На протяжении почти всех 217 дней слушаний с участием Генерального медицинского совета результаты гигантского расследования не покидали стен дома № 350 на Euston Road. Будни текли как обычно. С понедельника по пятницу машины, двигавшиеся мимо этого дома по шестиполосному шоссе с сине-черным асфальтом на запад, набирали скорость, проехав пешеходный переход, в то время как те, кто направлялся на восток, ползли в сторону светофора в дымке углеводородного выхлопа.

Но три из 217 дней были не совсем обычными. В северной части этого участка официальной внутренней кольцевой дороги Лондона полиция возвела стальные ограждения, ведь здесь собиралось около пятидесяти или шестидесяти человек, в основном женщины среднего возраста, с раскрашенными вручную плакатами.

Первый такой митинг возник в первый же день слушаний, когда за прямоугольником столов на третьем этаже здания группа специалистов из GMC зачитала 93 страницы обвинений. Следующая демонстрация случилась, когда Уэйкфилд дал показания. Мне навсегда запомнится этот день, потому что я совершил ошибку, которая научила многому. Я столкнулся с участниками кампании против вакцинации, когда они экспортировали своего крестоносца в реальный мир.

Больше не буду так делать никогда.

Моя ошибка была эпической и, если оглянуться в прошлое, понятной. Мир быстро менялся. Всего за две недели до моей первой статьи о Уэйкфилде студенты Гарвардского университета запустили сайт под названием Facebook. Когда доктор без пациентов угрожал маленькой газете Cambridge Evening News, на YouTube появилось первое видео. А за 63 дня до того, как постановление суда разрешило мне читать записи детей из статьи The Lancet, был написан первый пост в Twitter. К такой скорости надо было привыкнуть. Я начинал с журналистики на механических пишущих машинках, но стал первопроходцем интернета: с июня 2000 года заработал мой сайт. Но я и не догадывался, как все сложится дальше, когда каждый стал ходить с видеокамерой.

Моя ошибка заключалась в следующем. Проходя через акцию протеста, я остановился, чтобы поговорить с мужчиной, который держал плакат: «Охота на ведьм». Его звали Дэвид Троуэр: мужчина 57 лет с рыжей бородой, специалист по планированию общественного транспорта с севера Англии, который в иске Ричарда Барра подал в суд на SmithKline Beecham от имени своего сына-аутиста Оливера.

Троуэр был автором того, что он назвал «Информационной запиской», активно распространявшейся в группах, переизданной Ленни Шафером в Сакраменто и цитируемой от Канады до Новой Зеландии. Это был самый подробный документ, который я когда-либо видел, в котором утверждалось, что MMR вызывает аутизм. Четыре года назад я получил копию от Мисс номер Шесть и был поражен качеством листовки. «Заметка» Троуэра в то время насчитывала 159 страниц с «Кратким изложением», указателем, оглавлением, разделами с 1 по 130 (с частями от A до M). На каждой странице были приведены выдержки и интерпретации исследований.

Но, помимо систематизации, мне запомнилось название:

Мне казалось, что Троуэр не понимал, что это означает: этот человек, который играл роль гуру для родителей, ищущих ответы, не проявил даже капли уважения по отношению к тем, кто доверял ему. К тому времени, когда я с ним встретился, его записка разрослась до 427 страниц с новым, более длинным заголовком. Он все еще не понимал, что пишет.

– Что такое «аутистический энтероколит»? – как истинный журналист спрашиваю его я.

Окруженный демонстрантами с плакатами, Троуэр повторяет мой вопрос, перекрикивая поток машин.

– Что такое «аутистичный энтероколит»? Ну, мы же не знаем?

– Мы знаем, что говорит Уэйкфилд, – отвечаю я, – и что он считает по этому поводу.

– Мы бы простояли здесь весь день, если бы я пересказывал то, что говорит Уэйкфилд.

Это было неправдой. Но я соглашаюсь и на меньшее. Что такое энтероколит? Троуэр не знает. Его лицо морщится над бородой. Он бормочет, как тонущий корабль.

