Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Снова зарядившие дожди не давали нам вернуться на стройку, и я начала паниковать из-за графика. Это был один из самых дождливых сезонов в истории. Мы столько времени потратили на фундамент и уже на месяцы отставали от изначального плана. Опытная бригада могла бы залить основание за выходные, и мне бы пришлось заплатить совсем немного больше, чем я отдала Питу за помощь, а сэкономленное время стоило бы в десять раз дороже. Мы продвигались вперед, но я принимала больше неудачных решений, чем могла себе позволить.
Когда казалось, что удача уже к нам не повернется, явился ангел, чтобы вытянуть нас из болота. Он, конечно, не был щекастым белокурым поющим ангелком, да и сам в ангелов не верил. Но с какой радостью мы приветствовали высокого упрямого немца, который меня вырастил. Он самостоятельно добрался к нам из Висконсина, потратив шестнадцать часов на дорогу, в машине, полной покупок, с головой, полной идей. Моему отцу с его способностями и познаниями я доверяла как никому другому.
— Дедушка Путткаммер приехал! — закричал Роман, поразив нас точным произношением и энтузиазмом, а потом спрятался за моей ногой.
Но в жизни ничего не дается просто так. У моего отца были серьезные проблемы со здоровьем.
Меньше года назад, в один из тех воскресных дней, когда нежные цветы на грушевых деревьях в моем саду сменяла яркая зелень, мой сильный, всегда здоровый отец позвонил мне из Висконсина.
— Сегодня температура опять упадет ниже нуля, — сказал он так обыденно, как будто майские морозы были для меня так же привычны, как и для янки. — Я тебе говорил, что заказал сортовые семена томатов в этом году? Ночью могут быть заморозки до минус пяти градусов, и кошка просто не хочет слезать с колен. И, кажется, они наконец разобрались, что у меня с ногой. Рассеянный склероз. Лето снова будет сухое. Слишком мало снега выпадало в последние два года…
У меня потемнело в глазах. Новости были совершенно неожиданными. Я, конечно, не о семенах для огорода, погоде или ленивой кошке, а о новом диагнозе для того, что я считала просто растяжением. Папа десять лет присматривал за моими бабушкой и дедушкой, не обращая внимания на собственные проблемы со здоровьем.
— Рассеянный склероз и снег, — сказала я, не очень понимая, что бормочу. Когда говоришь с жителем Висконсина, речь обычно идет о снеге или о команде Packers, вот только сейчас футбол явно был ни при чем. Мы обсудили лекарства и лечение, но, учитывая, что средства от болезни не существует и известно всего несколько случаев исцеления от нее, особо говорить было не о чем. Даже слова «Я люблю тебя, папа» потеряли весь свой вес и прозвучали как-то слабо и беспомощно.
Ему оставалось еще несколько лет до запланированного выхода на пенсию, и это был один из самых умных и активных людей, что я знала. Я повторяла эти слова снова и снова, словно остроумие, энергия и приближение пенсии могли укутать его защитным одеялом. Неожиданная, неумолимая истина папиной смертности выдавила воздух из моих легких, и даже когда я стояла во дворе, подняв руки к небу, мир не казался достаточно большим, чтобы я могла вдохнуть полной грудью.
Меня добило изменение в соотношении сил: кто о ком теперь будет заботиться? Хотя я жила в восьмистах милях от отца, я хотела бросить все и кинуться к нему, спотыкаясь и поскальзываясь на обледенелой дорожке к его дому. Но у меня была собственная запутанная жизнь в Арканзасе, так что я навещала его не так часто, как мне следовало. А мои проблемы становились все сложнее и сложнее. Я не ожидала от него большего, чем совет по телефону, когда я начала строительство, так что увидеть его за кухонным столом, набрасывающим идеи на оборотной стороне рекламного буклета, было невероятным облегчением. Стройный и ростом под метр девяносто, он все еще выглядел таким же сильным, как раньше.
— А что ты знаешь о строительстве домов? — спросил Дрю.
