Происхождение звуков языка

Наш речевой аппарат устроен так, что может подражать и птичьему щебету, и человеческой речи, и вообще каким угодно звукам. При этом в языке не используются какие угодно звуки, но лишь их ограниченный и вполне определенный набор.

Звуковой шаблон языка требует, чтобы звуки, используемые в одном языке, легко различались. Слушатель должен без труда определять, какой звук имел в виду говорящий, даже если это совершенно незнакомый человек с неузнаваемым голосом и разговор происходит на шумной улице. Скользящая шкала и промежуточные формы, как правило, не годятся, поскольку могут создать проблемы с пониманием. Звучащий язык – цифровая система, а не аналоговая, даже если воспроизводится аналоговым речевым аппаратом.

Это особенно хорошо видно на примере гласных. Они образуются, как уже говорилось выше, за счет определенного положения языка во рту и пропускания воздуха с сомкнутыми или разомкнутыми голосовыми связками. Мы можем двигать языком вперед-назад и вниз-вверх, что дает возможность формировать самые разнообразные звуки, и нам не трудно перейти от «ээээ» к «иии» и обратно, поднимая и опуская кончик языка. Если попробуете, то наверняка заметите, что язык так и норовит перескочить из положения «э» в положение «и» и нам стоит больших усилий заставить его задержаться на промежуточной стадии.

Промежуточные положения в языке не используются. Потому что все мы, кто говорит по-шведски, условились, что шведские гласные будут воспроизводиться лишь при определенных положениях языка. В других языках действуют другие соглашения и действителен другой состав звуков. Дети осваивают те звуки, с которыми имеют дело с младенчества. И учатся как различать их на слух, так и произносить, регулируя положение языка. Одновременно дети привыкают не распознавать те варианты, которые в их родном языке считаются одним звуком. Их речевые органы привыкают к определенным положениям, автоматически игнорируя остальные. Взрослому человеку очень трудно преодолеть эту инерцию родного языка. Может, у кого-то и получилось до конца справиться с этой проблемой, но такое бывает крайне редко.

Гласные языка – это система, а не случайный набор. Как такое могло получиться на заре языковой эры? Этот вопрос долгое время горячо обсуждали некоторые ученые. Идеи выдвигались самые разные, в том числе и врожденной звуковой системы. Конец дискуссиям положила докторская диссертация 1999 года голландца Барта да Бура, представившего простое и изящное решение проблемы.

В основе этого решения – идея самоорганизации звуков внутри группы общающихся. Если каждый слушающий стремится понять, а говорящий – быть понятым и обе стороны приспосабливаются друг к другу, когда возникает непонимание, то и звуки самим собой организуются в систему. Барт де Бур провел много экспериментов, моделируя ситуации общения при помощи компьютера. Системы гласных, которые получались в результате таких искусственных коммуникаций, соответствовали реальным системам гласных в разных языках. Очевидно, дальнейшего теоретизирования здесь не требуется. Достаточно группы говорящих, каждый из которых добивается продуктивного диалога и приспосабливает свою речь, в том числе и в плане языкового выражения, под понимание другими.

С согласными несколько сложнее, поскольку свободы здесь гораздо больше и перемещения языка из одного положения в другое явно недостаточно. При образовании согласного звука струя воздуха во рту перекрывается, частично или полностью. Это может быть сделано в самых разных местах – начиная от связок и заканчивая губами. В произношении большинства согласных участвует и язык, который прижимается к верхнему нёбу или какому-либо другому месту. Могут быть задействованы и другие части речевого аппарата. Теоретически мы могли бы переключаться с одного положения на другое постепенно, но мы этого не делаем, действуя в бинарном режиме включено/выключено, и задерживаемся лишь в определенных положениях языка и других органов, игнорируя остальные.

Другими словами, согласные языка тоже образуют систему, хотя и более сложную – и об этом тоже спорили многие исследователи. После работ Барта де Бура большинство специалистов допускают самоорганизацию согласных языка по типу гласных. Вместе с коллегой Виллемом Зуидема Барт де Бур смог в 2009 году доказать, что вся комбинаторная звуковая система языка могла самоорганизоваться по тому же принципу, без участия внешних факторов.

Подведем итог: чтобы разобраться с происхождением языка, не обязательно и дальше углубляться в происхождение его звуков. Если есть существа, в достаточной степени контролирующие свои речевые органы, желающие общаться, быть понятыми и понимать друг друга, звуковая система языка быстро самоорганизуется.

Тема первого разговора

Мы развили язык, чтобы говорить, но о чем? Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует вспомнить четыре «почему» Тинбергена, в особенности касающиеся эволюционных преимуществ.

Итак, адаптация. Какие эволюционные преимущества дал нам язык? Каким образом он способствовал нашему выживанию и размножению?

Мы развили язык, чтобы разговаривать друг с другом, чтобы общаться лучше, нежели мы делали это до появления языка. Но каким образом это могло положительно повлиять на нашу способность выживать и размножаться? С одной стороны, эволюционные преимущества качественной коммуникации, можно сказать, очевидны, и общаться с помощью языка выгодно, с точки зрения дарвинизма. Но почему, с другой стороны, язык не развился у других обезьян? Если язык так хорош, почему мы были и остались единственным видом животных, который его использует?

То есть нам следует отыскать нечто более специфичное. Нечто такое, что сделало бы язык полезным именно для наших пращуров, но не для предков шимпанзе, бабуинов, соловьев или каракатиц. Это могут быть некие качества, которые были у пралюдей, но не у прашимпанзе и других и которые способствовали появлению языка. Или факторы среды, в которой жили исключительно наши предки, или особенности их поведения, при которых язык мог дать своим носителям эволюционные преимущества.

Я посвятил целый раздел этой книги человеку помогающему, потому что в списке человеческих особенностей, которые могли способствовать возникновению языка, сотрудничество занимает одно из первых мест. Будь мы эгоистичными параноиками вроде шимпанзе, до сих пор оставались бы, как они, безъязыкими. Необходимость помощи в родах, как мы уже убедились, сделала возможным развитие взаимопомощи и сотрудничества, которые, в свою очередь, дали зеленый свет развитию языка, но не более того. Чтобы эта возможность реализовалась, требовалось нечто большее. Явное эволюционное преимущество, связанное с языком. Было ли нечто в экологии или поведенческом репертуаре наших предков, что поощряло бы развитие языка именно у нас, а не у других сотрудничающих животных? Параноидальных шимпанзе отбросим сразу (при том что название «тест шимпанзе» для проверки правдоподобия теорий на эту тему остается действительным), но ведь есть же множество других животных, включая некоторые виды обезьян, куда более отзывчивых на беды друг друга? Почему же ни один из этих видов не обзавелся языков по типу нашего? Когда мы говорим о «тесте шимпанзе», то должны иметь в виду не столько шимпанзе, сколько других животных, более склонных к работе в группах.

Так о чем все-таки был первый разговор? На эту тему бытует множество различных теорий. Проблема не в том, чтобы выявить условия, при которых язык оказался бы эволюционно полезным, совсем напротив. Трудно отыскать сферу человеческой деятельности, в которой язык не был бы полезен. Проблема в том, чтобы определить, какая из всех мыслимых сфер человеческой деятельности могла бы стать ключом к происхождению языка, изначальную тему его использования, которая могла бы заставить язык эволюционировать, дать толчок его развитию.

И здесь предстоит рассмотреть несколько гипотез.