Книга: Кишот
Назад: Глава десятая, в которой наши герои проходят Вторую Долину, Санчо тоже встречает Любовь, а затем, в Третьей Долине, они выходят за пределы Знания как такового
Дальше: Глава двенадцатая Череда абсурдных Событий во время короткой Остановки в Нью-Джерси
Глава одиннадцатая
Доктор Смайл встречается с мистером Тайером, а Дедушка возникает из Прошлого, чтобы разрушить Настоящее
Тайеры были в числе первых пилигримов. Можете проверить. Томас и Ричард Тайеры, братья, числятся среди отцов-пилигримов, проверьте сами. Позднее их потомки породнились с потомками прибывшего на “Мейфлауэре” Джона Олдена, проверьте. – Вы говорите о том самом “Мейфлауэре”? Они были списках пассажиров и экипажа? Они были на борту, да? – Ну, вы знаете, не на “Мейфлауэре”, нет. – О! Значит, это была “Фортуна”, корабль, вторым пересекший океан? – Да нет, и не “Фортуна” тоже. Но они были в числе первых поселенцев. Быть в числе первых хорошо. Быть в числе первых впечатляет. Андерсон Тайер верил, что у слов есть своя собственная жизнь, и с закрепившимися у них значениями возьмется спорить лишь педант, а “Мейфлауэр” – по крайней мере лично для него – был практически синонимом к первым поселенцам. Небольшие погрешности против истины не приводят к большой лжи. А потому Андерсон Тайер не считал нужным поправлять тех, кто считал, что его предки прибыли в Америку на легендарном корабле. Он также не считал нужным поправлять и себя самого.
Маленькое – не большое. Этот принцип он перенес на все стороны своей жизни. Он был маленьким человеком и понимал, что это совсем не то же самое, что быть большим. (Большие люди загромождают пространство. Маленькие люди изворотливы. Это может дать им преимущество. Когда-то он что-то читал или, может, видел по телевизору, как была разбита испанская “Армада”. Галеоны испанцев были большими и неповоротливыми. Корабли британцев – маленькими, быстрыми и маневренными. Британские суда юрко сновали туда-сюда между испанскими исполинами, давали залп из пушек и тут же отплывали, бах! бух! – пробоина и отступление. Таково малое против большого. Давид против Голиафа. Кассиус Клей плавно подбирается и атакует, Сонни Листон замер на месте большим одуревшим медведем. “Его руки не могут бить то, чего не видят его глаза!/
Маленькое – не большое. Маленькие правонарушения – не большие преступления. Мелкое воровство – не воровство в особо крупных размерах. Маленькие предательства – не государственная измена. По мере развития его отношений с мисс Салмой Р. он часто руководствовался этим жизненным принципом, и тот отлично работал. Да, он украл у нее несколько вещей, но это не были большие предметы, вещи, важные для нее. Здесь сережка, там браслетик. Она замечала пропажи, но не обращала на них внимания.
– Вечно я все теряю, – корила она себя, и вор хохотал вместе с ней.
Он украл ее образ, тайно снимая на свой смартфон в моменты, когда она была явно не в форме, в депрессии либо не в себе под воздействием бесконтрольной лекарственной терапии. Эти записи были козырями в его руках, они должны были обезопасить его в случае, если мисс Салма Р. ополчится на него, что, как он интуитивно чувствовал, она вот-вот собиралась сделать; он догадывался, что они могут оказаться не особенно полезны: мисс Салма Р. сама так часто публично рассказывала о своих слабостях, излишествах и проблемах со здоровьем, что видеодоказательства ее собственных слов едва ли нанесут ей большой вред. И все же она, по всей видимости, не захочет, чтобы эти записи попали в руки ее телевизионному начальству; пусть они слышали все ее истории, в наш век чувствительных людей доказательства, увиденные собственными глазами, могут вызвать неприятие, в то время как от услышанного можно отмахнуться, и, значит, имеющийся у него материал имеет свою цену. Итак, он не был предан ей в малом, но оставался преданным в большом: он в самом деле был ее опорой, ее защитником, был готов ради нее на все, разгребать за ней любой бардак и – по крайней мере, лично он и в этом был глубоко убежден – по-настоящему ее любил. Она была гигантом, а он – пигмеем, он смотрел на нее снизу вверх и испытывал восхищение.