– Вы не знаете, не так ли? – настаиваю я.

– Зачем Вы мне это говорите, – нервничает он, сжимая свой плакат. – Я никогда не считал себя медицинским экспертом.

Но он считал. О, еще как считал. Вы можете выбрать любой отрывок из его записки. «Обследование детей выявило новую форму воспалительного заболевания кишечника, лимфоидную гиперплазию повздошной кишки, – неверно изложил он лекцию в обеих версиях своего документа. – Это состояние очень редко встречается у детей, не страдающих аутизмом». Опять бред.

Утвердившись в своих подозрениях, я поворачиваюсь, чтобы уйти. Но меня окружают разгневанные женщины.

– Это заболевание кишечника, заболевание кишечника, – кричат.

Одна машет плакатом с рентгеновским снимком. А потом, по глупости, я усугубляю свою ошибку.

– У них не было заболевания кишечника, – отвечаю я одной из кричащих. – Вы были на слушании?

– Нет, не была.

– У этих детей, – повторяю, – не было заболеваний кишечника.

Все снято на видеокамеру. Одна женщина поднимает табличку: «Время охоты на журналюг». Итак, я захожу в здание, где у прямоугольника столов Уэйкфилд слегка повернул стул свидетеля (на 45 градусов), что, как он полагал, делало его вид более честным. События на улице вскоре покидают мои мысли, и я сижу у двери и делаю заметки.

Спустя некоторое время – через год или два – этот день вернулся ко мне. Человек по имени Алан Голдинг, кинорежиссер-любитель, склеил снятые тогда клипы с отрывками из интервью с родителями. Он ошибочно утверждал, что мне не платили за участие в слушании (следовательно, меня, вероятно, финансировали фармацевтические компании). И его шедевр был якобы доказательством того, что я дурак или лжец. Чтобы навредить моей репутации, он взял два интервью: одно с женщиной по имени Хизер Эдвардс, которая, очевидно, присутствовала на Euston Road. Она предоставила ему фотографию своего 15-летнего сына Джоша, толстая кишка которого была удалена хирургическим путем.

«В течение десяти дней после того, как мы обратились в Royal Free, там обнаружили, что у него было именно то заболевание, которое они находили у других аутистичных детей, – сказала она. – Он так сильно болел, что ему надо было удалить толстую кишку».

В видео Голдинга (просмотренном 150 тысяч раз, когда я последний раз проверял YouTube) он смешал это интервью с моими комментариями на открытом воздухе: «У них не было заболевания кишечника» и «Вы были на слушании?». Я просто должен был промолчать. Ненавистники раскритиковали меня в интернете. «Одному ребенку из статьи The Lancet (теперь уже взрослому) пришлось удалить весь поврежденный кишечник», – кукарекал один из участников кампании.

Другой триумф Голдинга был связан с неудержимой Мисс номер Два, которая зачитала вслух письмо от родителей пациентов из статьи, организованное ею и Мисс номер Шесть. С коротко подстриженными седыми волосами, круглыми очками и массивными браслетами, мать-стражница немного прибавила в весе после нашего интервью. И она была убедительной. «Всех наших детей направили к профессору Уокер-Смит надлежащим образом, чтобы можно было полностью изучить их тяжелые, давние и тревожные желудочно-кишечные симптомы, – прочла она перед камерой. – Все расследования были проведены без ущерба для наших детей. Мы потрясены тем, что врачи стали предметом этого длительного расследования».

Гейм, сет, матч. Но видео было не совсем таким, каким казалось. Не обремененный редакционным или юридическим надзорами, с которыми приходилось иметь дело журналистам, он пытался продать вводящую в заблуждение информацию. В частности, Джоша Эдвардса не было среди двенадцати детей. Он не имел никакого отношения к слушанию. И, согласно сообщению самой продаваемой британской газеты The Sun, его колэктомия была проведена в другой лондонской больнице по поводу вероятной пищевой непереносимости.

