделала глубокий вдох. Нам не нужно было все время сохранять бдительность. Мэтт определенно угомонился, и хотя Адам мог однажды показаться у двери, мы были уже не теми людьми, которых он видел в последний раз. Мы стали сильными, но это не имело никакого отношения к бицепсам, которые мы демонстрировали друг другу, когда у нас хватало энергии, чтобы напрягать мышцы баловства ради. Мы могли расслабиться. У нас все будет в порядке. И мы уже приближались к концу проекта, мы чувствовали это. Дети смогут заняться нормальными для подростков делами и начать ходить на свидания. Они смогут звать друзей в гости, вместо того чтобы клеить паркет и поднимать ванные. Я снова смогу проводить время с мамой.
Дети утомленно подготовились ко сну, и я обняла всех по очереди. Роман заснул раньше, чем за мной закрылась дверь. Я плакала по пути в «Чернильницу», чего не могла делать при детях; не рыдала навзрыд, но пролила несколько слезинок, думая о ноше, которую мы на себя взвалили. Заезжая на песчаную подъездную дорожку к «Чернильнице», я улыбнулась, впрочем, как обычно. Я остановилась в конце дороги с включенным двигателем. Дом казался чудом, даже при лунном свете, сюрреалистичным и невероятным, словно огромная пирамида. Мы и правда построили его сами. И это еще не все, ведь он построил нас, каждого по отдельности и как семью, пока мы не стали жизненно важными частями друг друга.
Я подъехала к гаражу, где все еще не было дверей. И так как подъезд к нему еще не был залит, я не могла загнать машину на высокое бетонное основание. И все-таки этот дом казался более приветливым, чем тот, в котором мы жили, более безопасным.
Ксилоновая морилка для бетонных полов на первом этаже хранилась в двадцатилитровой металлической канистре в гараже. Я подмела и вымыла пол прежде, чем мы ушли в тот день, так что он был готов к обработке. На всякий случай я подмела снова. Краска, которую я распыляла из ручного зеленого садового опрыскивателя для гербицидов, называлась «Кола Коричневый». Результат выходил не совсем такой, как я хотела, но, в основном, из-за нехватки навыков и примитивного оборудования. У меня были оптимистичные и нереалистичные надежды — что морилка скорее замаскирует, чем подчеркнет мои ошибки.
Я открыла окна и двери наверху и внизу, потому что при работе с ксилоном важна вентиляция. Инструкция настойчиво рекомендовала защитную маску, но ее у меня не было. Ветра, который мог бы занести внутрь пыль, тоже не было, так что я решила, что вентиляции достаточно.
Оставаясь верна своей идее посвятить дом моему творчеству, я начала с библиотеки. Блестящая морилка подчеркивала естественную фактуру бетона. Я погрузилась в работу, восхищаясь результатом. Я катала вперед и назад толстый валик для краски с длинной ручкой, периодически опуская его в квадратный поддон. Окна и двери я закрывала по мере того, как продвигалась к выходу, чтобы не оставлять их открытыми на ночь. К тому времени как я достигла гостиной, открытой осталась только парадная дверь, и именно через нее я собиралась выйти, когда закончу.
Но в дальнем углу комнаты я поняла, что у меня проблемы. Я прикоснулась к губам и не почувствовала их. На самом деле я вообще не чувствовала своего лица ниже глаз. Когда это началось? Кажется, все произошло одновременно. Я сделала шаг к двери и поняла, что я мало что чувствую ниже талии, по крайней мере, недостаточно, чтобы ходить. Я уронила валик в ведро, упала на четвереньки и поползла к двери. К тому времени как я ее достигла, я уже лежала на животе и ползла по-пластунски, так же как ползала Хоуп до того, как она научилась ходить. Извиваясь как змея, я добралась до крыльца и отползла от двери настолько далеко, насколько могла, не падая со ступеней.
