Глава сорок первая

– Вы не больны, приятель? – спросил водитель такси, посмотрев в зеркало заднего вида.

Его пассажир сидел вполоборота, глядя в заднее окно и пытаясь перевести дыхание.

– Все в порядке, – ответил Гамаш со всхлипом и повернулся к водителю. – Как можно быстрее.

Часы показывали 7:19. Они грозились убить Даниеля в 7:30. Гамаш почти не сомневался, что их слова не были пустой угрозой.

Они, конечно, убьют их обоих, когда получат то, что им надо.

Он прижал к себе папку и усилием воли стал замедлять дыхание.

Гипервентиляция и обморок редко улучшают ситуацию.

Глубокий вдох. Задержка. Медленный, долгий выдох.

Она ехали по узкой улочке, забитой машинами в утренний час пик. Им нужно было перебраться на другой берег Сены через остров Сите – из Третьего округа в Седьмой. Из Маре в самый дальний угол Сен-Жермен-де-Пре.

По навигатору водителя Арман видел, что от места их отделяют двенадцать минут. С такой скоростью он опоздает.

– Я отдам вам все деньги, какие у меня есть, если вы доставите меня туда до семи тридцати.

– Час пик, – проворчал водитель, потом посмотрел на руку, просунувшуюся между сиденьями и сжимающую пачку евро.

Он нажал на гудок и прибавил скорость.

Арман откинулся на спинку сиденья и стал рыться в кармане в поисках своего айфона, чтобы позвонить Рейн-Мари, потом вспомнил, где сейчас его телефон.

– Можно воспользоваться вашим телефоном?

– Что? Нет. Мне он нужен как навигатор. Вы хотите туда добраться или нет?

Гамаш швырнул в таксиста сотню евро:

– У вас есть второй. Дайте его мне.

Он был готов достать пистолет, когда водитель передал ему свой телефон.

– Ладно, приятель. Успокойтесь.

Гамаш позвонил, но ответа не последовало. Рейн-Мари была то ли слишком занята, то ли не хотела отвечать на звонок с неизвестного телефона.

Он позвонил Жану Ги. С тем же результатом.

Потом он еще раз позвонил Рейн-Мари. На этот раз она ответила:

– Oui?

– Это я.

– Арман, где ты?

– Как Анни?

– Они с Жаном Ги в хирургии. Ей решили делать кесарево.

– Она в порядке?

– Думаю, да.

– Внучка?

– Не знаю. – Рейн-Мари немного помолчала, стараясь держать себя в руках. Наконец она повторила: – Где ты?

Арман посмотрел направо и увидел больницу Отель-Дьё. Сердце его билось в грудной клетке. Прижималось к ней. Тянулось к больнице. Несколько мгновений ему казалось, что оно может вырваться наружу.

– Я в такси, еду к Даниелю. Будем с вами, как только сможем.

– У тебя все хорошо, Арман? А у Даниеля? Арман, что происходит? С какого телефона ты звонишь?

– У моего сел аккумулятор. Я попросил телефон у водителя. Я тебя люблю. Мне пора.

– Я тебя люблю, – сказала она, и телефон замолк в его руке.

Арман отдал телефон водителю, а тот отдал ему деньги:

– У меня тоже есть дочь.

Он свернул в переулок, сокращая дорогу на три минуты.

Арман смотрел прямо перед собой, пытаясь увидеть, что будет дальше. Пытаясь увидеть точную последовательность событий, которые должны произойти. Верна ли его догадка?

Если нет, то никакое планирование не поможет.

Они подъехали к дому Стивена, когда у него оставалось чуть больше минуты.

Перепрыгивая через две ступеньки, Гамаш поднялся к квартире Стивена и принялся колотить в дверь.

Ему открыл один из охранников «Секюр Форт». Арман посмотрел ему за спину и увидел Даниеля посреди гостиной. Жирар держал пистолет у его виска.

Даниель стоял, крепко зажмурившись, и дрожал всем телом.

– Нет! – выкрикнул Арман.

Даниель открыл безумные глаза:

– Папа?

– Остались секунды, – заметил Жирар, опуская пистолет.

– Ты вернулся, – сказал Даниель, и у него подогнулись ноги.

Арман бросился вперед и подхватил сына, замедлив его падение на пол, и теперь они оба стояли на коленях.

– Вероятно, это было ошибкой, Арман.

