За всю неделю мы с детьми побывали в доме только один раз. Весенние дожди обрушились на Средний Запад, прогнозы угрожали торнадо и градом, но на самом деле все ограничилось мелкими разливами рек. Мы переживали и негодовали из-за меловых линий, которые мы так долго рисовали, и из-за нашей одинокой стены, которая валялась в луже воды на основании дома. Но толку от нытья все равно не было, так что мы посвятили наши вечера планированию и просмотру видео.
Субботним утром я на цыпочках прокралась на кухню и заварила кофе. То ли наш кофейник уменьшился, то ли мой сын подсел на кофе. В чем бы ни была проблема, я отказывалась думать, что на кофе подсела я. Часть меня — я имею в виду большую часть — хотела свернуться в клубок и провести утро, читая роман. Что-то очень далекое от реальной жизни. Но поскольку я хотела, чтобы моя жизнь стала лучше не на один день, а навсегда, прятаться от бед было бесполезно. Я включила вафельницу и выгуляла Херши, прежде чем подняться на второй этаж.
Дверь Дрю была заперта. Я догадалась об этом, не дергая за дверную ручку, так что постучала костяшками пальцев по двери:
— Ожидается солнечная погода! Пойдем строить дом!
Мой голос был чуть громче шепота, но я знала, что сын меня услышал. В таких домах, как наш, чуткий сон был важным навыком выживания.
Хоуп проснулась с зевком и стоном. Она не любила кофе и еще не поняла, что иногда вкус — это не самое главное. В соседней комнате Джада уже не спала. Закусив нижнюю губу, она тыкала пальцем в старый телефон, который ей отдал Дрю.
— Помоги мне приготовить вафли, — сказала я. — У нас будет тяжелый день.
— Дождь идет? — спросила она, радостно выпрыгивая из кровати. Глаза горят и хвост пистолетом, как сказала бы моя мама.
— Никакого дождя. Мы отправляемся в «Чернильницу»!
Когда мы наелись вафлями, залитыми вишневой начинкой для пирога, и кофе с настоящими сливками, мы загрузили в холодильник случайный набор перекусов и сэндвичей и забрались в машину.
За время вынужденного отдыха все соскучились по физическому труду. Херши, как и мы, была счастлива порезвиться на грязном дворе.
— Я буду ловить лягушек и собирать ветки для костра, — сказал Роман с горящими глазами.
— Можно я помогу со стенами? — спросила Джада. — Я тоже хочу построить что-нибудь.
— Мы будем смотреть за Романом по очереди. Все примут участие, — у меня возникло ощущение, будто я заманиваю их красить забор, как Том Сойер, но грех жаловаться на такой энтузиазм. Я буду наслаждаться хорошим настроением, пока оно есть.
Листы пластика спасли большую часть дерева от влаги, но на основании дома было несколько ям, в которых остались лужи. Роман перевернул ведро и сел на него, собравшись половить рыбу в луже между гостиной и ванной. Он устроил истерику, когда Хоуп смела лужу вниз, но вытер слезы, когда Джада поймала двух крошечных лягушек и посадила их в его бутылочку, которую мы забыли на стройке неделю назад.
Наша первая стена разбухла и покоробилась после недели сырости.
— Наверное, мы все еще можем ее использовать, — сказал Дрю, почесав голову и пожевав внутреннюю сторону щеки.
— Не лучшее начало работы, — сказала я и приняла решение: — Нет, нас это не устраивает. Давайте оттащим ее в сторону. Когда она высохнет, мы посмотрим, что можно спасти. Начнем с начала.
Мы смонтировали стену заново. К пятому или шестому гвоздю Дрю наловчился аккуратно их забивать. В следующей стене, фронтальной стене моей библиотеки, было окно. Мы уложили верхнюю балку и довольно точно воспроизвели советы с YouTube, как монтировать окна. Дрю не мог прекратить ухмыляться. К тому времени как мы смонтировали ряд внутренних стен, у нас сложилась система. Хоуп приносила брусья наверх, я размечала расстояния на верхней и нижней балке и делала надрезы торцовочной пилой, образуя пороги и балки для окон и дверей. Мы с Дрю вместе собирали каждую стену, а затем я вставала коленями на брусья, чтобы удержать их на месте, пока он сколачивал их пневматическим молотком. Весь фундамент был завален секциями стен.