— О, я знаю довольно много, — сказал папа. — Я построил дом, в котором выросла твоя мама. Конечно, мне помогал мой папа. И все его братья. И друзья нам тоже прилично помогли. И дом был гораздо меньше. Наверное, в треть от вашего. И с подполом, так что все трубы шли вниз и до них легче было добраться. О, и крышу мы делали совсем другую. Ей предстояло выдержать огромные снегопады. Но дом есть дом. Ничего особенного.
Мы с детьми обменялись нервными полуулыбками. Было слишком поздно обманывать себя снисходительными замечаниями. И мы отлично понимали, что строительная бригада из пары подростков, женщины весом пятьдесят килограммов и дедушки с хроническим заболеванием — это совсем не то же самое, что компания из друзей и большой семьи, строящая маленький деревенский домик. Возможно, папа тоже это понимал, а возможно, оптимизм достался мне по наследству именно от него.
— Давайте разгрузим мою машину, — сказал папа. — Хватит откладывать.
— Что ты привез? — спросила Джада, повиснув на его руке и балансируя на цыпочках.
— Я приехал из Висконсина, верно? Я привез столько сыра, что нам понадобится тачка, чтобы его донести!
И он не шутил. Если бы у папы был девиз, он бы включал слова «торгуйся» и «покупай упаковками». Он остановился в одной из общин амишей и купил круг чеддера весом двадцать килограммов.
Следующую пару часов мы провели, нарезая сыр на кусочки, чтобы разложить по пакетам и заморозить. К счастью, папа также прихватил с собой половину упаковки пластиковых пакетов для булочек. Они подходили для хранения еды, и с ними все было прекрасно, только этикетка смазалась, потому их и продавали со скидкой. У нас теперь был пожизненный запас пластика и сыра.
Работая, мы без конца пили ледяные фруктовые коктейли.
— Целая коробка клубники за пару долларов, — хвастался папа. — Просто потому, что она начала портиться. Почистить, заморозить, и будет отличный коктейль. Я еще взял виноград, полмешка за доллар. Да такое просто нельзя выбрасывать. Только подумай обо всем труде, который пошел на то, чтобы вырастить виноград и перевезти его через страну. Уж лучше его съесть.
— Мои мозги! — закричала Джада. — У меня замерзли мозги!
Роман бегал кругами, смеясь и пуская клубничные слюни.
— Мой мозг замерз! — кричал он. — У меня кубик льда в голове! Лед в мозгу!
Когда я решила, что мы обработали последние дедушкины подарки, он сходил и принес два переносных холодильника.
— Включи духовку, — сказал он. — Я принес индеек!
Да, во множественном числе. Индеек.
Мы готовили еду остаток дня и весь вечер. Затем мы нарезали индюшатину и наполнили пластиковые пакеты мясом для сэндвичей на стройке. Мы будем есть индейку и сыр, пока не начнем курлыкать и обрастать перьями.
Хоуп и Дрю уложили последнюю гору пакетов возле кладовки. Я не заглядывала внутрь, радуясь тому, что, что бы это ни было, его не нужно резать, тереть, молоть или упаковывать в набитый холодильник и запасную морозилку. Довольно скоро мы узнаем, какие еще сокровища привез нам папа.
Следующие несколько дней на стройке прошли в обсуждениях, а не за работой. Что не удивительно, ведь мои изначальные планы предполагали щедрое расходование материалов, а папа был более чем бережлив.
И папа, и мама считали, что вещи нужно улучшать и изобретать новые. Они самостоятельно выкопали полноценный бассейн — лопатами, — когда мне было шесть. Они собирались построить мотопланер и обсуждали, как собрать его по инструкции из журнала. Они разрабатывали собственные инструменты и материалы. Папа — из металла и бетона, мама — из дерева и ткани. Они подолгу стояли в магазине, обсуждая, как они изменят и улучшат товар, и только потом несли его на кассу. «Отрезать это, тут добавить колесо, сюда резиновую ручку, и будет идеально!» — мог сказать папа, а мама кивала и перерабатывала план по дороге к машине. Они завели огород и охотились, консервировали овощи, фрукты и мясо. Они делали еду и мебель сами. Что еще важнее, они научили меня тому, что я могу построить все, что я могу вообразить. Конечно, они не предполагали, что я так размахнусь.