Несколько минут я размышляла, не окажется ли паралич необратимым и не причинили ли пары ксилона вреда моему мозгу. Было бы иронично построить дом под названием «Чернильница» с огромной библиотекой и навсегда лишиться способности писать. Лягушки-рогатки у пруда, кажется, не очень переживали о том, как колет мое лицо и скальп, так что я закрыла глаза и прислушалась к их голосам.
Мне потребовалось около двух часов, чтобы прийти в себя. Не знаю, спала я или была без сознания, но я чувствовала себя нормально, если не считать ужасной жажды и головной боли. Закрыв рот и нос майкой, я рискнула вернуться в дом и докрасила гостиную и прихожую с рекордной скоростью, а до нескольких последних метров дотянулась прямо со ступеней.
Слава богам, что дети не были рядом и не надышались этой гадостью.
Я оставила валик и ведро, чтобы выкинуть их позже, моя голова слишком сильно болела, чтобы оттирать краску еще более вредной химией. Когда я вернулась домой к детям и погладила Херши, прежде чем забраться в постель, я вспомнила, что не заметила, как добралась.
Вычеркнем использование ксилона как большую ошибку. Впредь я никогда и близко не подойду к этой дряни.
Мне снилась Кэролин, вернее, я в ее роли. Возможно, мы стали одним целым. Эта мысль не очень-то мне нравилась. Часть ее была не просто сильной, она была мстительной, и это меня пугало.
Но пугала ли она меня больше, чем он?
Нет.
Следующая неделя прошла как в тумане, за работой следовала новая работа и слишком мало сна. В ночь перед финальной проверкой мы вошли в облако усталости. Это был прохладный сентябрьский вечер, и мы радовались ему после долгой жары. Нашей главной задачей было установить все смесители и унитазы. Задач поменьше тоже хватало, а еще нам предстояла большая уборка. Каждый день все покрывалось свежим слоем опилок, бетонной и гранитной пыли.
В теории установить раковину несложно, но наши стояли на толстых основаниях из бетона. Я немного промахнулась с размером отверстий для труб, поэтому теперь лежала на спине под раковиной в ванной с молотком и большой плоской отверткой, отбивая маленькие кусочки бетона. Мысль о том, что я могу ударить слишком сильно и разбить основание, приводила меня в ужас. В этом случае нам пришлось бы начинать сначала, и мы бы не прошли проверку.
Защитные очки берегли мои глаза, но пыль и куски бетона были у меня в волосах, во рту, носу и ушах. Мы закончили с раковинами к десяти вечера, и нам еще нужно было установить бачки и унитазы. Плиту мы поставили прошлым вечером, так что мы включили ее, чтобы приготовить большую кастрюлю лапши, которую никто не любил, но она готовилась просто и быстро. Из другой еды дома у нас было только горячее какао, так что я разогрела его на десерт, и мы выпили его из пластиковых стаканчиков.
Роман ушел спать наверху на паллете, а мы снова принялись за работу. В два тридцать ночи Дрю затащил последний унитаз.
— Вот он! — сказал он с сияющей улыбкой и усталыми глазами. Затем он открыл коробку и сказал: — Дерьмо! Это полный отстой!
— Что? — спросила я, побледнев так же, как он, еще до того, как я узнала, что не так. Мы были слишком близки к финишу, чтобы снова разбираться с проблемами. Еще один шаг. Всего один.
— Снизу все потрескалось. Нам придется его вернуть, — он смял комок пузырчатой пленки и швырнул его в стену.
Я едва не рассмеялась. В таких обстоятельствах швыряние пленки было на удивление сдержанной реакцией. Хотя, возможно, у меня просто начиналась истерика. Неужели мы не сумеем выполнить последнюю на сегодня задачу?
— Магазины не откроются до семи, — сказала я, проведя рукой по лицу. — Ничего нельзя поделать.
— А ты не можешь уговорить их прийти завтра попозже? Не в семь утра? — спросила Хоуп, держа кисть в руке. Свежий слой краски покрывал всю переднюю сторону ее майки, левую руку и оба бедра. — Может, ты им позвонишь?
Я покачала головой:
— Я первая в их списке.
