В Древней Руси течение дня подчинялось круговращению солнца. По четырем крайним точкам суточного круга определяли страны света: восход (восток) и полдень (юг), солносяд (запад) и полночь (север). Суточный и годовой круги солнца словно отражались друг в друге: день и ночь соответствовали лету и зиме, утро и вечер – весне и осени. Кроме того, утро и вечер соотносились с равноденствиями, а полночь и полдень с солнцеворотами. Слово сутки означало «соткнувшиеся», слившиеся вместе день и ночь. Временем завершения суток и начала новых, по всей видимости, считали час, когда солнце входило в полную силу. Изначально именно к полуденному времени относили слово день, восходящее к индоевропейским *dei– «светить» и *diṷo (*dieu) «день». В разгар дня было легче всего по тени от святилищного столба определить солнечный притин – предел в суточном и годовом движении светила. Значительно сложнее на скрытом лесами горизонте было заметить миг восхода и захода солнца.

После перехода к оседлому земледелию, половиной сельского дня, длившегося от зари до зари, стали считать полдень. Так же называли часть небосвода, на которой в это время находилось солнце, и потому страны юга именовали полуденными. Другим названием полдня являлось ободе́нь (оводень, обыде́нь) «целый день», от которого происходят слова обод и обед, прилагательное обы́денный «каждодневный», «созданный за один день» (обыденный храм, обыденный переход). Древнее, полуденное начало суток объясняет происхождение слов вечо́р «вечер», от которого произошло вчера – «бывшее накануне», да́веча «до вечера, накануне», заутро означавшее «ожидаемое после утра». Слово завтра стало означать «следующий день» лишь впоследствии, когда начало суток перенесли на время рассвета.

Древнерусское ночь родственно латинскому nox «ночь, мрак» и созвучно с испанским noche «ночь». Ночное время определяли по положению Млечного пути и Большой Медведицы, а в крестьянском обиходе «по петухам», «курокликам», «куроглашениям»: «первые петухи» – полночь, «вторые» – перед зарёй, «третьи» – на заре. Счёт «по курокликам» не предполагал точности, поскольку у русов и их предков, в отличие от древних греков и римлян, не существовало ночных обрядов, единственное исключение составляли начинавшиеся около полуночи таинства Коляды. Полночь на Руси, как и в средневековой Европе, считалась самым опасным временем суток. «Полунощником» в народе называли домового, поговорки гласили: «в полночь по земле бес прошёл», «о полуночи мертвецы ходят». В северных землях место библейского «беса полуденного» (Пс. 90:6), который являлся с палящим солнцем и южным ветром, занимал дух «полунощный», приносящий мрак и холод северных, полунощных стран. Суеверный страх перед полу́денницей «полдневным привидением» возник на Руси лишь после принятия христианства.

В Средневековье древнерусская основа членения суток осталась почти неизменной. Даже круг богослужений, начинаемый по ветхозаветному обычаю с захода солнца, состоял из вечерни, повечерия, полунощницы, утрени (или ранницы – от рань, ра́нок «заря») и обедни, которая иногда заменялась обедницей или малой обедней, называемой полу́денницей. Вероятно, в дохристианские времена это слово относили к полуденной молитве световидному божеству в час его наивысшего могущества. Сутки делили на часы (от слова «часть»). В Средневековой Руси вслед за Византией предпочитали в церковном обиходе, считать суточное время «трёхчасиями». Такой порядок соответствовал древнерусскому восьмичастному делению суточного круга: утро, заутро, полдень, вечер, павечер и три ночных «куроглашения». Он был лучше приспособлен к повседневной жизни, нежели западноевропейский обычай деления дня и ночи на двенадцать равных часов «частей». До знакомства Руси с часомерием «механическими часами» в конце XIV века малые часцы, на которые делился церковный час, не являлись постоянными. По мнению Кирика Новгородца, такой час состоял из «пяти часцов», которые, в свою очередь, делились ещё на пять частей и так далее – до «седьмых дробных часиков, которых в одном дне 937500, столько же и в ночи». Разумеется, счёт времени по дробным мигам являлся лишь плодом изощрённого средневекового умозрения.