— Есть более простой способ прибивать фанеру с внутренней стороны. Более безопасный, — сказал папа.
Затем он просверлил две маленькие дырки в центре листа фанеры и продел в них веревку, пока я стискивала зубы, уверенная, что он портит лист.
— Теперь ты можешь подтянуть его из дома, и всего одному человеку придется придерживать его с лестницы. По крайней мере, риск получить по голове будет ниже.
Он был, конечно, прав.
— А что насчет дыр от веревки? Они не будут пропускать воздух?
— Эти маленькие дырки? Знаешь, я удивлюсь, если вы не наделаете повсюду таких дыр, в которые можно просунуть голову. Если они тебя волнуют, заклей их пеной или зашпатлюй. Плевое дело. Последняя твоя проблема.
Новая точка зрения — вот что привез нам папа. Его предложения были не всегда самыми разумными, но всегда обоснованными. Наконец-то я могла обсуждать с кем-то идеи. Я больше была не одна.
Роман приковылял к нам наверх после того, как мы прибили почти всю фанеру в пятницу вечером. «Я пончик!» — заявил он. Он был совершенно голым и обсыпал себя песком. Пончик в сахарной пудре. Та часть нашей горы песка, которую я отгородила для него, стала его новым любимым местом для игр, правда, я не была уверена, что это намного лучше грязи.
Папа привез большую коллекцию игрушечных машинок и грузовиков, которые он подбирал в канавах во время своих ежедневных прогулок. «Не вижу причин выкидывать все это, если их еще можно использовать».
Я не могла не замечать папиной болезни. Он все еще был сильным и здорово мне помогал, но я за него боялась. Ему часто приходилось использовать трость, потому что он терял равновесие. Когда он уставал, у него кружилась голова, словно на него налетала сбивающая с ног волна.
— Когда на меня находит, я просто падаю. Приходится сидеть. С этим ничего не поделаешь, в отличие от обычной усталости.
Я расставила садовые кресла в стратегических точках и запретила ему забираться на лестницы. Он пользовался и креслами, и лестницами. Уже что-то.
Каждый второй вечер он делал себе укол интерферона в живот. Это не было лечением, но лекарство давало небольшой шанс замедлить распространение болезни и сократить частоту приступов слабости. Отец дорого расплачивался за этот шанс побочными эффектами, но храбро продолжал колоть интерферон, потому что другого способа защитить его нервную систему от разрушения не существовало.
У отца был крутой нрав, и он добавил мне решимости взяться за невозможные вещи, например за монтаж гаража на три машины. Я откладывала это, потому что пол гаража был на десять сантиметров ниже, чем пол дома, и перепад высоты усложнял работу. Ступенька и небольшие отличия потолочных балок позволяли сделать потолок достаточно высоким для гаражных ворот, при этом второй этаж везде оставался на одном уровне. Короче, нам предстоял сложный и дорогостоящий монтаж, и для этой секции требовались более длинные брусья, которые нужно было вручную подогнать под нужную длину, а также тяжелые верхние балки для гаражных дверей.
Я заказала заранее обработанные потолочные балки и теперь радовалась своему решению. Они должны были выдерживать огромный вес и оставлять много свободного пространства для системы кондиционирования воздуха и труб, которые мы проложим между двумя этажами. Балки уже были давным-давно готовы, а вот мы — нет.
Папа наблюдал за доставкой балок и крана, который установил их на место, пока я была на работе. Я не могла прекратить улыбаться, когда их увидела. Конструкция стала еще больше похожа на дом, хотя пока балки больше напоминали шпалеры для роз, чем потолок или пол. И как бы мне ни нравилось, что мы выбрались из грязи, я все больше и больше нервничала из-за того, на какую высоту мы поднимались. Мы еще не дошли до второго этажа, но уже сейчас малейшая ошибка могла привести к серьезной травме. Почему это ни разу не пришло мне в голову, когда мы строили игрушечный дом из палочек, я понятия не имею.
Чтобы как можно дольше оставаться в безопасности, я поручила всем заняться рейками для гипсокартона, карнизов и полотенцесушителей. Мы запланировали трубы для газа и воды, хотя нам было еще далеко до их установки.