— Уверена, они поймут. Другие туалеты работают. Они увидят, что мы знаем, как их устанавливать, и что нам просто нужно заменить этот, — спорила она.
Мы с Дрю покачали головами:
— Приемка работ устроена иначе, — сказал Дрю. — Они будут проверять каждый пункт.
Нам нужно было что-то придумать. Мы не собирались откладывать сдачу на день или неделю. Мы не могли. Нам бы не хватило моральных сил, чтобы выдержать хотя бы лишнюю минуту под тикающими часами.
— Нам нужно сделать так, чтобы они не сливали в него воду, — сказала я, открывая коробку и протягивая Дрю гибкую трубу. — Давайте установим его так, словно все в порядке. Просто выключим воду, чтобы он не наполнился и не протек. У меня есть идея.
Дрю установил унитаз, пока я сходила в мастерскую за держателем для туалетной бумаги и полотенцесушителем. Их не нужно было вешать в доме, чтобы пройти проверку, так что мы отложили их на потом. Дрю прикручивал бачок, когда я вернулась.
— Мы закроем крышку и завалим ее и бачок шурупами и деталями от других вещей, — сказала я. — Никто не захочет все это перекладывать, чтобы проверить. Мы проследим, чтобы сначала они сходили наверх и спустили воду в паре унитазов. Потом мы будем заговаривать им уши, отвлекать, так что инспекторы даже не вспомнят, сливали они этот или нет.
— А как насчет плинтуса в комнате Дрю? — спросила Хоуп. — У нас больше нет отделочных гвоздей, и мы не прибили два последних куска.
— Я даже не уверена, что там нужен плинтус. — Я посмотрела в потолок, уперев руки в бока. У меня кружилась голова, меня тошнило от усталости, и мы должны были вернуться на проверку всего через пару часов. — Мы отправим в эту комнату Джаду. Я отведу вас в школу попозже, после проверки. Она может стоять в углу и придерживать плинтус ногами.
У нас были и другие секреты, например то, что мы не успели прикрепить раковины к основаниям. Но существенных проблем, о которых бы мы знали, в доме не было. Если мы сумеем спрятать мелкие недочеты от банка и городской инспекции, мы получим акт о вводе дома в эксплуатацию. Не просто дома, а дома, построенного нашими собственными руками. Если бы клетки в моих щеках не слишком истощились, чтобы реагировать, я бы улыбнулась.
— Давайте вернемся домой и пару часов поспим.
Маленькие секреты и большие хитрости сработали. Инспекторы с удивлением и радостью выдали мне официальные бумаги. «Это был потрясающий проект с самого начала», — сказал проверяющий из банка, а проверяющий из города кивнул, соглашаясь.
Я притворилась, что под словом «потрясающий» они не подразумевали что-то вроде «завораживающий, как крушение поезда». Однако мы действительно поразили их своим успехом, и я была чертовски этим горда.
Мы совершили невозможное. Мы способны на все. Жить? Значит ли это, что мы достаточно сильны и изобретательны, чтобы остаться в живых?
После школы никто не спрашивал, поедем ли мы в поместье «Чернильница», дети просто сели за домашнее задание и телевизор. Дрю поиграл в приставку. На самом деле ноги нашей не было в «Чернильнице» следующие семь дней. Мы все еще любили ее, мы все еще чувствовали себя дома именно там, а не здесь, среди плохих воспоминаний. Просто нам нужно было перевести дыхание, прежде чем мы соберемся и переедем. В последний месяц стройки мы загрузили машины вещами и забили мастерскую и центр гостиной коробками и сумками. Но для основных наших вещей требовался грузовик.
На седьмой вечер после ужина с фахитас все разошлись по углам, чтобы заняться своей работой или хобби. Теперь, когда наш совместный проект был закончен, я скучала по детям, но я также знала, что иметь собственные интересы — здорово. Мы никогда не утратим связь, которую создала эта стройка. Я чувствовала себя эгоистичной, когда собрала их на диване, но пришло время.
