«Мирообъемлющие» образы, которые предлагала византийская культура – Книга, Храм, Икона – вызывали благоговение, наводили на глубокие размышления. Русы стремились соединить с православием духовные богатства праотеческой веры: священное слово и старинные знаки. Каждый из них говорил о «знании» божественных откровений. Их изображали в храмовых орнаментах, на церковной утвари, облачениях и украшениях, соединяли в священное узорочье: простой крес или пронзённый молнией перунов крест (громовик), косая решетка, шести– и восьмилучевая звезда (спас), трёхлепестковый крестовидный крин и перунов цвет в пламевидной ограде. Эти знаки считались настолько важными, что в XI–XII веках помещались даже на византийские по типу кресты-энколпионы. Древние «солнечные кресты» существовали во всевозможных разновидностях: двойной, с загнутыми посолонь, ломаными под углом, раздвоенными, закругленными и петлевидными концами, вписанные в круг, сплетённые с другими крестами в узлы, ленты и решетки.

Крест-энколпион. Золото, перегородчатая эмаль. Южная Русь. ХИ в.

Расколотый кусок плинфы. Южная Русь. Раннее Средневековье

Особое значение придавали «девяточисленным» знакам, восходившим к дохристианским поминальным девятинам европейцев: восьмилепестковой розетке с круглой сердцевиной и двойному кресту (в круге, ромбе или без них) – так называемому «узлу счастья». Некогда он считался символом непорочной чистоты и вышивался на свадебных полотенцах, в Средние века иконописцы помещали его на «убрусах» в нижней части храмовых росписей и в «доличном письме» икон.

К обрядам поминовения относились знаки, в XVII веке получившие название вавилоны. Они не могут быть отнесены ни к «клеймам строителей-зодчих», ни к средневековым строительным чертежам, поскольку слишком однотипны и просты. Вавилоны находят, по преимуществу, в южнорусских землях – на глиняных сосудах, кирпичах и могильных камнях (рядом с именем погребён-вписанных друг в друга прямоугольника (иногда квадрата), соединённых в виде креста линиями, доходящими до пустой сердцевины. Эти знаки, предположительно, указывали на трёхсоставную природу человека: «пустота» знаменовала вознесение души, отделившейся от тела и от «плотского» ума. Возможно, вавилон, соотносимый с архаическим «знаком земли» и с гробом, некогда называли колодой – так впоследствии именовали «сорокоуст, поминальные свечи для сорока обеден, сложенные пирамидкою».

Девятичастными в глазах средневековых зодчих выглядели планы крестовокупольных церквей XII–XIV веков и шатровых соборов XVI–XVII столетий, в которых восемь приделов объединялись вокруг среднего объёма. Яркими примерами поминальных сооружений такого рода являются храм Василия Блаженного в Москве (1560), деревянные церкви св. Пророка Илии в селе Чухчерьма (1657), св. Владимира в селе Подпорожье Архангельской губернии (1743) и др.

Наручи. Серебро, гравировка, ковка, чернь. Киевская область. XII–XIII вв.

Рясны. Золото, перегородчатая эмаль. Киев. ХИ в.

От идеограммы кресения в виде «перунова цвета», объединявшей знаки креса и купальского костра, исходит средневековый образ крестовидного цветка крина (от греческого κρίνον «лилия») в пламевидном контуре, напоминающем очертания женского лона, дождевой капли, древесного листа и горящего куста. В средневековой поэзии, в народном и церковном искусстве крин воспринимался как райский цветок и символ весеннего расцвета природы. На серебряных наручах XII века из-под Киева этот знак заключён в костровидную вытянутую кверху ограду, а его ростки выполнены наподобие листьев папоротника, по народным поверьям, расцветающего в купальскую ночь. В знаменитых ряснах XII века из того же клада чередуются мотивы креса в окружении стилизованных кринов, а также «процветшего креста» с четырьмя кринами, ещё одного крина в круге и «птицы жизни» – кукушки-благовестницы.

Золотые колты того же времени, украшенные перегородчатой эмалью, изображают двух райских птиц со знаком крина на крыльях, между ними помещены: слева – знак «перунов цвет», справа – тот же, но сдвоенный знак увенчан цветущим крином внутри округлого огненнокрасного поля, помимо этого костровидные обереги помещены на птичьих хвостах. В подвесках начала XIII века из Старой Рязани соединяются изображения креса, купальского пламени и воскресающих предков. На подвесках к ожерелью XII–XIII веков, найденных там же, «животворящий» крест объят пламенем священного костра, его языки выполнены в виде цветущих стеблей. На одной подвеске крест объединён с двумя кресами и двумя взлетающими птицами, на другой окружён ликами четырёх «воскресающих предков», очертания средней перекладины соответствуют начальной букве глаголицы  «аз», а нижняя выполнена в виде двух кринов.

Колты. Золото, перегородчатая эмаль. Киев. XI–XII вв.

Подвеска-оберег к ожерелью. Серебро, травление. Старая Рязань. Начало XIII в.

Кресты с кресом внизу и поднимающимися по сторонам пламевидными нитями цветочных ростков являют собой предхристианский образ возрождающейся жизни. Со временем значение этого символа, известного многим народам древней Европы, было забыто, и его стали именовать «крест процветший». Растительная метафора в названии креста вида противоречит сути: «процветает» он не сверху, подобно растениям, а неизменно снизу. При этом его «ростки» не являются и корнями, они высятся с обеих сторон, словно охватывая крест языками огня.

На застежках кафтана Х века из кургана Гульбище под Харьковом таинство кресения изображено четырежды – в виде крестообразно расположенных охваченных пламенем кринов. Знак «перунов цвет» часто встречался на головных уборах с подчёркнутым обережным значением: воинских шлемах и женских кокошниках. В орнаментах пламевидный контур «перунова цветка» нередко скругляли, а крин превращали в крест. Этот знак использовали в домовой резьбе, ювелирных украшениях, на стенах церквей и полях икон. В средневековый период древний образ кресения ничуть не утратил влекущей силы. Его воспроизводили «горящие» купола, пламевидные навершия храмов и жилых хором. Их называли «бочками», поскольку основанием таких покрытий в деревянных церквях с древности служила плотницкая лежачая бочка, в ней точно так же, как в стоячей бочке закрепляли купол. Использование по отдельности, в чередовании и различных сочетаниях трёх священных знаков – креса, разгорающегося пламени (расцветающего крина) и кресильного костра встречается на протяжении полутора тысячелетий во множестве произведений древнерусского, народного и церковного искусства.

Сборник. Золотное шитьё, речной жемчуг, цветное стекло. Вологодская губерния. Середина XIX в.

В католической церкви, в частности, у иезуитов, древний символ возрождения души в огне веры был перевёрнут и превращен в образ пылающего «Сердца Иисуса» – Cor ardens. Со временем, потеряв сакральную сущность, он принял вид значков на игральных картах и красных «сердечек» – наивно-сентиментальных свидетельств «пылкой любви».

Черты старой и новой веры соединяет мотив воскресения на золотой диадеме XII века, обычно называемой «Вознесение Александра Македонского». В средневековой Европе императора, взлетающего в небо, изображали сидящим на троне или на колеснице. На Руси этот неведомый образ ощутимо изменился. Русский перевод соответствующего сказания из «Александрии» появился лишь в середине XV века, во второй редакции «Летописца Еллинского и Римского», и потому византийская легенда была переосмыслена в «огненное восхождение» Парены – порождения Перуна. Его древнее имя к XII веку могло быть забыто, но осталось главное: костровидная форма украшения, крес и языки пламени в виде двух взлетающих грифонов под фигурой отрока, защитные кресты на его одежде, молоты-громовержцы в обеих руках, усеянные «купальскими» знаками, и корона, напоминающая три процветших крина.

Навершия полуколонок южного входа Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Первая треть XIII в.

Фрагмент росписи свода южной башни собора св. Софии. Киев. XI в.

Барельеф южного фасада. Дмитриевский собор. Владимир. 1191 год

На барельефе южного фасада Дмитриевского собора во Владимире (XII в.) «Вознесение Александра Македонского» также передаёт, скорее, древнерусские верования в «огненное кресение» перунова сына. Его лицо божественно-бесстрастно, тело возносится в кресильном пламени костра, языки которого намечены взлетающими грифонами и их сплетшимися хвостами. Вместо трона изображён пылающий алатырь-камень древнего святилища. Живот и предплечья Парены словно изъедены огнём, ковчежец (символ святости и нетленности) венчает голову, к которой устремляются небесные птицы-вестницы, однако в руках вместо чудотворных жезлов он держит насаженных на колья кроликов. Эта явно лишняя деталь, снижающая священность образа, свидетельствует о вероятном участии в работе иноземного мастера.