Папа, наверное, что-то заподозрил, потому что начал рассказывать истории о том, как его призвали в армию во время войны во Вьетнаме. Он рассказывал о маршах протеста в столице, расовых волнениях и базовой подготовке. Он рассказал о том, как к ним явился морской пехотинец, который заявил, что им в морской пехоте не хватает людей, и они хотят перевести кого-то из армии. «Ты, ты, ты и ты», — сказал морской пехотинец, показывая прямо на ряд новобранцев. Следующий парень в ряду пошатнулся, ослабев от облечения, что его не выбрали. Папа сказал, что он никогда не забудет взгляд на лице этого парня. Оказаться всего в одном движении пальца от неминуемой смерти, но спастись. Такое событие все меняет.
Истории различались, но в них постоянно возникала одна и та же тема. Друзья советовали папе смотреть вперед с глупым видом и никогда не вызываться добровольцем. Но он был моим отцом и редко прислушивался к советам, даже к самым здравым. Он скучал и искал, чем заняться, поэтому всегда поднимал руку, когда были нужны добровольцы, даже если понятия не имел, как выполнить задание. И большую часть времени он устраивался лучше других, потому что бросался вперед и действовал. У него было лучшее оружие, он узнавал больше нового и его уважали.
Так что, когда явился очередной человек, который показывал пальцем и распределял призывников, папа и еще пара парней получили особое назначение. Его отправили в Лэнгли, чтобы он занял место в почетном карауле президента, а остальных послали прямо во Вьетнам.
Папа намекал мне, что я должна поднять руку и вызваться, перестать таращиться перед собой и взглянуть в маленькие глазки опасности. Возможно, это помогло мне избежать пары потенциальных проблем, но и хорошие новости обходили меня стороной.
Я пришла домой с работы в среду с твердым намерением взяться за второй этаж. Папа проводил утро на стройке, затем возвращался домой, чтобы поспать, прежде чем снова поработать с нами вечером. Как только я вошла в дом в тот день, я поняла: что-то не так. На барной стойке стояла наполовину разлитая тарелка супа, было темно и тихо. Херши съежилась, поджав хвост, и повела меня вверх по лестнице.
Мои ноги онемели. Я подумала об Адаме, подозревая, что он вернулся и сделал что-то ужасное. К тому времени как я поднялась на второй этаж, я уже понимала, что мыслями об Адаме отвлекаю себя от мыслей о папе.
Я обнаружила, что он свернулся клубком на кровати, которую мы установили для него в детской. Я никогда не видела своего папу таким маленьким. Он натянул плед на голову и плакал.
— Приступ. Надо отдохнуть, — сказал он. — Прости.
Мир вокруг него кружился бешеными волнами, поднимаясь и падая, оставляя его слабым и измученным. Он говорил медленно и запинаясь, и половину его лица исказил частичный паралич. Благодаря повязке на глаза за несколько дней его слабость прошла, и вскоре он снова был на ногах. Но приступ ослабил его, и я знала, что каждый приступ — это невосстановимые повреждения нервов.
Приступы были неизбежны, но я понимала, что беспокойство делало их тяжелее. Я чувствовала вину. Именно мой безумный проект ослаблял папу, похищал часть его жизни.
Мы все устали, и до финала было еще так далеко. Стоило ли дело того? Это все ради дома? Просто ради чертового дома?
Но где-то глубоко в душе я знала, что мы строим нечто большее, чем дом, и варианта «все бросить» у нас нет. Материалы лежали и ждали нас, и мы не могли позволить себе наемных работников.
Бывает, что ты поднимаешь руку и выдвигаешься вперед — и уже не можешь вернуться, у тебя нет выхода. И иногда это именно то обязательство, которое нужно взять на себя, чтобы изменить свою жизнь.
Пришло время двигаться вперед и вверх, и так мы и поступили.
— Я выберусь на стройку с тобой в эти выходные, составлю план для следующего этапа, — сказал папа, пока мы с Романом планировали пятничный ужин.
Я кивнула, избегая его взгляда и собственного чувства вины.