— Я знаю, вы ждете, пока мы продадим дом, чтобы окончательно переехать в «Чернильницу», но нам нужно вернуться и доделать работу.
Они испустили дружный стон.
— Теперь все будет иначе. У нас нет графика. Но вещи, которые мы не закончили к проверке, все равно нужно доделать, прежде чем мы сможем там жить. Нам нужны полки в кладовке и все вешалки для одежды. Нужно заменить последний унитаз. Все это мелочи, но они сделают переезд куда проще.
Они согласились, и мы составили расписание. Дела шли медленнее, чем я бы хотела, но мы и правда лишились энергии и энтузиазма. И мы были немного расстроены тем, что еще не продали дом и не могли переехать и отпраздновать. В какой-то степени казалось, будто мы не получили награду за проделанную работу. Финансово было сложно поддерживать оба хозяйства. Но риелтор утверждала, что продавать пустой дом будет еще сложнее.
Прошло несколько месяцев полноценного ночного сна и регулярного питания, прежде чем наши синяки зажили, а наши мышцы перестали болеть. Мы завершили большую часть оставшихся работ в «Чернильнице» и перевезли туда большую часть вещей. Но только в конце марта мы продали дом.
Мы снова собрались на диване для совета.
— Ну что, дети, вы готовы переехать по-настоящему? — я понятия не имела, что я сделаю, если они скажут «нет».
Джада облокотилась на Хоуп и подтянула колени к подбородку. Они обе смотрели на свои ноги.
— Было бы здорово там заночевать, — сказал Дрю. — Столько месяцев мы это себе представляли.
— Честно говоря, переезд — это не очень весело, но и не так тяжело, как строить дом. Давайте начнем собираться.
Дети не только свалили почти все наше имущество во впечатляющую гору коробок, которые мы копили месяцами, но и начали разбирать мебель и относить ее в гараж. Они работали вместе, почти не нуждаясь в словах. Это выглядело впечатляюще.
Следующим днем мы начали заносить вещи в трейлер, который я заказала на сайте Craigslist. Мы планировали заказать грузовик, но дети настаивали, чтобы мы просто сделали пару заездов на трейлере.
— Мы перенесли почти всю мебель, — сказала я около девяти вечера.
Я как раз положила трубку после беседы с мамой. Она собиралась приехать и помочь нам расставить вещи в выходные, но снова плохо себя почувствовала. Зимой у нее была пневмония, и я провела у нее пару недель, пока она не выздоровела. Я беспокоилась о маме, но она была крепкой и никогда не жаловалась.
— Ну что, объявляем перерыв? — предложила я смиренно.
— Осталось только кровати отнести, — сказал Дрю. — Почему бы нам не взять одни матрасы и не заночевать там? Мы можем связать их все вместе, если у нас осталась упаковочная веревка.
Я выдохлась, но спустя месяцы откладывания переезда дети так мечтали поспать в «Чернильнице». Они справлялись со всем без жалоб. Дело шло как на стройке: продолжай переставлять одну ногу за другой, пока не закончишь работу.
Большую часть коробок мы расставили в библиотеке и гостиной, потому что они располагались ближе всего к парадной двери, а у меня не было сил тащить коробки дальше. В основном мы понятия не имели, что в них лежало. Вначале мы помечали их аккуратно, но потом принялись раз за разом перекладывать вещи, и все этикетки перепутались.
— Разберемся позже, — сказала Хоуп, когда я достала столовые приборы, DVD-диски и носки из одной коробки. — Давайте затащим матрасы.
Их эйфория была заразна. Я начала чувствовать, что мы наконец-то празднуем. Дрю включил танцевальный микс, и мы пели так громко, что мешали соседям. Хотя Роману уже давно было пора спать, он бегал, прыгал и танцевал с нами. Мы чувствовали себя свободными и счастливыми, как никогда в другом доме. Это было наше место во всех смыслах слова.
