Тишина в классе?

Вернемся к собирателям мертвых носорогов. Итак, захват туши прошел согласно плану. Гиены проявили достаточно здравого смысла, чтобы не вступать в схватку с людьми, вооруженными заостренными камнями.

Столько мяса не под силу унести пятерым охотникам. Поэтому четверо принялись нарезать куски, а пятый отправился в пещеру за оставшейся частью группы. Защищающие от ветра кожаные щиты тут же были убраны, и весь лагерь переместился поближе к туше, так чтобы она была на виду, но и не совсем рядом. Выбирая место для новой стоянки, учитывали направление ветра. Носороги и живые распространяют не слишком свежие запахи, а этого они вряд ли успеют съесть до того, как истечет срок годности.

Вскоре все набили желудки до отвала. Колючие кустарники вокруг сплошь увешаны полосками мяса – на просушку. Дети бегают вокруг с палками, отгоняя мух, ворон, крыс и прочих заинтересованных соседей. Взрослые расселись небольшим группами и, краем глаза наблюдая за детьми, продолжают нарезать остатки добычи.

Теперь некоторое время о еде можно будет не думать.

Рядом с кожаным щитом на корточках сидит пожилой мужчина. Вокруг него четверо детей чуть постарше внимательно наблюдают за ним. В одной руке мужчины топор, в другой – кусок каменной породы. Мужчина объясняет, что этот кусок должен стать таким же топором. Словами и жестами он пытается донести до учеников, как нужно смотреть на породу, чтобы внутренним взором увидеть в ней конечный продукт. Потом не спеша бьет по камню, проходя один этап работы за другим, отсекает один плоский кусок, другой – и на глазах у учеников в бесформенной глыбе проступают очертания каменного топора.

Потом один из двух старших мальчиков берет камень. Даже с таким опытным наставником совсем не просто высечь хороший топор. Тем не менее получается нечто достаточно острое, чтобы им можно было нарезать мясо. Гордый своей работой мальчик подсаживается поближе к туше.

* * *

Наставничество – нечто специфически человеческое. Большую часть времени дети проводят, обучаясь тому, что может пригодиться им во взрослой жизни. А взрослые значительную часть своей жизни тратят на то, чтобы разъяснять и учить. Именно так обстоит дело с обязательным девятилетним образованием и профессиональными педагогами. Но так оно было и в культурах охотников и собирателей, даже если расписание и формы обучения выглядели там совершенно иначе.

Наставничество в таком виде встречается и в животном мире, но редко. Многие хищники учат своих детенышей охотиться. К примеру, сурикаты приносят своим малышам недобитых скорпионов в качестве тренажеров. То же делают многие представители семейства кошачьих, включая домашних кошек, используя в качестве учебного пособия недодушенных мышей. И все-таки эта педагогика кое в чем отличается от человеческой. А именно тем, что дети больше учатся сами. И сами же развивают охотничью хватку.

Сурикаты в Южной Африке. Взрослый стоит настороже и высматривает хищников. И детеныш, который только учится это делать

Родители так или иначе проводят их по всему процессу, но при этом ничего не объясняют. Детям не указывают на ошибки, если они что-то делают не так. И никто не дает советов, не выставляет оценок. Последнее было бы затруднительно для педагогов-сурикатов, ведь для этого нужен язык.

Важность школы для человеческой жизни и ведущая роль языка в обучении натолкнула ученых на мысль о наставничестве как о возможной отправной точке языка вообще. То есть согласно этому сценарию язык возник, чтобы люди могли объяснять и указывать на ошибки подрастающему поколению. При этом совсем не обязательно темой урока должен быть каменный топор. Существует много другого, чему детям стоит научиться, и это лишь увеличивает в наших глазах образовательную ценность языка. К примеру, практическая ботаника. А ведь многие растения становятся съедобными лишь после кулинарной обработки, иногда довольно тщательной. Это не в последнюю очередь относится к всевозможным корням и клубням, которые так важны в меню охотника и собирателя.

Так, может, стоит поговорить о роли кулинарных рецептов в развитии языка?

* * *

При этом у наших ближайших родственников «молодежь» по большей части предоставлена сама себе. В лучшем случае детенышам дают возможность понаблюдать, как все делается. Никто никогда не видел ни шимпанзе, ни какую-либо другую обезьяну в роли наставника. Похоже, в этом качестве даже уровень сурикатов для них недостижим. Поэтому сценарий наставничества, по крайней мере, выдерживает «текст шимпанзе». Но, с другой стороны, в этом случае мы имеем дело с двумя отдельными этапами развития. Сначала бессловесные родители каким-то образом наставляли свое потомство, и лишь после этого наставничество запустило процесс развития языка.

* * *

В то же время уже Homo erectus мог обучать своих детей чему-то специфическому и достаточно детально, чтобы традиция каменных топоров не прерывалась на протяжении многих и многих сотен тысяч лет. Такое едва ли стало бы возможным без эффективных форм обучения. Таким образом, мы можем смело отнести «сценарий наставничества» к периоду «эректуса» – миллион лет назад.

Еще одна маленькая загвоздка здесь в том, что вербальные разъяснения о том, как сделать каменный топор, не согласуются с этнографическими наблюдениями за теми немногими оставшимися племенами, которые до сих пор живут в каменном веке. У них учитель и в самом деле показывает ученикам, как что делается, но в полном молчании. Когда передается искусство изготовления каменного топора, в классе стоит полная тишина.