Джада преодолела полосу препятствий вместе с Романом, который осторожно карабкался вслед за ней.
— Могу я помочь? Уже моя очередь?
Мы оттягивали пугающую нас часть работы так долго, как могли.
— Нам нужно поднять пару стен и закрепить их, — сказала я. — У нас кончается место, где можно монтировать новые. И размеры новых стен будут неточными, если мы не поставим эти на их места.
— Давайте соберем еще одну, — сказал Дрю. — Давайте сделаем внутреннюю стену между гостиной и библиотекой, чтобы нам было к чему прикреплять готовые.
Так нам и следовало поступить. Но даже после того как мы собрали очередную стену, я все еще боялась думать об установке. Длинный скелет стены не будет стоять сам по себе. Нам нужно прибить к нему длинные доски с каждой стороны для опоры. Если бы у нас был деревянный пол, мы бы вбили в него скобы. На бетонной основе стены должны опираться друг на друга, и они не будут устойчивыми, пока мы не поставим достаточно много стен, чтобы увеличить число опор. Дома были куда более хрупкими конструкциями, чем я могла вообразить. Я сделала глубокий вдох.
— Сначала стена библиотеки, — объявила я. — Та, что мы переделывали. Свистать всех наверх. Джада, ты нам нужна.
Я усадила Романа в его мини-шезлонг и вручила ему черничное пирожное. Мы встали возле каркаса стены: я и Дрю по бокам, Хоуп с Джадой посередине. Хоуп раскатала тонкую синюю изоляционную ленту вдоль края бетона, проделав в ней дырки и продев в них крепления, торчащие над краем фундамента. Пеноизоляция используется не при любом строительстве, но мне понравилась идея дополнительного утепления и защиты от влаги. Крепления, по сути, были очень большими болтами, которые пройдут сквозь нижнюю сторону каркаса стены и помогут ей выстоять в случае торнадо или другого стихийного бедствия — например, если неправильно собранная горе-строителями конструкция начнет рушиться. Болты не скрепляли каркасы стен, но соединяли их с полом. Мало-помалу, улыбаясь так, словно нам вовсе и не страшно, мы толкали каркас вверх. Отверстия, которые мы прокрутили в нижней балке, идеально совпали с болтами, и изоляция тоже легла на свое место. Это было маленькое чудо.
— Что теперь? — спросила Джада.
Я притворилась, будто меня не волнует тот же самый вопрос.
— Хоуп и Джада, держите скобы. Будем использовать их как рукоятки, когда мы с Дрю поднимем другую стену.
Мы приколотили трехметровые брусья с каждого конца, и из них получились удобные опоры для стен. Я оглянулась на Романа через плечо. Он положил ноги на ту стену, где мы смонтировали проем парадной двери, и ему было одинаково интересно смотреть, как мы работаем, и есть пирожные. Мы с Дрю подняли следующую стену и совместили углы. Тяжелая оконная рама сделала стену такой же неустойчивой, как и мое душевное состояние.
— Если она начнет падать, просто отпустите! — сказала я, находясь на грани истерики.
Я вообразила себе кошмарную картину: дети пытаются остановить падающий каркас и сами падают вместе с ним с края фундамента. У этого угла основание дома возвышалось на два с половиной метра, так что я пожалела, что решила начать с библиотеки.
Дрю вбил по меньшей мере дюжину гвоздей в угол, но добрался только до середины ее высоты.
— Давайте не будем превращать стены в швейцарский сыр. Наживи ее и займись скобами, — наши взгляды встретились. Дрю сомневался в устойчивости стен так же, как и я. — Угол в порядке, Джада. Отпусти скобу и иди сюда, — я вытащила горсть больших шайб из заднего кармана джинсов и ткнула ногой конец болта, торчащий из нижней балки стены. — Надень по шайбе на каждый болт. Потом возвращайся и возьми гайки.
Она побежала назад за гайками и закрутила их вручную с таким энтузиазмом, что я испугалась, как бы она не ободрала кожу с пальцев.
Дрю сделал со скобами все что мог, учитывая, что у нас не было другой стены.
— Следующая стена будет внутренняя, — сказал он. — Я хочу сделать поперечную стяжку.
Я кивнула, но поняла, что не могу отпустить мою сторону стены. Она может упасть. Что, если мы закрепили ее неправильно? Вся конструкция свалится прямо с края. А что, если… Мне захотелось прижать руки к ушам, чтобы остановить миллион «что, если». Но вместо этого я мысленно ответила на свой вопрос: «Если она упадет с края, мы поднимем ее, восстановим все, что сможем, и попробуем снова. Вот и все. Что такого страшного? Переживу я это? Да. Это не так уж и страшно. Жить можно». Я отпустила стену.
— Мы построили дом! — объявил Роман, бегавший вокруг своего кресла.
— Присядь, Роман, — сказала Хоуп. — Ты сможешь подойти посмотреть на дом, после того как мы поставим еще одну стену, хорошо? Посиди еще чуть-чуть.
Роман сел, сложив ручки на коленях, и посмотрел на нас так, словно мог дать нам пару советов по поводу строительных технологий.
Следующая стена встала быстро, но с ней возникла новая проблема. Под ней не было изоляции и креплений, которые прижимали бы ее к основанию дома. Пришла пора выкатывать тяжелую артиллерию. Нужно было пробить гвоздем нижнюю балку — горизонтальный брус, к которому крепились вертикальные брусья — и вбить его в бетон. Эта пугающая задача легла на мои плечи. Пневматический молоток, подключенный к компрессору, был для нее недостаточно мощным. Мне предстояло вколачивать гвозди устройством, которое больше напоминало телескоп, но на самом деле стреляло холостыми двадцать второго калибра и пробивало сразу и дерево, и бетон.
Я скорчилась у дальнего края стены и дважды уронила патрон, прежде чем вставить его в центр инструмента. Семисантиметровый гвоздь для забивки в каменную кладку вставлялся с рабочего конца нейлера. За все время строительства я еще никогда не была так близка к тому, чтобы расплакаться. Я подняла гвоздезабиватель и сделала такой глубокий вдох, что в правом ухе щелкнуло. «Беруши. Я забыла». Отсрочка меня так порадовала, что я тщетно стала обдумывать повод для еще одной.
Дети смотрели на меня с сочувственными лицами. Они понимали, что мне страшно, но не собирались занимать мое место. Я снова подняла гвоздезабиватель, аккуратно выбрав правильное место, чтобы наживить кончик гвоздя, и попробовала использовать фокус, который уже не раз помогал мне в моем безнадежном предприятии: вообразить худший возможный результат и напомнить себе о том, что он не так уж и страшен. Каков был худший возможный исход? О, господи. Я даже думать об этом не хотела. Я прицелилась и поняла, что одинаково боюсь и прострелить себе руку, и сломать инструмент.
— Представь, что это молот Тора. Забудь, что это пистолет, — голос Дрю был приглушен берушами, но все равно заставил меня улыбнуться.
Я замахнулась молотком и с силой опустила его. Он выстрелил, и, клянусь, я почувствовала, как воздух вокруг меня расширился и задрожал от взрыва. Эхо отдалось на мили. Вокруг расплывался запах серы и горелой бумаги. Инструмент дрожал в моей руке, и я отпустила его. Меня интересовали результаты. Оказывается, я аккуратно вбила гвоздь, раздавив маленькую оранжевую пластиковую заглушку на его головке. Я обернулась и широко улыбнулась. Дети смотрели на меня расширенными глазами, зажав уши пальцами.
— Забила! — сказала я, чувствуя себя чертовски гордой. Но когда я вынула беруши, я услышала, как плачет Роман. Я обняла его и восхитилась его новой лягушкой по имени Баффорд, сидевшей в ведерке.
— Хоуп поиграет с тобой несколько минут, пока мы не закончим стену, — сказала я Роману. — Потом мы устроим перерыв, хорошо?
— И костер? — спросил он.
— Может быть, и костер. Правда, сегодня тепло. Вряд ли он нам понадобится.
— Мне надо.
— Тогда собери немного веток и амбровых плодов. Мы устроим костер.
Он перебрался через сваленные друг на друга стены к низкой стороне фундамента и пошел к ближайшему амбровому дереву за плодами. Хоуп отправилась за братом, а я забила еще три гвоздя в стену, крича «Уши!» перед каждым выстрелом. Сила, ощущавшаяся в отдающих эхом выстрелах, передавалась мне и заставляла чувствовать себя способной на все. Кэролин нашла бы повод почаще браться за этот инструмент. Она бы занялась строительством исключительно из удовольствия пристреливать стены к бетону. Мне хотелось закричать «Ура!», словно я десантник.
Мы устроили поздний второй завтрак, а потом поднимали стены, пока не сделали больше половины первого этажа. Конструкция стала устойчивой, когда мы подняли достаточно стен, чтобы они все опирались друг на друга. Система, пожалуй, чересчур напоминала паутину, но, по крайней мере, выглядела она надежной. Со стяжками лучше перебрать, чем недобрать — как я всегда говорила.
Было темно, когда мы начали собирать инструменты. Роман вымотался. Мы с ним немного поиграли днем и позволили старшим детям смонтировать и установить стену самостоятельно. Я не могла прекратить улыбаться, наблюдая, как они превращают нашу кухню в трехмерное пространство. Я не узнавала их. Это были не те дети, что спали со мной на полу спальни, задвинув дверь комодом. Это были уверенные в себе дети. Способные на все. Храбрые. Неуязвимые.
Мы с Романом отнесли закуски, грязную одежду и холодильник в багажник. Я подумала, что дети поймут намек, но они были решительно настроены смонтировать весь первый этаж, пусть даже для этого пришлось бы работать при лунном свете.
— Заприте инструменты, — сказала я. — Мы вернемся утром.
Они дружно застонали, и я почти услышала, как крутятся шестеренки в их мозгах, — дети придумывали отговорки.
— Нам нужно остаться здесь на ночь. Давайте заночуем на первом этаже, — сказал Дрю.
Именно этого и не хватало, чтобы переманить Хоуп на мою сторону:
— Мама права. Роман совершенно вымотался.
Она отключила подачу воздуха и выключила компрессор.
Джада и Дрю печально вздохнули, но без возражений свернули шнуры и шланги. Я сделала пару шагов им навстречу, и вдруг у меня потемнело в глазах. Озеро кофе было неспособно противостоять результатам недельной нехватки сна. А если добавить сюда обезвоживание и неправильное питание, то не удивительно, что я была на грани обморока.
Роман охотно забрался в свое кресло, а это означало, что он очень устал.
— Сегодня был лучший день, — сказал он. — Лучший лягушачий день. Двадцать восемь пять три сто лягушек день.
— Это точно был лучший день.
Я выпила полбутылки теплого энергетика и к тому моменту, как дети закрыли дверь мастерской и подошли к нам, переставляя ноги, словно зомби, пятна перестали танцевать перед моим глазами. Прогресс на стройке вызвал прилив адреналина, который заставил нас работать больше, чем стоило. И теперь ни в одной клетке нашего тела не осталось энергии.
Поездка домой прошла в такой тишине, что я подумала, будто все заснули, но когда я заехала в гараж, все смотрели перед собой в каком-то оцепенении.
Я загнала всех в дом и усадила за стол. Херши повалилась на пол в двух шагах от двери. Ни у кого из нас не осталось сил готовить. Если бы у меня были лишние деньги, я бы заказала полдюжины пицц. Вместо этого я поставила на стол две буханки многозлакового хлеба, банку арахисового масла, клубничное варенье, виноградное желе и мою любимую консервированную малину. Я развела кувшин Kool-Aid и набрала два кувшина холодной воды. Прежде чем арахисовое масло сделало полный круг, мне пришлось заново наполнить оба кувшина с водой.
Мы ели в полной тишине, медленно привыкая к новому образу нашей семьи. Воздух был наполнен чем-то большим, чем просто запах пота, грязи и арахисового масла. Он был заряжен энергией, пришедшей откуда-то из глубины, какой-то древней силой, которая еще нашим предкам придавала упрямства и решимости для возведения грязных лачуг из кирпичей, вылепленных из земли и сложенных вместе их мозолистыми руками.
Банка с маслом обошла стол по кругу один, два раза, и я перестала считать. Роман заснул, съев целый сэндвич. Когда хлеб кончился, мы отнесли желе в холодильник и молча разошлись по душевым и ванным комнатам. Роман проснулся, пока я его отмывала, и смог высидеть в ванной, но снова заснул, пока я его вытирала. Я отнесла его наверх в его собственную кровать, зная, что уж этой ночью он точно не будет просыпаться.
Сооружая фундамент, мы работали не менее долго и усердно, но та работа не была настолько эмоционально выматывающей. Монтаж стен сделал дом реальным. Он сделал наше будущее реальным. Впервые за годы он сделал нас реальными. Мы обрели смысл. Мы были живы. И мы собирались продолжать жить.
Я стояла под горячим душем, пока не смыла всю грязь. Дольше я стоять уже не могла.
Другие люди, люди, не утратившие присутствия духа, праздновали бы и смеялись, когда дом оброс настоящими стенами. Они бы пожимали руки и хлопали друг друга по спинам. Наша радость была не менее реальной, но она была сродни радости спортсмена, который проползает последнюю милю на животе и пересекает финишную черту совершенно обессиленным. Мы доберемся до места, где нас ждет абсолютное счастье, но сначала нам надо было избавиться от тоски.
Я упала в кровать, опустошенная от макушки до кончиков пальцев.
Как только я закрыла глаза, появился Бенджамин. Я заснула в считаные секунды, но увидела, что правая сторона его рта приподнялась в чем-то вроде спокойной улыбки, прежде чем он растаял в моих снах.
Воскресенье началось с серии замедленных сцен, за которыми следовали часы на скоростной перемотке. Завтрак был неспешным, я чувствовала вкус бекона во рту даже после того, как допила апельсиновый сок и съела ярко-желтый желток, горевший, как солнце, на моем тосте. Дрю с Хоуп молчали, они были слишком истощены физически и эмоционально. Джада хрустела корочкой тоста. Крошки покрывали ее брекеты, а малиновое желе капало на перемычку между большим и указательным пальцами. Она смеялась то над одним, то над другим, хотя я была единственной, кто пытался ее слушать, и то в основном притворялась. Моя славная девочка.
Пока дети загружали в машину холодильник и ласкающуюся собаку, я ускользнула на парадное крыльцо, чтобы провести несколько минут в одиночестве.
Было десять тридцать, когда мы подъехали к поместью «Чернильница». Дети подключили шланги и провода, не дожидаясь моих инструкций.
— Хочешь смонтировать еще одну стену или поиграешь с Романом? — спросила я Джаду, зная, что ей часто кажется, будто ее выключают из компании.
— Мы будем ловить речных раков, — сказала она, порывшись в наборе лопаток, грабель и тяпок в поисках маленьких сеток на трех ножках. За годы дети изловили массу плавающих, ползучих и летающих существ в эти старые грязные сетки.
— Я хочу зеленого, — сказал Роман, показывая на синюю сетку.
— Главное, играйте у канавы, а не у пруда. Не подпускай Романа к пруду, — сказала я, как положено матери. Одно из многочисленных предупреждений, которые они слышали от меня за последние семнадцать лет. Но в этот раз мое горло сжалось и боль ножом отдалась в животе. Все было хорошо, поэтому мне было страшно, что во имя равновесия в мире все может снова стать плохо. Давным-давно Адам угрожал утопить детей, и я до сих пор вздрагивала, вспоминая об этом в самые неподходящие моменты.
Я прислонилась к верстаку, низко опустив голову, словно я искала что-то важное и очень-очень маленькое возле тисков.
— Нам нужно начать планировать лестницу, — сказал Дрю. — Первый этаж практически готов.
Я заставила себя выпрямиться. Так нельзя. Пора сфокусироваться, вырваться вперед, вырасти. Мы живы, и мы вполне можем жить дальше. «Быть взрослым — не для слабаков», — как говорил мой дедушка.
— Я все еще обдумываю, — сказала я. — Не могу разобраться с расчетами, когда пытаюсь ее начертить. Каждый раз получаются новые цифры.
Я оставила Питу два сообщения с просьбой о помощи, но не получила ответа.
— Этот каркас, — продолжила я, — может, и выглядит законченным, но это только первый шаг. Нам нужно закрепить верхние и потолочные балки. Сделать рейки для гипсокартона, рейки для карнизов, полотенцесушителей и полок. Снаружи фанеру нужно прибить до того, как мы займемся балками. Помните, как было сложно в мастерской, когда мы установили стропила до фанеры. Нам тут такого не нужно. О, и нам нужно наметить все выключатели и розетки, потому что у нас нет плана разводки электричества. Поверьте мне: нам есть чем заняться до того, как мы построим лестницу.
Дрю отключился еще на первых пунктах списка, а вот мне нужна была пара дюжин задач, чтобы в голове больше ни для чего не осталось места. Как только я закончила перечисление, Дрю перепрыгнул через ящик из-под молока, чтобы включить старый радиоприемник. Заиграла Redemption Song Боба Марли. Потом Джек Джонсон запел про банановые оладьи, а его сменило техно, и поэтому Дрю изобразил танец робота. Так, капля за каплей, мы наполняли наши души чем-то хорошим. Мы заменяли плохие воспоминания добрыми.
Я протанцевала несколько неуклюжих па, приобняв тяжелую балку от двери в кладовку, словно это моя пара. Дети закатили глаза. Мне нравилось, когда они относились ко мне как к обычной глупенькой матери, а не как к сокамернику.
Хоуп придерживала костыли, пока Дрю их прибивал. Она даже не моргала, когда инструмент шипел и грохотал. Дрю становился настоящим мастером своего дела, да и все мы набирались уверенности.
— Давайте поставим кухонную стену. Освободите место для работы.
Я бесстрашно зарядила нейлер Ramset гвоздем двадцать второго калибра, собираясь с удовольствием вбить его в бетон. Мы не вбивали гвозди в наружные стены, потому что там были болты, но у одного из них стесалась резьба, и гайка не закручивалась, так что понадобились гвозди.
— Уши! — собственный голос сквозь беруши казался мне незнакомым.
Я выстрелила из нейлера и почувствовала, как онемели мои пальцы. Кусок бетона отвалился от основания.
— Хм. Мама? Что-то тут не так.
Дрю всегда охотно делился мудростью с высоты своих пятнадцати лет, особенно, когда я творила какие-то выдающиеся глупости.
— Слишком близко к краю. Плохо прицелилась, — сказала я, вставляя другой гвоздь.
Дрю пожал плечами.
— Прицелишься не в ту сторону, и он пробьет тебе колено.
Сухой лист пекана, падая с дерева, коснулся моей щеки. Я перезарядила нейлер и вбила новый гвоздь, размышляя о том, насколько Ramset эффективен в качестве оружия. Все заулыбались. Гвоздь аккуратно прошел через нижнюю часть стены в бетонный пол. Выбоина, оставшаяся после моей первой попытки, была не так уж велика. Поскольку мы использовали более широкий брус, чтобы добиться лучшей изоляции, стена выйдет достаточно устойчивой. Дети, от мала до велика, пожали плечами. Решение было единогласным: переживать не о чем.
— Встречайте строительных гуру поместья «Чернильница», — объявил Дрю. — Бойтесь наших невероятных умений!
В течение часа мы соорудили кладовку и прачечную. Весь первый этаж — если не считать гаража на три машины — был смонтирован, по крайней мере, в самом базовом смысле слова. Наш дом превращался в трехмерное пространство. Пусть пока мы могли проходить прямо через стены, этот дом казался более надежным, чем тот, в котором мы жили. Он был на сто процентов нашим. А еще его наполняла энергия, бьющая из глубин земли, и объединенная энергия миллионов женщин, которых я привыкла называть Кэролин. Мы были не одиноки.
Джада и Роман оставляли грязные следы по всему дому — именно этим он теперь был, не основанием, а домом. Они устроили оригинальную фабрику по производству магических зелий на кухне. Ассортимент ведерок, чашек и бумажных тарелок, наполненных разнообразной почвой, семенами, травой, листьями и мхом, красовался на листе фанеры. Баночки из-под детского питания, в которых сидели пауки, лягушки и одинокий речной рак, завершали линейку их продукции и заставили меня задуматься о том, что в последнее время читает Джада. Возможно, ей стоило немного отвлечься от «Гарри Поттера».
На ужин у нас были сэндвичи, и мы бродили с ними по комнатам, молча воображая наше будущее. Тут диван. Тут секретер. Цветок моей мамы встанет тут, рядом стопка старинных книг, а сразу за ними зеркало. Мы все начали чувствовать себя очень комфортно в этом примитивном сооружении. Начали примерять его на себя как вторую кожу.
— Готовы заняться фанерой? — спросила я, зная, что это будет не так просто и не так весело, как монтаж.
Дрю и Хоуп кивнули, уверенные в обратном.
Пока что стены казались голыми ребрами корабля, трехмерными, но не плотными. Следующим шагом было прибить листы клееной фанеры толщиной чуть больше сантиметра и площадью примерно метр двадцать на два с половиной, чтобы создать более устойчивую, солидную конструкцию. Библиотека была самым логичным местом для старта и точно не самым простым, потому что в этом месте основание возвышалось над землей почти на два с половиной метра. Но меня тянуло к символизму, так что с этого мы и начали, установив две трехметровые лестницы в углу. Нам с Хоуп нужно было затащить огромные листы фанеры наверх и удерживать их на месте, пока Дрю прибивает их пневматическим молотком.
— Я готов, — сказал Дрю с высоты примерно в три с половиной метра над нами. Он стоял на лестнице внутри дома, готовясь перегнуться через балку и вбивать гвозди.
Мы с Хоуп поднялись на лестницы до середины, делая шаг за шагом, как маленькие дети, пока моя лестница не начала падать. «Бросай!» — закричала я, потому что мы заранее обсудили такой вариант. Мы отбросили фанеру в сторону, и я спрыгнула с лестницы, а она повалилась в грязь. «Дерьмо. Я бы все отдала за нормальную почву». Кусок дерева, которым я подперла задний угол лестницы, чтобы она не утонула в грязи, уже пропал из виду.
Три попытки спустя, пожертвовав большие куски дерева для стабилизации лестниц, мы добрались с фанерой до вершины. Дрю закрепил ее наверху, затем последовали пять минут препирательств: «Налево. Теперь выше. Подожди. Может, немного ниже? Как это выглядит? Направо. Немного. Слишком далеко. Снова налево. Еще чуть-чуть».
И наконец, Дрю закричал:
— Готово! Держите! — и он вбил гвозди не по верхнему краю, а везде, куда смог дотянуться, не упав. — Пробивать брус не так легко, как я думал. Думал, что на глаз буду попадать, но все время промахиваюсь, — судя по раздражению в его голосе, если бы он работал с друзьями, а не с мамой, он бы пересыпал эту пару предложений полудюжиной матерных слов.
— Прибивай только верх и края. Этого хватит. Мы займемся серединой, — сказала я, все еще крепко держа фанеру, чтобы та не завалилась на мою лестницу.
— Ясно. Можете отпустить, — и он исчез за нашей первой стеной.
Мы с Хоуп посмотрели друг на друга, не двигаясь с места. Отпустить что-либо всегда страшнее, чем кажется. Когда мы, наконец, слезли и сделали пару шагов назад, чтобы полюбоваться на наш результат, у меня свело живот. Все эти мучения — и в итоге у нас было что-то вроде крошечной почтовой марки на огромном конверте. Мы с Хоуп дружно вздохнули. Что и говорить: мы все подозревали, что это будет не веселее, чем заливать фундамент.
Мы обошли дом со стороны, подойдя к незаконченному гаражу, чтобы взять следующий лист, и остановились около Романа, чтобы попробовать порцию зелья силы, которое он для нас приготовил. Он демонстративно — ам-ням-ням — съел что-то из зеленого совочка, а затем стал носиться вокруг нас и кидать камни в лужу, делая вид, что это огромные булыжники.
— Херши нравится, — сказала Джада, предложив часть зелья счастливому лабрадору. Собака облизала серо-зеленую грязь, виляя хвостом. — Она станет самой сильной собакой в истории!
— Еще немного, и ее стошнит в машине. Хватит, — сказала я. Джада погрустнела, и я добавила: — Если ее сила станет слишком заметной, нас замучают люди, которые захотят украсть твой секретный рецепт. Пусть это лучше будет наша семейная тайна.
Я подняла совочек к губам, чуть не подавившись от гнилостного запаха, но постаралась издать звуки, словно я ем. Хоуп отнеслась к своей порции с большим сомнением, но потом мы старательно изобразили, что поднимаем два листа так, будто они ничего не весят. Мы сумели зайти за угол прежде, чем нам пришлось бросить один лист на землю. Мы прислонили его к дому, а потом пошли со вторым в библиотеку.
Прибивать следующий лист было немного проще, но только потому, что он закрывал половину окна, и Дрю мог пролезть в большое отверстие, чтобы помочь нам. С листом номер три работа шла так же медленно и тяжело, как с первым. К тому времени, как мы его прибили, мы были готовы пойти домой. Я не выспалась и полностью вымоталась. Я не хотела говорить детям, что дальше будет легче, потому что они бы этому не поверили, как не верила и я. Нам предстояла долгая тяжелая работа. Точка.
Инструменты и запасы были сложены в мастерской, холодильник, дети и несколько болезненно выглядящая собака — погружены в машины, и мы поехали вниз по неровной дороге.
Никто не оглядывался.
Мы сдвинули время сна, чтобы собраться перед телевизором, посмотреть фильм под попкорн. Роман с Джадой почти немедленно заснули. Я успела съесть свою порцию попкорна, прежде чем начала дремать, но Хоуп и Дрю оставались бодрыми, пока не пошли титры. По крайней мере, их глаза были открыты, хотя тела выглядели вялыми как макаронины.
Я встала и выключила телевизор.
— Поспите. Завтра в школу! — Эта попытка их подбодрить звучала скорее как издевка. Они зевали, ворчали и с трудом волочили ноги вверх по лестнице. Дрю ступал тихо, как ниндзя, а Хоуп тяжело, словно слон.
Я вряд ли сумела бы донести Джаду до ее комнаты, так что я накрыла девочку одеялом Романа с Винни Пухом, выключила лампу и подняла Романа, собираясь отнести его в мою кровать. Это потому, что я слишком устала, чтобы подниматься по лестнице, подумала я. Но потом я напомнила себе о клятве говорить правду и призналась: дело было в том, что я боялась. Честность привела к тому, что из упрямства я все-таки дотащила Романа до его кровати. Страх больше не руководил моими поступками.
Это было не совсем правдой, но именно к такой правде я стремилась, поэтому решила, что и так сойдет.
Я забралась в постель, чувствуя себя очень одинокой.
— Помоги мне, Бенджамин, — прошептала я, крепко сжимая веки, чтобы сдержать слезы. — Помоги мне уснуть.
Когда я расслабила мышцы достаточно, чтобы глубоко провалиться в матрас, словно меня вдавили в кусок пластилина, он уже был рядом. Он сидел по-турецки, закрыв глаза, закрыв рот и открыв разум. Он не улыбался, и я сомневалась, что мне не померещилась его улыбка предыдущей ночью. Возможно, это было просто предупреждение, гримаса. Но он явился сюда не для того, чтобы рассказать мне о будущем. Он хотел, чтобы я забыла о будущем и прошлом и существовала прямо здесь, в единственном моменте, где можно обрести душевный покой.
Я старалась сломать укрепленные стены моего разума, расслабиться и быть собой, чтобы стать никем и всем. Я не знаю, что из этого мне удалось осуществить или даже насколько точной была моя догадка о планах Бенджамина, но где-то в пути я перестала задаваться вопросом о его существовании. Меня уже не удивляло и не расстраивало то, что он ждал меня в мире медитации. Его присутствие казалось естественным. Я уплывала и росла, вмещая в себя весь дом, затем всю страну и почти что весь мир, пока не погрузилась в сон.
Дети спали бесшумно, такими же были и мои сны: немой театр теней, действующих без доброго или злого умысла. Бенджамин никогда не становился частью моих снов, я уплывала в них одна. Я встретила сны так же, как встретила минувший день: задрав подбородок в притворной смелости, которая становилась все более и более реальной.