27. Тщательно продуманное мошенничество
В день, когда карьера доктора без пациентов закончилась, он выглядел так, словно ему было безразлично. Оставив свое место на слушаниях в Лондоне пустовать, Уэйкфилд занял кресло в Нью-Йорке, в студии NBC Midtown. В 7:43 он согласился на шесть минут беседы с «лицом сегодняшнего шоу» Мэттом Лауэром, ведь там же не было адвоката со стороны обвинения или журналиста-расследователя, ищущего доказательства.
– Это может показаться странным вопросом, – начал Лауэр, как будто он расспрашивал старого друга о любимых хлопьях для завтрака, – но могу ли я по-прежнему называть вас «доктором»?
– Конечно, – ответил Уэйкфилд с усмешкой. – Они не могут отнять у меня медицинское образование.
Это был понедельник, 24 мая 2010 года. В Лондоне, где время ушло на пять часов вперед, председатель комиссии по слушаниям, Сурендра Кумар, завершал 217-й день расследования. Он зачитал вслух «определения» и «санкции» своей комиссии: увольнение эндоскописта, введенного в «заблуждение», Саймона Марча, и «удаление из медицинского реестра» Уэйкфилда и Уокера-Смита.
Списки доказанных преступлений становились все длиннее и длиннее. Среди прочего было обнаружено, что Уэйкфилд проводил исследования без этического одобрения, назначал детям без кишечных симптомов инвазивные процедуры и ввел в заблуждение Совет по юридической помощи (что его собственный адвокат назвал «мошенничеством»), расходуя деньги совсем не на то, на что он их получил.
– Комиссия глубоко обеспокоена тем, что доктор Уэйкфилд неоднократно нарушал фундаментальные принципы исследовательской медицины, – зачитал Кумар. – Мы пришли к выводу, что только эти действия уже можно считать серьезным профессиональным проступком.
Но это еще не все. Уэйкфилд не смог обеспечить «правдивость и точность» статьи в The Lancet. Он нечестно опубликовал «вводящее в заблуждение описание выборки пациентов», заявил, что дети поступают по «нормальной схеме», не раскрыл конфликт интересов в его финансировании Ричардом Барром и не указал, что запатентовал свою прививку от кори. Комиссия, по словам Кумара, сделала «выводы о нечестности в отношении написания научной статьи, имевшей серьезные последствия для общественного здравоохранения». И он согласился с тем, что реакция Уэйкфилда, «продолжающееся отсутствие понимания» ситуации с его стороны означает, что его медицинская лицензия должна быть отозвана.
Зрителям шоу Today ничего об этом не сказали. Лауэр задал еще один слишком легкий вопрос. Сидя лицом к своему гостю, в кресле из светлого дерева за полупрозрачным синим столиком (с несколькими цветами и книгами, расставленными сбоку), он включил отрывки из получасового шоу Dateline о ранней стадии моего расследования. Вот Уэйкфилд читает лекцию на конференции. Вот я в редакции Sunday Times.
ЛАУЭР: Посмотри мне в глаза и скажи честно: в то время, когда ты проводил свое исследование, был ли у тебя конфликт интересов?
УЭЙКФИЛД: Нет, конечно. Если бы он был, я бы его указал.
Этот ответ был нелепым. Но Лауэр – этакий американский дядюшка – решил перейти к другому вопросу. Я переслал в GMC полученную видеозапись, на которой Уэйкфилд восхитил матерей на лекции в Калифорнии тем, как он покупал кровь у детей (некоторым из которых было всего четыре года) на дне рождения своего старшего сына. В Dateline был показан фрагмент этого мероприятия, в котором, к смеху аудитории Уэйкфилда, он шутил о детях, которых тошнит, которые плачут и теряют сознание. Весело. Ха-ха. Вперед, Энди.
– Им заплатили за образцы? – спросил Лауэр.
– Они были вознаграждены, им не заплатили, – последовал ответ.
– Как они были вознаграждены?
– В конце вечеринки им дали пять фунтов.
– То есть все-таки заплатили?
– Ну, им не говорили заранее, не принуждали: «Сделай это, и мы дадим тебе деньги», – ответил Уэйкфилд. – Наоборот, в конце им сказали: «Вот награда за помощь». С этической точки зрения это совсем другое дело.
В Британии никогда не было рынка крови. Но Today обернуло ситуацию так, будто врач потерял лицензию только из-за этого странного отсутствия этики. Несмотря на то что Лауэр заявил, что его гость был признан «нечестным и безответственным», он продолжал оспаривать и тот, и другой факт. Уэйкфилд улыбался в кресле.
– В исследовании приняло участие двенадцать детей, – сказал Лауэр. – Я видел работы с участием сотен тысяч пациентов, и они не повторяют твои выводы. Итак, сегодня ты до сих пор считаешь, что существует возможная связь между этой конкретной вакциной – MMR – и аутизмом у детей?
Дуэль исследований? Специализация Уэйкфилда. Все, что ему когда-либо требовалось, – это разделить, что говорят они и что говорит он, и получить еще больше сторонников в этой войне.
– Не только я так считаю. Американское правительство признало существование этой связи, – ответил он, что категорически противоречило заявлениям правительства. – Несмотря на отрицание этого факта в кампаниях, которые они вели против меня и против родителей, они проигрывают дело за делом в судах по вакцинам.
Опять ложь. Ни одного случая ятрогенного аутизма не было признано. А что касается собственных взглядов Уэйкфилда, то он не мог сохранить их неизменными даже в течение суток. Говоря Америке одно, он сказал Британии другое, о чем в тот день сообщила пресса. «Я никогда не заявлял об этом и до сих пор не утверждаю, что MMR является причиной аутизма», – цитировали его газеты The Guardian и The Telegraph. Позже он сказал и BBC: «Я никогда не говорил, что вакцины вызывают аутизм».
Он держался уверенно, как кошка, прихлопывающая мух. Знал, что сможет справиться с любым телеведущим. Уэйкфилд говорил с экрана со своей клиентской базой, сбитыми с толку, расстроенными матерями, в которых он искал средства к существованию и смысл жизни с тех пор, как отказался повторить свое же исследование.
Но журналистика не проспала и слушаний на Euston Road. Измененные патогистологические заключения, диагнозы, анамнез детей, симптомы, начинающиеся до прививки или спустя несколько месяцев, секретный договор с Советом по юридической помощи, масса материалов из моих расследований: сделки, бизнес-схемы и прочее. И в апреле, в среду – его 18-й день в кресле для свидетелей, – я заметил, что у него кое-что вырвалось. Признание пришлось вытаскивать, прямо как коренной зуб без анестезии.
– Теперь я хочу задать следующий вопрос: попадали ли дети в Royal Free в первую очередь. По крайней мере, в большинстве случаев, потому что их родители или, в некоторых случаях, их врачи думали, что вакцина MMR могла нанести ущерб? – спросила адвокат обвинения, одетая в черное Салли Смит, королевский консультант.
К этому времени мы слышали уйму доказательств. Прятаться было негде.
– Родители обращались самостоятельно из-за симптомов у детей, сами оценивая возможное воздействие вакцины или инфекции, которая привела к проблеме.
Вопрос Смит был сухим. Но она была не ведущей утреннего шоу. Если родители пошли в больницу, чтобы обвинить вакцину, то первое же заключение статьи было неверным. Связь между уколом и аутизмом обнаружили не бдительные врачи, как думали читатели Lancet. Это была ошибка выборки. Исследование было сфальсифицировано.
Она спросила дважды. Когда то Уэйкфилд подал на меня в суд за то, что я такое предположил. Но, наконец, он сказал это сам.
– Пациенты, дети, попадали к нам, исходя из их симптомов и истории болезни, – ответил он группе GMC, перечислив истинные критерии включения в свое исследование. – Анамнез содержал три ключевых элемента: воздействие окружающей среды, желудочно-кишечные проблемы и регресс в развитии.
Одна версия для слушаний, которую мучительно извлекли. Другая – для Америки и всего мира.
Выводы медицинского совета подтвердили мои собственные. И вот я получил неожиданную просьбу изложить подробности для профессиональной аудитории. Слайды в PowerPoint теперь будут дополнены комиссией BMJ – главного конкурента The Lancet в Соединенном Королевстве.
Я уже написал статью на четыре страницы: «Аутистический энтероколит Уэйкфилда под микроскопом». Затем, после вердикта совета и появления Уэйкфилда в шоу с Лауэром, главный редактор BMJ, врач Фиона Годли, предложила выпустить серию публикаций из трех частей. Она родилась в Сан-Франциско и получила образование в одной из наиболее эксцентричных частных школ Англии. Она также была азартной и высокоинтеллектуальной матерью, которая бесстрашно взялась за фармацевтические компании и другие конфликты интересов, проводя расследование без взятия пленных.
Итак, я сделал это – выпустил серию под названием «Секреты паники MMR», которая, учитывая ссылки и сводные таблицы, насчитывала 24 тысячи слов на девятнадцати страницах, включая титульный лист. Потребовалось полгода, чтобы написать, проверить и перепроверить. Шесть или семь редакторов просмотрели копию моих статей. Заместитель Годли изучил медицинские записи. Педиатр и патолог провели экспертную оценку. Юрист выставил счет за 60 часов работы. Я встречался с Годли много раз за эти месяцы. И однажды днем она произнесла слово на «м». Мы просматривали копию статей с юристом Годвином Бусуттилом, когда главный редактор заметила, что «это мошенничество».
– Вы должны рассказать это всему миру, – сказала она.
Это не было новостью, поскольку GMC постановил то же самое. Я заявлял об этом на своем сайте и в Sunday Times. В фактах не могло быть никаких сомнений.
– Что ж, – ответил я Годли, – если Вы так думаете, то Вам и нужно это озвучить.
Итак, в первый четверг января 2011 года из лондонского офиса BMJ пришло сообщение для прессы – нечто большее, чем подшучивание перед завтраком. Вместе с объявлением о публикации моей первой статьи из серии (начавшейся с реакции калифорнийца, Мистера номер Одиннадцать, на статью The Lancet), в сообщении цитировалась сопроводительная редакционная статья BMJ, в которой исследование Уэйкфилда осуждалось как «тщательно продуманное мошенничество».
Кто совершил это мошенничество? Нет сомнений, что это был Уэйкфилд. Возможно ли, что он ошибался, был настолько некомпетентен, что не смог точно описать проект или сообщить правду хотя бы об одном из двенадцати детских случаев? Нет. Чтобы достичь желаемых результатов, нужно было потратить много времени и усилий. Все несоответствия вели в одном направлении. Ложь была ужасной.
Первым подхватил новость репортер CNN Андерсон Купер, американская ищейка новостей, вынюхивающая драму. И он ее получил. «Всего несколько часов назад, – сказал в камеру этот медийный боксер с суровым лицом и прищуренными глазами, выглядевший моложе своего возраста, – British Medical Journal сделал что-то чрезвычайно редкое для научного журнала. Он обвинил исследователя Эндрю Уэйкфилда в откровенном мошенничестве».
Купер объяснил, что это был не просто «какой-то» исследователь, что его деятельность «буквально изменила представление многих родителей о вакцинах», несмотря на участие в исследовании только двенадцати детей. «Многие родители, отчаянно нуждающиеся в ответах по всему миру, поддержали Уэйкфилда», – сказал он.
В видеонарезке показали актеров Дженни Маккарти и ее тогдашнего бойфренда, сумасшедшего Джима Керри. Затем председателя Конгресса, Дэн Бертон. А затем – сенсация Купера – прямое интервью с Уэйкфилдом с конференции против вакцинации на Ямайке. На этот раз он не контролировал ситуацию.
– Ну, вы знаете, мне приходилось мириться с ложными обвинениями этого человека много-много лет, – сказал он обо мне, говоря на редкость быстро. – Я написал книгу…
– Но это заявил не человек, – прервал его Купер. – Это опубликовано в British Medical Journal.
– И я еще не успел это прочитать. Но я много раз читал многочисленные обвинения этого журналиста. Он киллер. Его наняли, чтобы меня уничтожить, потому что они очень обеспокоены побочными реакциями на вакцины, которые возникают у детей.
– Сэр, позвольте мне остановить Вас прямо здесь. Вы говорите, что он «киллер», и его «наняли» «они». Кто такие «они»? Для кого он киллер? Это независимый журналист, получивший множество наград.
Уэйкфилд фыркнул.
– Не знаете, кто привел этого человека? Кто платит этому человеку? Я тоже не знаю. Но я точно знаю, что он не такой журналист, как Вы.
– На самом деле он подписал документ, гарантирующий отсутствие финансовой заинтересованности в этом и финансовых связей с кем-либо, кто в этом заинтересован.
Теперь куда еще мог пойти Уэйкфилд? Некоторые называют это «фармацевтическим гамбитом».
– Что ж, интересно, что он так сказал, потому что его расследование поддержала Ассоциация британской фармацевтической промышленности, которая напрямую финансируется фармацевтической промышленностью.
В последний раз я имел дело с этой торговой группой в 1993 году, просил отправить мне сборник инструкций и брал интервью у одного врача, который консультировал родственную компанию в отношении Директивы о Европейских клинических испытаниях. Но либо Уэйкфилд повторил абсурдную выдумку, сфабрикованную в сети, либо пытался выйти из затруднительного положения. На этом этапе его разоблачения стало ясно одно: что кто-то из нас обманывает мир.
Но мог ли это быть я? Мог ли я – человек, который никогда не покупал машины, – обмануть редакторов и юристов газеты с мировым рейтингом, в которой я проработал штатным сотрудником, подрядчиком, посменным и внештатным сотрудником почти 30 лет? Мог ли я обмануть руководителей, продюссеров и юристов британской сети Channel 4, группу из пяти членов Генерального медицинского совета, судью Иди, заседающего в Верховном суде, а также редакторов, юристов и рецензентов одного из пяти лучших медицинских журналов мира? Могут ли документы, опубликованные на моем сайте, быть поддельными? Мог ли я дать лжесвидетельство в суде Техаса? Могут ли мои исследования Big Pharma быть фарсом?
Репортаж Купера попал в точку, как стрела из арбалета. Она задрожала, попав в яблочко. Следующие три дня мы с Годли катались по лондонским бюро, в то время как пресса трубила об этой истории по всей планете. В мою поддержку по всему было выпущено множество резких статей на обложках: от Wall Street Journal до New Zealand Herald, от Toronto Star до The Australian.
The New York Times была среди многих, кто удостоил меня чеками от редакции:
«Теперь British Medical Journal предпринял экстраординарный шаг, опубликовав обширный отчет Брайана Дира, британского журналиста-следователя, который первым выявил недостатки статьи и поставил под угрозу свою репутацию».
Влияние этой публикации было определено в ходе исследования две недели спустя. По данным опроса, 47 % американцев – почти 145 миллионов человек – знали о вердикте BMJ. «47 % – это огромное число и это относительно новая вещь, поэтому замечательно, что столько народу слышало об этом», – прокомментировал социолог. Вот это результат, как говорю я, старомодный журналист. И в последующие месяцы я был приглашен со своей презентацией на множество мероприятий.
Первое было организовано Канадским фондом журналистики, который в феврале того же года попросил меня провести неделю в Торонто: городе, в котором родился Уэйкфилд. В дополнение к моим лекциям был ужин в колледже, шоу, встреча с советом директоров Globe & Mail и еще одна с национальной вещательной компанией.
«Я пожал руку Брайану Диру» – написал в Twitter проницательный молодой человек из Университета Райерсона после обширной, многолюдной лекции о журналистских расследованиях – Это как встретиться с Мадонной для идиотов».
И все же, несмотря на хорошо выполненную работу, я чувствовал, скорее, меланхолию, чем удовлетворение. Все было правильно, мое расследование говорило правду. Но если бы я доказал, что вакцины вызывают аутизм, всплеск был бы гораздо больше. Невзирая на всю пользу, которую могли получить от этого дети, расследование не оставило значимый след в истории.
«Это что-то новое? Это правда? Есть ли это у нас? Прочитать все об этом. Эксклюзивный материал».
И тут же, в самом центре столицы Канады, на заваленном снегом февральском тротуаре, я решил пропустить ужин, планируя побороть свое нарушение биоритмов просмотром фильма в Holiday Inn. Затем минут двадцать я шел по улице, размышляя о вечере Уэйкфилда четверть века назад, когда он искал причину болезни Крона. Если бы я купил пинту Гиннесса, может быть, в пене знаменитого ирландского черного напитка, я тоже смог бы найти свою большую идею. Когда я учился Уорикском университете, мы пили Гиннес в баре под названием Frank’s Bar: 15,5 пенсов за пинту. Но повзрослев, я обнаружил, что это вызывает у меня несварение желудка, и моим любимым алкоголем стал бурбон. Нет ничего невозможного, если выпить достаточно бурбона. И если после парочки стаканов у вас возникнет вдохновение, остается надеяться, что навредите вы только себе.
Наедине с пинтой Гиннесса морозной ночью в Торонто?
Ну уж нет. Пошел я спать.