Благодаря этому видео я пережил годы позора. Но некоторые родители таки сказали правду. Мисс номер Четыре, указанная как мать, подписавшая письмо, была шокирована тем, что ее имя использовали. Она была непреклонна: ее сын не страдал кишечным заболеванием, и его подвергли ужасным испытаниям в Малкольм Уорд. В итоге, она решила прийти мне на помощь.

– Я уже несколько раз порывалась связаться с вами, – объяснила она, передав мне более ста страниц документов: дневников, электронных писем и записи телефонных звонков, которые свидетельствовали о против доктора без пациентов, что бы ни решило слушание.

И такое решение приняла не одна она. Изучив мои репортажи, некоторые родители позвонили в нашу службу новостей и предложили раскрыть номера рейсов Уэйкфилда из США. Я выслушал про его демонстрацию «отсутствия семейных ценностей» в конференц-отелях. А один человек, которого я называю своим «особым источником», выступил чуть ли не двойным агентом.

– Мне пришлось присутствовать на встрече двух мужчин, – объясняет источник, почему было начато десятилетнее сотрудничество со мной, а именно утечка документов и отчетов из сети Уэйкфилда. – Один был врачом, а другой журналистом. Один из них говорил «белое», а другой «черное». Они оба не могли быть правы. Один из них был честным человеком. И застенчивым.

Я давно знал, что люди Уэйкфилда меня преследуют. Хотя бы потому, что они мне об этом писали. В 3:54 утра, в среду, всего через четыре месяца после моей первой статьи, мой ноутбук просигнализировал о новом входящем сообщении. Оно было от женщины, о которой я никогда не слышал. Ее звали Кэрол Стотт, тогда ей было 47 лет, она имела докторскую степень в эпидемиологии. Барр нанял ее для своего иска, чтобы опровергнуть свидетельства самого выдающегося европейского эксперта по аутизму, профессора сэра Майкла Раттера.

Ее сообщение, состоящее из двух строк, было озаглавлено «Игра продолжается». Оно гласило:

В течение часа пришло еще пять писем

В 9:34 утра, ведь я все еще не ответил, мне прилетело:

Она не скрывала своей злобы. Наоборот, хотела, чтобы я ее прочувствовал. Женщина была главным нападающим Уэйкфилда.

Пять месяцев спустя Стотт запустила сайт, а через год начала подготовку к слушанию GMC, породив собрания, на подобных которым я задавал вопросы Троуэру. В «конфиденциальном» электронном письме восьми сотрудникам, включая Мисс номер Шесть, она написала, что их людям приходит рассылка, «возможно, финансируемая Thoughtful House.

Я не знаю, где Уэйкфилд брал на это средства, но у Стотт не было недостатка в деньгах. Согласно документам Совета по юридической помощи, судебный иск Барра принес ей 100 тысяч фунтов стерлингов в качестве гонорара. А Уэйкфилд (который назвал ее своим «дорогим другом») причудливо обозначил ее «приглашенным профессором» в свой техасский проект со счетами в его организации Visceral. Дальнейшие выплаты Стотт составили почти 200 тысяч фунтов стерлингов.

«Группа», как называла Стотт тайное общество, которым руководила ради удовольствия Уэйкфилда, называлась «Новая инициатива по аутизму». Она была открыта только для тех, за кого поручился один из участников. Группа была частью общественной кампании под названием Cry Shame с сайтом, зарегистрированным Мисс номер Шесть за два месяца до слушания.

Сначала я предположил, что это была идея Мисс номер Шесть. Конечно, в ее списке врагов я занимал почетное первое место. «Единственная организация, в которую она не обратилась, чтобы смешать тебя с дерьмом, это Лига защиты кошек», – вспоминает мой специальный источник о сотнях часов, которые мать потратила, жаловавшись редакторам, судьям, политикам, руководителям больниц, и всем, кто может хоть как-то ограничить мне доступ к информации.

Однако, по мере поступления документов от моего тайного сотрудника, я понял, кто дергал за ниточки. В группе были люди без детей с отклонениями в развитии. Матери были не управляющими, а, скорее, управляемыми. За Cry Shame и скрытой за этим инициативой стояли ночная писательница Стотт и адвокат Мисс номер Два, Клиффорд Миллер, ядовитые, как пара тростниковых жаб. Там, где Стотт действовала напрямую, Миллер более искусно хитрил, подстраиваясь под новую эпоху информации. Втайне он управлял анонимным сайтом, «Безопасность детского здоровья», выдавая заведомо ложные факты, чтобы другие уловили их и начали повторять. Заявляя, что предоставляет родителям «надежную информацию о безопасности здоровья детей», он просто-напросто клеветал на меня. Например, утверждал, что я «сочинял» статьи в Sunday Times, что позиция редактора Джона Уитроу «выглядела несостоятельной» и что я признал свои же статьи «домыслами».

Среди уловок, которые он использовал для усиления своего влияния, было размещение в сети комментариев от своего имени, Клиффорда Миллера, со ссылками на анонимно опубликованные им материалы, как будто тем самым он оказывал посетителям страницы независимую поддержку. На различных сайтах, от Eco Child’s Play до Advances in the History of Psychology, он писал: «Оказывается, это выдумал журналист Брайан Дир», что сопровождалось ссылками на его собственное онлайн-творение. «Сайт “Безопасность детского здоровья” получил широкое признание как надежный источник», – заявлял он.

Шафер наслаждался этим в Сакраменто, распаляя своих читателей по всей Америке. А 53-летний Миллер пошел дальше: он не только распространял ложь о том, что я работал с фармацевтической промышленностью, но и что он «может доказать» факт платежей за мои истории.

Мой источник передал и другие документы. Помимо Стотт и Миллера, Мисс номер Два и номер Шесть, в игру вступили мужчина по фамилии Стоун, женщина по фамилии Стивен и сам Уэйкфилд, когда ему это было удобно. Когда гигантские слушания в медицинском совете приближались к своей кульминации, они заставили свои войска выступить.

В течение многих лет Уэйкфилд нанимал специалистов по связям с общественностью, чтобы максимально повысить эффективность своей кампании. Теперь, на деньги американцев, он нанял человека по имени Макс Клиффорд, седовласого миллионера и известного британского публициста, чтобы распространять губительную клевету. Чтобы подогреть аппетит Макса, Стотт привела его на слушание, а затем проинструктировала внештатного репортера (который сказал мне, что встречался с Уэйкфилдом в офисе Макса Клиффорда) подготовить разоблачение обо мне. «Возмущения в СМИ заставят их действовать», – пообещал Уэйкфилд Стотт и Миллеру в электронном письме, означающем, что наступление разрешено.

Среди их оружия было три письма, которые они написали против меня. С заголовком «Конфиденциально: окончательный текст» они должны были быть отправлены родителям (но только тем, кто считался «адекватными»), чтобы те отправили рассылку по почте в различные органы (включая моих работодателей и столичную полицию) с целью положить конец моей карьере. Каждое письмо начиналось словами «Я являюсь родителем ребенка» и обвиняло меня (согласно юридической комедии Миллера) в различных «преступных» действиях: что я «помогал и подстрекал, консультировал, сводил с ума или участвовал в сговоре» в «преступно незаконной» и «подпольной» деятельности, например, в получении медицинских карт. «Мне сказали, что это были огромные суммы денег от фармацевтических компаний», – сказал мне их знаменитый публицист позже, когда мы разговаривали по телефону, еще до того, как он был арестован за преступления на сексуальной почве и приговорен к восьми годам тюремного заключения.

Но все эти письма имели неприятные последствия. Никакая газета этого не напечатает. Полиция, конечно, тоже останется в стороне. Зато я увидел, что является фундаментом кампании против вакцин. Речь идет о манипулировании уязвимыми родителями, поскольку жалобы, написанные Миллером и одобренные Уэйкфилдом, были поданы (в неизменном виде) матерью Джоша Эдвардса, Хизер и другими на Euston Road.