Он был студентом в мире звезд и незначительных фигур вроде него самого, скромных спутников великих. Он с особым вниманием следил за привлекательными молодыми людьми и привлеченными ими стареющими женщинами, этими увядающими красотками, падающими звездами. Деми и Эштон, разумеется, Мадонна и тот парень-танцовщик, Шер и Том Круз, и нынешний золотой медалист в этом виде спорта, молодой король ночных клубов Омар Витале. Омар и Деми, Омар и Хайди Клум, Омар и Эль “Тело” Макферсон. Респект, думал Андерсон Тайер. Однако его главной ролевой моделью был человек из Золотого века, чья звезда закатилась совсем недавно. Его звали Роберт Уолдерс, это был голландский актер, работавший в основном на телевидении, но сыгравший также второстепенные роли в фильмах “Красавчик Жест” и “Тобрук”. Его самой серьезной ролью на телевидении стала роль ковбоя в сериале “Ларедо”, вышедшем в середине шестидесятых. В реальности же он исполнял главную роль в жизни целой плеяды величайших звезд, и в этом Уол-дерсу не было равных. Он женился на Мерл Оберон, когда ей было шестьдесят четыре, и был младше нее на двадцать пять лет; чтобы быть с ней, он оставил работу. Четыре года спустя она умерла. На следующий год он начал встречаться с Одри Хепберн – ей стукнул пятьдесят один, и он был младше нее на семь лет, – с которой прожил тринадцать лет, до ее смерти. Затем он вступил в отношения с Лесли Карон (старше него на пять лет). Вот такая карьера впечатляла Андерсона Тайера больше всего, такой пример вдохновлял. Роберт Уолдерс был высоким и красивым, он же, Андерсон Тайер, был похож на Иоземита Сэма и Румпельштильцхена одновременно, но все-таки сумел многообещающе начать на избранном поприще. Если получится, он останется рядом с мисс Салмой Р. до самой ее смерти. Затем найдет ей преемницу. Краткий список возможных кандидатур в его голове уже был готов.
К моменту, о котором мы говорим, мистер Тайер как раз вернулся из небольшой частной поездки в Атланту. Американская ассоциация врачей индийского происхождения (ААВИП), Институт индийского медицинского наследия в Джорджии (ИИМНД), Американская врачебная ассоциация по управлению болью (АВАУП) и Фонд доктора Смайла организовали там совместную программу “Что нужно знать об опиоидах”, которая проходила в индийском консульстве в пригороде Атланты Сэнди Спрингс, Джорджия. В конце мероприятия к собравшимся с заключительной речью обратился видный индо-американский специалист по управлению болью доктор Р.К. Смайл, создатель и руководитель компании “Смайл фармасьютиклс” (SPI). Андерсон Тайер, представившийся сотрудникам консульства как Конрад Чехов, корреспондент газеты “Вашингтон пост”, разрабатывающий тему развития опиоидного скандала, получил разрешение осветить данное мероприятие в прессе. Андерсон гордился, что владеет “ремеслом” – это слово он позаимствовал из телефильмов про шпионов, – позволившим ему заполучить фальшивое удостоверение корреспондента “Вашингтон пост”. В его распоряжении был большой выбор подобных корочек. В его работе часто было необходимо, чтобы никто не мог обнаружить, что он связан с той, кого профессиональные охранники предпочитают называть просто “объектом”. Возможность правдоподобно отрицать свою причастность была для него всем. Он никогда не оставлял письменных доказательств.
Конференция была маленькой и скучной, но когда доктор Смайл поднялся, чтобы произнести свою речь, все притихли в ожидании. Это был Маленький Король, уважаемый меценат, щедро жертвовавший деньги индийской общине и Атланте. Его имя звучало повсюду, оно стало символом благотворительной деятельности индийского землячества Атланты в глазах всех индийцев Америки и синонимом расовой терпимости. Сегодня доктор Смайл выглядел глубоко озабоченным. Перво-наперво он обвинил средства массовой информации в отсутствии внимания к серьезнейшему кризису.
– Мы все как страна находимся в заложниках у масс-медиа, именно они определяют повестку дня во всем, – сказал он. – Еще десять лет назад вследствие неправильного употребления опиоидов каждый день умирало около ста американцев, однако средства массовой информации с их либеральными ценностями предпочитали обсуждать проблему кормления грудью в общественных местах и необходимость создания туалетов для трансгендеров. Позднее, впав в ажиотаж из-за дыры в озоновом слое, они задвинули на задний план меланому. На смену дырам пришла эбола. Сколько американцев умерло от эболы? Я вам скажу. Два человека. Один и второй. Однако об эболе мы слышали из каждого утюга, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Плюс к этому СМИ зациклены на телесной красоте, на том, как хорошо выглядеть, поддерживать форму. В них сейчас так много “бодишейминга” – они сами так это называют – в отношении тех, у кого под рубашкой “комок нервов”, а ведь таких мужчин, как я погляжу, совсем немало в этой комнате, включая и меня самого.
По залу пробежал смешок, и доктор Смайл сделал небольшую паузу.
– Могу вас успокоить, – продолжил он, – в моду входят альтернативные идеологии – “боди-нейтральность”, “приятие жира”, “уважение к телу”. Так что, джентльмены, не спешите садиться на диету.
Зал с облегчением посмеялся, и доктор Смайл продолжил уже серьезно.
– Так вот, в свете всеамериканской любви к своим телам внимание прессы переключилось на фитнес-прогулки и их пропаганду в школах. Тем временем тридцать тысяч человек ежегодно умирает от опиоидов, а со стороны прессы – ноль внимания к этой проблеме.
Присутствующие согласно кивали головами.
– Сенаторы обратили внимание на эту проблему только в 2015 году. Я лично инициировал кампанию в интернете, и за одну только неделю привлек двенадцать тысяч семей. И в этом, как ни печально, некого винить, кроме нас с вами. Нам следует взглянуть в лицо проблеме, вставшей перед нашим сообществом. Налицо кризис, имеет место зависимость, существует огромная опасность для членов семей, но мы скрываем это. Мы стыдимся их и молчим об этом. Дома, в Индии, такое тоже скрывают. А в результате мы испытываем серьезную нехватку реабилитационных учреждений. Кризис усугубляется. Прозвучит странно, но это так: причина не в том, что выделяется недостаточно средств. В 2013 году в США на эти цели было выделено 8 миллиардов долларов. В 2014-м – io миллиардов. Увеличиваются суммы, но растет и проблема. Почему? В ответ я вынужден произнести одно печально известное всем нам слово.