Голос Клода Дюссо, ленивый и мягкий, донесся до него через комнату. Дюссо сидел на диване, положив ногу на ногу. Его рука покоилась на пистолете, лежащем рядом с ним. Он чувствовал себя здесь как дома. Ему явно было совершенно все равно, если бы Даниеля сейчас убили.

Он медленно поднялся, подошел к Гамашу и поднял папку, выпавшую из-под руки Армана:

– Посмотрим, что ты нашел.

– Как ты? – спросил Арман у сына.

Он не стал спрашивать, истязали ли его. Наверняка истязали. Мало кто знал лучше Гамаша, что хуже всего те раны, которые не всегда видны. Раны не физического свойства.

Руки Даниеля дрожали, дыхание было частое, поверхностное. Его налитые кровью глаза были прикованы к отцу.

– Ты вернулся, – прошептал Даниель.

Арман прижал Даниеля к себе. Крепко прижал. И прошептал:

– Я всегда буду возвращаться.

Потом он немного отстранился и, глядя в глаза Даниелю, сказал:

– Мы можем сделать это.

И Даниель понял, что означают его слова.

Они означали падение с ледяной горки. Пустоту за перилами балкона. Стремительное падение с обрыва.

Но им не придется встречать это в одиночестве. И эта мысль давала спокойствие, даже утешение.

Арман помог Даниелю подняться на ноги и перевел взгляд на Клода Дюссо. Его нервные окончания покалывало, когда он смотрел, как Дюссо возвращается на диван и открывает папку.

В этот момент в дверях появился Ксавье Луазель. Ни минуты не колеблясь, он широкими шагами прошел по комнате, поднял винтовку и ударил Гамаша прикладом по голове, отчего тот рухнул на пол.

– Папа! – прокричал Даниель, но Луазель навел на него винтовку:

– Ну-ну, малыш. Не балуй. – Он повернулся к Гамашу. – Это за то, что выставили меня неумехой перед моей командой.

– Ладно уж, – сказал Жирар, протягивая руку, чтобы удержать Луазеля от дальнейших действий.

Дюссо с явным интересом наблюдал за происходящим с дивана.

– Что случилось? – спросил он.

Луазель описал бегство Гамаша из Национального архива, в ответ раздался смех префекта.

– Признай, Луазель, он тебя умыл.

Гамаш поднялся на одно колено и попытался встать на ноги, держась за голову. Его волосы окрасились кровью.

– Это было нетрудно, – прохрипел он.

– Ах ты, сука! – Луазель рванулся к Гамашу.

– Хватит, – остановил его Дюссо, как дедушка, успокаивающий ребенка, который съел слишком много конфет. – Сейчас есть дела поважнее.

Он вернулся к чтению. Арман внимательно посмотрел на Дюссо. Он опустил руку в карман и нащупал пистолет.

Но время еще не пришло. Почти пришло. Почти. Но не совсем.

Вместо оружия он достал из кармана носовой платок и прижал его к голове.

– Ты нашел эту Арбур? – спросил Жирар.

– Она пряталась в музее, – ответил Луазель, взяв себя в руки. – Я о ней позаботился.

– А остальные?

– В подвале.

– Сколько их?

– Три тела. Пока что. Командир руководит мокрой работой.

Три, подумал Гамаш. Арбур. И двое других. Кто смог уйти? Ленуар? Де ла Гранжер? Пино?

– Они были безоружны, – сказал Гамаш, гневно глядя на Луазеля. – Прятались. Не представляли для вас никакой угрозы. Это что, просто игра для вас? Прятки, да? Так когда-то играл здесь, в этой самой квартире, мой сын Даниель. Ты помнишь, Даниель?

Даниель, пребывавший в сумеречном состоянии, кивнул. Он не понимал, почему отец так пристально смотрит на него.

– Когда у вас будут дети, молодой человек, – проговорил Гамаш необычно мягким голосом, глядя на Луазеля, – и когда они будут играть с вами в прятки, вспомните этот день. Вспомните, что вы сделали.

– А, так вы вернулись? – раздался голос Клода Дюссо. – Это хорошо.

Все посмотрели в сторону двери.

Вошел Ален Пино. Немного помятый, но вовсе не такой мертвый, каким он мог бы быть.

Видя, как изменилось лицо отца, Даниель спросил:

– Папа, что происходит? Кто это?

– Валяй, – сказал Дюссо. – Скажи ему.

Гамаш уставился на Пино, прожигая его взглядом:

– Это тот самый кусок дерьма, который предал Стивена.

– Знаешь, а ведь это первое крепкое слово, которое я от тебя услышал, Арман, – заметил Дюссо. Потом обратился к Пино: – Вам остается только надеяться, что он никогда не сможет добраться до вас. Потому что тогда вы вряд ли выживете.

– Алену Пино принадлежит агентство Франс Пресс, Даниель, – сказал Арман. – Он состоит в совете директоров ГХС Инжиниринг. Он стоит за всем этим.

– Ну, я получал некоторую помощь, – сказал Пино. – В том числе и от Стивена.

– Он пришел к вам со своими подозрениями, – сказал Гамаш.

– Пришел.

– Он вам доверял, – продолжил Арман. – А вы его предали. Приказали убить его и Плесснера.

– Нет. Я передал право принимать эти решения моей охранной компании. – Он кивнул на Жирара. – Я тут ни при чем.

– Это к нему обратился Стивен? – спросил Даниель. – С предложением выкупить его место в совете директоров.

– Да, – подтвердил Арман.

– Насколько я понимаю, доказательство все же было в этой папке. – Пино кивнул на бумаги в руках Дюссо.

Дюссо поднял папку:

– Все здесь. Служебные записки, пометки на полях чертежей. Сообщения отдельных расследователей, разумеется не получившие хода. Убийственные, если не сказать больше.

– И вы принесли их сюда, зная, что мы с ними сделаем, – сказал Пино. – Вряд ли ваш крестный одобрил бы подобный поступок. Он был готов умереть, защищая эти сведения, а вы просто сдали их. Может, я и предал его, но и вы тоже. Хорошо, что вы не участвовали в Сопротивлении, Арман. Вы бы всех сдали.

– А почему вы так уверены, что не закончите жизнь на какой-нибудь парижской мусорной свалке? – спросил его Гамаш. – Как одна из разновидностей токсичных отходов.

– А потому, что я распоряжаюсь теми сотнями миллионов, которые Стивен заплатил мне за место в совете директоров. – Заметив реакцию Армана, он улыбнулся. – Да. Он фактически передал мне эти деньги, решив, когда мы встретились тем утром, что я сдам ему место в совете директоров. Как и вы, он понятия не имел о том, что происходит на самом деле.

– Вы в этом уверены? – спросил Гамаш.

– Ну, он умирает, а вы с вашим сыном стоите тут под прицелом. Вряд ли это входило в ваши планы.

– Верно. Но вряд ли это входило и в ваши планы. Я подозревал вас, но надеялся, что мои подозрения ошибочны.

– Чушь собачья! – взорвался Пино. – Вы меня ни минуты не подозревали.

– Ошибаетесь. Почему бы еще я стал просить мадам Ленуар запереть вас в подвале?

– А вот это уже интересно, – сказал Жирар, у которого явно не было времени на Алена Пино. – И что его выдало?

– Нападение на Стивена вечером в пятницу, – сказал Гамаш, глядя на Пино. – Кто-то должен был знать, где будет находиться Стивен. Он проявлял большую осторожность. Он знал, что за ним следят, поэтому и не остановился здесь, в своей квартире. Но кто-то узнал, что он будет в «Жювениль». Вы. Именно с вами он встречался за рюмкой в тот день. В его ежедневнике записано: АФП. Сокращение для агентства Франс Пресс, но это еще и ваши инициалы. Какое-то время это сокращение сбивало нас с толку. Мы думали, что АФП – это Александр Френсис Плесснер. А эти заметки с датами, которые он сделал? Это ведь те самые даты, по которым он просил вас поискать документы в вашем архиве.

– Верно, – сказал Пино.

– Но вы, конечно, сказали ему, что ничего не нашли. И в этом была ваша ошибка. Стивен знал, что в ваших архивах что-то есть. И тогда он начал подозревать вас.

– Невозможно, – возразил Пино. – Я бы узнал. Когда мы с ним встречались в пятницу днем, он был такой же, как всегда. Я попросил его принести с собой доказательства, чтобы я убедился своими глазами, прежде чем принимать окончательное решение.

– И он их принес?

– Нет. Сказал, что оставил их здесь, в своей квартире.

Гамаш смерил его презрительным взглядом:

– Провал в памяти у старика? Вы и в самом деле глупы. – Гамаш повернулся к Жирару. – Это тогда у вашего плана стали отваливаться колеса? Ведь планировалось, что наезд на Стивена произойдет, когда он будет возвращаться домой после встречи с Пино. Но поскольку он не принес доказательств, вам пришлось менять планы. – Он снова повернулся к Пино. – Стивен сообщил вам о своих планах на ужин? Очень сомневаюсь. Так как же вы узнали? Из его ежедневника?

– Я заглянул в него, – сказал Пино.

– И что вы тогда сделали, Жирар? – Голос Армана звучал спокойно, но его мозг быстро работал. Пытался держать их в напряжении, пытался оставаться на шаг впереди. – Постойте, не говорите мне. Вы пришли в его квартиру, думая, что Стивен будет здесь, чтобы переодеться к ужину. Вы могли выбить из него улики, а потом убить. Но план опять не удался. Вместо Стивена вы наткнулись на Плесснера. Но… – Его мысли замерли и изменили направление. – Нет, тут я ошибся, да?

Он повернулся к Даниелю:

– Жирар не мог прийти в квартиру, потому что находился в «Георге Пятом» и пил чай с тобой, – он посмотрел на Дюссо, – и с главой ГХС Инжиниринг.

Глаза Жирара сощурились, губы сжались. Но Дюссо слушал почти с удовольствием:

– Я же говорил, что было бы ошибкой недооценивать его.

– Мадам Рокбрюн хотела знать, почему у вас все пошло наперекосяк? – спросил Гамаш.

– Нет, не совсем так. Ее не интересовали подробности, она лишь хотела быть уверенной, что проблема будет решена.

– Однако проблема не решилась. На самом деле ситуация только ухудшилась, – сказал Гамаш. – Доказательств вы не нашли, один из ваших оперативников застрелил Плесснера, и выдать это за несчастный случай стало невозможно. Потом вы нахалтурили с нападением на Стивена. Наверное, ты пережил несколько неприятных часов, пока сидел со мной в больнице. Ты поэтому торчал там столько времени? Чтобы выведать, насколько я осведомлен?

– И чтобы убедиться, что Горовиц не придет в себя, oui, – сказал Дюссо. – Ну и тебя утешить, конечно.

– Merci.

– Я пришел сюда на следующее утро, чтобы увидеть все своими глазами, – сказал Дюссо. – И тут появился ты с Рейн-Мари.

– Значит, все-таки это был ты. Мы сомневались, ты или Жирар.

– Если бы это был я, ты бы уже лежал в гробу, – заметил Жирар. – Это одна из немногих ошибок, которые допустил префект.

– Он прав, – сказал Дюссо. – Мне, вероятно, следовало прикончить тебя тогда же. Правда, в таком случае у нас не было бы этого. – Он похлопал по папке, лежащей рядом с ним на диване.

– Я прочитал эти бумаги, – сказал Гамаш с волнением в голосе. – Тысячи погибших в так называемых несчастных случаях, и это продолжалось годы и годы. Ты – глава префектуры. Ты должен был остановить это, но бездействовал. Что же с тобой случилось? Как ты дошел до этого?

Он вгляделся в лицо старого друга, пытаясь найти ответ на этот главный вопрос. На мгновение его острый взгляд скользнул в сторону папки и вернулся обратно.

– Я? – Дюссо удивленно посмотрел на него. – При чем тут я? Я был всего лишь вторым лицом в префектуре, когда это началось. Я не имел к этому никакого отношения. Тогда.

– Продолжай.

– Как оказалось, когда месье Плесснер и месье Горовиц накопили достаточно свидетельств, чтобы возникли вопросы, но недостаточно, чтобы испытывать уверенность, они обратились к моему предшественнику в префектуре, Клеману Прево. Они надеялись, что он сможет начать расследование. Ты с ним встречался.

– Да. Он был не только твоим предшественником, но и наставником, – заметил Гамаш.

– Верно. Он не сомневался, что Горовиц и Плесснер действуют из самых лучших побуждений, но ему требовались доказательства. Он начал задавать вопросы. Потихоньку. Неудобные вопросы. А потом, два года назад, произошел несчастный случай. Беднягу сбила машина, когда он переходил улицу, выйдя среди бела дня из бара. И – вуаля – я сделался префектом.

– Ты уже тогда работал на них? – спросил Гамаш.

– Нет. Тогда я ничего этого не знал.

– Так что же произошло? Что изменилось?

– Я присутствовал на похоронах месье Прево. Это были государственные похороны. Впечатляющие. Ты ведь тоже присутствовал, кажется.

– Да, – сказал Гамаш.

– Но на семейном приеме тебя не было?

– Нет. Прием предназначался только для самых близких друзей и коллег. А я не был ни тем ни другим.

– А я был там, – сказал Дюссо. – Маленькая квартирка на две спальни в доме без лифта в Восемнадцатом округе. Уютная, опрятная. Аккуратная, как и ее хозяин. И я увидел свое будущее. Вспомнил все наши жертвы, Арман. Мои. Моей жены. Моих детей. Все то, что мы отдали людям, которые этого и не заметили, которым было все равно. И за все это – квартира на две спальни в доме без лифта.

– Клеман Прево был порядочным человеком, – сказал Арман.

Эта простая констатация заставила Дюссо замолчать на секунду.

– Он был мертвым человеком.

– Его убили, – сказал Гамаш. – И когда ты начал работать на них?

– Жирар ушел из полиции в «Секюр Форт», стал заместителем начальника службы. Мы с ним встречались за рюмкой, и он взахлеб рассказывал о своей работе. Мне это показалось интересным. Даже завораживающим. Международные связи, бизнесы, клиенты. И конечно, деньги.

– Значит, вы его рекрутировали? – спросил Гамаш у Жирара.

– Мне не пришлось этого делать, он сам меня попросил.

Гамаш вернулся к Дюссо:

– И когда ты понял?..

– Что часть работы состоит в крышевании криминальной деятельности? – Дюссо задумался. – Довольно быстро. По сути, я подрабатывал по совместительству, как и многие другие полицейские. Днем отбывали свою смену, а по ночам действовали где-нибудь как охранники. И мой вариант ничем не отличался от других. Я работал начальником Парижской префектуры, а подрабатывал в крупнейшей частной охранной фирме Европы. В качестве консультанта.

– В качестве ее главы, – сказал Гамаш.

– В моем контракте этого не говорится.

– Но реальность часто отличается от того, что прописано в контракте, и вам это хорошо известно, – сказал Гамаш, посмотрев на Алена Пино. Потом снова обратился к Дюссо: – И ты делал то, что они просили?

– Нам пора, patron, – сказал Жирар, постучав себя по запястью.

Дюссо раздраженно посмотрел на него, но в остальном проигнорировал его слова.

– Поначалу просьбы были мизерные. Улаживание проблем со штрафами за нарушение правил движения. Снятие обвинения с избалованного дитяти богатого клиента. Постепенно просьбы стали становиться более значительными. И тогда я кое-что понял.

– Что?

– Что мне все равно. Что деньги, комфорт, безопасность перевешивают все остальное.

– Они убили Клемана Прево. Твоего наставника. Главу префектуры. Они убили его. Что может перевесить это? – спросил Гамаш.

– Дело было сделано, – ответил Дюссо. – Я реалист. Воскресить его было нельзя.

– Ты работал на людей, убивших человека, которым ты восхищался. – Ярость, которую Гамаш до сих пор сдерживал, прорвалась наружу. – К тому времени ты, вероятно, уже знал, что они виновны и в других преступлениях, других убийствах. Как ты это оправдываешь? Неужели мир сошел с ума?

Дюссо поднялся и кивнул охранникам, которые подняли оружие.

Арман встал перед Даниелем:

– Я одного не понимаю. Какую роль во всем этом играла Северин Арбур? Она работает на тебя. Или работала. Зачем ее убивать?

Дюссо сделал движение рукой, и Луазель и другие охранники чуть опустили оружие.

– Ты такой умный, – заговорил Жирар. – Кем она, по-твоему, была?

Гамаш мысленно сложил воедино отдельные части:

– Ее работа состояла в том, чтобы скрывать все сведения об использовании неодима и о происшествиях. Обеспечивать хранение тайны, чтобы никто не смог ее раскрыть.

Жирар улыбнулся.

«Чего-то я не понял, – подумал Гамаш. – Что-то не сходится».

Он остановился. Размышляя. Наблюдая. Взвешивая.

Затем на его лице появилось удивленное выражение.

– Кароль Госсет.

Судя по улыбке Дюссо, он попал в точку. Гамаш кивком показал на папку:

– Эти электронные письма и заметки – от нее. И ей. Она в этом не участвовала. Наоборот, она подозревала что-то. Вот почему она согласилась принять Бовуара, когда Стивен попросил об этом. Вот почему она приняла на работу Арбур, выдающегося инженера, и посадила ее в отдел, занимающийся надзором. Она знала, если что-то есть, Северин Арбур обязательно найдет. Мадам Арбур ничего не прикрывала, – сказал Гамаш. – Она считала, что работает на полицию, которая пытается раскрыть преступление.

Дюссо кивнул:

– Я обратился к ней, предупредил насчет Бовуара и попросил о помощи. Она без колебаний согласилась. Ведь я же в конечном счете префект.

– Вы подставляли Кароль Госсет, – сказал Гамаш. – Если бы что-то не сложилось, вся вина легла бы на нее.

– Кто-то ведь должен быть виноват, хотя ей это вряд ли понравилось бы, – сказал Жирар. – Могла бы и с собой покончить.

– Сегодня в архиве, когда я заговорил с Арбур напрямик, она начала прозревать правду.

– Она позвонила нам, – кивнул Жирар. – Тогда мы и решили не ждать, пока вы найдете документы, и приступили к активным действиям.

– Уже почти восемь, – сказал Дюссо.

Сунув папку под мышку, он кивнул охранникам, и те подняли оружие.

– Папа? – пробормотал Даниель.

– Постойте, – сказал Гамаш. – Вы кое-чего не понимаете, потому что не знаете об этом. У Стивена и Плесснера была еще одна улика, неопровержимая. Часть оборудования, изготовленная из неодима. Та самая вещь, которая и вызвала все проблемы.

– Он лжет, – заявил Дюссо.

– У меня есть доказательство, – сказал Гамаш, безуспешно пытаясь скрыть свое отчаяние. – Они держали его у себя. Иначе что могло так сильно намагнитить эти монетки?

– Какие монетки? – спросил Жирар. – О чем он говорит?

– Ни о чем, – сказал Дюссо. – Так, треплет языком. Пытается выиграть время. Убейте его. Сейчас же.

– Если ты это сделаешь, – сказал Гамаш, выставив перед собой руку, – ты его никогда не найдешь.

– Нечего тут искать, – возразил Дюссо.

– Тогда зачем ты выбросил монетки в фонтан на площади Согласия? Ты хотел вернуться и забрать их позднее. Держать их у себя для шантажа.

– Какие монетки? – повторил Жирар.

– Те, что лежат у меня в кармане.

Гамаш потянулся рукой в карман, но Жирар остановил его и дал знак одному из охранников.

Ничего другого Гамашу и не требовалось. Как только вооруженный охранник опустил оружие и протянул к нему руку, Гамаш схватил его за запястье. Вытащив из кармана пистолет, он быстро произвел два выстрела.

Кровь окрасила одежду на груди Клода Дюссо, его отбросило назад, и он рухнул на пол.

– Беги! – крикнул Арман Даниелю.

Он услышал, как хлопнула дверь, и в этот же миг автоматная очередь сразила охранника, которого Гамаш использовал как щит. Они оба упали. Мертвое тело охранника придавило его к полу.

Падая, Гамаш выронил из руки пистолет.

Даниель захлопнул дверь. Но остался в квартире.

Он знал, что от охранников ему не убежать. И от их пуль тоже. И отца он оставить не мог. Его единственная надежда – спрятаться.

Прятки. Детьми они играли здесь в прятки с Анни.

О чем его отец только что напомнил ему.

Об игре, которой их научила бабушка Зора.

Она снова и снова заставляла детей искать хорошие места, где можно спрятаться. Не под кроватью. Не в чулане. Не за занавеской. Слишком очевидно.

Это была игра, но Зора неизменно вносила в нее какое-то напряжение. И такое же напряжение услышал он сейчас в голосе отца. Когда отец напоминал об их игре.

В один прекрасный день они с Анни спрятались особенно успешно. Их родители и Стивен, не зная, что это игра, занялись их поисками. Сначала волнуясь, потом нервничая на всю катушку, потом в состоянии ужаса. Дети исчезли. Пропали.

А когда они со смехом появились, отец и мать, бледные как полотно, сказали, что дети испугали их до смерти.

Даниель вспомнил, что это за место. Фальшивый шкаф в гардеробной в спальне Стивена. Внешне он выглядел как комод с ящиками, но на самом деле у него была дверь как у шкафа, и за ней открывалось довольно большое пустое пространство. Достаточное для двух детей.

И теперь Даниель, очень взрослый человек, распахнул дверь, втиснулся внутрь и захлопнул ее за собой. Ему едва хватило места.

Ни одного свободного сантиметра и очень мало воздуха. Но все-таки он был внутри.

Сквозь трещину в двери он видел то, что происходило в гостиной.

Ален Пино прятался за креслом.

На полу лежало тело Клода Дюссо.

А отец Даниеля пытался выбраться из-под тела убитого охранника.

Жирар сунул свой пистолет в кобуру и поднял оружие с пола.

– Вставай.

Дыхание Даниеля стало резким и прерывистым, когда он увидел, как его отец поднимается на ноги.

– Ушел, – доложил Луазель, вернувшись в комнату.

– Не мог он уйти! – рявкнул Жирар. – Он наверняка где-то здесь.

Но когда Луазель собрался идти на поиски, позвав с собой другого охранника, Жирар сказал:

– Нет, погоди. У меня есть идея получше.

Он отошел и прицелился в Гамаша.

Арман с вызовом вскинул голову, глядя ему в глаза.

Но Жирар не стал стрелять. Он прокричал:

– Даниель Гамаш! Выходи немедленно, или мы застрелим твоего отца!

– Нет, Даниель!

– Давай, Даниель, – приказал Жирар. – Или он умрет прямо сейчас.

Даниель в ужасе смотрел на них.

Если он выйдет, Жирар убьет их обоих. Если не выйдет, то умрет его отец. На его глазах. А потом они найдут его. И все равно убьют.

Он закрыл глаза и шагнул через край.

– Ладно, ладно, – сказал он и выбрался из своего укрытия.

– Ах, Даниель, – прошептал его отец.

– Это была ошибка, молодой человек, – сказал Жирар.

Он кивнул охраннику, и тот навел винтовку на Даниеля.

– Нет! – закричал Арман и прыгнул на охранника, который только-только нажал на спусковой крючок.

Ему удалось отвести ствол в сторону, и пули ушли в пол.

В этот момент начал стрелять Жирар. В упор. Три выстрела. Бах. Бах. Бах.

– Отец! – крикнул Даниель.

Сердце у него бешено билось, мозг готов был взорваться, и, когда его отец рухнул, он упал на колени.

Жирар выпустил в Гамаша еще две пули. Чтобы наверняка.

– Нет, нет, – прошептал Даниель, ползя по ковру. – Папа?

– Вот хрен, – выругался Ален Пино, выйдя из-за кресла и уставившись на тела.

Жирар нагнулся над Гамашем и пошарил у него в карманах. Когда он выпрямился, в его руке что-то было.

– Ха, так вот они, монетки. Он был прав. Они намагничены. Где-то они соприкоснулись с неодимом.

– Значит, где-то существует неопровержимая улика, – сказал Пино. – А вы только что убили единственного человека, который знает где.

– Вот именно. Значит, теперь ее никто не найдет. – Жирар посмотрел на часы. – С минуты на минуту начнется собрание совета. Мы должны доставить туда вас и документы.

– А что с ним? – Пино кивнул на Даниеля, который обнимал отца и плакал.

Жирар поднял папку с пола:

– Луазель, ты знаешь, что делать.

Даниель услышал, как закрылась дверь и раздался знакомый теперь звук взводимого оружия.

Он обнял отца, нежно баюкая его и шепча:

– Я с тобой. Все хорошо. Я с тобой.

Запах сандалового дерева и розовой воды облаком окутал Даниеля, и он перенесся в прошлое.

Он лежит в кровати, уютно устроившись в объятиях отца. Они вместе читают про Бабара.

«Еще немного, еще немного, пожалуйста, папочка. Я не хочу спать. Пока не хочу. Не уходи от меня».

«Я от тебя никогда не уйду».

Даниель чувствует, как его целуют в лоб, и слышит низкий, мягкий голос: «Спи крепко. Я тебя люблю».

Поцеловав отца в лоб, Даниель прошептал:

– И я тебя люблю.

Спускаясь по лестнице, Жирар и Пино услышали выстрелы.

– Вот она.

Медсестра передала Жану Ги розового плачущего ребенка, завернутого в одеяло. Он прижал девочку к груди, принялся убаюкивать ее, и по его щекам покатились слезы. Он поцеловал дочку в лобик и сказал:

– Я тебя люблю.