Мама и папа по очереди держат в объятьях новорожденного, которому всего один день от роду. Даже дальние родственники собрались поздравить семейство с пополнением. Дедушка по отцовской линии как будто чем-то озадачен. У младенца большие голубые глаза и светлый пушок на голове. И это очень напоминает блондинку-маму, но нисколько не темноволосого, смуглого отца.
Бабушка по материнской линии так и захлебывается радостью.
– У-у-у-у, какая малышка… Вылитый папа!
Ей вторит тетя – сестра матери:
– Да, да… нос совсем как у папы… И такая красавица…
Поворачивается к отцу:
– Ты должен гордиться такой дочерью. Сразу видно, что она твоя.
Мы уже касались этого парадокса нашего использования языка. Люди конкурируют скорее за то, чтобы говорить, нежели слушать. Хотя именно слушать более ценно, если речь идет о передаче информации от говорящего к слушателям. И эта странность указывает на то, что передавать информацию – не главная цель языка. Мы также говорили о языке как инструменте власти и средстве повышения социального статуса, что позволяет до некоторой степени разрешить данный парадокс.
Израильский ученый Даниэль Дор подошел к этой проблеме несколько с другой стороны. В книге «Инструкция для воображения» (Instruction of imagination), увидевшей свет в 2015 году, он попытался взглянуть на происхождение языка с другой перспективы. Дор ставит все тот же вопрос: чего добивается говорящий своей речью? Хочет ли и в самом деле передать некое сообщение или же его цель – провести определенный эффект у слушателя?
Собственно, это вопрос разницы между кодовой и пазл-коммуникацией, о которых мы говорили выше. При кодовой коммуникации в фокусе сообщение как таковое. Между тем как пазл-коммуникация перемещает фокус на реконструкцию сообщения слушателем.
Но в обоих случаях в центре внимания сообщение и речь идет о его передаче. То, что делает Дор, можно назвать следующим шагом за пределы пазл-коммуникации и смещением фокуса с сообщения на мысли, которое оно вызывает у слушателя. Задача говорящего, по мнению Дора, не столько передать сообщение, сколько зародить в голове слушателя определенную мысль.
Дор рассматривает язык как технологию, социальный инструмент передачи мыслей. Как уже говорилось, обезьяны могут мыслить о довольно сложных вещах. Их ментальный мир гораздо богаче, чем тот, который позволяют охватить их ограниченные коммуникационные возможности. Поэтому по большей части он так и остается в их головах, в то время как у людей постоянно происходит интенсивный обмен. Дор склонен видеть в этом главное отличие человека от обезьяны. А в языке – прежде всего технологию, разработанную нами совместно для этой цели.
Обмен мыслями предполагает нечто большее, нежели просто переданное сообщение. Это значит, я могу заставить вас думать то же, что думаю сам. Выстроить в вашем ментальном мире те же структуры мышления, которые уже имеются в моем. И язык, согласно Дору, я использую в качестве инструкции, которая заставит ваше воображение нарисовать картинку по моему заказу.
В простейших случаях речь идет о конкретном практическом опыте. Вернемся к собирателям носорожьих туш. Докладывая об увиденном, разведчица делала все возможное, чтобы заставить воображение слушателей нарисовать ту картину, которую сама наблюдала в действительности. Ее инструкция содержала образ мертвого шерстистого носорога в окружении трех пещерных гиен. Слушателям нужно было решать, что со всем этим делать.
Практическая разница между передачей сообщения о мертвом носороге и инструкцией для воображения, представляющей мертвого носорога, кажется незначительной. Но она становится заметной, когда речь заходит о более тонких вещах, нежели носорожья туша.
Пещерная разведчица хорошо иллюстрирует теорию Дора и во временном плане. Подобные «инструкции» должны были стать значимыми около миллиона лет назад, когда «эректусы» убедились в том, что пазл-коммуникация плохо подходит для ментальных инструкций.
Главная особенность пазл-коммуникации в том, что вы не говорите в точности то, что хотите сказать. Передавая сообщение, вы рассчитываете, что слушающий реконструирует ваш замысел. Поэтому вы и жалуетесь: «Здесь душно!» В то время как ваше настоящее сообщение выглядело бы несколько иначе: «Открой окно!» Вы ожидаете от слушателя, что он поймет вашу настоящую цель, которая стоит за отвлеченным комментарием про качество воздуха в помещении.
Но Дор делает следующий шаг. Согласно его модели, дело даже не в том, чтобы слушающий «расшифровал» ваше сообщение и открыл окно. А в том, чтобы вселить в его голову мысль о том, что в комнате настолько душно, что окно нужно открыть. Разница опять-таки только кажется незначительной. Цель говорящего не передать сообщение, а заставить слушателя мыслить в «правильном» направлении. Отсюда недалеко до использования языковых технологий не для того даже, чтобы побудить слушателя мыслить так же, как говорящий, а чтобы внедрить в его голову те мысли, которые говорящий считает нужным. Коммуникация и манипуляция – две стороны одной медали.
Как правильно использовать методику Дора, знает каждый сказочник. Ему хорошо известно, какие «инструкции» нужно передать воображению слушателя, чтобы оно создало в голове человека мир волшебной сказки – с привидениями, духами, гномами, троллями и прочими существами, о которых слушающий точно знает, что их нет и никогда не было в реальности.
У каждого человека есть опыт подбора нужных слов, чтобы нарисовать в голове собеседника желаемую картину. Представьте себя на собеседовании в крупной фирме или на первом свидании с девушкой или юношей. Вы используете все доступные вам ресурсы языка, чтобы составить о себе как можно лучшее впечатление. Вы задействуете все регистры, кроме откровенной лжи, создавая в чужой голове выгодный вам образ. И ваши собеседники приложат все усилия, чтобы разгадать ваши уловки и, в свою очередь, создать в вашей голове нужный им образ себя самих.
Вернемся к новорожденному, с которого я начал подраздел. Этот пример основан на опубликованном в этом году исследовательском отчете. Специалист наблюдал и записывал с согласия всех заинтересованных сторон (кроме, разумеется, главного героя торжества), что говорят родственники, впервые увидевшие новорожденного. Оказалось, что существует очевидная и характерная разница между высказываниями родственников отца и матери.
В комментариях первых в равной степени отмечается сходство ребенка и с отцом, и с матерью, в то время как вторые настоятельно подчеркивают, что ребенок – вылитый отец. Исследователь отмечает, что за этим стоит отчасти неосознаваемая заинтересованность мамы (и ее родни) убедить папу в том, что он действительно отец малыша – особенно если имеются малейшие основания в этом сомневаться. Между тем как у противоположной стороны нет соответствующего интереса, поскольку мама не может сомневаться в том, что она мама. Скорее есть интерес папы и дедушки по отцовской линии убедиться в том, что в их гнездо не попал птенец кукушки.
С точки зрения Дора, родня матери делает все возможное, чтобы зародить в головах противоположной стороны «правильный», с их точки зрения, образ отца ребенка и укрепить его настолько, чтобы он вытеснил собой все другие возможные варианты.