Драматическая пауза.
– Дамы и господа, господин консул-сахиб, уважаемые гости, это слово – коррупция.
Повод для запланированного вздоха шокированной публики.
– Ответственность за это лежит на крупных фармацевтических компаниях и лоббистах. А также на небольшом количестве – по моим подсчетам, не больше одного процента – коррумпированных врачей. Все это время на рынок поступают новые, более сильные препараты. В этом и заключается проблема. Лично я стараюсь смотреть ей в лицо. Мы все должны так сделать.
Андерсон Тайер, старательно записывавший, сидя в глубине комнаты рядом с корреспондентом газеты “Радждхани”, проникся мгновенной симпатией к доктору Смайлу, ведь тот был коротышкой, как он сам. Мы – два жевуна из страны Оз, подумал он. Нам следует держаться вместе. Однако по мере своей речи доктор Смайл поражал Андерсона все больше. Этот парень – не ему чета. Он встал в окружении своих коллег и практически открытым текстом заявил о том, что делает, а потом заставил их поверить в обратное. Каждый уходил с этой встречи в уверенности, что он шериф, а не преступник. Он прикидывался Пэтом Гэрреттом, хотя на самом деле был Билли Кидом. У чувака есть яйца. Скромная андерсоновская философия о том, что маленькое – не большое, явно не для него. У него во рту склизкий ком настоящей большой лжи, и он брызжет ею сквозь свои бесстыжие зубы.
В тот же день Андерсон позвонил доктору Смайлу с одноразового мобильного, от которого собирался избавиться после этой поездки. Он назвался “Сэмом”, как было заранее оговорено, и доктор Смайл тут же отчитал его:
– Прийти на конференцию – глупый поступок, – заявил он. – Там были местные журналисты. Глупо идти туда, где кто-то легко сложит один и один и получит два.
– Я сожалею об этом, – ответил Андерсон, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало и нотки сожаления. – Я хотел взглянуть на вас, чтобы понимать, с кем я имею дело.
– И к чему вы пришли? – Вопрос доктора прозвучал обиженно и одновременно растерянно.
– Что вы человек, с которым я могу иметь дело.
– Первая поставка будет комплиментом от меня, – доктор Смайл перешел на уверенный деловой тон, – платить за нее не придется. Вы получите небольшой пакет, в который будут вложены инструкции по применению, им нужно следовать неукоснительно.
– Я вас понял.
– Кафе “Рейна дель тако” на Буфордском шоссе. Ровно в десять вечера зайдите в мужской туалет и заберите спрятанный за бачком унитаза пакет.
Ночная такерия не была тихим местом. Освещение было неоновым и кислотным, стены пестрыми (частью розовыми, частью цвета лайма), потолок весь увешан мелкими позвякивающими предметами (пульсирующие красные сердца, огромные желтые сердца, разбитые синие сердца), музыка очень громкой, а звук приделанного к стене огромного телевизора с плоским экраном почти заглушал музыку. Столики были заняты студентами Эмори, Морхауса, Спелмана, которые шумели так, как умеют шуметь только студенты, когда массово собираются в одном месте. Идеальное место, подумал Андерсон, здесь всем есть дело лишь до самих себя и своей еды. Без пяти десять он проверил мужской туалет. На двери висела табличка “Туалет не работает”. Он ушел и вернулся через пять минут. Таблички не было, туалет был свободен, и в оговоренном месте его ждал коричневый бумажный пакет. Он забрал его и сразу же отправился к арендованной “камри”.
На сегодняшний рейс он уже не успеет. Придется переночевать в гостинице рядом с аэропортом и лететь в Нью-Йорк утром. Он терпеть не мог Хартсфилд-Джексон из-за его огромных размеров и частых проблем с логистикой. Когда его самолет приземлился здесь в этот раз, один из пассажиров в кепке с символикой бейсбольной команды “Брэйвз” рассказал шутку, которую Андерсон посчитал местной. “Если после смерти тебя отправят в ад, – говорил фанат “Брэйвз”, – будь готов к пересадке в Атланте”.
Какой могла бы быть моя жизнь, думал он. В Дэвидсонском колледже он изучал русский язык и прослушал специальный курс под названием “Россия и Украина: война и мир”, а также еще один, посвященный вампирам как метафоре русской культуры, а на выпускном курсе с ним связались представители спецслужб сразу двух стран, США и России, и предложили работу. Он с одинаковой вежливостью поблагодарил тех и других за проявленный интерес и отклонил оба предложения. Представитель США пришел еще раз, чтобы сообщить, что, если он когда-нибудь попытается въехать в Россию, с большой долей вероятности его паспорт будет конфискован, и в отношении него могут быть применены и другие меры. Он забросил русский, ушел из университета, не получив диплом, и вместо этого стал скромным (возможно, не таким уж и скромным) личным помощником у звезд. А мог бы быть шпионом, скажи он тогда “да”. Мог бы вести жизнь секретного агента.
О чем ты думаешь, сказал он себе. Вот это твоя жизнь. Ты живешь в ней здесь и сейчас.
На этот раз человек, называвший себя Кишотом, вместе с новым письмом отправил Салме свою фотографию. Весьма неудачное селфи, распечатанное, вне всякого сомнения, в отделении “ФедЭкса” где-нибудь по пути и отправленное, по всей видимости, из Пенсильвании. Значит, он уже близко. Это немного пугало, но, надо признать, одновременно и интересовало Салму. Она совсем не ожидала, что он может быть хорош собой, а он оказался красив, насколько может быть красивым престарелый безумец. Он напомнил ей актера Фрэнка Ланджеллу. Длинное худое лицо с четко очерченными скулами. Седые волосы коротко подстрижены, на щеках трехдневная щетина. Стоит очень прямо, с гордой осанкой. Явно с хорошими манерами, приятной улыбкой и склонностью к меланхолии. Как и его письма, подумала Салма и тут же похолодела. В них тоже есть свой шарм.
Ее начало трясти от внезапно нахлынувших воспоминаний, и она с ужасом, словно встретила призрака, поняла, что кроме мистера Ланджеллы он напоминает ей кое-кого еще, того, о ком она никогда не упоминала, но кто при этом оставался недостающим элементом, объясняющим любой ее выбор, всю ее жизнь. Кишот как две капли воды был похож на ее деда, отца матери, давно забытого и ныне покойного Бабаджана.
– Передайте фото службе безопасности, – велела она сотруднику, который принес ей конверт с фотографией. – Если этот человек когда-нибудь покажется, пусть сразу вызывают чертову полицию.
По дороге домой водителя искренне встревожило ее состояние.
– Прошу прощения, мисс Дейзи, – сказал он, – но выглядите вы так, словно встретили призрака.
– Сегодня никакой мисс Дейзи, Хоук, – отозвалась она. – Ко всем чертям, я не в том настроении.
Пришло время пролить свет на последнюю и самую сокровенную семейную тайну мисс Салмы Р.
Когда Салме было двенадцать, дед Бабаджан схватил ее за руки и поцеловал в губы. В тот момент она смогла лишь понять, что дедушка хотел поцеловать ее в щеку, но промахнулся, но он повторил попытку, и стало ясно: его язык не ошибался. Она старалась отклониться от настырного языка, но он все равно тянулся к ней. Потом она вырвалась и убежала.
Особняк на пляже Джуху на самом деле состоял из двух строений с обнесенным решеткой садом посредине. Небольшое двухэтажное здание выходило фасадом на улицу, за ним начинался сад с искусственными прудами и увитыми буген-виллеями шпалерами, в конце которого находился главный трехэтажный особняк, обращенный к морю. Интерьеры обоих зданий обильно украшали полотна Макбула Хусейна, Саеда Разы, Васудео Гайтонде и Кришена Кханны, а сад – старинные скульптуры, изображавшие Шиву, Кришну и Будду. – Как же так получилось, что великие художники, старинные и современные, просто смотрели на это с дорогих стен, почему могущественные божества остались недвижимы на залитых солнцем постаментах? Зачем нужен талант, зачем все эти святость и божественность, если они не могут защитить двенадцатилетнюю девочку в ее собственном доме? Позор вам, художники, божества! Сойдите со своих пьедесталов, спуститесь со стен и помогите! – Никто не помог. – Домогательство произошло в выходной, когда Салма шла через сад от главного особняка к двухэтажному зданию, где располагались главные кухни, в надежде чем-нибудь перекусить днем. Наверху в маленьком доме были и личные покои Бабаджана, где он жил своим порядком. В саду его можно было застать только во время молитвы – молился он пять раз в день, как это делают по-настоящему религиозные люди или те, кому особенно важно вымолить у Бога прощение, – он выносил в сад свой молитвенный коврик, расстилал его на берегу одного из искусственных прудов и опускался на колени, обратив свой взор к Мекке. Не станем таить горькую правду: грешил Бабаджан так же часто, как молился. В тот день, когда Салма направлялась к холодильнику и вокруг не было посторонних глаз, никаких слуг, шоферов или охранников, он появился перед нею из тени дерева, словно демон, схватил за руки, притянул к себе и дважды страстно поцеловал, во второй раз, как мы уже упоминали, с языком. Когда она стала убегать, он пробежал за ней несколько шагов, характерно посмеиваясь – хи-хи-хи, – и в его смехе, который она всегда считала выражением стариковского добродушия, звучала угроза. Когда ему надоело за ней гнаться, он просто пожал плечами, презрительно махнул рукой и ушел к себе наверх.