— Я хочу арахисовое масло и яйца! — сказал Роман.
— Хочешь индейку? — спросил папа, кривовато улыбаясь.
Роман закатил глаза:
— Я больше никогда не захочу индейку, — потом он поднял брови и заулыбался: — А можно нам печенье?
— Ну, разве что одно печенье после ужина. Как насчет спагетти? — спросила я. — Все любят спагетти.
Это было одно из папиных любимых блюд, а он в последнее время мало что мог съесть.
— С чесноком было бы отлично, — сказал папа. — Дай мне лист бумаги, и я нарисую, что я придумал: на чердаке можно будет установить нагреватель и оставить немного места для хранения вещей. В твоей комнате можно сделать короткую стену, но со стропилами будет чертовски непросто. Никак их не обойти.
— Я сделаю печенье, — сказал Роман.
— Давай сначала приготовим тебе спагетти, — я дернула Романа за нос. — Будем разбираться с одной проблемой за раз.
— Одно печенье за раз, — согласился он, уткнув руки в бока и кивая, как болванчик, всю дорогу к своему детскому креслу.
Не помню, как там в поговорке: март приходит как лев или ягненок? Но апрель точно был львом. Мы наивно обманывали себя, считая, что монтировать второй этаж будем так же, как первый. Ползая по потолочным балкам, мы все получили ценные уроки. Во-первых, дети узнали, что я ужасно боюсь высоты, факт, который я до того успешно скрывала. Во-вторых, мы все упустили из виду очевидную вещь: чтобы построить второй этаж, нам надо было поднять с грязной земли у гаража все материалы для полов, стен, потолка и даже крыши.
Папа давал нам отличные советы, но он не мог поднимать столько тяжестей, сколько хотел бы. Он все еще не очень твердо стоял на ногах и легко уставал. Я назначила его прорабом. Он столько лет покрикивал на тренеров команды Packers на экране телевизора, что был вполне готов к этой работе.
— А нельзя нам арендовать кран? — спросила Хоуп. Но она знала, что на это нет денег. Оплата потолочных балок и их доставки подточила наш бюджет.
— Будем строить по старинке. Как пирамиды. Свистать всех наверх. Мы справимся.
— Вот бы у нас было побольше рук, — сказала Джада, вздыхая.
Мне тоже этого хотелось.
Дрю позвал пару друзей на несколько часов в субботу. В обмен на сэндвичи и газировку Тейлор и Брет провели день, перетаскивая доски. Я видела по их взглядам, что они хотели сбежать, но я сделала все что могла, чтобы заручиться их помощью на день. Мальчики провели драгоценные несколько часов на солнце вдали от своих компьютеров, и столкновение с физическим трудом стало для них шоком. Я оставила Тейлора на земле со мной, надеясь, что его выдающийся рост будет преимуществом. Мы сдвигали лист шпунтовой фанеры из пачки и поднимали ее, держа с короткой стороны. Дрю и молочно-белый Брет хватались за углы, затягивали лист наверх и укладывали к другим. Мы поставили пару досок так, чтобы получилось безопасное рабочее место, а затем продолжили перетаскивать почти двести квадратных метров фанеры вверх на высокую платформу.
Ребята съели гору сэндвичей с индейкой и явно вообразили, что работа уже закончилась, когда я вспомнила о ваннах. У нас были огромное джакузи и обычная ванна, которые следовало поднять на второй этаж, и я все думала, как мы с детьми сделаем это сами. Их нужно было сразу установить в нужные места, потому что потом они не пролезли бы в двери. Так что крайне важно было поднять их до завершения стен. Я посмотрела на мальчиков, поглощающих сэндвичи, и помахала им, когда они собрались уходить:
— У нас осталась пара штучек, которые нужно затащить вверх, и вы нам здорово поможете, если подсобите перед уходом.
