Окаменелости первых носителей языка

Эти изменения в анатомии звуковоспроизводящего аппарата, скорее всего, – лишь позднейшая адаптация для совершенствования речевых навыков. Говорить лучше не могло иметь никаких преимуществ в естественном отборе до возникновения языка как такового. Сначала появился язык, и только после этого речевые органы приспособились к говорению. И если мы сможем обнаружить свидетельства эволюции речевого аппарата в окаменелостях наших далеких предков, это поможет нам понять, как давно возник язык. Он может быть гораздо старше человеческого речевого аппарата в его современном виде, но никак не моложе.

В то же время речевой аппарат почти полностью состоит из мягких частей, которые не сохранились в виде окаменелостей. Единственное что можно определить по виду черепа, это то, как на укорачивающейся, становящейся человеческим лицом морде постепенно рос наружный нос. На выдающейся морде шимпанзе нос – это лишь пара ноздрей, тогда как у нашего собственного вида Homo sapiens и у неандертальцев нос солидный на относительно плоском или все же выступающем вперед (как у неандертальцев) лице.

В изучении эволюции остальных звуковоспроизводящих органов мы вынуждены довольствоваться лишь косвенными свидетельствами на основании частей скелета, окружающих мягкие ткани.

Мышцы языка, как и гортани, крепятся к небольшой кости, называемой подъязычной. Это довольно необычная кость, которая не связана с остальной частью скелета и свободно свисает под подбородком, углом между шеей и нижней челюстью. У обезьян и людей она выглядит совершенно по-разному, что, возможно, связано с особенностями положения гортани и различным ее применением. То есть сохранившаяся в окаменелостях подъязычная кость могла бы кое-что сообщить нам о степени развитости речевого аппарата.

У австралопитека эта кость выглядит в точности как у обезьян.

С другой стороны, неандертальцы имели вполне человеческую подъязычную кость. То же можно сказать и о предках неандертальцев, живших полмиллиона лет назад на территории нынешней Испании. Подъязычная кость Homo erectus занимает промежуточное положение: у нее «человеческая» форма, но мышечные крепления несколько иные. Поэтому вполне вероятно, что Homo erectus мог делать со своим речевым аппаратом нечто большее, нежели обыкновенная обезьяна, но еще не использовал его так, как это делает современный человек. Из этого следует, что эволюционные изменения подъязычной кости начались у «эректуса» и завершились у наших с неандертальцами общих предков.

Разумеется, нервы, контролирующие дыхание, в окаменелостях не сохраняются. В отличие от отверстий в костях скелета, через которые они проходят. Чем больше нервных клеток проходит в отверстие, тем оно шире. И эти «дыры» можно видеть в хорошо сохранившихся окаменелостях. Управляющие дыханием нервные клетки идут из головного мозга через спину и, собственно говоря, составляют часть последнего. Далее отклоняются и выходят через отверстия в позвонках, и эти отверстия у людей заметно крупнее, чем у шимпанзе, что только подтверждает выводы, сделанные на основании изучения подъязычной кости.

У неандертальцев нервные отверстия в позвонках тех же размеров, что и у человека, в то время как у ранних Homo erectus они заметно у´же. Это значит, что высокоточный контроль над дыханием должен был развиться достаточно поздно у нашего с неандертальцами общего предка или несколько раньше, в течение того долгого периода, когда на земле жил Homo erectus.

И еще одна особенность наших речевых органов: у большинства обезьян, включая наших ближайших родственников, внизу шеи имеется пара самых настоящих воздушных мешков. Они соединены с трахеей, так что обезьяна может надуть свои воздушные мешки, а потом выпустить из них воздух. Предположительно, эта система действует как дополнительный усилитель звуков, которые издает обезьяна.

У людей она отсутствует. На первый взгляд, может показаться странным, что воздушные мешки в ходе эволюции исчезли именно у такого «говорливого» вида, как мы. Но компьютерные расчеты показали, что это приспособление, вне сомнения усиливающее звук, одновременно делает его нечетким, стирая границы между звуками и смешивая их. Человеческая речь основана на способности быстро и отчетливо произносить длинные серии звуков, а с воздушными мешками мы были бы вынуждены усиленно артикулировать, что сделало бы нашу речь медленнее.

Поэтому у нашего вида Homo sapiens мешков давно нет. Их наличие можно определить по виду подъязычной кости, о которой мы говорили выше. Если ориентироваться на этот признак, то у австралопитека воздушные мешки были, а у Homo erectus уже нет.

Ископаемые слушатели

Слух большинства млекопитающих достаточно чуток, чтобы воспринимать человеческую речь. Это могут подтвердить те из нас, кто общался с животными, а таких, я думаю, большинство. Что именно братья наши меньшие понимают из сказанного – это другой вопрос.

Совершенно очевидно, что собаки, к примеру, способны слышать слова, которыми мы отдаем им команды. Это касается не только самого слуха, но и способности различать звуки речи достаточно хорошо, чтобы узнавать определенные слова, даже если их произносит не хозяин, а кто-то другой.

Способность различать звуки на этом совершенно необходимом для общения уровне на самом деле довольно широко распространена в животном мире – от шиншилл до певчих птиц. И это говорит о том, что и у наших предков это умение появилось не только для лингвистических целей. Скорее всего, звуковой строй языка адаптировался к уже имеющимся способностям различать звуки.

У обезьян также нет проблем со слухом или распознаванием звуков. При этом уши у шимпанзе и человека устроены не совсем одинаково и различаются, в частности, формой мелких слуховых косточек перед барабанной перепонкой, что и задает некоторые особенности слуха. Для восприятия звуков низкой частоты это различие не имеет никакого значения, но человеческое ухо лучше, чем ухо шимпанзе, приспособлено улавливать и различать звуки высотой 3–5 кГц. Это достаточно высокие тона, которые не так часто встречаются в повседневной жизни, но играют огромную роль в языке. Частота шипящих и свистящих звуков типа «ссссс» и «шшшш» лежит именно в этом диапазоне.

Никто не знает, случайность это или нет, что наша способность воспринимать звуки улучшилась одновременно со способностью их воспроизводить. Так или иначе, у нас есть возможности проследить развитие слуха по окаменелостям. Если слуховые косточки сохранились, по их виду можно определить чувствительность уха к звукам различной высоты. Неандертальцы и даже их предки более полумиллиона лет тому назад имели слуховые косточки, не только практически не отличимые от наших, но и дававшие им возможность слышать не менее хорошо, чем современные люди. Слуховых косточек Homo erectus мы, к сожалению, не нашли. Это мелкие кости, которые легко теряются, и обнаружить их в окаменелостях – большая удача.