— Нам нужна твоя помощь, мама! — закричала Хоуп из гостиной. Они затолкали мой двуспальный матрас на лестницу. По диагонали он, может быть, и протиснулся бы, но нам не хватало пары сантиметров. Нам пришлось согнуть матрас и толкать его изо всех сил, чтобы поднять на второй этаж.
Я написала своему начальнику, что беру отгул на следующий день, чтобы завершить переезд. Мне нужно было время, чтобы насладиться расстановкой вещей по предназначенным для них местам.
Итак, в первую ночь в поместье «Чернильница» мы спали на кривых матрасах, которые блокировали двери и были застелены разносортными простынями. Моя голова смотрела на юг, а не на север, как в старом доме. Вся моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов, и это одновременно радовало и сбивало с толку.
Мне было сложно заснуть, и я винила в этом короткий список дел. Весь прошлый год перед сном я перебирала предстоящие дела, и это заменяло мне подсчет овец. Что же заменит его теперь? Осталось только прибраться в доме, и долгожданный результат достигнут.
Когда я, наконец, заснула, сон оказался больше похож на работу, чем на отдых. Снова и снова появлялась Кэролин, и всякий раз она злилась и кричала на меня. Раньше такого никогда не случалось. Когда я проверила телефон в три ночи, я поняла, что боюсь ее.
Мы построили дом, вдохновленные ее домом, разрушенным торнадо. Мы восстановили нашу семью. Что более важно, мы справились с безумием. Внезапно я порадовалась, что ее гвоздь был в мастерской, а не дома. Я не могла отбросить призрачное чувство, что она хотела от нас чего-то большего.
Я снова заснула, но она опять поджидала меня: мы стояли чуть ли не нос к носу, и мне некуда было деваться от ее гнева. Она нарядилась в оранжевый и желтый вместо своего фирменного красного, ее щеки пылали, губы шевелились: она говорила что-то на древнем наречии, которого я не понимала.
Наконец, рано утром перед ней, словно щит, возник Бенджамин. Он сидел спокойно, как обычно, но на этот раз внимательно посмотрел на меня. Я почувствовала себя маленькой и слабой, словно они объединились против меня после того, как полтора года вдохновляли. «Что? Что вы от меня хотите? — хотелось закричать мне. — Мы справились! Мы построили дом! Он окружает нас, защищает нас. Чего еще вы от меня хотите?»
Внезапно Кэролин перепрыгнула через Бенджамина и нависла надо мной, ее оранжевое платье и распущенные волосы развевались волнами, тело висело в воздухе в нескольких метрах надо мной. Она была больше похожа на демона, чем на матриарха и подругу, которой я ее считала.
Я снова посмотрела на Бенджамина, нуждаясь в его тихой защите. Но его глаза тоже стали огромными и злыми. Он открыл рот, и я вздрогнула, ожидая, что из него вылетит стая саранчи и задушит меня.
— Встань! — закричал он.
Это было единственное слово, которое я когда-либо от него слышала, так что я послушалась. Быстрее, чем могла открыть глаза, я встала, пошатываясь и путаясь ногами в простынях. Даже после того, как я открыла глаза, мир оставался размытым. Было шесть утра. Туманный весенний день, восемьдесят девятый день рожденья моего покойного дедушки.
В доме было тихо, и я начала печь оладьи. Дети не особо любили завтраки, но добыть для них хлопья или батончики я не могла, потому что, скорее всего, мы закопали их в какой-нибудь коробке садовых инструментов. Я много раз переезжала, но никогда еще не была такой дезорганизованной и торопливой, как в этот раз. Но все же, по сравнению со всеми прежними переездами, этот казался самым правильным.
Единственное, что меня волновало, это кошмар о Кэролин и Бенджамине. Прежде они были воплощением каких-то добрых сил, которые помогали мне, когда я в них нуждалась. Но теперь я переживала из-за того, что мой паникующий разум превратил их в нечто другое. Я знала, как легко человек может сойти с ума. Мы с детьми создали мирное место для жизни, так что пришло мне время угомониться и найти мир в своей душе.
Я была готова взяться за дело. Я верила в себя.
Войти с помощью соц. сетей: