Существовал ли один-единственный первый язык, на котором говорил один-единственный народ, проживавший в определенное время в определенном месте?
Если язык – результат одной-единственной супермутации, то ответом будет однозначное «да». Но не все так просто. В моем сценарии происхождения языка затруднительно указать на известную стадию в человеческой эволюции, о которой можно было бы сказать: «Вот тогда они и заговорили на первом языке». Это было бы весьма произвольно и по большому счету бессмысленно.
Основу развития языка составляют доверие, креативность и социальное обучение. Предположительно эти свойства возникли одновременно с появлением Homo erectus как биологического вида, около 1,8 миллиона лет назад в Африке, и в конечном счете обусловили успешность «эректусов» в заселении огромных территорий. Собственно, этот «набор» и сделал праязык возможным. Похоже, что переход от креативной пазл-коммуникации с ее жестово-звуковыми методами к более-менее организованному праязыку произошел так быстро, что праязык стал частью «набора» практически с самого начала. И в этом случае на первом языке заговорили в Африке, предположительно где-то в саваннах восточной ее части, около 1,8 миллиона лет назад, и носителями этого первого языка были Homo erectus.
Но совсем не обязательно, что все было именно так. «Эректусы» могли расселиться по большим территориям, будучи готовы к языку, но все еще без него. И множество групп, независимо друг от друга, могли создать свои коммуникационные системы, тип каждой из которых предполагал развитие в направлении языка. Таким образом, на обширной территории расселения Homo erectus возникло множество праязыков, и в этом случае затруднительно идентифицировать самый первый из них, равно как и место его возникновения, и первого заговорившего.
Могло быть и так, что поначалу язык развился у какой-то одной группы «эректусов» и уже потом распространился на все остальные. Такое распространение элементов культуры от группы к группе по эволюционным меркам может происходить довольно быстро, если только не требует изменений на биологическом плане. И в этом случае первый язык был, а вот первых носителей установить трудно.
Процессы, отраженные в двух последних сценариях, происходили около 1–1,5 миллиона лет назад – уже после расселения Homo erectus. Поэтому первый язык мог появиться где угодно – от места расположения сегодняшнего Кейптауна до Джакарты.
Как вид Homo erectus оставался стабильным на протяжении очень долгого времени? Распространившись по Земле, он сохранял все тот же образ жизни на протяжении еще около миллиона лет. Вряд ли в этот период могло возникнуть нечто столь революционное, как язык, – это событие непременно оставило бы археологические следы. Поэтому я более склонен считать, что язык появился или непосредственно накануне, или после стабильного периода, и в этом случае первый сценарий, с единственным праязыком в Африке, выглядит более разумным, чем два других.
Последующая биологическая эволюция наших языковых инстинктов и всех связанных с языком адаптаций происходила по большей части в течение того миллиона лет, пока на земле жили «эректусы». Ее заключительный этап, связанный с увеличением объема мозга и распадением вида Homo erectus на несколько ветвей, был, возможно, наиболее интенсивным. Именно тогда были заложены основы перехода от аморфного праязыка к полноценному грамматическому.
При этом каждая отдельно взятая мутация, безусловно, происходила у какого-то конкретного индивида и в каком-то конкретном месте. Но определить, что именно это было, где и у кого, вряд ли возможно. В любом случае, одна мутация – лишь небольшой фрагмент общей картины.
Наблюдая за перипетиями одной научной проблемы, я проследил множество нитей, образующих сложнейшие переплетения, разобрал и снова собрал множество фрагментов пазла. И узор постепенно проступил на ткани, но оказался распределен по разным главам, через которые проходили одни и те же нити, которые сплетались с другими, а потом снова расходились, и так бесчисленное множество раз – из раздела в раздел, из главы в главу. Именно поэтому теперь я и хочу представить общую картину того, что проступило на ткани.
Мы все еще слишком мало знаем о происхождении языка, но на сегодняшний день нам известно об этом гораздо больше, чем в 1990-е годы, когда я впервые заинтересовался этой проблемой, и все благодаря упорной работе ученых и исследователей. В этой книге я упомянул лишь некоторых из них, но имен могло быть гораздо больше. Когда несколько лет тому назад я писал другую, более академическую книгу о происхождении языка, в ней было более тысячи ссылок на работы коллег. Много полезного дают и исследования в других областях знания, включая те из них, которые принято считать далекими от лингвистики.
Мнения ученых расходятся по множеству аспектов, и я сделал все возможное, чтобы обозначить наиболее спорные моменты. В то же время я счел нужным изложить собственную позицию по большинству вопросов, где собранный фактический материал, как мне кажется, позволяет делать более-менее определенные выводы. В этой, заключительной, главе я постараюсь обобщить свои взгляды на проблему происхождения языка.
В литературе о возникновении языка время от времени поднимаются одни и те же вопросы, на которые разные участники дискуссий дают разные ответы. В этом разделе я изложу свою точку зрения по каждому из них.