К их чести, оба вежливо улыбнулись. Им было уже сложнее скрыть свои чувства, когда я привела их в мастерскую и показала на последнюю «пару штучек». Но они взялись за дело и передвинули ванны к нашей зоне загрузки за гаражом. Нам понадобился почти час, чтобы как следует обвязать джакузи, и в итоге мы использовали пару длинных досок, предназначенных для крыши, как рампу, чтобы затащить его наверх. Ванна была куда легче, и с помощью той же рампы мы всего за пятнадцать минут затянули ее на второй этаж. Ванны, балансирующие на потолочных балках в отсутствие пола, выглядели как странный арт-проект, но на нашей стройке многое выглядело странно.
Когда я оторвалась от этого зрелища и обернулась, Тейлор и Брет уже удивительно быстро и тихо сматывались, сдавая задним ходом на длинной дорожке. Я им помахала, но не уверена, что они хоть раз оглянулись.
Нам больше нечего было поднимать в тот день, и это радовало. В следующие пару дней я не могла стоять прямо и с трудом засыпала из-за спазмов в спине, которые усиливались каждый раз, когда я думала обо всех материалах для стен, которые нам еще предстояло поднять после того, как мы прибьем основную часть фанеры.
Прикручивать шпунтовую фанеру для настила было весело. Дело пошло быстрее, когда мы наладили систему, и мы с удовольствием грелись на солнце. Но прежде чем мы смогли поднять остаток материалов, снова начались весенние дожди. На работе мне поручили написать код новой программы для городского управления, которое занималось парками и благоустройством. Моя голова была занята, а иначе бы я сошла с ума от беспокойства и вины по поводу потраченного времени. Папа рисовал бесконечные планы на обрывках бумаги и картона, прикидывая цифры и цены на полях. Я предложила ему целую пачку новой бумаги, но он был для этого слишком бережлив. Дождь дал ему время, чтобы отдохнуть и набраться сил перед новым раундом работ.
Дождливым днем мне позвонил Пит. Я не слышала его так долго, что боялась, как бы он не пропал окончательно.
— Я бы выбрался к вам и смонтировал лестницы завтра. Идет? — спросил Пит. — Мне может помочь мой приятель. Двадцать пять долларов в час, каждому.
— Ладно, только если вы оба будете работать очень-очень быстро.
Он засмеялся, словно я пошутила.
Парочка явилась на следующий день точно в срок, что было удивительно. Друг, которого представили как Регги, быстро получил прозвище Ре-Пит. Пит и Ре-Пит были самым странным парадоксом любви и ненависти в моей жизни, вдвоем они оказались моим спасением и моей погибелью. Ре-Пит определенно провел массу времени, качая мышцы, но никогда не держал в руках молотка. Постепенно он сообразил, чего от него хочет Пит, но я платила им приличные деньги не за стажировку и объяснения и уж точно не за дюжины знаменитых баек Пита. Я большая поклонница анекдотов, но Пит не умел двигаться и разговаривать одновременно. Пока у него не заканчивались истории о коровах и собаках его юности, молотки не стучали. «Ну, вы поняли, что я имею в виду?» — спрашивал он по десять раз за разговор, и я энергично кивала, что он сразу же ошибочно воспринимал как энтузиазм, в то время как я хотела сказать: «Я заплатила тридцать баксов за эту байку, работай уже!»
Когда у нас, наконец, появился каркас лестницы, она принесла нам новые проблемы. С одной стороны, теперь мы могли легко поднимать материалы — и мою ноющую спину. Но с другой, Роман теперь также мог забраться на огромный пустой этаж, где любой двухлетка с радостью бы нарезал круги. Передняя сторона этажа находилась почти в шести метрах над землей, и это угрожало сердечным приступом любой матери.
— Отличный повод сделать стены! — объявил Дрю. И он был прав. Папа помог нам разметить все мелом. План второго этажа существенно изменился благодаря тому, что мы усвоили, строя первый. Чертежи в 3D всегда выглядят совершенно иначе. Мы также выяснили, что очень сложно совместить основные стены второго этажа с соответствующими стенами первого, чтобы опустить через них трубы и провода. Чертить на бумаге проще, чем мелом на полу, но мы в конце концов справились с задачей и начали затаскивать листы фанеры: часть — по лестнице, часть — со стороны гаража. У каждого метода были свои сторонники, но что так, что эдак — все равно получалась старая добрая каторга.