И вот маленькая девочка бежит к матери, заливаясь слезами. До того как она окажется в материнских объятиях, нам следует поведать кое-что еще о жизни в этом большом несчастливом доме. Глядя на эту ситуацию, мы должны понимать, что ни мать Салмы Аниса, ни ее бабка Дина не могли не знать о порочных наклонностях Бабаджана. Если в детстве Аниса тоже была его жертвой, мать раньше дочери, она никому об этом не рассказала, возможно, кроме собственной матери, чьи уста, однако, сковала печать вечного молчания. Как бы то ни было, и Дина, и Аниса не раз увещевали Салму: “Ты не должна оставаться с Бабаджаном наедине. Кто-то, хотя бы няня, всегда должен быть в комнате. Иначе это будет неприлично, сама понимаешь”. Девочка же знала, знала всю свою жизнь, что бабушка с дедушкой не живут вместе, что в особняке на пляже Джуху, как ни жаль, негативная энергетика, которую она изо всех сил старалась не замечать. Она решила, что предостережения родственниц вызваны этой энергетикой, что ей предписывают принять чью-то сторону и дружба с дедушкой будет расценена как предательство по отношению к бабушке. В своем нежном возрасте она не знала, что такое страх, еще не столкнулась с ним в жизни, к тому же обладала той же независимостью, что вела по жизни ее мать и бабушку, и порой нарушала их запреты и составила о дедушке свое собственное мнение, даже, скажем прямо, полюбила его. Несмотря на недовольные лица и увещевания старших женщин семьи, она любила сидеть с ним в саду и слушать восхитительно страшные сказки о бхутах и джиннах, существах из огня и дыма, предпочитавших питаться маленькими девочками. Ей нравилось, что он всегда предлагал ей задавать ему вопросы, даже опасные вопросы.
– Бабаджан, – спросила она у него однажды, изумляясь собственной дерзости, – а что будет, если я скажу тебе, что Бога нет?
В ответ он от души расхохотался.
– Кто вложил эту идиотскую идею тебе в голову? – сказал он без тени гнева, с которым, она боялась, мог бы ей ответить. – Тебе должно быть не меньше пятнадцати, только тогда у тебя может появиться такая точка зрения. Тогда и приходи, я тебе отвечу.
Образ доброго, веселого, терпимого деда, человека широких взглядов, стал для нее важным. Она прятала его в собственной голове, потому что знала, мама с бабушкой такого не одобрят, и это был ее важный секрет, она даже думала, что должна попытаться установить мир между старшими родственниками, и по-детски вынашивала грандиозные планы, как это осуществить. Однако ярость, с которой бабушка пресекала любые попытки заговорить о Бабаджане, удерживала ее от воплощения этих планов в жизнь. И вот теперь, в двенадцать лет, убегающая и напуганная, она поняла эту ярость, поняла все, и ей показалось, что до сих пор она ничего в этой жизни не знала.
Она бежала, а мир вокруг нее рушился, разбивались на куски конструкции любви, доверия и понимания, в которое она верила. Вся история ее семьи, все, что, как она считала, она знает о ней, то, кем и какими они были в этом мире, все это должно быть порвано и написано заново. Лишиться собственной картины мира, почувствовать, как ее позолоченная рамка расползается и крошится, музейное стекло, надежно укрывавшее ее, разлетается вдребезги и неаккуратными кучками падает на землю, а изображенные на холсте разъезжаются, соскальзывают и лопаются; этот опыт можно назвать и иначе – утратой невинности. Если такое происходит, когда тебе двенадцать и ты не имеешь никакого психологического инструментария, чтобы справиться, все обстоит еще хуже.
Салма бежала и видела обрывочные видения, ускользающий и меняющий свое местоположение дом, лопнувший над ее головой и опадающий на землю синими снарядами небосвод и утративший свое обманчивое спокойствие, готовый поглотить всю сушу океан впереди. Потом мама обнимала ее, она пыталась рассказать, что случилось, а бабушка, страшная в своей ярости, стояла у них за спиной. Глаза обеих женщин озарились особенным светом, способным прожечь дыру в ткани времени. В комнату вошла няня-ая.
– Останься с ней, – велела Аниса ае и вместе с Диной они направились к маленькому дому, словно выдвинувшаяся в поход маленькая армия.
История умалчивает о том, что они говорили Бабаджану, но вся домашняя прислуга и даже некоторые прохожие на улице ощутили подземный толчок, к концу же их разговора все картины в доме висели вкривь и вкось. После этого случая Бабаджана почти никто не видел. Еду ему приносили прямо в комнаты, где он доживал свои дни и читал свои молитвы – надеясь, видимо, на искупление – в полном одиночестве. Когда женщины вышли из его комнат, они выглядели так, словно держат в руках обнаженные мечи, обагренные кровью убитой жертвы, которую они не собирались смывать, чтобы все могли видеть, что они сделали.
Вернувшись туда, где оставили Салму с аей, они увидели, что двенадцатилетняя девочка больше не плачет; она была одна.
– Вы обе знали, – сказала она им, – вы всегда это знали.
“Мы скрываем это, – говорил доктор Р. К. Смайл, выступая в Атланте, – существует огромная опасность для членов семей, но мы скрываем это. Мы стыдимся их и молчим об этом ”.
Очень редко у одолевающих нас заболеваний можно отыскать одну-единственную причину, а потому будет слишком большим упрощением считать, что психическое расстройство Дины Р., запои и депрессии Анисы Р., а также самоубийства обеих женщин являются следствием подавленного стыда, вызванного страстью Бабаджана к маленьким девочкам. Много ли им было известно? Много ли у него было жертв? Как далеко заходил он в своем пороке? Мы не можем знать этого наверняка. Звездные судьбы и журналисты стоят за молчанием слишком многих языков и искажением слишком многих истин. Сколько такой грязной работы выполнили – по своей воле или по принуждению – эти женщины, насколько остро ощущали они вину за то, что, подчищая за ним, становятся соучастницами его преступлений? Не эта ли история подвела мисс Салму Р. к решению отказаться от успешной карьеры в Болливуде и искать счастья на другом краю света? Не в этом ли корень всех ее последующих злоключений и зависимостей? Правильный ответ – возможно. Человеческая биохимия, равно как и психика, подвержена определенным аберрациям, и это тоже, без сомнения, сыграло роль в этой истории.
– После этого я надолго сделалась пай-девочкой. Мисс Гуди-Два-Ботинка, вот кем я была. Я прятала свои чувства, много трудилась, держалась прямо, никогда не капризничала, слушалась учителей, как собачка. Ведь если я буду достаточно вежливой, воспитанной, буду отлично выполнять домашние задания и во всем слушаться старших, хорошо себя вести, тогда, возможно, мой мир больше никогда не взорвется, как в тот день. А потом умерла мама, и я подумала: хватит. Но одно запомнила очень хорошо: в тот день я узнала, что в нашем мире нельзя быть в безопасности. Дед преподал мне этот урок. И его важно выучить.
Вернувшийся из Атланты Андерсон Тайер не перебивал Салму, пока она все это ему рассказывала. Она сняла копию с полученной от Кишота фотографии и закрепила на дверце своего холодильника.
– Сейчас, когда у меня было время его рассмотреть, – сказала Салма, – он уже не кажется мне похожим на дедушку. У него на самом деле приятная улыбка. А Бабаджан только зло подхихикивал, хи-хи-хи.
– Пожалуйста, будь осторожна, – попросил ее Андерсон, – я тебя знаю. Знаю, что ты думаешь. Что все материал, да? И ты хочешь пригласить этого придурка к себе на программу.
– Нисколько не хочу.
Андерсон взглянул на нее.
– Ладно. Возможно, хочу. Но понимаю, что это глупо. Он, конечно, законченный псих. А психи делают отличные шоу.
– Это маньяк. Ты не можешь пригласить на телевидение маньяка, который охотится за тобой.
– Да уж, облом.
– Ты передала его фотографию полиции?
– Пока нет.
– Тебе надо это сделать. Мн^надо это сделать. Я это устрою.
– Ты правда уверен, что так надо?
– Полностью. Ты ничего не знаешь об этом человеке.
– Ну ладно, отправляй фотографию. Но он может оказаться милым безобидным фанатом.
Андерсон вытащил из холодильника бутылку белого вина.
– Эй, – спросил он, – кто это с ним на фото? Парень, который изо всех сил старается показать, как он крут?
– Не знаю, – ответила Салма, – Но с ним явно что-то не так, видишь? Он какой-то ненастоящий.
– Что значит ненастоящий?
– Он похож на CG-человека, человека, сгенерированного компьютером. Знаешь, CGI-скрипты позволяют точно передавать даже выражения лиц, как живые. Как-то так.
– Да, – убежденно поддержал ее Андерсон Тайер, – у него пиксаровская улыбка.
Они подняли бокалы.
– Я рад, что вернулся, – признался он.
– А я ждала тебя. Ты мне что-нибудь привез?
– Это опасно, – ответил он.
– Знаю, что опасно. Все интересное опасно.
– Нет, это опасно по-настоящему. Ты можешь умереть. Надо быть очень осторожной.
– Я буду осторожной. Давай уже.
– Там есть инструкции.
– Ты же знаешь, я им уже не следую.
– Этим надо. Хорошо? Я серьезно. Ладно?
– Ладно.
– Еще момент. Когда ты будешь готова, если решишь сотрудничать с ними на постоянной основе, он захочет познакомиться с тобой. Поставщик. Доктор Смайл. Он любит лично встречаться с вип-клиентами, хотя бы раз. Что-то из разряда подрочить на звезду, наверное. После этого он назначит постоянную шестерку, кому можно доверить передачу, и вы договоритесь о поставках. Довольно профессиональный подход.
– А какой он сам?
– Что мне тебе сказать? Жулик. Ну или, как говорил Майкл Корлеоне, прежде всего и в первую очередь он бизнесмен.
– Спасибо! – Салма взяла Андерсона за руку. – Ты на самом деле столько для меня делаешь! Просто все. Может, потерплю тебя еще немного.
C22H28N2O. Китаянка, Белый китаец, Аппачи, Танцевальная лихорадка, Хороший парень, Убийца 8, ТНТ, Джекпот. У этого наркотика много имен. Фентанил, правитель страны опиатов, царь горы, вершина вершин. Наркотик номер один. Доктор Смайл был щедрым человеком. Его бесплатный пакет для новых клиентов включал в себя шесть упаковок, содержащих различное количество опиоидов-леденцов марки ACTIQ, производителем которых он даже не являлся – два, четыре, шесть, восемь, двенадцать и шестнадцать микрограммов в одной штуке. Была там и маленькая подарочная коробочка с гвоздем программы – дозатором сублингвального спрея InSmile™ производства SPI. Листок с инструкциями по применению гласил, что “строго рекомендована” так называемая “акклиматизация”. Следовало начинать с малых доз и идти по нарастающей. Для людей, ранее не употреблявших опиоиды, даже один леденец с самым малым их содержанием может представлять опасность для жизни и привести в том числе к возникновению паралича дыхательных мышц — состояния, когда человеку кажется, что он не может дышать. Помимо прочего, как известно любому ребенку, неконтролируемое употребление леденцов приводит к изъязвлению носоглотки и выпадению зубов. Данные леденцы вызывают привыкание. Запрещается употреблять их в количестве, превышающем сто двадцать штук в месяц. Приятного времяпрепровождения!
После ухода Андерсона Тайера (место в ее постели на сегодня было занято, милый, ее ждала встреча с гораздо более изобретательным любовником) Салма начала тщательно готовиться к знакомству с фруктовыми леденцами, словно в эту ночь ее будуар должен был посетить сам Казанова. Она приняла ванну, побрилась, где положено, подушилась и намазалась лосьоном, чтобы не быть излишне бледной, часть волос заплела в косу, а часть оставила свободно спускаться по плечам. Потом легла в постель – “Мерцало платье белизной, ⁄ Как хлопья снега под луной, ⁄ Она плыла во тьме ночной” [], – взяла в руки леденец, положила в рот и попыталась вспомнить, чьими словами неожиданно зазвучал он в ее голове: “Беда! Проклятье ждет меня!” ⁄ Воскликнула Шалот. Готовилась ли она в тот момент к смерти? Хотела ли, поддавшись семейному проклятию, пройти дорогой мамы и бабушки к добровольному концу? Нет, сказала она себе твердо, вероятнее всего, нет. Она справится. Она уж никак не была человеком, ранее не употреблявшим и далее по тексту. Но она будет делать все медленно. Начнет от подножия этой уходящей в небеса лестницы.
Тысяча шестьсот микрограмм фентанила – то же самое, что сто шестьдесят миллиграмм морфина. Это мощный приход, а сублингвальный спрей сделает его еще круче. Стоит начать с двухсот микрограмм. Иди шагом до тех пор, пока не сможешь не перейти на бег, потом беги, и только потом взлетай.
В наши дни химия остается единственным способом испытать радость. Сначала нужно отключить себя от Всеобщей связанности, а затем, когда окружающий мир скроется во мраке, положить в рот кусочек эйфории и рассосать ее. Это единственный любовник, который никогда не разочарует, друг, который не бросит, партнер, который не предаст, правительство, которое не обманет. Только это последовательно, надежно, честно и всегда оправдывает ожидания. Сонная, неспешная радость. Вот и она. Отключи голову, расслабься и плыви по течению.
Смерть эго.
Самадхи.
Высшее блаженство.
В письме Кишота, которое пришло вместе с фотографией, с некоторой долей тревоги говорилось о конце света. Салма магнитом прикрепила копию письма к холодильнику. Как и прочие послания от скрывающегося за псевдонимом автора, оно было написано каллиграфическим почерком, но содержало довольно экстравагантные для обладателя столь твердой руки идеи.
Моя дорогая мисс Салма,
В истории, которую я читал еще мальчиком, а Вы – удивительное совпадение! – можете прямо сейчас посмотреть на “Amazon Prime”, один тибетский монастырь приобретает самый мощный в мире суперкомпьютер, поскольку видит свою цель в перечислении всех девяти миллиардов имен Бога, а компьютер может помочь быстро и точно справиться с этой задачей. И тут оказывается, что перечисление всех имен Бога – не только цель и подвиг этого монастыря. Это также цель существования нашей Вселенной, а потому, как только компьютер закончил свою работу, звезды, медленно и бесшумно, стали исчезать с небосвода. Мои чувства к Вам сродни этому, я уверен, что главная цель существования Вселенной на данном этапе – подготовка момента, когда мы с Вами сольемся в вечном блаженстве, и как только мы осуществим это, космос достигнет своей цели, а потому тихо прекратит свое существование, мы же с Вами, неподвластные всеобщему разрушению, вместе перейдем туда, где нет больше Времени.
До того как оставить ее на ночь одну, Андерсон Тайер признался, что это письмо заставляет его нервничать. Гибель космоса. Всеобщее разрушение. Мы, неподвластные всеобщему разрушению. Эти слова должны бы напугать Сал му. Такими словами не бросаются в шутку. Легкомысленное отношение Салмы здесь явно неуместно.
– Нет, посмотри сюда, – успокоила его Салма, – в эту минуту он ищет вдохновения на свалке древней научной фантастики, а уже через миг возвращается к мистическому странствию своей души. Дочитай до конца.
Я уже писал Вам, моя милая, что к настоящему моменту во имя Любви отрекся от веры, неверия, догм и причин. Теперь же мне удалось постичь и тщету всех земных знаний.
– Очень ценное знание, – потешалась Салма, – если не принимать во внимание его тщету, да? Смотри, теперь он старается отказаться от желаний и привязанностей. Знаешь, что случится, когда ему это удастся?! Реальность перестанет существовать! Он пребывает сейчас в континууме постреальности, который, по всей видимости, и должен тихо прекратить свое существование после того, как мы с ним полюбим друг друга. Это же прямо комедия положений! По-моему, это так мило. Посмотри, как он подписывается. Просто гость из восемнадцатого века.
За сим, моя прекрасная дама, остаюсь навеки Вашим верным слугой, Кишот.
– И вообще, – продолжила она, – конец света становится нынче модной темой. Помнишь, скоро у нас в программе будет Ивел Сент из “Корпорации Сента”. Он тоже тронулся на конце света.
– По-моему, это еще одна причина обратиться в полицию, – заявил Андерсон. – Пусть разошлют у себя его фото. Я не хочу, чтобы он подходил к тебе ближе, чем не милю.
– Я не выношу, когда ты пытаешься мною руководить и оберегать от всего, – взорвалась Салма. – Так и хочется тебе напомнить, что выработаешь на меня.
Итак, их приятная встреча завершилась расставанием на менее приятной ноте. Он давно уже привык к ее внезапным приступам гнева. Знал, что они у нее не длятся долго и что благодарность, которая переполняла ее несколько минут назад, была тем, что Салма чувствует по-настоящему. Знал, что завтра все будет как обычно. Иногда он чувствовал себя родителем гениального ранимого ребенка. Он был большим, а она – маленькой. Знал он и то, что со стороны его отношение к ней можно было принять за снисходительность, и оно раздражало ее больше, чем что-либо другое, поэтому он изо всех сил старался не проявлять его внешне.
– Увидимся утром, – сказал он ей.
И вот теперь, прямо в постели качаясь на волнах сонной эйфории, то погружаясь в нее, то снова выныривая, Салма представляла, что он, Кишот, находится рядом с ней, вокруг рушится космос, а они бок о бок летят за грань, туда, где нет больше Времени, где прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно – наверное, в таком времени существует и видит все Бог, – и они тоже будут видеть все, словно боги, бессмертные и свободные. Она смотрит на Кишота и видит лицо деда. Это не пугает и не расстраивает ее, она не испытывает ни горечи, ни отвращения. Она просто наблюдает, как лицо старика обращается в тлен, становится светом. В тот момент, во власти химического счастья ей казалось, что простить его совсем просто, даже вполне естественно.
Неужели Кишот улучшает себя для того, чтобы, очистившимся, отдать себя в ее руки? Неужели он тот, кто сможет залечить ее раны?
Слишком серьезные вопросы, чтобы отвечать на них под воздействием “белого китайца”. Наслаждение переполняло ее. Она нырнула в водоворот слепящего света.
Когда она прошла весь путь по леденцовой лестнице и наступило время открыть подарочную коробочку, таившую в себе гордость и радость компании SPI, мисс Салма Р. поняла, что InSmile™ — это как пересесть на “роллс-ройс”, всю жизнь проездив на “ниссан кашкае”. Как изображение в цвете после черно-белого, как Мэрилин Монро после Джейн Мэнсфилд, гетеры после шлюх, Сервантес после Фернандеса де Авельянеды, Хэмметт после Спиллена. Это как первый взрослый поцелуй или первый настоящий оргазм, как у Мег Райан, когда она сидит в “Деликатесах Каца” в “Когда Гарри встретил Салли”. Всего-то и надо – один пшик под язык. Быстрота наступления эффекта, сила воздействия и высочайшее качество. Да, Андерсон определенно прав, это по-настоящему опасно. В какой-то момент она почувствовала, что находится за пределами тела, поднимается вверх, смотрит на себя со стороны и может решать, вернуться или нет. Крайне опасная прогулка верхом, надо быть настоящим жокеем, чтобы объездить эту лошадь. К счастью, Салма была опытным наездником и смогла продержаться в седле целую ночь. Это родео было не первым в ее жизни, но это было родео олимпийского уровня, и выступать на нем могли только самые лучшие атлеты.
– Беру, – сообщила она Андерсону Тайеру. – Как сделать мою встречу с поставщиком наиболее безопасной, чтобы он мог назначить постоянного курьера?
– Это нетрудно, – ответил он. – Пригласим их с женой на съемки нашего шоу.
Доктор Смайл был счастлив, что ему выдался шанс осчастливить свою супругу со счастливым именем Хэппи. Она столько сделала, уж точно заслужила выходные в большом городе. Осенью Нью-Йорк особенно красив. А возможность познакомиться с ведущей шоу “Салма”? Хэппи обожает эту передачу. Когда доктор Смайл сообщил жене, что собирается отвезти ее в Нью-Йорк, чтобы она немного развеялась, и рассказал, чем именно они будут заниматься, то увидел на ее глазах слезы, затем она вскочила на ноги и запрыгала по комнате.
– Помнишь, что я тебе говорила? – кричала она. – Вот мы и выбились в самое высшее общество!
– Хотел с тобой посоветоваться, – спросил жену доктор Смайл. – Ты ведь знаешь, что наш родственник, Исмаил Смайл – очень пылкий поклонник мисс Салмы?
– Ты же вроде его уволил, нет?
– Думаю, я смогу его отыскать. Может, возьмем его с собой, чтобы он смог познакомиться со своей дамой сердца? Хорошая мысль?
– Ужасная, – миссис Смайл подошла к мужу со сложенными для поцелуя губами. – Эта поездка должна быть только для нас с тобой, никаких пагаль, сумасшедших кузенов.
Назад: Глава десятая, в которой наши герои проходят Вторую Долину, Санчо тоже встречает Любовь, а затем, в Третьей Долине, они выходят за пределы Знания как такового
Дальше: Глава двенадцатая Череда абсурдных Событий во время короткой Остановки в Нью-Джерси