— Прежде чем мы начнем монтаж, нам нужно разобраться с этой последней стеной в моей комнате, — я показала на чертеж первого этажа. Гараж, расположенный сбоку в передней части дома, должен был стать единственной его одноэтажной частью. Это делало линию крыши более интересной, и дом уже не выглядел просто коробкой. Но хотя я и просмотрела дюжину книг и сайтов, чтобы разобраться, как построить короткую чердачную стену с одной стороны моей спальни и крутую двускатную крышу над этой частью гаража, я так ничего толком и не поняла.
Папа провел рукой по лицу и сел на кресло с противоположной стороны огромного первого этажа, так что нам приходилось повышать голос, чтобы слышать жалкие идеи друг друга, сплошь начинавшиеся с «А что, если» или «Может быть».
Дело не двигалось. Наконец папа поднял руки, сдаваясь, и пожал плечами.
— Самое простое — это сделать там еще одну комнату. Вы уже знаете, как. Смонтируйте стены прямо до крыши. Добавьте дверь из твоей комнаты.
— Еще одна целая комната? Но мне она не очень нужна, — ответила я, хотя в уме уже начала строить планы. — Делать еще одну комнату будет очень дорого.
— Не особо, — выкрикнул папа. — Крутые стропила, дополнительная вагонка и балки обойдутся тебе гораздо дороже, так что ты тут сэкономишь. Я уверен, будет просто чертовски тяжело ставить балки под таким углом. Тебе придется нанять кого-то с подъемником. На самом деле достаточно купить немного лишнего гипсокартона, паркета, отделочного кирпича и пару рам.
Я прошла по площадке, которая могла стать как частью крыши, так и комнатой. Я все еще сомневалась.
— Или так, или найми кого-то, кто скажет тебе, как сделать то, что ты запланировала, — добавил папа, проталкивая свой вариант.
Пит на самом деле не знал, как построить то, что я нарисовала, но сказал, что, пожалуй, сможет разобраться. Я точно знала, что это обойдется мне дороже, чем окна и гипсокартон для лишней комнаты.
Я кивнула папе, и мы закончили размечать мелом линии для стен.
Следующие несколько дней папа держался на ногах и двигался почти так же хорошо, как обычно. Мы смонтировали весь второй этаж за выходные. Я вспоминала свою старую мантру: «Если что-то начинает падать, просто дайте этому упасть!» — каждый раз, когда мы поднимали одну из наружных стен. Мой голос звучал особенно панически, когда я воображала, что падают мои дети. Завершение лестницы было огромным достижением, но, учитывая промежутки в сорок сантиметров между брусьями, Романа нельзя было пускать на второй этаж, пока мы не прибьем фанеру. Нам понадобилось всего три попытки, чтобы понять: сами мы не справимся. Я позвонила Питу, прежде чем мы отправились домой поздним вечером воскресенья.
— Ре-Пит может приехать помочь, — сказал он.
Я поколебалась, но подумала, что имею право ответить честно, ведь вообще-то я тут начальница.
— Кажется, Ре-Пит мало что знает о строительстве. Что-то он больше похож на качка, чем на работника.
— Справедливо, — сказал Пит. — Ему есть чему поучиться. Вот что. Платите ему десять баксов в час, пока он учится.
Деньги все равно выходили немалые, но я согласилась, как обычно, оптимистично полагая, что все выйдет лучше, чем подсказывает здравый смысл.
Питу с Ре-Питом понадобилась всего неделя на то, чтобы затащить фанеру наверх, и это был рекорд, потому что обычно у меня уходила неделя только на то, чтобы выманить помощников на место работы. Дрю активно помогал им, работая после уроков и до темноты. Если бы он не подгонял их, пока сам не выбивался из сил, все обошлось бы мне в три раза дороже и заняло бы в три раза больше времени.
Папа в основном трудился на земле, сверля дыры в вагонке и придумывая новые и лучшие способы довести работу до конца. Он также проводил много времени на лестнице, и я никак не могла его удержать от этого. «Я всего на пару ступенек, — говорил он. — Ничего страшного. У меня все в порядке. Рассеянный склероз означает, что я отвратно себя чувствую, не важно, работаю я или сижу дома, так что уж лучше работать. Я отдохну, когда устану».
Когда фанера оказалась наверху и можно было на время убрать стремянки, мы провели один день за уборкой. Мы ели ланч, когда пришел сосед с сыном. Я уже встречала его сына, но не запомнила его имя, и мне было неловко переспрашивать. Сын искал работу по подрезке деревьев и спросил, не нужно ли нам что-нибудь прибрать. Нам нечего было ему заказать, но соседей заинтересовала наша стройка, так что я провела для них экскурсию по дому.
— Что нам нужно, так это чтобы кто-то помог нам со стропилами. Вы, случайно, не знаете кого-нибудь, кто это умеет? — спросила я, почаще моргая, чтобы их не ослепил свет надежды в моих глазах. Они синхронно покачали головами. Отец наступил прямо в лужу, которую сын только что обошел.
— Но вам реально нужна крыша, правда? — сказал он и, к счастью, не обернулся и не увидел, что я закатываю глаза, как Хоуп.
— А как насчет этих окон и дверей внизу? Когда вы их вырежете? — он постучал по фанере, закрывающей одно из окон спальни.
— Это у нас в списке дел. Но, честно говоря, мне тяжеловато с сабельной пилой. Тут нужны мышцы получше, — призналась я, намеренно наступая в лужу.
— Я бы вам цепной пилой, наверное, минут за десять все вырезал, — сказал сын.
Мои брови поднялись, а челюсть, наверное, отвисла.
— Цепной пилой? Серьезно? Быть не может, — я и правда подумала, что он пошутил и что жестоко морочить голову женщине, которая строит дом на свой страх и риск, ничего не зная о строительстве.
— Серьезно. Максимум за час.
Я прикусила губу. Когда что-то звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой… Но потом я подумала: «Какого черта? Он хочет попробовать, пусть попробует. Что, в конце концов, может пойти не так?»
— Сколько?
— Пятьдесят долларов. Окна и двери. Чисто и аккуратно.
Мы пожали руки, и он ушел за пилой. Я осталась в комнате, мне было неловко спускаться и признаваться детям и папе, что мне хватило глупости поверить, будто этот безымянный парень способен все сделать бензопилой. Пять минут спустя он завел свою пилу в моей спальне. Я покачала головой: не всякой женщине представится случай произнести такое, не моргнув глазом.
Ему понадобилось около минуты на то, чтобы вырезать первое окно, а дальше дело пошло еще быстрее. Он просто прорезал дерево кончиком пилы и вел ее по периметру окна, словно проводил ножом сквозь масло. Идеальный прямоугольник выпадал куда-то в район кухни на первом этаже. Определенно, детей стоило об этом предупредить.
Я побежала вниз по лестнице. Дрю и папа уже стояли снизу с широко открытыми глазами. Я ухмыльнулась и оставила их наблюдать, а сама побежала предупредить других. Джада и Роман подошли посмотреть, а Хоуп стала прикрывать ланч, чтобы его не засыпало опилками.
Весь процесс был настолько увлекательным, что я забыла засечь время, но у этого парня вряд ли ушло более пятнадцати минут на весь дом. Он даже пробегал между окнами, чтобы точно уложиться в обещанный срок. На эту работу у нас с Дрю ушел бы целый день мучений с сабельной пилой. Мы бы оставили уродливые неровные края и, вероятно, потеряли бы палец в процессе. Этот день попал в мой короткий список любимых дней на стройке.
— Как насчет того, чтобы зайти к нам еще раз и выпилить из этого пекана большую чернильницу с пером? — спросила я, с легкой душой отдавая ему пятьдесят долларов.
— Честно говоря, скульптор я так себе. Но если вам нужно еще что-то быстро напилить, позовите меня. Это было весело! — он улыбался так же широко, как и я. — Это даже сложно назвать работой. Никогда ничего подобного не делал.
Что ж, отлично. Я была рада, что он не потерял руку в процессе. Но на самом деле даже его признание не стерло улыбку с моего лица.
— Уже одно зрелище стоило каждого пенса, — сказал папа, широко улыбаясь.
Войти с помощью соц. сетей: